Предсмертная записка.

(в ночь с пятницы на четверг)

– …А мне необходимо быть голой? – уточнила Марго.
– Да! – сказал я. – Обязательное условие. Только сапожки. И шуба, она у тебя до пят, так что… Раздевайся, в общем. Там сегодня оттепель, минус десять всего…
– Ладно…
– Спор есть спор, а желание есть…
– …желание! Я поняла!

Мы хорошо подготовились. И взяли с собой все то, что было необходимо для выполнения моего желания, включая томик стихов Николая Гумилева и красный пожарный топор. Вынув из пожарного щита, я осторожно обернул топор огромным пластиковым пакетом с пророческой надписью Warning! Пакет мне одолжила наша коридорная Любовь. Любовь именно так называла себя – «коридорная».
– …Да в лес, – легкомысленно сказал я ей, – за дровами для вашего камина.
Коридорная Любовь кивнула, она привыкла к странностям «творческих фестивальных пижонов» из Москвы.

И мы с Марго выступили из нашего «уютного семейного пансиона» прямо в окрестности ночи.
«Любовь Коридорная, какое необычное единение имя-фамилия, – думал я, – надо будет запомнить!»
– Щекочущие щекотливые ощущения, – зашептала Марго, усиливая «ще» и «щу» – и никто не знает, что я под шубкой нагая! Голая, обнаженная, без всего. Что выберешь?
– Голую. В чем же дело? Распахни!
– Я бы с удовольствием, – Марго крепче сжала мою руку, – но все спят, идиоты!
Мы шли в лес, что был в двух шагах от гостиницы, мы шли прямо по дорожке, небрежно намеченной неоновым светом Луны.
– Космическая тишина, – опять зашептала Марго.
Лес был черный, ненастоящий в своей непроницаемости, в абсолютной своей бесшумности, забытая декорация в пустом театре. И снег из ваты…
Мы шли до тех пор, пока последний огонек гостиницы не погасили ветки деревьев. Вокруг был лес. Снег. Белесое небо. И недвижимый стылый воздух.
Луна светила рукоблудно, только для себя. Через минуту померк и этот призрачный свет, мир вокруг смягчился опытным, тертым облаком с южного побережья Атлантики.

– Если ничего не говорить, – шепотом прокричала Марго, – можно подумать, что ты оглох.
Я пожал плечами: «Не слышу тебя!» Марго закивала, беззвучно выговорив: «Я люблю тебя!»
– Главное в членах и словах – проникновенность, – сказал я, – а главное в девушке это… – я иезуитски не договорил.
– Что? – у Марго загорелись глаза. – Что самое главное в девушке?! Что-что-что?!
– Потом скажу! – я снял пальто, повесил его на ветку ели. Достал топор. Марго засмеялась, но сдержанно, осторожно, она явно опасалась быть громкой.
– Инквизитор! Странно видеть топор у тебя в руках. Белая рубашка, манжеты, перчатки, итальянские твои штаны, сапоги и… топор.
– Сейчас здесь все странно и необычно.
– Лесоруб high fashion, – продолжила Марго, улыбаясь, – очень high! Что главное в девушке, скажи!
– Девка, успокойся!
– Процитирую Питера-Пауля Рубенса! – не обидевшись, Марго подыграла мне, вульгарно распахнув шубку, – я видела у него вот такой эскиз! Красота? Скажи! Ум?
Я срубил какое-то небольшое высохшее деревце. Звуки топора в три часа утренней ночи тоже были необычны. Сухой стук без эха, камерный звук, застывший на легком морозе. Марго достала пластиковые стаканы и коньяк.
– А мне водки.
Я соорудил нечто, напоминающее костер по соседству с высохшим древним пеньком. Плеснул водки на ветки и поднес огонь зажигалки, безотказной Zippo.
– Умелец ты, – бесстыдно раздвигая губы, Марго скаредно попивала коньяк.
Я подбросил в небольшой костер ветки, что мы подобрали по дороге. Костер ожил, стал разгораться, потрескивать, от костра пошло тепло. Я отпил водки, добавил себе в стакан немного снега и глотнул еще «огонь и лед». Марго осторожно оглядывалась вокруг.
– Не оглядывайся, мы здесь одни, все ненормальные спят.
– Ощущения стараюсь запомнить…
– Ну что, начнем? – Я присел на пенек, боком к огню.
– Да… – сказала Марго, – ты хочешь, как ты и сказал?
– Конечно! Мое желание. Ты проспорила.

Вчера Марго проспорила мне желание, она так и не ответила на мой вопрос:
– Кто написал книгу Олжаса Сулейменова «АЗиЯ»?

– Да я согласна, только…
– Ты чего трясешься? Замерзла?
– Нет же! Я волнуюсь. Все это так необычно!
– Шубу давай! – Я понял, Марго не хватило интонаций желанного владельца. – Сапожки не снимать! Выполнять!
Марго мужественно сняла шубку, и накинула ее мне на плечи. В бликах костра тело Марго отливало подвижным золотом.
– У твоей изумительной фигуры прекрасная деталировка, – я не удержался, – в особенности твой бермудский треугольник.
– Первый раз увидел?
– Так, – первый. Ты – богиня Югры!
Возмущаясь худосочностью комплимента, резким, агрессивным движением амазонки Марго откинула свои черные, дикие сейчас волосы. Смягчая ее воинственное движение, я допил мягкую на вкус водку, и повернулся к огню другим боком.
– Налей еще.
– Ты умеешь касаться взглядом, – Марго зябко присела у нашей сумки и кивнула сама себе, – я поняла, зачем я сюда пришла.
– Именно за этим, – согласился я.

Она выгнулась будущей цитатой – «грациозная стройность» – наклонилась ко мне и налила водки в пластик стакана. Затем достала из сумки книгу, раскрыла ее. В другую руку Марго взяла свой стакан с коньяком, она выпрямилась, сделала хороший глоток. «Сегодня, я вижу…»
– Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд, И руки особенно тонки, колени обняв, Послушай: далёко, далёко, на озере Чад, Изысканный бродит жираф.
Марго читала тихо и это было так восхитительно, что я закрыл глаза. С закрытыми глазами холод ночи и жар костра ощущались острее, но Марго прервалась себя:
– Смотри! Ты хотел, твое желание!..
– Смотрю.
«Ему грациозная стройность и…»
– Ему грациозная стройность и нега дана…
От нашего костра шел еловый влажный горячий воздух, который в своих искательных стремлениях превращался в бродячий истлевающий дым.
Марго читала про нашу с Дарьей тайную историю. Никто не знает, но «Я знаю…»
– Я знаю веселые сказки таинственных стран…
Показалась Луна, и на изображение леса как будто навели потустороннюю резкость.
Костер разгорался. Ярче высветились плавные изгибы Марго, её впадины, подъемы и литые округлости. «И как я тебе расскажу…»
– И как я тебе расскажу про тропический сад, Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав, Ты плачешь? Послушай… далёко, на озере Чад, Изысканный бродит жираф…

Просмаковав, мы допили еще пару вещей Николая Гумилева, мы дочитали, что было в стаканах, раза три. Тишина стояла прежняя, но уже и другая.
«Мы уйдем, – пугая, мысль пришла сама, – а стихи останутся здесь, между ветвями».
Ощущая мгновенную вечность, мы помолчали.
– Чувственный коньяк, – Марго стала поворачиваться, подставляя свои бока огню, –
вкусные стихи.

Одухотворенно трогая интимное, я закутал Марго в шубку.
– Ес… тес… тво… испытатель, пора?
– Естество… знания важны. Да, пора.
Я забросал остатки костра снегом, и мы пошли в наш «домашний семейный пансион» по той же, уже хорошо видимой лунной дорожке. Марго крепко взяла меня за руку. Топор я держал в другой руке. Пока упаковывал топор, порвал лезвием огромный пакет Коридорной Любови. Я оценил эту правую топорную судьбоносность через минуту…
– Четыре утра, а из леса выходят двое, – я увидел «их» со стороны, – одна – голая в шубе, а в руке другого красный пожарный топор. Что скажут грибники утренних звезд ночного неба?
– Боже мой, какие прекрасные ощущения! Лес. Костер. Коньяк. Гумилев. Я так благодарна тебе за эту чудесную ночь, за стихи, за твою… необычность, за твои бесстыжие прикосновения, за… – серьезно засмеявшись, Марго не договорив, задумалась.

В самом деле, что-то незавершенное было в нашей откровенной ночной прогулке, чего-то недоставало в пикантности сюжета, не хватало какого-то смыслового, содержательного кадра, две строчки финала. Разрезанный лезвием пакет, топор в руке, и…

Не почувствовав, я почуял. И протрезвел. И мгновенно спрятал Марго за спину, не потому что испугался за нее, а чтобы не мешала. Мне вдруг стало страшно интересно. На реверсной тяге, до заложенных ушей, жизнь в секунду обострилась до предела, до смертельного пикового острия туза.
– Тихо-тихо… – зашептала Марго в мое левое ухо.
«Повезло с топором, он в правой руке…»
– Не споткнись.
«Теперь не надо будет пломбировать зуб».
«Моя неодолимо притягательная девочка-женщина, моя иностранная Дарья из Свердловска так и не узнает, что была единственной любовью в моей жизни».
Над их лобастыми, как будто бы бронированными головами отдельно от меня висели мои реликтовые светящиеся слова, которые я, обмирая, осматривал.
«Мать прочтет мой тайный порнографический дневник».
«Последний мой творческий замысел не осуществится и я не оставлю после себя посмертную записку, а, между тем, в ней я бы написал, о том, что…»
Спинами вперед, мы с Марго шаркали-пятились к нашему отелю карликами, страдающими дистрофией. Нам оставалось метров двадцать – как пешая прогулка до Юпитера в ночь с пятницы на четверг.
– Тихо-тихо-тихо… Нас сейчас не будет, что самое главное в девушке? Скажи…
– Только не споткнись…
Они странно и жутко вели себя. Они были как бы ни при чем. Они искали мой взгляд, но я не напоминал им встречным взглядом, для чего они здесь. Они двигались мелкими стремительными прыжками, легко перемещая свои мощные тела, и полукругом, и ближе к нам. Ближе…
– Не споткнись…
«Вы сделаете с нами, что захотите, вас семеро, но одному из вас я проломлю череп по топорище. На одного вашего меня хватит. Решайте, кто?..»
– Тихо-тихо-тихо-тихо…

И вдруг омертвевшее мое сердце всплыло со дна водочного желудка и, заработав, встало на место. Видимо, невидимую граничную линию пересекли мы с Марго. Это уже было наше. Не их.
И эти семеро, с армейской точностью слившись в шинельный серый ручей утекли в лес, так же как и появились, – бесшумными призрачными убийцами.

– Наверное, они за нами наблюдали, когда я тебе Гумилева читала, – горячечно вздыхая, зашептала Марго, как будто бы испытывая orgasm, – тебе читала, а еще и этим. И они слушали о том, что «…на озере Чад изысканный бродит жираф…» Я возбуждалась тобой с коньяком и Гумилевым, а мою шикарную задницу акульими своими клыками выцеливал их вожак?!
– Я просто уверен, что на твоих ягодицах осталось тавро от его режущего взгляда.
– Проверим! Так что?! Что самое главное в девушке? Красота? Молодость? Ум?
– Тяга. Притяжение. Притягательность. До заложенных ушей…

Чувствуя себя впервые вернувшимися с поверхности Юпитера, мы с Марго невесомо вплыли в гостиницу, и увидели перекошенное лицо коридорной Любови. Вероятно, коридорная увидела наш «отельный эскорт» через модную стеклянную дверь гостиницы. Любовь молча приняла у меня свой пакет, вскрытый топором.
– Случайно перерезал пакету горло, – признался я. – Извините! Я заплачу.
– Ничего… – выговорила коридорная белыми губами. – А где дрова-то?..
– Весь лес обошли, – я пожал плечами, – и никаких дров.
– В жизни такого не видела! – Любовь мелко перекрестилась, – чтобы они так близко подходили…
Через облегченное мгновение счастья, пришло понимание: придется пломбировать зуб, переигрывая Николая Гоголя, придется сжигать мой тайный порнографический дневник и составлять предсмертную записку с признанием в неубиваемой моей любви к единственной не моей, моей Дарье…
(Москва – Ханты-Мансийск, «Четыре Зимы» – Москва, октябрь 2001, 2008, 2022 гг.)

Автор публикации

не в сети 34 минуты

Андрей Ладога5 606

Какой статус?

Комментарии: 622Публикации: 68Регистрация: 03-09-2021

1

1

1

2

1