Развалилась, сверкая во тьме золотыми зубами,
запуская колечками дым под колпак абажура.
“Я к тебе обращаюсь, родная. Надеюсь, ты с нами.
Чтоб сомненья развеять – тебе кое-что покажу я”.
В тот же миг потолочные балки усохли до спичек,
звонко лопнули стёкла, забрызгав осколками плечи.
“Календарь облетел, – кто-то крикнул гортанно, по-птичьи, –
этот день был заранее мною кружочком отмечен”…
Приоткрылась кулиса меж прошлой и будущей сценой,
стрекоза поплавок оттолкнула… растаяла в небе.
Я увидела мамину чашку блестящей и целой,
следом маму… за месяц до жуткого слова “молебен”.
“Не страдай и не плачь – под ногою скрипит половица, –
устаканится всё, перемелется, станет мукОю”…
Фотографии цепко хранят удивление в лицах,
беспардонно запрятав под глянец сужденье такое,
что “не быть” много проще, чем “быть”, но страшат переходы.
За последней чертой безмятежность, а может чертоги.
Забываются явки, пароли, шифровки и коды,
вспоминается то, что зовётся банально – “итоги”…
Зацепила случайно чердак, черепицу на крыше.
Заворчала душа, недовольство являя кому-то…
И пристыженно я лет на десять взлетаю повыше,
чтоб потом, лет на двадцать, вернуться обратным маршрутом…
Ого!