Наташа и Тоня.

Светлой памяти Антонины Александровны Савватеевой.

Антонина Александровна была «молодая», ей было всего семьдесят семь «годиков».
– Счастливое число, – говорила Антонина Александровна, – две семерки!
«Взрослая» Наталья Федоровна была старше подруги на пять лет. Наталья Федоровна была Наташей, а Антонина Александровна – Тоней. Они жили в «разных краях» огромного дома «на шесть подъездом» по улице Зеленая. Антонина Александровна жила в первом подъезде, Наталья Федоровна в шестом. Ходили подруги уже с трудом, используя «палочки-выручалочки» – трости. Но в гостях друг у друга бывали «через день, да каждый день», потому что «вдвоем все же веселее». Путешествовали «через лавочки» и «небольшими пробежками». Главным было дойти от одной подъездной скамейки до другой, там присесть, отдохнуть и набраться сил до следующей скамейки. Иногда путь занимал минут сорок.
– Нам надо обменять одну из квартир, – говорила Наташа, – или твою, или мою.
– Надо подумать, – соглашалась Тоня, – жить в одном подъезде было бы хорошо!

Встретившись, подруги готовили совместный обед. В последний раз они с трудом открыли банку консервированной сайры. Лезвие ножа для консервов согнулось. Было обидно вдвойне, потому что нож был совсем новый, купленный Тоней недавно…
– Понятно. Из новых. Не советский…
Посовещавшись, потупили так – Наталья Федоровна приставила к банке нож для хлеба, а Антонина Александровна, как более молодая и зоркая, прицельно сощурившись, стучала по ручке ножа деревянной скалкой. Сделали дырку и, наконец, криво, но всё же открыли железную банку.
– Смелым и умелым покоряется всё, включая консервы!

Отварили картошку, добавили масла и сухой укроп. Сайра с картошкой была очень вкусная. За обедом обсуждали планы на весну. В марте они должны были лечь в госпиталь для ветеранов войны и труда, к Николаю Николаевичу. Николай Николаевич заведовал в госпитале всей кардиологией. Для подруг он был «очень взвешенным и авторитетным мужчиной». Видимо, подозревая в себе «некоторую избыточность», Николай Николаевич часто в задумчивости взвешивался на своих кабинетных весах, выходило «многовато»…
– Но знаешь, нашего замечательного Ник Ника нет в справочнике «Люди Кургана», – говорила Тоня.
За глаза подруги звали Николая Николаевича – Ник Ником.
– Очень обидно, – сокрушалась Наташа, – надо написать в редакцию справочника.
Подруги решили, напишем.
– Мы с тобой благодаря госпиталю и Ник Нику еще шевелимся!
– Всё соображаем и почти всё помним!
Госпиталь требовал тщательной подготовки. Необходимо было купить по коробке конфет всем медсестрам, и, конечно, «персональный» дорогой армянский коньяк для Николая Николаевича.
– Или грузинский? Я забыла.
– Армянский, «Урарту». Я где-то записала. Но забыла где. А у грузин – «Боржоми». Но это, кажется, не коньяк.
После обеда, измерили давление. У Наташи давление было «как у опытного космонавта», а у Тони – «как у марафонского бегуна».
– Еще не отдышавшегося…
– Выпей таблетку.

Подлечившись, подруги стали подсчитывать, сколько дней осталось до с.д.п. – «святого дня пенсии». Пенсию им приносили двенадцатого числа. Утром каждого двенадцатого Наташа и Тоня созванивались…
– И? Тебе уже принесли?
– Нет. Жду. Сегодня, видимо начали с твоего подъезда.
У подруг был общий «ангел хранитель», социальный работник Галина Афанасьевна, хмурая пожилая женщина, на содержании которой находились два взрослых, почему-то безработных сына, жены-домохозяйки сыновей и их дети, три внучки Галины Афанасьевны.
Кроме «ангела-хранителя» у подруг была много другого общего, например, «симметричная» катаракта. У Наташи плохо видел правый глаз, у Тони – левый.
– Зато вместе мы с тобой отлично и смотрим, и смотримся!

Весной и осенью они вместе ездили на кладбища. Сначала в «Зайково», к мужу Натальи Федоровны, затем в «Рябково», к сыну Антонины Александровны. Наталья Федоровна прожила с мужем почти пятьдесят лет. «И еще бы столько прожила, – часто с горечью думала Наталья Федоровна, – рано ушел мой Александр Иванович».
Сын Антонины Александровны нелепо погиб в автокатастрофе.
– Говорила же я тебе тогда, не надо везти на Увал этих твоих друзей!
В той страшной аварии выжили все, кроме сына Тони. Каждый раз, когда Антонина Александровна навещала сына на кладбище, она корила его:
– Маму надо не только слышать, но и слушать! Был бы жив-здоров!
В эти минуты Наташа очень жалела Тоню. Подруги разговаривали с родными покойниками, помогая друг другу, выпалывали сорняки на могилах, молчали, немного плакали…
– Они нас слышат, как думаешь?
– А тебе как хочется?
– Мне бы хотелось, чтобы они нас слышали.
– Значит, слышат.

Обе они были одиноки. Правда, у Натальи Федоровны был «самостоятельный», уже пожилой сын. Сын, снимая жилье, жил «на птичьих правах» в Москве. Он уехал в столицу пятнадцать лет назад, хотел заработать на квартиру в Первопрестольной. Но ничего не вышло, он не купил ни квартиры, ни даже комнаты. Обещая приехать, сын каждый день звонил маме, дежурно справляясь о давлении, о настроении, рассказывал матери о погоде в Москве. Сын был каким-то неясным «арт-директором». На свою «малую родину» сын не собирался возвращаться, потому что «работы в Кургане для меня нет». Когда сын говорил об этом, у Натальи Федоровны сжималось сердце…
– Как он там живет в этой своей Москве? – сокрушалась Наталья Федоровна.
– Живет как-то, не волнуйся! – утешала подругу Антонина Александровна. И тут же давала совет: – Пенсию копи, ему пригодится!
– Коплю! Приедет в гости – отдам.
Сын навещал Наталью Федоровну раз в два года…

Для «поднятия настроения» подруги часто обсуждали смерть. Смерть для них была и настоящая – чья-то чужая, и совсем не настоящая – их собственная. Про чужие смерти они рассуждали так: «до» и «надо же».
– Нам с тобой до неё еще далеко, девяносто шесть лет ей было!
– Надо же каким молодым умер, всего семидесяти годиков…
И выходило «со всех сторон хорошо», смерть или уже миновала, или была где-то далеко впереди.
– Этот-то актер, очень уже старый был, не помню его фамилию, напомни…
Вспоминая известных усопших, подруги не помнили детали.
– Я сама не помню. Помню только, что он снимался в очень хорошей картине «Свинарка и пастух». Талантливый был мужчина.
– Еще бы! Талант жизни – это же надо сто лет прожить!

По ассоциации подруги вспомнили своего соседа из четвертого подъезда, Платона Андреевича.
– Сто лет ему в этом году. И ведь без трости ходит!
– В двух войнах повоевал, с финнами и с немцами! И ни одной царапины!
– Трех жен похоронил!
– Нам с тобой до него еще далеко! Молодки мы с тобой!
Потом шла тема лекарств. Валерьянку и пустырник – на ночь. Крем для ног. Капли для глаз. Комплекс витаминов – для памяти.
– В памяти главное – цифры запоминать, – напоминала Антонина Александровна, – или числа? Я забыла…
– Нет, – возражала Наталья Федоровна, – главное, надо уметь ответить на три вопроса: как тебя зовут, по какому адресу ты живешь и какой сегодня день недели.
Тоня соглашалась. Затем подруги, собравшись с духом, проверяли себя. На первые два вопроса обе отвечали без запинки, что же касалось дня недели, тут случались провалы…
– Не двенадцатое сегодня?
– Точно – нет! Пенсию же недавно получали…
Дни недели и времена года крутились вокруг двенадцатого числа – пенсия. Когда подруги не могли сообща вспомнить число, смотрели на календарь в телефоне.
– Ну вот, я же тебе говорила, что декабрь…
– Новый год скоро!

Новый год Наташа и Тоня отметили вместе. Приготовили «наш русский национальный» салат «оливье», сварили куриный суп, накрыли стол. Включили телевизор и тут произошла неприятность – у телевизора пропал звук. Телевизор был уже очень старый и ломался раз в год. В этот раз выпало на Новогодние праздники. Подруги пытались убавить и прибавить громкость, выключили и снова включили телевизор – ничего не помогло. Но внезапно выяснилось, что без звука смотреть передачи было даже лучше, можно было спокойно разговаривать, изредка поглядывая в потусторонний экран.
– И так ясно, что они нам скажут.
– Наизусть уже вызубрили.
– Всё прекрасно, а будет еще лучше.
Они дождались молчаливых Кремлевских курантов, чокнулись стаканами с томатным соком.
– Тоня, с Новым, тысяча девятьсот семнадцатым годом тебя!
– Наташа, и тебя!
На экране телевизора возникла цифра: 2017. Подруги переглянулись…
– Столетие перепутали. И год…
– Тот же самый. В России всегда семнадцатый год!

За праздничным столом обсудили всех соседей. «Дурочка» Катя опять выбросила из окна телевизор, хорошо, что небольшой. Все соседи знали про эту странность нездоровой Кати. Место, куда Катя бросала телевизоры, было заботливо огорожено колышками и бельевой веревкой.
– Пятый уже выкинула, дура! – Тоне было жаль телевизоры. – Хорошо, что ей сын покупает сейчас маленькие, Катя не так надрывается, их же удобнее выбрасывать и они недорогие. Это я ему подсказала!
– И я ему говорила, – подхватила Наташа, – покупай радиоприемники, они дешевле.
– Нет же! – возмущалась Тоня. – Она требует телевизоры! Дура, а смотрит!
– Поэтому и смотрит, что дура! – говорила Наташа.
Периодически сын Кати устраивал «маму в дурдом, на профилактику». После лечения Катя какое-то время вела себя смирно.
– Но мы с тобой тоже смотрим! Правда, другие передачи. А по поводу поломки своего телевизора, позвони завтра Сергею Федоровичу.
Сергей Федорович, телевизионный мастер, молодой семидесятилетний мужчина жил в пятом подъезде. Он чинил телевизоры по всему Кургану.
– Конечно! Завтра же и позвоню. И кстати…
Наташа и Тоня обзвонили своих «оставшихся в живых» друзей и подруг. В основном подруг, друзья все уже умерли. Позвонили Александре Ивановне, Шуре. Шура очень выручила Наташу, когда у Наташи умирал муж. Неделю Шура жила с Наташей, помогая ей во всем, оставаясь у постели умирающего до его последнего мгновения. Сын приехал только на один день, на похороны. «Мам, – сказал сын, – прости меня, я не мог видеть отца в таком виде» Наталья Федоровна запомнила это навсегда. Два месяца назад с Шурой случилось несчастье, она упала на улице и сломала «какую-то шейку какого-то бедра». И сейчас Александра Ивановна была «не выходного, а только домашнего пользования».
– Шура! Сразу же после Нового года приедем к тебе с Тоней! И еще раз отметим Новый год!
Затем подруги позвонили Григорию Архиповичу, «видному мужчине, похожему на Бориса Ельцина», с которым они встретились в госпитале. Чаще с мужчинами знакомилась общительная Наталья Федоровна, но «мужской контингент был уже не тот». Наташа вообще всё умела организовать, во дворе Наталью Федоровну звали «Наш предводитель дворянства». В свое время Наташа «выхлопотала» направление в госпиталь для Тони, чтобы «не скучно было лежать одной». В госпитале подруги были известны «как сестры Ермолаевы», по девичьей фамилии Натальи Федоровны.
– Мы с тобой наполовину родственники, – серьезно шутила Наташа, – связь крепче, чем родная кровь!
Григорий Архипович вяло пожаловался на боли в спине, на шумы голове, на ломоту в суставах. Посетовал на то, что встает в туалет «по шесть раз за ночь». Потом сообщил о том, что почти перестал выходить из дома.
– Старый старик, – констатировала Наташа, повесив трубку, – не умеет радоваться жизни. Жалуется, как пожилой. Ничего, Тоня, мы тебе не зомби, а живого пенсионера найдем!

У Наташи была такая идея – познакомить «молодую еще пока» Тоню «с нестарым мужчиной», они избегали слово «старик».
Потом Тоня вспомнила «вундеркинда нашего дома», девочку Наташеньку Голубеву, круглую отличницу, семиклассницу. Когда подруги не могли справиться со своими сотовыми телефонами, Наташенька оказывала Тоне и Наташе исключительную помощь. Тоня звонила Наташеньке по домашнему телефону, та приходила в гости на «чай и на конфеты» и быстро устраняла «сотовое телефонное» недоразумение. Позвонили домой Голубевым и поздравили все семейство с Новым Годом.
– Надо Наташеньке после школы ехать в Москву, – вздыхала Наташа, – даже Ленинград, а уже тем более Свердловск для неё малы.
«По старой, но доброй привычке» подруги жили отчасти в СССР.
– Именно! В родном Кургане наш вундеркинд пропадет, – соглашалась Тоня.
– А на что вундеркинд поедет в Москву? – сокрушалась Наташа. – мама в детском садике трудится. Что она там заработает?
Повздыхав, подруги выпили еще сок, закусили салатом. По телевизору шел бесшумный Новогодний концерт.
– Великий немой… телевизор! – вспомнила Наташа классику.

Наталья Федоровна включила в кухне радио, чтобы «было празднично». И телевизор бодро зазвучал радиоэфиром. По радио передавали «очень душевную» песню «Сияй, Ташкент, звезда Востока!» Видимо, в этой связи, подруги вспомнили Романа – их сантехника. Роман был молодой «рукастый и головастый» татарин по имени Равиль. Равиль появился в доме пару лет назад, и тут же стал Романом.
– А ты носи два имени, – при знакомстве предложила ему Наталья Федоровна, – будешь как француз! У них был Шарль-Пьер Бодлер, а ты у нас будешь Равиль-Роман.
Роман-Равиль не возражал.

С помощью лупы Наталья Федоровна читала и заучивала «для развития памяти» переводных французских поэтов. Учила и родных: Марину Цветаеву, Константина Бальмонта и Николоза Бараташвили, которого Наташа тоже считала родным.
На Пасху подруги ездили в церковь. Раздавали «милостыньку» и ставили свечи за своих дорогих покойников.
– Пока нынешняя Советская власть разрешает будем ездить в храм, – шептала Тоня, – а потом-то, когда поменяются, кто их знает, что они придумают запрещать.
– Эти вроде не собираются меняться, – с надеждой говорила Наташа.

…Часто, по ночам Наталья Федоровна, вновь переживая, вспоминала пережитое. Вспоминала детство с дедом вместо отца, бабушку, маму. Вспоминала ужас колхозов и войны. В то голодное время они спаслись лесом и коровой Звездочкой. Вспоминала учебу в школе, куда она бегала за семь километров. Поступление в Куйбышевский строительный институт. Знакомство с будущим мужем. Свадьба, сын, работа по стройкам: Ноябрьск, Урай, Курган, Алма-Ата и опять, и уже навсегда – Курган. Жизнь была прожита на одном дыхании.
«Нет, – думала Наталья Федоровна, решительно переворачиваясь на правый бок, – жизнь еще не прожита. Ножки ходят, голова помнит. Еще надо помочь сыночку. Надо написать про Николая Николаевича в справочник “Люди Кургана”. Надо узнать, что такое арт-директор. Надо будет как-то помочь Наташеньке! Может быть, действительно обменять мою квартиру или Тонину, чтобы мы жили в одном подъезде. Столько дел не сделано. Надо еще пожить!»
Наташа и Тоня жили уже без всякой суеты, размеренно и ровно. Они «как швейцарские часы» получали пенсию, «сквозь круглый год покупали еду – всякую», смотрели любимые передачи по телевизору, в срок ложились в госпиталь – подруги были счастливы.
(Курган – Увал – Москва, май 1972, лето 2016, февраль 2017 г.)

Автор публикации

не в сети 38 минут

Андрей Ладога5 607

Какой статус?

Комментарии: 622Публикации: 68Регистрация: 03-09-2021

1

1

1

2

1