Сувенир от Муссолини.

После раскаленной августом Москвы, Париж показался мне провинциальным прохладным пригородом. Мы миновали отель «Четыре сезона», и я, почувствовав разницу, вспомнил небольшой нефтеносный город на Русском Севере и гостиницу «Четыре зимы».

– В Париже слишком много французов, – прицельно сощурившись, режиссер Немых смотрел в затылок нашего водителя-араба, – и совсем нет русских, странно это, странно.
Когда Немых переходил на свой английский, он становился таинственным, таксист ничего не понял.
– В Токио пил водку с режиссером Кшиштофом Занусси, – неожиданно сообщил Немых, – вот дал же бог имя-фамилию, мало того, что шиш, еще и с-си! И что возмутительнее всего, в Японии мало русских, ты заметил?
– Занусси не русский, – сказал я, – и нет, не заметил.
– Ты болван, все твои беды от твоей близорукости. Я вот внезапно, но зорко подметил, что рыбу японцы едят не по-русски, сырую, но с другой стороны, русские тоже едят сырую рыбу, чукчи, например. Или чукчи – это ненцы?
– Немцы-манси! Весь русский север ест мороженую сырую рыбу.
– В Мехико мало русских, в Берлине вообще одни турки и ненцы… черт! Немцы! И мало того, так они еще и по-русски плохо говорят…
– Не говорящие по-русски немцы в Берлине – это как-то даже странно, тут ты прав.
– Я всегда прав! В Израиле встретил одного русского и тот оказался Изей Кацманом.
– Еще одна необъяснимая странность – еврей в Израиле, – согласился я.
– Вот именно! На Кубе было хорошо, там, по крайней мере, курят наши русские самокрутки, сигары по-гавански…
– Ну да, сигары – это же изобретение русских партизан. Чем тебе Москва-то родная не угодила?
– Тесновата! Всюду тесно русскому, широк русский человек, и вроде, ничего лишнего в нем нет, чтобы обрезать!
– Лети на Марс и делай там коммунистическую революцию. Заодно встретишь свою Аэлиту! – предложил я, и вспомнил, Немых был женат по шестому кругу. – Седьмую…
– Кажется, эти события уже кто-то описал, помню что-то гнусное, из детства. Да и морока, долго. Слетаю лучше в Курган, там, в просторных зауральских палестинах русских поищу…

Мы ехали в Café des Deux Moulins, где Настя уже заняла нам столик. Мы ехали на встречу с внучкой Бенито Муссолини, Алессандрой. Внучка должна была участвовать в нашем документальном кино «Дуче, частные хроники». Полгода Немых готовил «этот геморрой» – встречу с прекрасной Алессандрой. По этому поводу Настя мучила меня:
– А я размер её груди знаю, ты спросишь?
Прошлый вечер Настя, возмущенно вздыхая, провела в интернете, читая материалы про «Сашу Муссолини».
– А она ещё и в белье фотографировалась. Ты спросишь у неё про белье?
– А она ещё симпатичная… Ты будешь с ней флиртовать?
– А ты бы мог с ней… А? А?! Я не слышу!
– Ты не слышишь, потому что я тебе ничего не сказал…

– …Тпру, извозчик! – Немых вдруг хлопнул вздрогнувшего водителя по плечу.
Такси встало как вкопанное. Немых размашисто распахнул дверцу и неспешно потрусил к цветочному магазину. Водитель-араб, испуганно оглянувшись на меня, сказал что-то гортанное.
– Всё зе бест, – успокоил я араба по-русски.

Думая о своем, я, услышав обрывок разговора двух девушек в кафе «по соседству»:
– …все мужчины делятся на три категории. Мужчины из первой категории могут всё, таких в природе почти нет. Вторая категория не может ничего, их большинство, но есть третья категория – мой муж!
Я мгновенно прикинул – а я откуда?
– Брось его!
– Непременно, но сначала изменю! И чтобы он узнал, с кем!
Вот так и вершатся наши судьбы. Ангелами-Инквизиторами нашими вершатся…

Немых небрежно пристроил на заднем сидении огромный букет роз.
– Всё потратил, – хмуро сообщил Немых, – как вернемся в Москву, дам объявление: «Телевизионная студия ищет умного творческого богатого финансового директора. Однако, подойдет и просто умный и богатый финансовый директор. Сгодится и богатый финансовый директор. Словом, очень нужны деньги» Как тебе?
– Богатая идея!
Такси притормозило у нашего кафе. Настя, улыбаясь, помахала рукой.
– Счастье, – это не когда ты пьешь водку, – сообщил Немых, с кряхтением вылезая из машины, – а когда ты её только хочешь! Букет не забудь!
– Тебе виднее, – сказал я, обнимая розы, представляя, как эти же розы скоро будет прижимать к своей прекрасной груди прекрасная Алессандра.
– Земную жизнь пройдя до сердцевины, – Немых скептически оглядел наш столик, – я очутился в этом вот кафе…
– Водки нет, – подтвердила Настя.
– В Риме как-то раз пили водку с Федерико Феллини, – задумчиво вспомнил Немых.
– Феллини был, кроме прочего, и посильным графиком, – укладывая розы на соседний стул, я пытался сменить тему, – художником-самоучкой.
– Всё по Венедикту Ерофееву, – кивнула Настя, – «он многогранен, как стакан».
– Стакан! – причмокивая губами, Немых мечтательно сощурился…
Настя посмотрела на часы. Я залюбовался Настей. Немых уставился на дверь.
– Опаздывает Саша, – сказал я, – ей можно, она внучка.
– Геморрой с этими бабами, – возмутился Немых, – они ничего не понимают.
– Перестань, – сказала Настя, – женщины лучше людей понимают, что к чему!

И тут в дверях кафе появился этот толстый лысый, но хорошо одетый человек, по виду – гламурный бандит. Он явно кого-то высматривал, и он мне явно кого-то напоминал. Человек увидел нас, зверски улыбнувшись, оскалился, и угрожающе помахал мне рукой. Я узнал его и понял, что узнан сам. Фотографии на сайте, Марио – помощник Алессандры. Задевая столики, бандит двинулся к нам.
– Вы Андрей?
– Ба! Марио!
Он поклонился, «шаркнул ножкой», с шумом пододвинул к нашему столику стул и, едва не промахнувшись, уселся, широко расставив ноги.
– Я с извинениями! – начал, заканчивая, Марио. – At the last moment!
Словом, не смогла она, внучка дедушки, птичка моя итальянская прилететь. А у нас смета. Аванс. Просроченные уже давно сроки. Меня окатила, кипящая льдом, финансово-правовая волна.
Вероятно, прикидывал я, придется выплачивать неустойку и возвращать аванс. Изувеченные русские вопросы: кто будет виноватым? И что после этого делать?
– Перестань ругаться! – Настя дернула меня за руку.
– Русские немного очень чуть и чуть сильно похожи на итальянцев, – Марио заулыбался всем комплектом фарфоровых зубов, – коррупция, эмоции руками, мафия! Однажды играл в казино с русским! – Предостерегая, Марио поднял почему-то большой палец. – Никогда не играйте с русским. В особенности с пьяным русским. В особенности с пьяным русским князем. Пьяный русский князь обыграет черта!
– Мать его так!
– Отец, прекрати матом разговаривать, – шепотом закричала на меня Настя. Затем Настя повернулась к Марио: – Извините Андрея! Детство многих мужчин заканчивается к сорока годам. И начинается отрочество. Некоторые так и не доживают до юности!
– Да я сам таков, – подтвердил Марио, – таким. Таких. Такой… – он знал английский хуже Немых.
И вдруг Марио, подхватившись, осторожно и бережно передал мне небольшой пакет. Откуда-то из области своего сердца вынул и передал.
– От Алессандры. Сувенир! Она всё понимает, но, как писал Лев Николай. Вич. Толстов. Толстый. Толстой… Обстоятельства… вышее… длиннее… боковее… сильнее нас.

Я развернул сверток, в нём оказался футляр с потертыми очками от солнца.
– Она мне сказала, – грустно сообщил Марио, – что вам будет приятно это иметь.
– Очки от старьевщика?! – я начал свирепеть.
Марио кивнул с виноватой и, одновременно, наглой улыбкой:
– Федерико Феллини, «Восемь с половиной», режиссер Гвидо!
– И что?
– Вы любите эту картину?
– Не то слово! Мировое кино, моё любимое, а какое это имеет отношение…
– Это очки, в которых снимался Марчелло, он играл роль режиссера Гвидо. Прошу простить! Там, у Феллини. Я снова опаздываю!
Марио вдруг проворно вскочил на ноги, поклонился, и, задевая столики, протанцевал к выходу.
– Э, Марик, а водки-то выпить?! – успел крикнуть Немых в немую спину Марио. Но Марио, не повернувшись, сделал «ручкой» сложный «итальянский» жест. Более всего жест означал тщету всех усилий.

Я стал бездумно рассматривать очки. На одной из дужек, с внутренней стороны было написано: Made in Ital… Буква «y» в Italy была почти стерта. На другой дужке значилось: Design Studio Rome. А рядом крохотная корона-лилия и тоже полустёртая, со щербинкой на левом лепестке лилии-короны. Я надел очки. Мне показалось, я услышал музыку Нино Роты. Затемняя и смягчая мир, очки примирили меня с действительностью.
– Странно, – сказала Настя, – но тебе идет…

…В самолете, Немых, ерзая в своем кресле, медленно наливался водкой.
– Смиренная рубашка, – всхрапывая, бормотал в полусне Немых, – слезы свечей… Надо было писать стихи, а не поражать мир своей выдающейся режиссурой!
Утопая в розах Алессандры Муссолини, Наста открыла глаза. Сердце скатилось в желудок – мы стали снижаться. Уставившись в иллюминатор, Немых сообщил:
– Москва – великая собирательница с земель русских.
– Немых, а где мои очки Марчелло Мастроянни?
– А я знаю?!
Потянувшись, Настя сонно прошептала мне на ухо:
– Так и будешь писать в графе семейное положение: «Общегражданский муж»?
– Кто знает? Путы жен неисповедимы.
Проснувшись окончательно, мы стали судорожно искать очки. Привстав со своего места, Немых сказал с облегчением:
– Ба! А я-то весь полет думал, что на подлете к родине обострился мой геморрой!
В кресле Немых лежали раздавленные останки очков Мастроянни. Я онемел.
– Вот так, – напряженно продолжил чеканить Немых, – именно так, под тяжестью русского искусства рушатся хрупкие мифы итальянского неореализма!
– Андрюша, – с тихой яростью сказала Настя, – я сама убью Немых! Сама!
(Café des Deux Moulins, Paris – Шереметьево, Москва. 8 1/2 августа 2005 г.)

Автор публикации

Андрей Ладога5 606

Какой статус?

Комментарии: 622Публикации: 68Регистрация: 03-09-2021

1

1

1

2

1