Миф о возможности честного и справедливого социального партнёрства с капиталистами утопичен по своей сути, ибо добровольно уступить кому бы то ни было доже малую часть своей прибыли для капиталиста смерти подобно. Взять хотя бы ту же пенсионную систему: ведь когда Форд или Бисмарк вводили для американских или немецких рабочих пенсионное обеспечение, с их стороны на базе достоверных статистических данных устанавливался такой возраст выхода на пенсию, до которого основная часть рабочих просто физически не доживала. Естественно, пенсионные накопления не доживших до установленного возраста экспроприировались хозяевами предприятий, ибо наследования этих накоплений в соответствии с действующим законодательством не предусматривалось.
Кроме того, в первой половине ХХ века в Европе была необычайно популярна идея о вредности проживания человека в реальном мире после шестидесяти лет, поскольку он при этом становится всё более трудноподъёмной тягостью и для себя лично, и для своей семьи, и для государства. Наиболее ярко во всемирном масштабе эту идею на практике довёл до логического конца писатель Стефан Цвейг: 23 февраля 1942 года сразу же после своего шестидесятилетия они вместе с женой покончили с собой, выпив яд. После совместного с женой самоубийства друзья вспоминали о почти маниакальном страхе писателя перед роковой цифрой 60 лет («Я боюсь болезней, старости и зависимости»). Сам же Цвейг в прощальном письме написал: «После шестидесяти требуются особые силы, чтобы начинать жизнь заново. Но когда тебе столько лет, нужно иметь много сил, чтобы начать все сначала. Мои же силы истощены годами скитаний вдали от родины. Поэтому я счел правильным вовремя, честно прекратить эту жизнь, в которой самой высокой радостью был для меня духовный труд и наивысшим благом — личная свобода». Есть основания полагать, что данная идея перекочевала в умы современников из сочинений Олдоса Хаксли о новом дивном мире, в котором люди легко, непринуждённо и счастливо доживали до 60 лет без каких-либо проблем и болезней, а по достижению шестидесятилетнего возраста посредством эвтаназии освобождали от себя жизненное пространство планеты.
В Советском Союзе в целях всемерного повышения материального благосостояния человека всячески поощрялась посильная добровольная работа пенсионеров на производстве с учётом состояния их здоровья. Так, к примеру, во многих советских кинофильмах открыто пропагандировалась работа пожилых людей до глубокой старости, а то и до гробовой доски. На государственном уровне предусматривалась и материальная стимуляция работы пенсионеров – за длительный трудовой стаж начислялась повышенная пенсия. Подобная пропаганда практически пожизненной трудовой деятельности в народном хозяйстве страны (не следует забывать, что в СССР действовал и активно применялся ко всем низшим слоям населения помимо пенсионеров закон об искоренении тунеядства) основывалась на мониторинговых обществоведческих исследованиях, согласно которым советский человек без работы моментально терял всякий смысл жизни, ибо ему с раннего детства внушалось, что любой человек рождается лишь для того, чтобы трудиться и ещё раз трудиться ради построения коммунистического общества всеобщей справедливости, счастья и радости наслаждения благостным трудом во благо людей. Из такой психо-социальной установки следовало, что советский человек основную часть своей жизни должен был находиться в составе своего рабочего коллектива, отставляя на задний план по существу мелкобуржуазную среду обитания, которая культивировалась в кругу семьи. Именно в среде рабочего коллектива человек с молодого возраста стремился утвердить себя в качестве зрелого телом и душой строителя коммунизма, закаляя человеческие качества своего характера и становясь высококлассным профессионалом своего дела, что позволяло ему вносить достойный вклад во всемерное повышение общественного благосостояние. Ну а всякие препятствующие производительному труду по выполнению впечатляющих воображение простолюдинов планов партии и правительства страны культурные мероприятия, путешествия по странам и континентам, развивающие интеллект и эрудицию увлечения наряду с другими видами бесполезного в отношении повышения материальных благ трудящихся отдыха себе в удовольствие должны были безжалостно отвергаться советскими людьми при сознательном снижении во имя трудовых идеалов первого в истории государства всестороннего социального прогресса народных масс общественной значимости такого антиобщественного времяпровождения.
В отношении пенсионеров подобная практика по недопущению возвращения старшего поколения граждан со своей многолетней трудовой вахты, забравшей у них молодые и зрелые годы жизни, к естественным дедовским обязанностям, которые в семьях испокон веков традиционно держались на плечах дедушек и бабушек, на первый взгляд в корне противоречила декларируемым госорганами принципам семейной политики. Но это только на первый взгляд. Если же внимательно присмотреться к реально проводимой семейной политике за всё время строительства общества светлого коммунистического завтра, то без особых усилий можно заметить, что период времени, когда старшее поколение последний раз имело возможность полноценно исполнять свою природно-социальную функцию в семье, относится к уже далёкому дореволюционному прошлому. Заключается же данная функция в воспитании дедами внуков и правнуков с параллельной передачей детворе знаний о древней истории страны, о славных витязях, храбро одолевавших врагов Отечества, а также культурных традиций народа с реальным практикованием разнообразных обычаев и обрядов предков.
В соответствии с идеологическими уложениями марксизма-ленинизма после революции 1917 года большевиками полуофициально был взят курс на полную ликвидацию родо-семейных традиций, в рамках которого от воспитания внуков и правнуков деды были отодвинуты, как носители мелкобуржуазных взглядов на семейном уровне. Существовавший ранее процесс формирования дедами у детворы традиционного мировоззрения был подменён образовательным просвещенчеством в яслях, детсадах, пионерлагерях и школах, а самих дедов в пожизненном варианте сослали работать на заводы, фабрики, колхозные поля, где последний в жизни вздох у многих из них происходил прямо на рабочем месте у станины какого-нибудь фрезерного станка, после чего ветеранов торжественно хоронили, бравурно восхищаясь их трудовыми подвигами на производстве, трудовой стаж на котором у них сплошь и рядом превышал полувековой уровень.
Данная схема исправно работала вплоть до того момента, когда профессиональные компетенции пожилых работников полностью перестали соответствовать современному технологическому уровню производственных процессов, что спровоцировало массовое увольнение старых мастеров промышленности предыдущего технологического цикла. Ведь во время революционной смены технологических эпох даже 45-летним профессионалам крайне трудно найти достойную работу, поскольку в этом возрасте львиная часть людей уже не способна в силу естественного снижения своего уровня когнитивности к освоению кардинально иных по принципу действия производственных технологий, в силу чего в данном аспекте о пенсионерах вообще говорить не приходится.
Таким образом, старшему поколению пришлось ретироваться в свои семьи для пенсионного доживания, где они попали под жестокий удар эйджизма, всю мерзость которого дано было пережить далеко не всем пенсионерам. Надо учитывать, что о традиционных сферах деятельности дедов в семьях все давно забыли, в связи с чем для своих родных они стали тяжёлой дополнительной нагрузкой, от которой семьи старались избавиться всеми возможными способами. Главное, возник смысловой тупик: уже отвыкшие от воспитательно-образовательной функции старших членов семьи среднее и молодое поколение напрочь отвергали любые попытки стариков по практическому возвращению традиционного семейного уклада, ибо они уже жили в новых реалиях семейственности. Кроме того, старый уклад семейной жизни представлялся молодым как затхлый анахронизм, что однозначно отсекало стариков от их семей, где они были абсолютно никому не нужны, становясь неподъёмными веригами для молодых, не понимавших, почему они должны ограничивать свою жизнедеятельность из-за внезапно свалившихся им на голову престарелых родичей. Да и сами пожилые мыкались среди своей семейной родни как слепые котята, не представляя себе, что им теперь делать, куда двигаться, как поступать, где говорить, а где молчать. Среднее поколение семьи работало, воспитывало детей по своим канонам, развлекалось, путешествовало, отмечало знаменательные события в кампаниях близких друзей и знакомых, и все эти семейные мероприятия не предусматривали участия в них старшего поколения, сидевшего в отведённых им для жительства местах тихо и бессловесно. Внуками и правнуками им не дозволялось заниматься, поскольку те росли и развивались в школе и во множестве различных секций и кружков исключительно в соответствии с планами молодых родителей, в которых какое-либо влияние на внуков со стороны стариков считалось недопустимо-вредным, поскольку нарушало формирование личности ребёнка в общепринятом стандарте жизненной успешности безопасного мейнстрима.
Сложившаяся реальная ситуация для пенсионеров была просто убийственной. На общественном уровне внимание к ним было почти нулевое, привычной для них работой на производстве они не могли больше заниматься из-за своей некомпетентности в компьютерных технологиях, в семьях любая несогласованная с молодыми деятельность осуждалась и блокировалась, для внуков они были пустым местом по причине полного неприятия их жизненных установок, друзья исчезли, поскольку находились либо в психически угнетённом состоянии, либо в изгнании невесть в каких закутках. Что же им оставалось делать? Многие, не выдержав всеобщего психического прессинга, просто спились и быстро отправлялись в мир иной. Наиболее дееспособная часть пенсионеров нашла выход в возврате на шестисоточные дачные участки с порядком одряхлевшими убогими домишками, где существовала хоть какая-то необходимость в труде этих пожилых людей.
К вящему сожалению пенсионеров далее ситуация только ухудшилась. Резко подорожала стоимость жизни практически по всем направлениям. Эта участь не обошла стороной и дачников, для которых содержание участков, включая строительство, ремонт и растениеводство, превратилось в весьма дорогостоящее мероприятие. Кроме того, по нынешним временам молодёжь крайне неохотно посещает, в основном – по необходимости присмотра за стариками, дачные участки, отдых и работа на которых теперь не входят в приоритеты престижности образа жизни современников. Чем тосковать на даче, уныло слушая россказни стариков о дачных сплетнях, проблемах с жильём и средствами жизнеобеспечения, жалобах на здоровье и свою забытость в изоляции дач, молодым гораздо зажигательнее поехать на престижный курорт, в приятное путешествие на яхте или круизном судне, совершить тур в Латинскую Америку и т.д.
В итоге, престарелым дедам пришлось бросить дачи, чтобы уже окончательно засесть в городских квартирах, как правило, проживая совместно с семьями своих детей. И, конечно же, им пришлось свыкнуться с проявлением эйджизма в ещё большей степени, нежели ранее, превратившись в полноценных моральных изгоев. И немудрено, поскольку своим взрослым детям они мешают полнокровно жить даже одним только фактом своего существования рядом с ними. Внуки вообще стали какими-то инопланетянами, ибо уже целиком переселились в виртуальную реальность, постоянно углубляя своё погружение в неё, при этом нацеливаясь на достижение точки невозврата в действительную реальность, а посему им без разницы, живут рядом с ними деды или не живут. Друзья-товарищи либо уже на том свете, либо серьёзно болеют и уже не способны на вербальные контакты, либо, озлобившись на весь мир, впали в состояние абсолютной отрешённости от всех и вся. То есть те из дедов, кто ещё способен к автономному проживанию на собственных ресурсах в изоляции ото всех, существуют сами по себе со всеми своими личными проблемами, воспоминаниями, желаниями, а то и мечтаниями. Однако же в целом эти обрубки прошлого времени ещё не до конца атрофировались, поскольку в особо доверительных беседах с людьми, умеющими держать язык за зубами, они по секрету признаются, что пусть даже и на долю процента, но всё же надеются, что о них, об их жизненном потенциале, об их знаниях и умениях, да и просто о них как о нормальных людях, которые могут искренне и глубоко любить других людей, вспомнит хоть кто-нибудь, для кого они окажутся неизмеримо необходимыми для жизни.
Если же называть вещи своими именами, то не вызывает никакого сомнения, что на пожилых пенсионерах сегодня поставлено клеймо «живой труп», что означает нетерпеливое ожидание от них со стороны всего их окружения только одного – смерти желательно в наикратчайшее время. И надо сказать, что пенсионеры вполне оправдывают общественные ожидания современных россиян: в 2019 году их количество в стране уменьшилось на 319 тыс. человек, в 2020 году сокращение числа пенсионеров составило уже 569 тыс. человек, ну а в 2021 году пенсионеры поставили рекорд, сократив свою численность на 970 тыс. человек. Как ранее говорилось, так держать, стахановцы наших дней! Даёшь новый рекорд – сокращение численности самих себя на 5 миллионов человек за год!
28.04.2022
P.S.
Принимая во внимание расчёты Счётной палаты, согласно которым усреднённое за 2019-2021 г.г. число вновь начисляемых пенсий составляет 1,15 млн., и данные о сокращении числа пенсионеров, состоящих на учёте ПФР, итоговые цифры физической убыли пенсионеров будут выглядеть следующим образом: 2019 год – 1,469 млн человек, 2020 год – 1,719 млн человек, 2021 год – 2,12 млн человек, суммарно за три года – 5,308 млн человек.
Сергей БОРОДИН
Автор публикации
