. …а, дык, праздник-таки. День всех влюблённых…
. ” Может радость твоя недалеко
Да не знает ее ли ты ждешь
Что ж ты бродишь всю ночь одиноко
Что ж ты девушкам спать не даешь…”
(М. Исаковский “Одинокая гармонь”)
… настоящую, чистую и бескомпромиссную любовь Серсаныч видел только один раз в жизни.
В стройбате, в г. Сем-ск – 23, на площадке «Г».
В августе 78г. попал он на совершенно другую планету, где мало кого ещё знал.
Разве что – земляка Панту (Толика Панкина) из Лукоянова, с которым он прибыл сюда из Плавской учебки, по личной протекции замполита 2-ой роты товарища-капитана Сидоровича, за то, что уклонялись от штатной должности ротных дятлов-барабанщиков.
Да Мишу (Мохамеда) Османова, даргинца из Махачкалы – соседа по верхним нарам, с которым познакомился в первый же день.
А через три дня по прибытии в часть его поставили в наряд – дежурным по хате.
Ночное дежурство обещало быть безмятежным. Пьянки, по слухам, запланировано не было. Ибо конец месяца.
Деньги, практически, у всех закончились. Да и популярный спиртосодержащий напиток — средство от пота под звонким названием “Свежесть”,
— было запрещено продавать военным строителям в “гражданском чапке” приказом командира батальона.
Личный состав, в количестве 97 человек, блаженно спал по кубрикам, посапыпая, подкашливая и попукивая, время от времени.
Туман от “последней сигареты на сон грядущий” уже осел на добела выскобленную “взлётку”. Дневальный мирно кемарил на тумбочке, подложив под щёку томик “Устава внутренней службы Вооружённых Сил СССР”.
Стиранул исподнее. Прогладил ХБ-ушку вдоль швов – наипервейшая профилактика от педикулёза. Да присел на свободную шконку ближе к выходу, чтоб дверь видна была…
… за полночь – дверь с грохотом распахивается и вваливается что-то страшное.
По виду – Чубака из «Звёздных войн», только масти чёрной. Небритое и с торчащими усами.
«Ужас, летящий на крыльях ночи», гремя подковами на весь барак, направляется прям к Серсанычу.
Из очей горящих – молнии брызжут.
Серсаныч – онемел, конечно. К нарам примёрз. Чубака левой рукой за хибон его хватает и приподнимает над полом. Не высоко. Дюймов на двадцать.
— … ты кто такой. Знаешь – кто тут спит, — зашипел в лицо, злобно.
— … откуда ж мне знать то, — а про себя думает: «… ну вот и звиздец пришёл тебе, Серсаныч. Зря только исподнее стирал…».
— … жэна тут мой спит, запомни — и светлеют глаза, и поволокой стелятся.
Поставил на пол, воротничок поправил даже.
— … иди, — грит, — ат сюдо…
Сам примятую постель поправил нежно и грохнулся на соседнюю. Прямо в грязных сапогах.
А левой рукой – всё одеяло поглаживает на пустой койке…
… утром Серсаныч у Мохамеда и спрашивает. Чо, мол, было за такое. Объясни. Введи в суть событий.
Сам то я, мол, не местный. Совсем недавно сюда с другой планеты прилетел.
–… да это Магомедов Магомед. Земляк мой. С под Махачкалы. Беззлобный он. Мухи не обидит.
Мало кого трогает. Просто придавить боится, случайно.
За исключением, правда, если дело не касается — Зайналова Умида.
А потому, тебе несказанно повезло, дорогой товарищ инопланетянин.
Просто – настроение было хорошее. Ну иль – понравился ты ему чем-то.
Тогда тебе – Умида бояться следует. Но в любом случае – лучше держись от них подальше, — констатировал Миша…
Красавец Умид Зайналов, Самаркандский узбек с широкими карими глазами, работал поваром в солдатской столовой.
В ночную смену, обычно. И была у них с Магомедом – неземная любовь.
Магомед подкармливал Умида армейскими деликатесами. Отдавал ему своё масло и традиционные воскресные яйца.
Всё самое лучшее из домашних посылок. Прятал под его подушку сюрпризы-секретики.
Записки, рисуночки, фенечки разнообразные. Подарил колечко с цветами и сердечком, искусно выточенное местным умельцем — военным строителем Сабуровым из мех. мастерских. Для этого Магомед ночью свинтил серебряную гайку с охраняемого «рексами» секретного «изделия», любовно собранного нашими башковитыми Са-овскими земляками в Ар-масе — 16 и ожидающего «забивки» у очередной штольни.
Время от времени разыгрывались и нешуточные семейные ссоры на почве ревности. Так Магомед, однажды, погромил кухню в солдатской столовой. Случайно заприметив кокетливый взгляд Зайналова на вновь прибывшего на площадку салапеда. И хотя Умид и действительно был – той ещё кокеткой (нашим дамам — у него учиться б да учиться), Магомед, как мгновенно взрывался, так же быстро и остывал. Ибо, несмотря на всю свою брутальность, был отходчив и нежен душой.
Но при всём при этом – не дай бог кому-то, где-то, находясь поблизости, всуе, произнести слова, типа: «пидор», ну иль «петух». Причём независимо от национальности, года призыва или физических данных. Даже помыслить не хочется, что бы с этим человеком произошло…
… увольнялись они в июне 79г.
Серсанычу в то время оставалось ещё полгода дослуживать ротным нормировщиком. Он подписывал дембелям «обходные листы».
Первым пришёл Зайналов с красными зарёванными глазами. Ближе к ужину явился Магомед, громыхая неуставными лошадиными подковами.
Ещё суровей сурового и хмурый, как вселенская тоска…
… — домой едешь, Магомед. Так радоваться же должен, а ты бледен, как тень —
Тут, матёрый Чубака, гроза всего личного состава батальона, бросается Серсанычу на грудь и рыдает, как ребёнок…
… — нэ хочэт, нэ хочэт со мной в Дагестан ехать. Домой, грит, в Самарканд хочу…
… — так в чём проблема то, Магомед. Сам с Умидом в Самарканд езжай…
… — да ты што говоришь-то такое, — всхлипнул Магомед. А сам смотрит, как на идиота. И высохли глаза мгновенно. А в них только разочарование и тоска безысходная.–
… — Я – МУЖЫКЪ…
… батальон! Р-рвняйсь! Смир-рна! Равнение на-а — средину!…
И грянул “Дембельский марш.
Трам-пам-пару, пара-пару-трамп!
Сопки, степь, да в степи полустанки.
Дверь не скрипнет, не вспыхнет огонь.
Не забудь же прощанье Славянки:
Одинокая плачет гармонь.
Прощай, дивный край,
Ты нас вспоминай,
Прощай, милый взгляд,
Прости-прощай, прости-прощай.
… и в каком, спрашивается, месте отдыхает – Уильям, наш, Иванович Шекспир…?