Крестьянин наделён некрасовской “полоской”,
Дальневосточный ждёт крестьянина гектар.
Патриотизм дурной, патриотизм холопский
Встречает нас в купе под треньканье гитар.
Крестьянам невдомёк : по тайному закону
Китаец в тех краях – хозяин, а не тать;
Столыпинской мечтой, историкам знакомой,
Сибирскою землёй – Китаю прирастать.
Пока что не землёй, но недрами и лесом,
Водою чистых рек, нетронутых озёр.
Пока мы водку пьём то с Ваенгой, то с Лепсом,
Китаец гнёт своё, настойчив и хитёр.
В российскую тайгу от поля с мокрым рисом
Не нищенской судьбой заброшен старый Ли,
И в пять часов утра в беспечном Уссурийске
Он учит молодёжь приёмам “бей-коли!”
А ты влеком туда мечтой своей высокой,
Где буйная орда из марева веков
Себя не утрудит винтовкою несомой –
Расправиться с тобой достанет кулаков.
Та – власть, что разделит – подмечено веками,
Кто бавкнет со слезой: “Кого ты в жизни спас?”
Ты помнишь, как тогда, играя желваками,
Диванные вожди сзывали на Донбасс?
На встречу со штыком беги, пассионарий,
Сионом подогрет, Кремлём благословлён.
Из мирных городов, где ярок свет фонарный,
Тебя стремятся сбыть и Кремль, и Сион.
Романтики спешат: им в уши нажужжали
О сопках и тайге, о буйной Ангаре,
И треньканье гитар заносит на скрижали
Вдогон глухому “ми” надтреснутое “ре”.
Но в мире всё не так; расчётливо и плоско
Окажется вблизи, что высилось вдали,
И землю на тобой распаханной полоске
С ладони сыпля рис засеет старый Ли.