Жене и Васе посвящается.
– Раньше здесь роща берёзовая была, – Женя, заслонившись козырьком ладони, щурилась на окружавшие могилы. – А там дальше, – она махнула рукой, в сторону свежих оградок, – начинался настоящий лес. Мы с мамой ходили через него на озеро. По дороге землянику собирали. Мама всегда брала с собой пол-литровую банку и, сидя на пляже, мы лакомились свежими ягодами. Я, конечно, на тростинки низать любила, только мои землянички к концу дороги приобретали вид плачевный. Потому я горстями загребала мамину добычу и кидала в рот, жмурясь на летнем солнце. Прям как сейчас.
Женя потёрла глаза, полдень слепил и жарил. В сети солнечных лучей новая часть кладбища казалась не такой мрачной. Точно масштабный макет города, с плитами-небоскрёбами и крестами-деревьями. Рядки-улицы тянулись во всех направлениях, утыкаясь в поредевший сосняк с одной стороны, и простираясь, насколько хватало глаз, с трёх других.
– Жалко лес. Жалко людей. И землянику тоже, – Женя покачала головой и скосилась вниз. – Так что мы ищем?
– Са-а-ам не знаю, – промурлыкал крупный полосатый кот. Его пытливый нос подрагивал, изучая траву или что-то под ней.
– Мы так до ночи тут проходим.
– Ночью творятся са-а-амые ва-а-ажные дела.
Обезоруживающая кошачья мудрость. Женя закатила глаза.
– Идём, умник. Раньше найдём, раньше вернёмся.
– Могилку ищете?
Женя едва не вскрикнула. За спиной, точно подкралась, возникла согбенная старушка в не по-летнему чёрном платке и шерстяном платье, одной рукой она опиралась на трухлявую клюку, другой вцепилась в шпиль ограды. Бабулька выглядела неимоверно старой, с лицом, словно стёкшим по костям, и слезящимися глазами, но улыбалась вполне дружелюбно.
– Немудрено заплутать. Нонче много хоронят. Так и молодых почитай. Не берегут себя. Погибель на погибели.
От этих слов сделалось как-то неуютно, зябко, будто случайный порыв ветра прикрыл облаком солнечный диск, но тут же рассеялся.
– А чавой-то ты с котиком? Кися… – женщина потянулась к мохнатому, но тот в ответ внезапно зашипел, как вода в раскалённом масле, и спрятался за Женины ноги. Старушка разочарованно сморщилась, будто было куда больше.
– Да вот на природу несу. Погулять.
– Стерегитесь тогда. Водится в лесу всякое, – бабулька перекрестилась, – клещи да клопы.
Женя, не найдя что ответить, неловко улыбнулась и подхватила на руки ворчащего кота. Сосняк укрыл от палящего солнца и любопытных глаз.
– У-у-у-у… упырица, – раздалось недовольное шипение, когда старушка оказалась далеко позади.
– Ты же сам говорил, что их не бывает.
– Не быва-а-ает, – подтвердил кот, – Но от этой запах… фу-у-у… противный.
– Ну, нахал! Это называется эйджизм. Так нельзя. Невежливо.
– Я урчащий комок шерсти и под хвостом себе лежу. А ты про ве-е-ежливость? И отпусти уже, всё брю-ю-юхо намяла.
– Ну, прости, – Женя поставила кота на лапы в пряный хвойный настил. Тот заметно скривился, когда иголки ткнулись в мягкие подушечки, но промолчал. Гордости и упрямства на десятерых.
– Надо было срочно ноги делать. Вдруг бы ты не сдержался. Что люди подумают – говорящий кот? Объясняй потом, что ты мой фа…
В ногу впились острые коготки, – Не произноси это слово. На букву эф-ф-ф фырк.
Кот терпеть не мог, когда его сравнивали с фамильяром. «Что за пошлость? Грязные инсинуации западной культуры. Попса. Профанация». В лучшем случае позволял называть себя «коргорушем», хоть и ругался на предвзятость и клише. В повседневности Женя звала его Васькой. Сам он по первому времени настаивал на чём-то более изысканном, например, Харон, Огмиос, ну или, в конце концов, Вергилий. Но после того как Женя сквозь слёзы хохота пригрозила назвать его Ктулху, согласился на Ваську. Истинного имени он так и не открыл.
Под ногами хрустело. Полувековые сосны тянулись рядами, точно на параде «Мир, труд, май».
– Ещё моя бабушка их сажать помогала, – заметила Женя. – Было же время, люди леса восстанавливали. Сейчас больше рубят.
– Природа ваша така-а-ая, – Васька семенил следом, с осторожностью выбирая маршрут. – Сначала строить, а потом лома-а-ать.
– Вот же гады! – Женя как вкопанная застыла перед уродливым шрамом-рытвиной, разрезавшем лесопосадку. С высоких насыпей по краям кренились подбитые сосенки, умиравшие над развороченной почвой. – Все испоганят!
Кот свесил нос в борозду, казавшуюся настоящим каньоном с высоты его роста, и повёл ноздрями, – Человеческое. Нам не сюд-а-а-а.
– А куда? – Женя теряла терпение от этой недосказанности. – Так ведь толком и не объяснил, что ты там почувствовал.
– Я тебе оракул, что ли? – возмутился кот, – Цыганка с монистами? Чую-ю-ю неладное. И всё тут. Пойму, когда найду.
Женя вздохнула, но спорить дальше не стала – кот на то и дух-защитник, чтобы ощущать недоброе и предупреждать об опасности, – В какую сторону двинем? Там вон стрельбище начинается, а там пионерлагерь и остатки турбазы, а между ними выход к озеру.
Кот натурально загоготал, сотрясаясь всем своим мохнатым тельцем. В его исполнении звучало жутко и зловеще, – Лагерь и стрельбище. Ну, вы юмори-и-исты. Не постичь мне людскую филосо-о-офию – жизнь подле смерти.
– Да какая тут философия, Спиноза, ты мой мохнатый? Некоторая доля разгильдяйства, скорее.
– И мно-о-ого непослушных детей подстрелили?
Женя пожала плечами и одёрнула лямку рюкзака, – Да вроде не одного. Но мальчишки гильзы таскали. Это да.
Вася задумчиво шевелил вибриссами, – Нам туда-а-а.
– Так и знала, что с озером что-то нечисто.
– Будь ты потомственной ве-е-едьмой, научилась бы прислушиваться к чутью.
– Что имеем, то имеем, – Женя пожала плечами и зашагала в указанном направлении. – Раньше я эти места хорошо знала. А теперь не узнаю совсем. Держись ближе, чтобы не заблудиться.
– Ты только не беги-и-и.
– Хочешь, понесу?
– Я тебе не ручной пушистик. Я – древний ду-у-ух, между прочим, если ты забыла.
– Да как тут забудешь? Сколько уже прошло? Лет десять? До сих пор ведь каждый день напоминаешь. Про амнистию не слышал?
Вскоре посадки приобрели хаотичный характер, поредели, а следом и вовсе иссякли, обнажив широкий песчаный пляж, утыканный камышом. Почва под ногами сделалась серой, вязкой, Кот с интересом потоптался, обнюхал странный песок и поднял голову на спутницу.
– Ледниковое озеро, – пояснила Женя, – под нами породы с архея до позднемосковского оледенения. Пески времён, не иначе.
– Ты не у-у-умничай, – Васька потоптался ещё и ещё. – Но лапам приятно.
– Раньше оно казалось мне больше, – Женя прикрыла ладонью глаза, солнечные блики на водной глади жалили нестерпимо. – И чище, – она указала на пляж метрах в семистах от них, застланный лежанками всех мастей. За спинами отдыхающих точно стражи высились разнокалиберные автомобили, невесть как забравшиеся в такую глушь. – Здесь к воде не спуститься, камыш, да болотина. Идём к людям. Заодно посмотрим, где тут дорогу прокатали, вандалы.
Кот недовольно поморщился, – А обойти-и-и нельзя-я-я?
– Ты мой пушистый мизантроп. Хочешь, полезай в рюкзак. Я плед в руках понесу.
– Уморить в такую жару реши-и-ила?
Васькино ворчание всегда одинаковое.
– Ладно, давай вон у тех камышей пристроимся. Только как мы оттуда обстановку разведаем? Сам говорил – зло там, где люди.
– Стели свой плед, мне поду-у-умать надо.
Женя хмыкнула, но послушалась. Устроила импровизированную лежанку, прикрытую прибрежными зарослями от самого солнцепёка, и достала обоим воды – коту налила в походную миску. Васька лакал и как-то нервно поглядывал на озёрную гладь.
– Давай, спроси-и-и у своего интернета, чего-о-о тут дурного.
Пришлось послушно покопаться в телефоне, связь ловила плохо, а экран нещадно бликовал, – В основном про состав и климат. Живности почти не водится – мало питательных веществ. Для таких озёр ещё слово специальное есть, – Женя зачитала по слогам, – олиготрофное. В общем-то, и всё, – телефон полетел обратно в рюкзак. – В детстве, помню, легенда была, что однажды озеро заросло, и на нём селиться начали, а когда вода снова пробилась, вся деревня на дно ушла. Говорили, в ясный день до сих пор можно увидеть отблеск церковных крестов. А если нырнуть глубоко – есть риск и вовсе на один из них напороться. Насмерть.
– Что ж ты сразу не сказа-а-ала? – кот аж миску опрокинул, крупные капли покатились по флисовой ткани. – Потопленные города-а-а – самые сильные места.
– Не города, а деревня, – поправила Женя, – и сказки это. Сам посуди – учёные все тут излазили, проверили. Едва ли не насквозь. Была б там деревня – её бы давно достали и в музей по брёвнышку перетащили. Чего уж про кресты с позолотой говорить.
– Эх ты-ы-ы… Простофиля, – протянул Васька вздыхая. – Сколько ра-а-аз говорил, про разные планы бытия? У вас под воду ушёл, а у нас, в другой мир переместился.
– В навий, что ли?
– Быва-а-ает, что и в навий. А бывает, – кот призадумался, – как в твоих фантастических фильмах – пространственный карма-а-ан. Вроде бы и не здесь и не там, нигде в общем. А всё же е-е-есть. Ждёт своего часа.
– Ты считаешь, это наш случай? Магическая телепортация? Но зачем целую деревню топить?
– Почём я зна-а-аю? Разные причины у всех. Где злодей мстит, а где от злодея спасаются. Или заточить кого можно. Найдём – узна-а-аем.
– Э нет, – Женя подняла руки, – деревни из воды поднимать – это не ко мне.
– Да мы одним глазко-о-ом только, – когда кот начинал канючить, применял все запрещённые приёмы ультимативного подхалимства и душещипательной умильности. «Фаталити» в Васином исполнении – упасть на спинку и подставить животик.
На оголённое пузо легла тень. Женя подняла глаза. Громадный мохнатый пёс с тупой, склонённой набок мордой подозрительно изучал кота. Ноздри мокрого носа пульсировали. Наконец, он выдал вопросительное «ваф-ваф» с намёком на гонки – «выживет быстрейший». Кот настороженно перевернулся на лапы. Женя шарила рукой по земле, ища какую-нибудь массивную ветку для защиты. С перепугу все заклятия в голове смешались.
То, что последовало дальше, немало удивило её. Вася принял боевую стойку – грудь к земле, попа кверху – и не издав ни звука, уставился на пса, глаза его разгорались нездешним огнём. Спустя несколько мгновений инфернальных гляделок, лохматый пришелец жалобно заскулили и попятился. Кот всё так же сверлил его тяжёлым пламенным взглядом. Пёс активно замотал головой, словно пытаясь выпутаться из невидимой сети, и буквально вцепился когтями в мокрый песок. Ещё с минуту он сопротивлялся, лапы дрожали, с морды капала пенящаяся слюна. Но вскоре затих, уставился пустыми немигающими глазами-вишнями на Васю и припал мордой к земле. Кот расслабленно плюхнулся попой на плед, приняв привычный вид домашнего дармоеда, глаза его потухли.
– Абориге-е-ены.
Женя таращилась на своего питомца. Он чаще болтал, чем дела, такая демонстрация сил была редкостью.
– А что-о-о? Сам напросился, – Вася как ни в чём не бывало растянулся на пледе во весь рост, пуская в ткань мягкие царапки. – Зато-о-о у нас теперь есть свой посыльный, – после этих слов пёс поднялся и затрусил прочь. – Пусть пока разнюхает, что к чему, а я отдохну. Притомился.
Вася выгнулся дугой, подставив полосатый бок летнему солнцу, и засопел. Женя какое-то время ещё озиралась, ища глазами пса и обдумывая увиденное, но вскоре тоже разморилась на жаре и, прикрыв голову панамой, задремала подле кота.
Разбудил мокрый нос, тычущийся в щеку. Солнце давно спряталось за деревьями, приближая вечер. Воздух заметно посвежел. Женя приподнялась на локтях, робко потрепала собаку за ухом и огляделась. Отдыхающих осталось немного, в основном шумные компании с палатками, но те расположились ближе к лесу и явно не намеревались возвращаться в город этой ночью. Несколько пловцов наслаждались прогретой за день водой, ловя отблески заходящего солнца. На противоположном берегу ещё виднелось с пяток машин. Кот дрых, растянувшись сосиской, его задние лапы слегка подрагивали. Наверняка снились мыши.
– Просыпайся, – Женя погладила тёплый бок, – твой разведчик вернулся.
Вася приоткрыл один глаз, – Выучи уже соба-а-ачий.
Он сладко потянулся и поднял морду. Пёс что-то пролаял в ответ.
– Да что б ты понима-а-ал!
Пёс жалобно заскулил.
– Ла-а-адно, показывай. Потом отпущу.
Новый скулёж.
– Его, наверное, потеряли уже, – посочувствовала Женя, пёс в ответ перевёл на неё слезящиеся глаза.
– Заметь. Он пе-е-ервый полез, – кот уже вскочил на лапы и засеменил следом за проводником. Женя наспех собрала вещи.
– Я всё равно не понимаю. Стояло себе озеро столько лет. Чего тебя вдруг потянуло?
– Стоять-то стоя-я-яло, да кто-то потревожил, видать.
– А мы тут при чём?
– Кто силу имеет, тот имеет отве-е-етственность.
– Не просила я силы этой. Сколько можно говорить?
– Ну да. И чем бы ты сейча-а-ас занималась? Институты твои. Работа. Скукота-а-а. Обыденность.
Крыть было нечем.
Лохматый проводник, поскуливая, уводил их дальше от обжитого пляжа, в камышовые заросли. От воды тянуло затхлостью, под ногами опасно хлюпало. Васька то и дело подскакивал и тряс лапами, но на руки не просился. Метров двести спустя пёс остановился, забил хвостом и ткнулся мордой в землю. Кот обнюхал разрытый песок и посмотрел на девушку. Та вздохнула, опустилась на колени и принялась капать, загребая горстями. Нетерпеливый проводник лез мордой под руки.
– Ну что-о-о тут у нас? – кот изучал разрытую лунку, на дне которой обнаружилась простая малахитовая шкатулка. Тяжёлая, тёмно-зелёная с прожилками, примитивный резной узор забился песком. Ни замка, ни скважины.
Женя повертела находку в руках и вопросительно посмотрела на кота, – Теперь мне надо сказать «друг» на эльфийском?
– Не та-а-а молодёжь пошла. Насмотрятся всякого. Сказок родных не помнят.
– По кошачьему велению? – Женя прыснула, – Сим-сим?
– Дава-а-ай сюда, – кот поставил лапы на шкатулку и что-то заурчал по-своему. Ничего не произошло. Ларчик и не думал открываться. Зато Васькина шерсть внезапно встала дыбом, от неё даже искры полетели, на вроде статических. Кот отпрыгнул, – Не надо это открыва-а-ать. Прячь скорее в свой рюкзак. А ты-ы-ы остальные показывай. Надо успеть до темна.
– Теперь должна следовать кошачья народная мудрость для недогоняющих, – Женя обтёрла перемазанные руки и убрала находку на самое дно, прикрыв пледом.
– Маяк это. Где-то ещё-ё-ё спрятаны. Какой-то псих удумал деревню-ю-ю потопшую поднять.
– А пусть бы и поднял, что с того? – Женя продиралась через густеющие заросли вместе со звериным конвоем.
– Нельзя-я-я тревожить сокрытое. Да и магия слабая. Не та-а-а. Дилетанты. Сами не знают, куда лезут. Торопи-и-ись.
Через час блужданий по окрестностям Женин рюкзак потяжелел на шесть абсолютно идентичных шкатулок. На озеро опустились сумерки, пришлось включить фонарик на телефоне. Вася ворчал и поторапливал. Завывания пса сделались ещё тоскливей, он угрюмо водил мордой по траве, шёл по следу, еле перебирая лапами то ли от усталости, то ли от обречённости.
Поиски последнего маяка завели в лес. Почуяв близкое освобождение, пёс припустил. Его хвост мелькнул среди деревьев и пропал. Женя выругалась, запнувшись в темноте за кочку и чуть не ступила на кота. Васька вовремя отпрыгнул и недовольно зашипел. За поднявшимся шумом не сразу проступили голоса и треск костра. Женя, осторожно раздвигая ветви, заправским партизаном подкралась к освещённой поляне. С десяток человек в нелепых лазурных плащах суетились вокруг огня, нараспев проговаривая странно знакомые слова. До Жени долетали только обрывки, что-то там про Беловодье, Светлых Демиургов и Хозяйку. Кот, сунувший было морду между листьев, выгнулся и зашипел, – Фу-у-у… Сектанты.
Женя приложила палец к губам. Васькины глаза вновь блеснули красным, но рот он закрыл. В ближайших кустах послышалась возня, затем показался нос, а следом и весь пёс, громогласно выдавший облегчённое «ваф-ваф», так ему не терпелось избавиться от опостылевшего плена. На звук встрепенулись плащеносцы. Женя попыталась было схватить кота в охапку и дать дёру, но было поздно. Их обступили лазурные фигуры, одна из которых опустила девушке на голову холщовый мешок. Кто-то с силой дёрнул за рюкзак, едва не повалив на землю. Кот вывернулся из рук, больно оттолкнувшись задними лапами. Заливисто лаяла собака. Кричали люди. Звуки борьбы сменились душераздирающим кошачьим воплем. Сердце Жени едва не остановилось, воздух вырвался из лёгких, в голове поплыло. Её дотолкали через ветки и кочки, усадили спиной к дереву, привязали и оставили в слезах.
Когда в голове немного прояснилось, Женя попыталась ощупать себя. Руки связаны. Пальцы холодные – либо её увели далеко от костра, либо тот давно потух. Вокруг стояла звучная тишина леса – приглушённый треск, уханье совы и стрекот сверчков. Никаких голосов. Женя попыталась вывернуться и стащить мешок – завязан он был слабо, чтобы не задохнулась. Но несколько минут напряжённой возни и пыхтенья плодов не принесли.
– Эх ты, страж, – раздался над головой скрипучий голос. Чья-то рука стянула холстину, на поверку оказавшуюся простой тряпкой. Женя подняла глаза. Над ней склонилась та самая кладбищенская старуха. Глаза её мерцали, хотя вокруг не было огня, – Говорила же, всякое тут водится, – женщина принялась развязывать верёвки на удивление ловко для узловатых старческих пальцев.
– С-с-спасибо, – выдавила Женя и, едва освободившись, принялась ощупывать землю. Запястья ныли, сердце стучало отбойным молотком. Неподалёку нашёлся выпотрошенный рюкзак, а рядом и его содержимое. Шкатулок, конечно же, не было. Не было и кота.
Таинственная старуха, словно прочитала мысли, – Жив твой сподручник. И второй, невольник. Оба целы, – она покачала головой, – Шевелись, – и развернулась уходить.
– Кто ты?
Старуха распрямилась и словно стала метра два ростом, во рту сверкнул золотой зуб, – А то сама не знаешь? – и растаяла как ни бывало.
Женя обернулась на треск веток, готовясь защищаться. Из-за деревьев выскочил пёс, а следом вздыбленный кот. Оба натужно дышали от бега. Пёс было взвизгнул почти радостно, но осёкся под тяжёлым кошачьим взглядом.
– Васенька, – Женя поймала взъерошенного кота и крепко прижала к груди, – Я уж думала…
– Отставить глупости, – хорохорился Васька, но голос его дрожал.
Пёс нетерпеливо покрутился на месте и присоединился к общим объятьям, ткнувшись мордой в Женино плечо, с высунутого языка текла слюна.
– Может, уже отпустим его?
Вася фыркнул, – Ещё-ё-ё чего. Предатель. Если бы не он, нас бы не поймали.
– Да он же не со зла.
Пёс утвердительно гавкнул и завилял хвостом. Кот соскочил на землю, принюхался, вибриссы его напряглись струнами, – Кто тебя освободил?
– Та самая старушка с кладбища. Сдаётся мне, вовсе она не старушка.
– Так и знал. У-у-у нечистая сила.
– Васенька, ты иногда такой ксенофоб. За что вот собаку мучаешь? И где вы вообще были?
– Следили за э-э-этими мракобесами. Они как шкатулки нашли, тут же разбежались.
Женя собирала разбросанные вещи обратно в рюкзак, телефона нигде не было, – Ну вот, теперь новый покупать, симку восстанавливать.
– Нашла-а-а о чём думать. Давай скорее. Остановить их надо.
– Ну ты помощничек! – возмутилась Женя, – Даже не спросил, как я тут.
– Да что с тобой в лесу-у-у сделается? Лес своих защищает. Сколько раз говорил?
– Да уж. Защищает… И злодеев поди наказывает. Кто они вообще такие?
– Безумные поклонники Хозя-я-яйки с Урала.
– У нас то они что забыли? У нас тут Аркаимов не водится.
– А вот это самое интересное. Помнишь ска-а-азку про девицу, что в малахит ушла в дворце царском? Так вот, эти фанатики считают, что её похитили и в тайном городе спрятали. Колесят теперь по стране – ищут затопленцев.
– Ну, насмешил. Скажи ещё, что про астральных микробов – правда.
– А я и не говорил, что правда. Но им-то верить не меша-а-ает. Сектанты, что с них взять?
– Вот опять ты, Васенька, не толерантный совсем. Пусть верят во что хотят.
– Я им не запрещаю верить. А вот деревню из воды поднимать не да-а-ам. Что б там ни было, не зря-я-я спрятано.
– А говорил «одним глазком». Эх! – Женя покачала головой, встала и накинула рюкзак. – Давай показывай. Только что мы с ними делать будем? Тряпка на голову – действенное средство. Что я могу против десятерых?
– Против десятерых профанов, не забыва-а-ай. Уж не зна-а-аю, где они маяки достали, а в самих магии ни на грош.
– Да и для меня твоя наука впрок не пошла. Чего я за всю жизнь наколдовала? Сам же говорил, будь у меня силы с рождения…
– Я много чего-о-о говорил, – оборвал кот, – да только не всё тебе знать положено. До срока. Время придёт, сил достанет.
– Опять твои загадки! – Женя вскипела, встала «руки в боки» и топнула ногой. – Не пойду никуда, пока всё не расскажешь. Надоело уже!
Кот уставился на девушку не мигая, и словно надулся, увеличиваясь в размерах, или, напротив – сжимая пространство вокруг – так что казалось будто теперь он не снизу вверх смотрит, а наоборот. Голос его звучал подобно раскату, но в то же время шептал в самое ухо, – Ты и вправду думала, я случайно тебе попался? Больным котёнком прикинулся, чтобы пожалела и выходила. Ведьмы были в твоём роду, только стали скрываться, прятаться то от попов, то от советской власти. Я за бабкой твоей ходил по малолетству, пока не подросла, не прогнала. Она последняя помнила, да только растеряла всю премудрость на заводах да фабриках. Мать твою воспитала невеждой, сказки всё мол. Не давала подступиться к ней. Я поодаль ходил, ждал часа, когда можно будет силу ведьминскую возродить. Дождался тебя. Теперь на тебе вся ответственность.
– А ведь и вправду, как бабушку схоронили, я тебя нашла. Значит, следил?
– Охраня-я-ял, – кот снова сдулся до привычных размеров, его глаза светились преданностью, – Нельзя миру без магии. Много сокрытого осталось, что оберегать надо. К людям попадёт – таких дел натворят. Для того ведьмы нужны, чтобы защищать тайные знания. А мы, помощники, чтобы ведьм защищать. Но ты это всё и та-а-ак знаешь.
– Это да, – Женя чувствовала правоту Васьки, но обида от обмана всё равно подтачивала. – Мог бы давно рассказать про родню. Ведь не маленькая уже. Сколько мы с тобой вместе прошли.
Кот, кажется, улыбнулся, чуть печально, – Взва-а-аливать не хотел. Не каждый готов ответственность принять.
– Думаешь, теперь я готова?
– Такова твоя судьба. Не я эту кашу заварил. Пошли-и-и уже. Время уходит.
Женя подхватила кота на руки и побежала через лес, в судьбу она не верила, но верила питомцу. На этот раз Васька даже не сопротивлялся, хоть и ворчал что-то кошачье. Озеро стояло в тумане, густом как кисель. От самой кромки воды, там, где она должна была быть, исходило холодное зеленоватое сияние.
– Не успели, – ухнул Васька и спрыгнул на лапы. Женя огляделась, палатки отдыхающих стояли недвижимо, не единого звука или шевеления, будто застыли во времени. – Только си-и-ильная магия могла сотворить такое. Магия затопленной деревни. Значит, она существует.
Туман закручивался в центре озера, словно всасывая атмосферу. Тени камышей зловещими всполохами метались в молочной пелене. Поднялся сильный ветер, сбивавший с ног. Он втягивал в воронку воздух, траву и мелкие камни. Зелень разгоралась и ширилась, поедая окрестности пядь за пядью. Её касание оставляло иней и пробиравший до костей мороз. Женя задрожала под ледяным дыханием магии. Негнущимися пальцами вытянула плед и набросила на плечи, чтоб немного согреться. Васькина шерсть обросла сосульками, зубы стучали, только глаза горели точно пожар. Он повернулся к замерзающему псу, – Дальше тебе нельзя, – и что-то заурчал по-своему. Собака, точно оттаяв, затрясла головой, принюхалась, завыла и скрылась в ночи. Женя ласково кивнула коту, – Пойдём.
Разукрашенные изморосью девушка и кот шагнули в туман. Вместо воды под ногами оказалась твёрдая почва, промёрзшая в вековом стазисе, но настоящая, кусающая стужей сквозь подошвы кроссовок. Тропа вела, петляя, между малых сараюшек, окостенелых в пелене сна. Чем дальше, тем массивней становились строения — вот уже угрюмо скосившиеся дома обступили дорогу. Частоколы оград зубами грызли воздух. Ни единого движения, скрипа, только молчаливый упрёк. Во всём окружении ощущалась скорбь пробуждающихся мертвецов, оледеневших когда-то живьём. Бревенчатые избы чернели камнем, точно из базальта, а не дерева. На их стенах проступали пока ещё редкие крупные капли. Туман обступал деревню, но в ней самой расползался куцыми клочьями, контрастными на фоне черноты. Не будь свечения, дороги было бы не разобрать.
Впереди показалась церковь с покосившемся крестом, зелёные всполохи лизали её стены. Воздух мерцал и переливался точно северное сияние. Выйдя на край площади, Женя поняла, что они здесь не одни. Фигуры в лазурном, подцвеченные нездешним светом – отчего становились по-настоящему зловещими – обступили нечто в центре. Женя пригнулась за брошенной телегой, кот втянул носом воздух. Сектанты пели гудящими голосами, воздевали соединённые руки к небу. Когда земля задрожала, люди едва не попадали, безумный хоровод разомкнулся, обнажив склоненную фигуру. Точно каменная, девушка в потускневшей кольчуге застыла на коленях, опустив голову и обхватив руками крупный живот. В её волосах зарождалась капель.
Кот выругался самыми грязными словами, – Идиоты! Всех нас погубят.
– Кто эта женщина?
– Забава-а-а. Это в сказках говорится, что её Змей похитил, а богатыри вызволять ходили. Наоборот всё было. Полюбила Забава Горыныча, суженой его сделалась, а люди не поняли, не приняли, своровали девку у Змея из-под носа и на него напраслину возвели. А ты ещё меня ксенофобом называешь.
– Как же она тут очутилась?
– Когда к людям попала Забава-а-а, те смекнули, что к чему и на неё ополчились, извести хотели. Опоздал Горыныч, при смерти нашёл, потому попросил он у Яги колдовства её неживого, чтобы спасти любимую. Старая – себе на уме, обратила деву в камень и потопила со всей деревней. Заморозила. Сам не верил, да вот же она перед нами. А значит, дело труба. Змей за свою возлюбленную и потомство в её чреве всю округу спалит, глазом не моргнёт.
– А нельзя её расколдовать? Змею жена – людям спасенье.
– Говорю ж, умирала она. Исцелять умеешь? Да и у Яги древняя магия-я-я, нам с тобой не под силу. Стережёт свои секреты хозяйка жизни и смерти. Раз так решила, значит, есть ей прок. Сам Горыныч не ведает, как жену спасти, чтобы заклятье не сгубило обоих. Всё что и может – охранять от вторжения.
– А как же эти, – Женя указала на культистов, – Выходит, они ошибались. Нашли не то, что искали.
– Первый раз, что ли? Дети с опасными игрушками.
Над головами ещё протяжней завыл ветер, точно от взмаха исполинских крыльев. Женя посмотрела наверх, весь небосвод заслонили чёрные извивающиеся кольца, гигантские чешуйки мерцали червлёным золотом. Дорожка огня ударила в одного из сектантов, тот вспыхнул факелом и с криком бросился к своим. Культисты кинулись врассыпную, спасаясь от возмездия. Новый огненный всполох прочертил линию перед окаменевшей девой — живая преграда. Но промёрзшая земля быстро гасила пламя. В небе загудело, забурлило, будто в плавильной печи – змеиная плоть раздувалась мехами. Огненный поток сорвался с небес и покрыл четверть деревни, окаменевшие избы вспыхнули, но также вскоре погасли. А вот разбежавшиеся люди, судя по доносившимся воплям, нет. Ярость Змея косила всех без разбора.
Женя схватила подмышку кота и побежала обратной дорогой, прикрываясь домами при каждом новом залпе огненного дыхания. От жара таяли избы, оплывая ручьями. Под ногами хлюпало. Над головой громыхнуло. Женя едва увернулась от слепого гнева Горыныча и припустила ещё быстрее. Вокруг озера пылал лес. Жар огнища и лёд колдовства сталкивались в противостоянии, оседая шипящим инеем, точно в скандинавских мифах. К палаткам на опушке, всё ещё застывшим во времени, подступало пламя.
– Они же сгорят, – Женя повернулась в ту сторону, – Их надо вытащить.
– Уничтожь маяки, – верещал Васька, – Затопи деревню. Обрати-и-и заклятье. Иначе сгорит всё.
Женя замешкалась, вращая головой по сторонам, – Как я найду маяки?
Кот вытянул лапу, там, куда он указал, с земли поднимались искры. Женя сделала шаг, но её тут же сбило с ног и она кубарем покатилась по земле. Чьи-то руки схватили девушку и дёрнули за ворот, – Это ты виновата? – мокрый от пота сектант с обожжённым лицом орал, разбрызгивая слюну.
– Отпусти её, – Вася, отлетевший при падении, ощетинился, выгнул спину. Говорящий кот для сектанта оказался последней каплей, он разжал пальцы и шарахнулся в сторону. Но было поздно. Реактивная струя Змея накрыла всех троих. Кот, раздувшись, укутал собой девушку, заключив в свою разряженную сущность как в пузырь. Пламя плясало по спектральной шкуре, каждая частица вибрировала от натуги, но улыбка кота, обращённая внутрь светилась искренней любовью. Когда всё стихло, морок рассеялся, и Женя, освобождённая из спасительного плена, рухнула на колени. У её ног часто дыша лежал Вася. Его обожжённая спина вздрагивала.
– Нет, Васенька, милый, прошу тебя, только не оставляй меня, – слёзы побежали ручьями. – Ты обещал, что не оставишь.
– Справился, защитничек, – за спиной раздался скрипучий голос. Женя не обернулась.
– Ты спасёшь его?
Кот из последних сил дёрнулся и прошипел, – Не надо.
– Спаси. Прошу тебя. Умоляю.
– Твои слова, – над ухом щёлкнули костлявые пальцы. – Затопи деревню.
Васино тельце перестало вздрагивать, обросло новой лоснящейся шкуркой, из глаз покатились крупные капли, – Зачем же ты? Она ничего не даёт просто так.
– Плевать, – Женя подхватила кота и прижала к себе крепко-крепко. – Вместе навсегда.
Спустя минуту яростных объятий Вася прокряхтел, – Задушишь.
Женя улыбнулась сквозь слёзы, чмокнула кота в макушку и опустила на землю. У самого уха прозвенело звучное «ваф-ваф».
– Ты вернулся? – удивлённо воскликнула Женя, утирая щёки. Пёс утвердительного гавкнул и засучил лапами. Перед ним валялась измазанная слюной малахитовая шкатулка.
– Ты мой герой!
Кот тактично кашлянул.
– И ты тоже, – Женя сгребла животных в охапку, – Только что теперь с ней делать?
Шкатулка по-прежнему была наглухо запечатана, только искрила. Дрожащие пальцы исследовали гладкую поверхность, в поисках хоть каких-то зацепок. Тщетно.
– Волше-е-ебное слово, – напомнил кот.
Женя поднесла шкатулку к губам и зашептала. По зелёной поверхности пробежала круговая трещина, крышка отъехала в сторону. На дне в тёмном бархате пульсировало огненное сердце размером с кулак.
– Твоё-ё-ё время, девочка. Уничтожь маяк.
Страшная находка гипнотизировала и ужасала одновременно. Поборов отвращение, Женя с трепетом достала сердце. Несмотря на жар, ладонь не горела, только вздрагивала в такт. Тук-тук, тук-тук. Женя сжала кулак. Раздался хлопок и меж пальцев заструился пепел. Земля вздрогнула, – Осталось ещё шесть.
Чудовищное тело Змея скрылось с небосвода. В воздухе повисла скорбь. Вся округа застыла в ожидании, на грани конца. Время утекало. Трое из семи маяков оказались на противоположной стороне и Женя решилась срезать – снова пересечь деревню. Таящие дома скрипели и плакали. Голоса культистов стихли. Остатки пламени с шипением гасли в набегавших лужах. Зелёные огни уступали место занимающейся заре.
Выйдя на площадь, Женя застыла в нерешительности. Каменную женщину прижимал к груди некто в старинных одеждах. Глаза незнакомца гневно сверкнули, но тут же погасли, тело в его объятьях вздрогнуло, звякнула кольчуга.
– Пойдём, – Вася коснулся ноги, – им не помочь. Обрати заклятье, сохрани обоих.
Когда всё было кончено, Женя обессиленно плюхнулась на холодный песок. Туман над озером полностью рассеялся, открывая светлеющее небо. Затонувшая деревня исчезла как не бывало. Осталась только тёмная, спокойная вода. Пожар потух. От обугленных деревьев тянуло смоляным смогом. Трещали угли. Сквозь скрюченные макушки забрезжили первые лучи. Из палаток выбежали встревоженные отдыхающие. Они кричали «пожар» и звали на помощь, спросонья не разобрав, что всё уже кончено. Пёс напоследок лизнул Женину щёку и с радостным визгом убежал к людям. За их спинами мелькнул скрюченный силуэт. Зловеще блеснуло золотом. Кот зашипел.
Мне понравилось. Затягивает.
Мяу!