«Блосила меня, блосила!»
Я стою в прихожей своего дома, а на руках у меня мальчишка лет четырех. Его тоненькие, но сильные ножки обвивают мою талию, а руки крепко держатся за шею.
«Я… Я никого не бросала…», – мямлю я в растерянности, но мальчонка отодвигается от меня, смотрит прямо в глаза и, поджав дрожащую губенку, снова шепчет: «Блосила! Блосила и забыла!». Я смотрю в его огромные зрачки, утонувшие в каплях слёз, вижу в них свое отражение. Чувствую его запах – так пахнут дети, которые уже не питаются материнским молоком, но еще носят на себе аромат детства и чистоты. Внизу живота лопается ледяной шар, острыми осколками пронзая все внутри, лед поднимается выше, к солнечному сплетению… Потом сердце будто обнимает ледяная ладонь. Глаза каре-зеленые, как у мужа…
«Забыла! А я же твой Витя!».
Витя… Нет, я ничего не забыла. Я каждый божий день помню. А божий ли день у меня после этого?…
Начало декабря… Разговор обрывками: «Нет. Не передумала. Все. Пора. Такси ждет».
Приемный покой. В полутемном коридоре очередь из женщин. Осмотр. Кресло. Наркоз. Конвеер из тел.
Яркий свет. Ничего не помню. Пожилая поломойка отпихивает мои ноги, свесившиеся с кушетки. «Сколько вас тут сегодня. Разлеглась! Вставай давай и уходи. Мне после вас отмыть еще надо! Сволочи!». Я оглядываюсь: лежу на жесткой ободранной кушетке в «предбаннике» операционной. Тот, кто меня сюда перевалил с каталки, не особо заботился о моем удобстве. Просто как тушу животного переместили и ушли. Казенная рубашка задралась до живота. Я без нижнего белья, но разве в этом сейчас мой стыд?
Оправившись, перехожу в палату, чтобы собрать свои вещи. Там женщины примерно моего возраста, кто-то уже успел переодеться. Мы не смотрим друг другу в глаза. Я укладываю пакет, вызываю такси. Уже в машине понимаю, как провоняла лекарствами и медицинским спиртом. Наверное, таксист тоже это чувствует, но вида не подает. Едем без песен, без праздной болтовни. Дома я быстро, насколько это возможно после общего наркоза, привожу себя в порядок. У меня нет времени на мое горе, нет времени, чтобы оплакать. Мои дети ждут, когда к ним вернется мама…
«Я долго тебя ждал!». Мальчишка у меня на руках снова смотрит мне в глаза и улыбается. «Витя! – выдыхаю я, – маленький мой! Не забыла! Не забыла, хороший ты мой!». «Правда?». «Правда!».
Я глажу мальчика по спине и чувствую, что под рубашонкой что-то есть. Малыш смеется и поднимает рубашку. Крылышки… Маленькие, полупрозрачные, легкие. Они трепещут на ветерке, вздрагивают от смеха мальчишки и слегка раскрываются, когда он взмахивает руками, чтобы снова меня обнять.
«Вот и бабушка мне говорит, что ты не забыла, просто у тебя дел много. А я же твой?» – малыш спрыгивает на землю, берет меня за руку и ведет из дома на улицу. Дверь со скрипом открывается, в глаза бьет яркий солнечный свет. Голова начинает кружиться от ароматов цветущего сада и земли после дождя. «Пойдем, я тебе своих собак покажу!». Я босыми ногами ступаю на землю и открываю калитку в огород. Навстречу мне выбегает Пират – пёс, с которым я играла все свое детство, а следом за ним Дуся – овчарка уже моих детей. Они виляют хвостами, радуясь нашей встрече. Дуся, как обычно, пытается встать на задние лапы, чтобы передние положить мне на плечи. Я чувствую запах собаки и лекарств. Потом моей щеки касается шершавый собачий язык, и она уносится вглубь огорода. Там, в малиннике, начинается радуга. С ней играет мой сын и мои собаки.
«Тебе, наверное, уже пора?». Я слышу до боли знакомый голос и оборачиваюсь. Моя бабушка. В своем лиловом платке и простом платье. «Иди, деловая, – бабушка улыбается, это ее любимая фраза, – иди, а мы с дедом за Витенькой последим, ты же больше к нам никаких правнуков не приводишь. И не приводи. Перебьемся!». Бабушка хмурится. Я хочу ее обнять, но она отворачивается, берет мальчика за руку и уводит в дом. На крыльце он оглядывается, улыбается от уха до уха и машет мне рукой. Крылышки за спиной отбрасывают солнечных зайчиков. «Мам, ты не забывай меня! И не бросай больше никого!».
«Иди уже!» – бабушка захлопывает дверь. Больше нет никого вокруг. Тишина. Дом постепенно погружается в легкую дымку. Становится трудно дышать. Я не забыла… Я не бросила… ты все равно мой сын, которого я люблю, и у которого мне только предстоит вымолить прощение. Но я не бросила.