Маленький человек

В холодной квартире случился грохот. Упала ваза, в которой были старые сухие розы. Осколки от вазы разлетелись в разные стороны. Младенчик стоял в ступоре и не шевелился. В руках его были радужные карандашики и единственный белый листочек. Его любопытные глазки бегали по полу и смотрели на маленькие угловаты и острые частички, хаотично расположенные по комнате. Так как в квартире никого не было, то и на звук бьющегося предмета никто не прибежал.

Маленькими шажками любопытный младенчик подошёл к одному большому осколку и, не заметив рядом маленький осколочек, наступил своей пухленькой ножкой на него.

Младенчик резко присел и, не совладав с равновесием, упал на руку, в которой были карандашики. Кряхтя, он попробовал подняться, но маленький предмет оставался в ножке, из-за чего он снова упал. Продолжая кряхтеть и пытаясь вытащить осколочек, ребёнок начал нервничать. Вот появился первый крик помощи, вот второй, на подходе готовится третий, а к нему никто не идёт помогать.

Он уже начал сильно плакать, звать «Ма! ма!» или «Мааа! Аааа!» Нет ответа.

Вдруг в дверях прозвучали постукивания ключей. Младенчик, услышав этот звук, пополз на его источник, продолжая сильно кричать. Лицо его было красным, глаза опухшие, нос полон соплей. «Ма! Ма!» — слышно из комнаты. А слезы жгут и катятся по щечке мальчика. Он ползёт, косолапо передвигая холодные ручонки и коленочки.

— Опять ты орешь! — прозвучал уставший женский голос. А мальчонка кричит, плачет и надрывается.

Женщина разделась и пошла с пакетом на маленькую грязную кухню. Младенчик же устал за ней ползти, потому остановился и, стоя на четвереньках, начал всхлипывать. Хлип, хлюп, хлип. Пытается успокоиться, но больно и обидно ему, что мамочка не идёт спасать его. Вновь слышится всхлип, всхлип, и наконец ааа-кха-ааа!

Надоел наконец ей крик ребёнка, бросила пакет с молоком об пол и подошла к своему сыну. А в его блестящих глазках такая надежда и такое желание материнского тепла, какие бывают у всех детей в мире. И вот, он тянется своими маленькими, детскими ручками к родному и самому любимому существу в его жизни. Она берет его и ударяет его по ляжке. Ребёночек, который добился своего и начинал успокаиваться, вновь заревел от обиды.

— Ой, не начинай! — перекричала женщина и охнула, когда зашла в комнату.

— Кто сделал каку? — ударила снова по ножке она. – Кто сделал это?

Каким-то чудом она догадалась и убрала стекляшку у ребенка, посадила в другую комнатку на ледяной пол и ушла убираться. Ребеночек со сморщенным личиком, ступая холодными ножками по не менее холодному полу, вернулся к ней, стал тянуть женщину за штаны и вставать на носочки.

Женщина оттолкнула своей ногой малыша, дабы он не мешал ей. Господи, да кто заслуживает это! Почему мы обязаны возлюбить ближнего своего, и никто это не делает?

Надув свои губешки, головку опустив и зашмыгав носиком, поплёлся мальчишка косолапым шагом в комнату, где он обычно рисовал и играл. Устав плакать и вопить, он лёг на холодный пол, да так, чтобы было видно, кто перемещается по коридору. В глазах остаётся грусть, обида и какое-то детское разочарование. А ведь он батареечка, полная искренней любовью и любопытством, заработает ещё больше, заискрится, чтобы ему было весело, тепло и хорошо. Уже через пять минут этому мальчишке захочется сделать, чтобы его похвалили, поиграли, чтобы прикоснуться хоть на короткое время к родным и любящим рукам.

Вдруг мальчишка вернулся обратно в комнатку, где уже убрали осколки, взял бумагу, свои карандашики и принялся рисовать. Что же он пытался изобразить? Что-то доброе? Что-то счастливое? Что-то, что бы он хотел получить в своей жизни? Маму ли счастливую, улыбающуюся можно увидеть в этих ярких и добрых чертах? Или всю семью вместе, которая обнимает его? Или что-то ужасное, неприятное, что-то, что может повергнуть в конфуз даже взрослого человека?

Фантазия его до того разыгралась, что ребёночку не хватило белого листика, и он принялся рисовать на стенах. Он светился улыбкой, «хи-хи», «ооо», «хе» слышится из его уст. Явно у него была мысль, что вот мама увидит работу маленького художника и так его расцелует! так его обнимет! и кто знает, может и с ним порисует.

И потому он быстро потопал, приговаривая: «Тики-тики-тики-тики!» Подойдя к женщине, он вновь начал тянуть за штаны, пытаясь своим детским любящим взглядом найти такое же чувство.

Но женщина сидела за кухонным столом, держала одной рукой голову и смотрела куда-то в одну невыразимую и невидимую точку, куда смотрят люди переживающие или думающие о чём-то. Она не видела малявочку, потому что настолько погрузилась в свои проблемы материального и душевного характера, что можно было подумать, что перед вами статуя, а не человек.

Ребеночек уже начал не только дергать за штаны, но и укать, и залезать на стул к маме пробовал. Наконец, когда женщина обратила на него внимание, он искренне затопал ножками, похлопал ладошками, взял женщину за штаны и отвёл к разукрашенной стеночке.

Да вот напрасно ребёночек так радовался, напрасно хлопал ручками и ожидал улыбочку от матери. Ничто не оправдалось из перечисленного…

Вновь крики, ругательства, вновь мальчишку ударили по жопе, вновь детский плач. Раздражённые вздохи слышатся из груди женщины. Жгучие слезки, поплывшие рисуночки — каких усилий стояли мальчику, чтобы привлечь к себе внимание, чтобы с ним поиграли?

— Не оттирается! — ворчит женщина. — Да чтоб тебя!.. — и ушла обратно на кухню.

А сынишка её сидит с красными глазами, всхлипывает и смотрит уходящей матери.

— Ма. Ма, — пытается выговорить маленький человек. А в ответ только посуда загремела, кран включился. И никто не идёт на детский зов.

— Ма. Ма, — попытался ещё раз младенчик. И снова тихо.

— Ма, — сказал на этот раз очень тихо мальчик. Сказал и опустил голову, посидел минутку, встал и поплёлся в комнатку.

В комнате находились полки с запылёнными книжками, старый никому ненужный компьютер, детская кровать и парочка игрушек: три машинки, кубики, мишка, лошадка и мягкий львёнок.

Малыш сел подле трёх машинок, взял в левую руку лошадку, а в правую львеночка и начал играть с самим собой, представляя себе в голове, как лошадка убегает от смешного и пухлого льва.

И так каждый день: сидит ребёночек один, сам по себе и сам с собой играет, и не обращает мама на него никакого внимания, не играет с ним, книжки детские не читает…Сам по себе и без родных.

* * *

Женщина тем временем стояла возле плиты и проговорила про себя:

— Гречки нет. Макарон нет. Кукурузной тоже нет. Ничего нет! Господи, и решилась я выйти за олуха, за бездаря, за лодыря! Идиотка я, самая настоящая идиотка! Как я с ним ещё оказалась? Ведь он все деньги, все копейки на свои торговые автоматы проиграл. А если нет у него, то у знакомых долг берет, клянчит! Ничего для меня и Саши не оставлял! Всё на автоматы, в эти идиотские автоматы! Всё, и ничего на нас!

В входную дверь кто-то постучал.

—Да твою ж!.. Кого нелегкая принесла! — а сама думает: «Не дай бог этот дебил припрется! Вот не дай бог! Хотя почему не дай-то? Он и есть, только он и прийдет сюда. Действительно, а кто ж ещё?»

И действительно, в дверь стучался бывший муж женщины, матери того ребёнка, который играет сам собой и серо сидит в своей комнатушке.

— Лари-и-исочка! — протянул мужчина.

— Пшел вон! — с гневом проговорила женщина, надеявшись, что она ошибалась, и что за дверью окажется не этот оболтус.

— Ну Ларис! Ну чо ты такая злая?

— Потому что ты пришёл.

— Ну не злись. Давай поговорим.

— Нам не о чем с тобой разговаривать! — перебила женщина и начала закрывать дверь.

— Постой, постой! Не закрывай! Давай все…

— Все сначала? Ага, счас! Шиш с маслом!

— Ну хотя бы о ребёнке подумай, — сказал мужчина с надеждой в словах.

— Ого, вот о ком ты только сейчас вспомнил! Воот как теперь ты поешь! Где ж ты был четыре месяца назад, когда он в тебе нуждался?!

— Послушай, я…

—И не буду я слушать! Вон! Вооон!

— Ларис, ну послушай, пожалуйста, меня, — выговорил жестко мужчина. — Ты ребёнком не занимаешься. Так было при мне, и так продолжается до сих пор, ведь так? Так? Ты все время о чём-то думаешь, сама по себе, а обращаешься с ним, словно он понимает, что ты от него требуешь и говоришь. Он нуждается в тепле и заботе твоей…

— Не смей мне указывать, что делать. Я все стараюсь делать для него! Все, чтобы он жил! Я ему хотя бы игрушки какие-нибудь покупала. А ты? Ты что-то для него покупал? Что-то для него сделал? Нет! И не смей говорить о ребёнке! ты, ничтожество, — и взглянула на него. Одет мужчина был весьма дурно: старая мятая футболка, грязные джинсы. Весь лохматый и невыбритый. На такого посмотреть и сразу же становится противно, мерзко от одного только вида. И никто к такому человеку не подойдёт, ибо стыдно даже подходить к нему. Одним словом плоский червяк, а не человек.

— Ларис, я могу покончить с собой и это будет на твоей совести, — решил мужчина надавить на неё.

— Да делай что хочешь. Мне все равно, — ответила та, в свою очередь.

— Ах так! — и одним движением он вытащил отвертку и начал вскрывать себе вены. Сразу же появилась темно-красная жидкость и потекла по руке.

Женщина ахнула и закрыла быстро дверь. Зачем, почему — сама не знает, да и вообще, она мало, что на тот момент понимала. От увиденного она вся побледнела, а когда тот «недоумок» ещё и вопить начал, так вообще омертвела.

Через какое-то время, вся дрожа, она потянулась посмотреть в глазок с мыслью: «Скорую! Надо срочно вызвать скорую ему!» Но на площадке никого не было. «Ушёл что ль?» – подумала женщина.

Вдруг она почувствовала, что кто-то на неё смотрит; обернулась и увидела своего сынишку. А ребёночек стоит и с каким-то ужасающим выражением глядит на мамочку. Когда же мать протянула свои руки, подобные человеческим костям в гробу, он замахал головой, обернулся и убег в свою комнатушку.

Женщина зашла на кухню вся поражённая от произошедшего, но буквально через пару минут принялась что-то готовить, но вот что — сама не понимала. Она словно была в каком-то летучем, в каком-то подвешенном и не совсем обычном состоянии.

Какие-то дурные и неприятные мысли её посещали. Она пыталась думать о другом, думать о том, как ей завтра заработать денег; что бы ей приготовить сейчас; что, наверное, после готовки нужно пойти и «поиграть с Сашенькой». Но вот она вроде бы определилась, что будет готовить, поняла, как она будет добывать завтра денег, ведь никто же не поможет: все родственники и родные в другом городе, а потому выживать им приходится самим. Но вновь лезут дурацкие мысли: «А помнишь, ты ведь хотела другую жизнь себе устроить», «Помнишь, ты мечтала о даче, говорила, что там ты наслаждаешься единением с природой и чувствуешь себя живой?», «А как ты мечтала найти работу мечты и мужчину, который бы любил и поддерживал так же, как любит твой отец твою маму?»

— Так, это нужно все прекращать, — воскликнула женщина и включила маленький кухонный телевизор. Какая-то передача начиналась со слов: «Она говорила мне, что любит тебя. Думала, что любит тебя!» — «Да она не может любить меня!»

— «Да я люблю тебя»! Да, да, да, наконец-то, да, — сказала восторженно женщина и засмеялась. Кто знает, может она впервые за четыре месяца так смеялась, что даже не думала ни о чем больше, кроме как отдохнуть и перевести дух с бытовых мыслей на что-то забавное и смешное.

Приготовив ужин, она весь оставшийся вечер смотрела телепередачи и хохотала, хохотала, хохотала. Когда же ребёночек подошел к столу, чтобы своей маленькой ручкой взять бараночку (ведь кушать очень сильно хотелось!), то женщина, вся сияющая, тянула свои худощавые руки к нему, чтобы поцеловать. Но, не дотянувшись до бублика, мальчик неожиданно отошёл от стола, посмотрел на женщину удивленными и выпученными глазками и убежал обратно в темноту. А женщина как сидела на месте, так и сидит.

Но вот закончилась передача, и мать выключила телевизор. Вдруг тишина оглушила её. Стало некомфортно и как-то пугающе. Что-то нехорошее начинало витать в воздухе, и это что-то не нравилось женщине. «Не слышно как-то Сашеньку. Нужно пойти и проверить его!» — подумала она.

Зайдя в комнату, первое, на что она обратила внимание, это в комнате царствовала темнота. Ничего нет и ничего не видно. Где ребёнок сидит — непонятно. «Почему в комнате не включён свет? Ба! Так я же ему свет не включила! Вот же я!..» А у самой мысль быстро пробежала: «Что ты за мама?»

Женщина испугалась этих слов и молниеносно, без промедления включила свет. Прямо щекой на холодном полу лежал маленький мальчик. Его грустненькие глазки куда-то смотрели в сторону серой стены, а личико выражало пустое отношение к тому, что он один, что он лежит на леденящем полу и что он находится в страшной для детей тьме. От неожиданной вспышки света ребёночек зажмурил свои глаза, быстренько встал и посмотрел на дверь, где стояла мама. И, увидев её, так испугался, что хотел быстро спрятаться под стол, но лишь ударился своим лбом прям о его краешек. И, конечно, слёзки-колёски покатились у него, и вновь нижняя губешка задрожала, и личико сморщилось, и глазки заблестели. И сидит он и держит своими ручками свою головешку. Оно и понятно: всё же бьет его, а жалеть — так никого и нет.

— Да ты моя заюшка! Иди ко мне, мама тебя пожалеет! — произнесла жалобно и протянула к нему свои руки мамочка.

А мальчишка плачет и назад отчего-то пятится. Тогда женщина сама подошла к нему, все равно взяла на руки и начала целовать его в лобик, жалеть его. И целует, и обнимает, и успокаивает, и по головушке поглаживает, а при этом у самой тоже слезы ручьём бегут, тоже плачет тихо и еле-еле слышно.  Сердце её сжалось, заболело, заныло, разрывалось.

Не помнит мама, как уснул её сынишка, как она сама уснула, да только лежала с ним на диванчике и спала вместе с ним в обнимку. А малыш сквозь свой сон улыбался чему-то.