Добавлено в закладки: 1

Изгнание из Ада

Альманах Миражистов

Константин КЕДРОВ-ЧЕЛИЩЕВ,

Николай ЕРЁМИН, Светлана ВАСИЛЕНКО, Евгений ЕВТУШЕНКО,

Алина ВИТУХНОВСКАЯ, Владимир ПЧЁЛКИН,

Игорь ВОЛГИН, Иосиф БРОДСКИЙ,

Марина САВВИНЫХ, Юлий КИМ,

Екатерина-Августа МАРКОВА,

Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ, Геннадий ВАСИЛЬЕВ

2025

Всемирному Дню Поэзии навстречу

Альманах Миражистов

Изгнание из Ада Альманах Миражистов

Изгнание из Ада

Альманах Миражистов Маркова Екатерина

Вчера, 23:11

Кому:вам

— берешь мое название и даже не печатаешь сам стих. Грешно тебе
Катя

Желающих разделить мой грех направляю в сибирскую ссылку, где до сих пор пребываю

https://stihi.ru/2025/03/16/5879

Коля

Автор бренда МИРАЖИСТЫ, составитель и издатель Николай Ерёмин

Адрес nikolaier@mal.ru

телефон 8 950 401 301 7

Матрёшки Екатерины Калининой

Кошек нарисовала Кристина Зейтунян-Белоус

Петуха – Владимир Капелько

Константин КЕДРОВ-ЧЕЛИЩЕВ

Альманах Миражистов

.

Константин Кедров

Старость это молодость Души

Что истина? – спросил Пилат Христа

Но тот смиренно не разжал уста

Поэт сказал простое как мычанье

А Гамлет прошептал дальнейшее молчанье

О Данте нова вита

Хватанга на авито

Сегодня на авито

Хватанга нова вита

А завтра Казанова

Хватанга вита нова

Исследую подробно я

Какая жизнь загробная

На авито дольче вита

Дольче вита на авито

Как Данте заблудившийся в аду

Я к вам бреду в космическом бреду

Пусть Пастернак выращивает розы

Я не садовник и не автор прозы

У дрессировщика в руках всегда есть плеть

Дай Бог успеть себя запечатлеть

Того гляди всю жизнь свою забуду

Похож на созерцающего Будду

Конечно я отнюдь не созерцатель

Скорей пророк… Пророк и прорицатель

На небе звёзд всемирное мерцание

А в сердце отрицанье отрицания

Или любви уснувшей пробуждение

И тот час утвержденье утверждения

Поэтов бессловесное сословие

Всегда и всюду любит славословие

А я пасу словесные стада

Бредущие неведомо куда

Я выхожу из дантовского ада

Пастух внезапно потерявший стадо

Ну да, поэт — пастух, который пасся

Который только что от ада спасся

Скорей в купель скорей поэт крестись

Чтобы успеть от ужаса спастись

Не то спасаюсь я не то спасаю

Над бездною глубокой зависаю

Над бездной прорастающий трилистник

Завис. Хотя он вовсе не завистник

Акафисты кондаки и молебны

Душе моей отчаянно потребны

Молись, поэт. Отчаянно молись

И хоть на миг сей жизни умились

И может даже все мои стремления

Не более чем жизни умиления

Живу и удивляюсь что я жив

Совсем внезапно стих для вас сложив

Стихосложение похоже на брожение

И в тоже время это наслаждение

Пиши поэт чтоб не сойти с ума

Сойди с ума чтоб не сойти с ума

Как мир безумен и поэт безумен

Пиши поэт и будь благоразумен

Вокруг тебя такая кутерьма

Сойди с ума чтоб не сойти с ума

То ли это оратория

То ли ора таратория

Снова прет на Русь орда

Прет неведомо куда

Лорд приветствует орду:

Сенкью хау ду ю ду

Пойду поближе к лорду

Чтобы лорду плюнуть в морду

Эх тачанка-ростовчанка

Снова портит англичанка

Стал авангард консервативен

И даже чуточку противен

Меняйся но не изменяйся

О нет ты не пропагандист

Ты трубочист но сердцем чист

Не предавайся эпатажу

Смывая собственную сажу

Скажу отнюдь ты не скаженный

Ты не Василий но блаженный

Смиряйся рифмой пораженный

Блажи блажи блажи блаженный

Не грусти среди пустынь

Богом стань потом остынь

Медленно иди по свету

Разглашая тайну эту

Да стихописание таинство

По скитам Руси скитаемся

Кайся кайся кайся кайся

Снова кайся но скитайся

Словно кит в скиту скитайся

Повториться не пытайся

Помни первый день творенья

И пиши стихотворенья

Ты поэт не стихотворец

Тихой тайны тайнотворец

Будь в скворечнике скворец

Приютит тебя Творец

Уподобившись Творцу

Стань к Творцу лицом к лицу

Это тайна на лицо

У Творца твоё лицо

Узнавай знакомый лик

Твой Творец всегда велик

Пой Исаия ликуй

Лики бликами бликуй

Пой Исаия бликуй

Пой Исаия гликуй

Оглашай как оглашенный

Этот мир несовершенный

Оглашаясь оглашай

Совершенствуй совершай

Сколько я к тебе пройду ещё

Тайна стихообразующе

Каждодневно будь собой

Над неведомой судьбой

Я судьбу свою не ведаю

Но пишу и проповедаю

Привыкай к своим победам

Отворяйся как затворник

Будь посредником по средам

Будь по вторникам повторник

Выставляйся на озон

Одинок как Робинзон

Поэзия ты зона Робинзона

Творя весь мир из одного базона

В твоей душе всегда частица Бога

Живи всегда и помни Бога много

Бог сотворил Китай и носорога

Поэзии всегда у Бога много

Богоподобная царица

Поэзия живёт и длится

Ты будешь славиться и длиться

Сажая райские сады

Богоподобная царица

Киргиз-кайсацкия орды

Хотя повсюду морды о́рды

Державины не держиморды

Хотя поэт повсюду славен

Сто держиморд один Державин

Живи поэт ум умножая

Державину не подражая

И Пушкину не подражай

Сбирая звёздный урожай

Расти небесную пшеницу

Не превращай причастье в пиццу

Хотя земная жизнь конечна

Пускай твой стих пребудет вечно

Среди сплошного криминала

Пиши не ведая финала

Поэт всегда криминалист

Живой во плоти обелиск

Тебе всегда и всюду рада

Царей и царств земных отрада

Твоя задача решена

Божественная тишина

И пусть Анри Пуанкаре

Докажет мысль твою Горе

Увы не каждый графоман

Поймёт тебя как Перельман

Прочтёт и мысль твою докажет

Но никому о ней не скажет

Остановиться не остановлюсь

Молюсь тебе, молюсь, молюсь, молюсь

Всё низкое уходит в естество

Ты близкое родное божество

Да по природе я не атеист

Мой разум чист и я пред Богом чист

Не всё понятно мне, совсем не всё понятно

Моя любовь как небо необъятна

Возможно даже только необъятная

Любимая и может быть понятная

Пусть в мраморе весь Рим остолбенел

А я любил и мыслил как умел

Ушёл на небо ангел мой хранитель

Здесь на Земле пуста его обитель

Здесь я живу в обители пустующей

Тоскующий рыдающий тоскующий

Смерть это жизнь без ангела земного

Читайте все об этом в Вито Ново

А у меня не ново и не вито

Вся жизнь разбита навсегда разбита

Я на Земле не зачеркну ни дня

Прощай мой ангел помни про меня

Возможно даже покажусь я пошлым

Но жизнь прошла всё будущее в прошлом

Да прошлое его нельзя отнять

Прошу понять а может не понять

Да я тебе безмерно доверяю

Люблю и не устану доверять

Я не боюсь что прошлое теряю

Ведь без тебя мне нечего терять

Всё что живёт когда-нибудь умрёт

Всё что умрёт когда-то оживёт

Глядят на нас святые из икон

Таков закон космический закон

Ты превратилась в ангела небесного

Словесного отныне бессловесного

Да я уже теряю нить словесную

И продолжаю речь твою небесную

Пускай звучит небесная мелодия

Вся жизнь не жизнь а на себя пародия

О да я был поэтом и задирою

Я не живу себя я пародирую

Любимую отчаянно любя

Я пародирую сегодня сам себя

А Древний Рим а Илион

Уж не пародия ли он

Что черти жгут жгут на меня досье

Со мной смеётся Бог конферансье

Пускай смеётся Бог конферансье

Читая это тайное досье

Головоломки тайны и загадки

О Господи я не играю в прятки

Я на судьбу с улыбкою взираю

И сам себе не очень доверяю

Я праздную и праздник длится вечно

За это всем признание сердечно

Два рояля чёрное и красное

Играют что-то нежное прекрасное

Играют оба собственно одно

Но повторить друг друга не дано

Играют оба нежно прекрасно

Как два рояля чёрное и красное

По-разному звучит одно и то же

Одно и то же не одно и то же

Я объяснить хочу сознанию праздному

Что в этом мире всё звучит по-разному

Пусть кто-то скажет что за безобразие

Вот мой восторг я за разнообразие

Прекрасный этот мир иль безобразный

Но он во всём всегда разнообразный

Вы поняли меня? Едва ли —

Звучат по-разному рояли

Мы говорим или молчим

Но мы по-разному звучим

В Вознесенском переулке стоит лютеранский храм Андрея Первозванного. А в конце Вознесенского переулка церковь Малое Вознесение.

Я сказал Андрею: «Вот, смотри, проспект Вознесенского».

Андрюша улыбнулся, а вскоре раздался звонок: «Я тебе продиктую стихотворение.

Средь литературных у́рок

Разберёмся вдругорядь

Вознесенский переулок

Не переименовать»

И ещё Андрюша принёс мне свою поэму «Возвратитесь в цветы»

«Живите искренне

Живите ирисно

Возвратитесь в цветы

Я ответил Андрею: «Возвратитесь в цветы, говорит Вознесенский. Возвратимся, Андрюша, и я, и ты. А когда возвратимся, то вновь возродимся, или в нас возродятся цветы».

Андрей сказал: «Слышишь, я плачу, это гениально, я плачу»

Он действительно плакал.

На поэме он написал:«ЕльКедрцубе.Это моя Нобелевская».

Да, Андрюша переживал, что после Государственной премии, ему так и не дали премию Нобелевскую. Хотя зачем гению Нобелевская премия.

Соловей мой, соловей

Голосистый соловей

Этот соловей пел у меня под окнами на улице Артековской, где расцветал еще не полностью загубленный вишневый сад. Мы сидели с Евтушенко ночью у окна, он читал свои стихи.

А когда услышал соловья, сказал: «Так у тебя ещё и соловей есть?»

Позднее я написал:

«Ну что ж, ещё вина отведаю

Хоть я не ты и ты не я

Пел соловей того не ведая,

Что спас другого соловья»

Много лет спустя незадолго до своего ухода, Евтушенко встречался с писателями в президентском санатории «Сосны» и вдруг закричал: «Костя, Лена, я же вас не узнал. Подойди, я объяснюсь тебе в любви, чтобы все знали, как ты спас меня своими соловьями».

Ночью во время дружеской попойки Лида Григорьева спросила: «А как спас, от чего спас вас Костя?»

«Пусть это остаётся тайной», — сказал Евгений Евтушенко

Но за день до своего отъезда, вернее за одну ночь до своего отъезда, в магазине «Москва» он сказал: «Ведь я хотел руки на себя наложить, ты спас меня своими соловьями».

Всё это он написал на своём сборнике: «Костя, Лена, простите меня. У меня плохо со зрительной памятью, но не с памятью сердца».

Да, очень жалко, что он умер не в России, а в какой-то Америке. Впрочем, какая разница, где умереть. Важно жить в своих стихах – а где жить не так уже важно.

Я вот могу жить только в России.

Приходи Маруся с гусем

Посмеёмся и закусим

Посреди гениальных молитв

Был над нами ужасный главлит

Что главлит если сердце болит

Не излечит меня Айболит

Приоткрылась тайная дверца

Сердце ищет другое сердце

Я скажу себе с наивной прямотой

Счастлив был на этой и на той

Я голубь мира я герой труда

Туда сюда или сюда туда

Не перечесть наград литературных

Номенклатурных и неменклатурных

Конечно я не номенклатурен

Зато культурен я и не халтурен

Культура это что такая вышка

Где приютилась маленькая мышка

Реальная а может не реальная

Нематерьяльная и гениальная

Я за свободу но не древнегреческую

За русскую свободу человеческую

19 февраля 2025 г.

Другие произведения автора Кедров-Челищев

Николай ЕРЁМИН

Альманах Миражистов

Ссылка:Приложение к Отчёту о проделанной работе
https://nik-eremin.livejournal.com/photo/album/412?page=3

ШТРИХ-КОД НА СЧАСТЬЕ

***

Не может быть, чтоб где-то – трали-вали –

Штрих-коды у врагов не совпадали!

Тем более – у преданных друзей…

Будь бдительным, приятель-ротозей!

Не то на счастье созданный штрих-код,

О, Господи! С несчастьем совпадёт…

2025

ЖЕНИХ

— Ненормальное стало нормальным:

Глубина устремляется ввысь…

Виртуальное стало реальным:

Параллельности пересеклись!

Все невесты — одна за одной —

Кто быстрей? – устремились за мной…

Чтобы стать – непременно – женой,

Повторяя, что «Муж и жена –

Слава Богу! Одна сатана…»

2025

ПАМЯТИ СЕРГЕЯ ЕСЕНИНА

« — Помните, вы всё, конечно, помните…
А забыли – тоже хорошо.
Не ищи поэта в темной комнате,
Даже если он туда вошёл.
Петра С.»

— Да помню я, да всё, конечно, помню я!
Как я стоял, приблизившись к стене…
Взволнованно ходили вы по комнате
И что-то резкое в лицо бросали мне…

Любимая! Меня вы не любили.
И в черепной коробке чёрных лет
Я был как лошадь, загнанная в мыле,
А вы – как кошка, та, которой нет!

И вот, вернувшись в позу эмбриона,
За всё про всё я муки испытал…
Увы, пытали всех во время оно —
За слово люди гибли, за металл…

И я убит… да будет вам известно,
Мой лоб петлёй с коленями свели…
Потом – оклеветали повсеместно –
Прилюдно – палачи всея земли…

Любимая! Судьбою или роком
Все связаны в стране, где — стыд и срам…
Одной строкой – случайно, ненароком,
Вы вспомнили меня… Спасибо вам!
2014 г-2025г

СИМВОЛ СЧАСТЬЯ

Кому-то символ счастья – птица,

Летящая назло молве…

Кому-то символ счастья – пицца

И кружка пива на столе…

А мне, увы – и то, и то…

Так, ни за что и ни про что…

ПОЛУСОНЕТ ПРО ЯБЛОЧНЫЕ МЕСТА

Райский сад… А дальше – ад…

Не ходи туда, мой брат!

Хорошо одной тропой

Было нам гулять с тобой

Здесь, где яблоки висят…

Отчего же ты не рад? –

Год, и два, и три подряд…

ДИАЛОГ

— Поэт, представься, кто ты есть таков?

Чтоб мыслить в мире так, а не иначе, —

Увы, средь мудрецов и дураков,

Враждующих и в радости, и в плаче…

— Представиться?.. Преставиться – могу!

Но никому об этом ни гу-гу…

АВТОГРАФ КНИГОЛЮБУ Леониду ТАРТЫНСКОМУ

на книге «Смысл жизни»

Хочу чтоб друг Тартынский вдруг исторг

Нал книгой «Смысл жизни» свой восторг…

А Вова Рыжий поддержал его

В стране, где все, увы — на одного…

…Где утверждает не один поэт,

Опять быка берущий за рога,

Что смысла жизни не было, и нет —

И жизнь ему совсем не дорога…

СОНЕТ ПРО НОЕВ КОВЧЕГ

На ковчеге пили все спирт Ноя…

Я ж писал роман «Прощай, спиртное!»

И, конечно, был спасенью рад, —

Ах, с горой столкнувшись Арарат…

И остался жить в Долине Роз..

Почему? Отвечу на вопрос…

Потому что, выпив хмель до дна –

Ной – и все вокруг — сошли с ума…

Я же свой роман в душе ношу,

Ах, и продолжение пишу…

Да, запоем для потомков Ноя

Всё пишу роман «Прощай, спиртное!»

Может быть, для тех, кто хочет жить,

Он и пригодится… Может быть…

ИЗ НОВОЙ КНИГИ ЧЕТВЕРОСТИШИЙ

ДВЕ СТИХИИ

Мы с тобою теперь навсегда
Две стихии – огонь и вода…
И свобода, и воля – опять.
Ни прибавить, увы, ни отнять…

***
По берегу любви –по краешку воды,
Мы шли – огонь в крови – не ведая беды…
В мечтах…И в самом деле…
Покуда не сгорели…

***

Хризантем лепестки

Меж страниц Альманаха —

Эхо страстной любви…

Горстка праха…

Март 2025 г КрасноЯрск

НЕТ ПРЕГРАД

СОНЕТ ПРО ВСЁ ВОКРУГ

— Ау! Забытая античность…

Что делать? Если всё вокруг –

Литературщина, мой друг…

И разрушает твою личность –

Увы, вторичность и третичность…

И четвертичность: благодать,

Способная четвертовать…

— Как — что? Скорей бежать отсель

Туда, за тридевять земель,

На сказочный забытый брег,

Где счастлив каждый человек…

И можно будет свой побег

Под старость вспомнить и, друг мой,

Вздохнуть, что нет пути домой…

***

Как можно говорить стихами,

Когда в округе – хам на хаме?

Как можно песни петь, когда

В округе – злобная орда?

Ведёт, неведомо куда,

Туда, где горе – не беда…

ОКТАВА ПРО НАДЕЖДУ

— Всё исчезает безвозвратно:
Вода, и ветер, и слова…

— Да нет же! Вот они, вернулись…
Только они совсем не те!

— Всё исчезает: вещи, люди…
А с ними – вера и любовь…

— Да нет же! Вот они, вернулись…
И принесли надежду вновь…

***

Я водку пил…И одиноким был…

И чуть было себя не погубил…

Забыл – и вспомнил…Вспомнил – и забыл,

Как я тебя внезапно полюбил…

Когда спасли меня — не зная брода —

Инстинкт любви и продолженья рода…

***
Я верю в непорочное зачатие…
И верую в порочное зачатие…

Мария ж, понимая, что к чему,
Не верит ничему и никому…

И всё ж, готова — Господи, прости! –
Хоть так, хоть этак взять и понести…

Чтобы родился Новенький Христос…
Но – где, когда, и как? Вот в чём вопрос…

***
Громы в молниях, силы небесные,
Вы дарили мне силы телесные
И душевные, и духовные –
Бестелесные и безгреховные…

Да, пока вдохновлённый трудом

Добывал я и воду и хлеб, —
Видел молнии я… Слышал гром…

Так за что я оглох и ослеп?

И теперь среди ночи и дня

Бог не видит, не слышит меня?

ИЗ НОВОЙ КНИГИ ЧЕТВЕРОСТИЩИЙ

***
Слабеет плоть под тяжестью небес…
Как побороть таинственный процесс?
Ни Бог помочь не волен и ни Бес…
Лишь только Слово – чудо из чудес…

СРЕДЬ МУЗ

— Средь муз коварных много лет

Увы, под взглядами хозяек

Казалось мне, что я – поэт!

А оказалось: я – прозаик…

***

Мчится поезд навстречу весне…

Ах, весна – и во мне, и вовне!

Отчего улыбаются лица?

Оттого, что открылась граница…

***

Облака плывут…Куда?

В бесконечность, в никуда…

К солнцу мой стремится взгляд…

Между нами нет преград…

Николай ЕРЁМИН Март 2025 г

Николай Ерёмин

Светлана ВАСИЛЕНКО

Альманах Миражистов

Светлана ВАСИЛЕНКО

Коктебельские камешки

Стихи

Опубликовано в журнале Октябрь, номер 12, 2008

Подруга,
изломанной девочкой
на шаре, –
сорока-
девятилетней,
входящая в море
в первый раз
в своей жизни.

Потом будет сидеть
на берегу,
перебирая камешки,
выискивая из них
единственный, –
он, как тот, кого любит
всю жизнь.
Говорит, что впервые
так счастлива.

Слово с названием
этого места
катается зеленым
камешком
во рту –
Коктебель.

По одну руку от нас –
гора, ставшая поэтом,
по другую – поэт,
ставший горой,
на которую
мы будем завтра
долго взбираться,
идя
на могилу Волошина.

Там нас встретит дворняга,
будет следовать повсюду
за нами.
Мы будем смеяться –
не душа ли Волошина
в ней воплотилась?
Полная девочка в очках
нас отчитывает:
душа человека
не может стать
собачьей.
Соглашаемся, не соглашаясь:
душа поэта может, –
она всесущностна,
она не вполне человечья.

На горе космический ветер:
хлещет тебя по щекам – по
левой и правой, –
языческий, дохристианский.
Боишься, что тебя сейчас
вздёрнут за шарф
и подвесят к небу,
будешь всё так же
перебирать ногами –
по воздуху, инстинктивно, –
словно взбираясь
на небесную гору.

Кладешь свой камешек
на могилу.

Спускаемся вниз.
Хотим покормить собаку.
Она проваливается будто
сквозь землю.
Рабочие говорят, что
пошла к своим щенкам.
Что сука и что
по имени Сарра.

Вечером пьем вино
с хозяйкой, по фамилии
Черногубова,
сдающей на лето
койкоместа поэтам
и лично знакомой
с самим Евгением Александровичем
Евтушенко.
Хочет, чтобы мы почитали стихи.

Мы делаем вид, что
мы – прозаики,
что мы – про заек,
и поэтому как бы
почти что заики.
Убегаем на набережную.

Во дворе Волошинского дома
вечер СМОГистов,
свет вырублен по всему поселку, –
читают
при свете фонарика.
Саша Соколов с женой-американкой –
она с русскими корнями,
милая,
он – хороший,
будто и не писал никогда
свою “Школу для дураков”.
Фотографируемся на память.
(На фотографиях, где он читает прозу,
его лицо будет светиться).

На набережной в кафе
богатые татары
с Ханты-Мансийска
предлагают кальян –
отказываемся.

Утром идем встречать
восход солнца.
Купаемся в холодном море.
Выходим из воды.
Переодеваемся.
Подруге приходит эсмээска от дочки:
“Мама, позвони мне!”
Подруга звонит.
Бабушка упала,
лежит в больнице,
при смерти.

Подруга уезжает –
ее счастье кончилось.
Мое – еще продолжается.

Последний вечер.
Сидим компанией
за столом в кафе
на веранде
с видом на море.
Смотрим на звезды.
Они здесь другие,
окружают нас со всех сторон,
отражаясь в море:
будто плывем на корабле
в открытом космосе.

Холодно. Все попрятались внутрь.
Остаемся вдвоем
с бывшим однокурсником,
замерзая, словно в сугробе, –
будто штурвальные,
смотрим на звезды.
Вспоминаем студенческие годы.
Говорим о драке в общаге,
после которой его
отчислили.
Нас зовут в тепло.
Смотрим на звезды.
Прибегают женщины и мужчины,
тянут за собой.
Мы смотрим на звезды.
Подходит жена однокурсника.
– Холодно, – говорит она,
недоуменно взглядывая на меня, –
ведь мы так сдружились
за это время.
“Не будь же сукой
по имени Сарра”, –
читаю я в ее глазах
и отворачиваюсь.
Она не понимает:
мы смотрим на звезды.

Мы молча сидим
почти до утра,
два неподвижных человека,
окаменевшие от холода,
с открытыми глазами.
И смотрим,
смотрим,
пока живые,
просто
смотрим
на звезды.

Евгений ЕВТУШЕНКО

Альманах Миражистов

Поэт в России больше, чем поэт

Поэт в России — больше, чем поэт.
В ней суждено поэтами рождаться
лишь тем, в ком бродит гордый дух гражданства,
кому уюта нет, покоя нет.

Поэт в ней — образ века своего
и будущего призрачный прообраз.
Поэт подводит, не впадая в робость,
итог всему, что было до него.

Сумею ли? Культуры не хватает…
Нахватанность пророчеств не сулит…
Но дух России надо мной витает
и дерзновенно пробовать велит.

И, на колени тихо становясь,
готовый и для смерти, и победы,
прошу смиренно помощи у вас,
великие российские поэты…

Дай, Пушкин, мне свою певучесть,
свою раскованную речь,
свою пленительную участь —
как бы шаля, глаголом жечь.

Дай, Лермонтов, свой желчный взгляд,
своей презрительности яд
и келью замкнутой души,
где дышит, скрытая в тиши,
недоброты твоей сестра —
лампада тайного добра.

Дай, Некрасов, уняв мою резвость,
боль иссеченной музы твоей —
у парадных подъездов и рельсов
и в просторах лесов и полей.
Дай твоей неизящности силу.
Дай мне подвиг мучительный твой,
чтоб идти, волоча всю Россию,
как бурлаки идут бечевой.

О, дай мне, Блок, туманность вещую
и два кренящихся крыла,
чтобы, тая загадку вечную,
сквозь тело музыка текла.

Дай, Пастернак, смещенье дней,
смущенье веток,
сращенье запахов, теней
с мученьем века,
чтоб слово, садом бормоча,
цвело и зрело,
чтобы вовек твоя свеча
во мне горела.

Есенин, дай на счастье нежность мне
к берёзкам и лугам, к зверью и людям
и ко всему другому на земле,
что мы с тобой так беззащитно любим.

Дай, Маяковский, мне
глыбастость,
буйство,
бас,
непримиримость грозную к подонкам,
чтоб смог и я,
сквозь время прорубясь,
сказать о нём
товарищам-потомкам…

1965 г.

Алина ВИТУХНОВСКАЯ

Альманах Миражистов

Стакан

Я зайду в этот дом просто так, как птенец

залетает от страха в чужое гнездо.

Ты — растаявший сахар, застывший на дне.

Ты — стаканчика тряска в зубах поездов…

Ты — море. И ты угощаешь радушно.

Я выпью тебя через трубочку слёз.

А после мне станет здесь скучно и душно.

Ты станешь стаканом окраски берёз.

С окурком и пепла следами на теле

ты будешь стоять на столе как укор.

Ну что мне теперь? Может быть, не хотелось.

Но море во мне. Я убийца и вор.

Ну что мне теперь до пустого стакана?

Ну что мне теперь до разбитой посуды?

Что мне до тебя? И нелепо и странно,

что мне не хотелось бы выйти отсюда.

И трудно понять, как пальто паутина

все море уместит в себя молчаливо.

И жалкий твой взгляд не прорвётся сквозь спину,

и море не крикнет из ткани пугливо.

Я выйду из дома, как волк из пещеры,

как слово, согретое в серой берлоге.

И ветер к стакану сквозь тонкие щели

летит и стекло мне кидает под ноги…

1985 г.Источник – сайт А.Витухновской

Владимир ПЧЁЛКИН

Владимир ПЧЁЛКИН:
* * *
— Я хочу никому не мешать,
Никого ничему не учить,
Проходить, осторожно дыша,
Мимо чьей-то молельной свечи.

Я хочу быть спокойным, как сон
Величавых старинных церквей,
Как застывшие лики икон,
Как небесная россыпь огней…

Я хочу ничего не хотеть,
Откреститься от счастья и бед,
Не вкушать ни отравы потерь,
Ни сладчайшего хмеля побед.

Я хочу быть свободным — и всё!
Сочинять настроенья и сны,
Просто видеть, как в небе пасёт
Вольный ветер свои табуны…
1994

Игорь ВОЛГИН

Альманах Миражистов

* * *

Бабушка с дедушкой, мать и отец,

пращуры, праотцы ‒ и, как венец,

в этом порядке творенья

автор стихотворенья.

Вправду ль ты веришь, любимец харит,

что фимиам тебе дружно курит

чуждый высоких наречий

хор благодарных предтечей?

Что, восхищая Москву и Париж,

ты над листом одиноко паришь,

словно Создатель над бездной?

Не обольщайся, любезный!

Ибо в аду, где в почёте стихи,

плачет, свои искупая грехи,

или смеётся до колик

дядюшка твой алкоголик.

* * *

В памяти твёрдой и ясном уме,

не говоривший ни бе и ни ме,

я заявляю публично:

прошлое мне безразлично.

Что там мутилось за гранью веков,

кто пробирался к царице в альков ‒

я разбираться не стану:

мне это по барабану.

С кем А.С. Пушкин шампанское пил,

кто там геройствовал у Фермопил,

быстры ли струги у Стеньки ‒

мне это, в общем, до феньки.

Цезарь ли кем-то когда-то убит,

Ленин ли пестует Брестский гамбит,

Данте ль откуда-то выжит ‒

это меня не колышет.

Вправду ль крестили кого-то в Днепре,

что написали Мольер и Рабле ‒

вместе, а может, отдельно ‒

мне это всё параллельно.

Плачет ли сердце в гитарной струне,

тень ли мелькает в туманном окне

тютчево-блоково-фетово ‒

это мне всё фиолетово.

Сиюминутность ценя однову,

я без оглядки отныне живу.

Кушаю рябчиков с грядки,

ибо живу без оглядки.

Сонму тупых исторических лиц

предпочитаю смешливых девиц,

чей без сомнений и споров

ум занимает Киркоров.

Зимняя вишня

Граждане, не заводите детей ‒

век их недолог.

Что в утешение матери сей

скажет психолог?

Мальчики! Девочки! Знать, не с руки

быть молодыми,

если кончаются ваши деньки

в пламени, в дыме.

Благословен, кто прижаться горазд

к смертному лону.

Ибо за каждого родина даст

по миллиону.

Быть ей, наверно, всегда на плаву

(спорт, оборонка),

втайне свою посыпая главу

пеплом ребёнка.

* * *

Люби меня таким, каков

я есть – иным уже не буду.

Не замолю своих грехов,

врагов прощу, но не забуду.

И той вины не искуплю,

и ни строки не переправлю.

Кого любил – не разлюблю,

пустой надежды не оставлю.

Жизнь, промелькнувшая, как блиц,

такого выдалась замеса,

что появленье новых лиц

не представляет интереса.

Памяти Е. Е.

Мы, конечно, в этом неповинны:

просто в мае, в некое число ‒

ровно на твои сороковины ‒

всю столицу снегом занесло.

Как не узаконенные ГОСТом

ангелы, бегущие от стуж,

закружились хлопья над погостом,

чтоб принять ещё одну из душ.

Может, в рай блаженные и внидут,

протрубят архангелы отбой,

только снеги белые всё идут

как и было сказано тобой.

И навек твои смежая веки,

над страной, не ведающей нег,

идут припозднившиеся снеги,

словно первый, самый чистый снег.

* * *

Рождённый в любезной отчизне,

где свету сопутствует тьма,

я прожил две пушкинских жизни,

но так и не нажил ума.

Душевной не маялся смутой,

встревая во всякую нудь.

И честную чашу с цикутой

отнюдь я не принял, отнюдь.

И Русь от меня не балдела,

не слал поздравлений Кабмин.

И Бог моё личное дело,

задумавшись, бросил в камин.

Гнушаясь таковскою мордой,

шли мимо: не вяжущий лык

и внук славянина прегордый,

и, знамо, тунгус и калмык.

И словно бы в миг озаренья

я понял, что дело труба ‒

что крепко травою забвенья

ко мне зарастает тропа.

Что немощен звук моих песен

за здравие ль, за упокой,

и, значит, народу любезен

навряд ли я буду такой…

Ни жёны не в курсе, ни дети.

Но, может, до Судного дня

на том ли, на этом ли свете

хоть ты да вспомянешь меня?..

* * *

…лишь благодарность

И. Бродский

Я перевалил рубеж, приличествующий уходу поэтов,

ибо известно ‒ век их весьма недолог.

Очевидно, из-за множества более важных предметов

их забыл занести в Красную книгу Главный эколог.

Поэтому у них не вполне задалась карьера,

хотя они стали известны в своём околотке ‒

сражённые собственной пулей, павшие у барьера

или просто сгинувшие от водки.

Итак, мне дали взаймы чужое время, чтоб я его не профукал,

гуляя, как сомнамбула в лазоревых рощах и чащах,

а если, положим, в пятый загонят угол,

чтоб не надеялся на милость властей предержащих.

Моя первая книжка стоила двенадцать копеек,

а последняя тянет, пожалуй, рублей на тыщу,

и мой фейс, припудрив его, помещают в телек,

дабы я призывал сограждан вкушать духовную пищу.

И не скажет ни один святой отец или ребе,

что, может, лучше питаться акридами и носить власяницу

и следить полёт вольного журавля в небе,

а не кормить с руки опостылевшую синицу.

Занавес ‒ и поздно выходить на поклоны,

ибо зрители смылись до окончания действа.

И если вдруг вдалеке твои нарисуются клоны,

шансов других не будет, как сказано ‒ не надейся.

Я по жизни читал Плутарха и даже Эмпирика Секста,

изменял подругам, годы тратил впустую.

Но из этого, допустим, не столь совершенного текста

нельзя изъять ни единую запятую.Начало формы

Источник poems@45parallel.net

Помощь проекту

Иосиф БРОДСКИЙ

Альманах Миражистов

***

Я входил вместо дикого зверя в клетку,
выжигал свой срок и кликуху гвоздем в бараке,
жил у моря, играл в рулетку,
обедал черт знает с кем во фраке.
С высоты ледника я озирал полмира,
трижды тонул, дважды бывал распорот.
Бросил страну, что меня вскормила.
Из забывших меня можно составить город.
Я слонялся в степях, помнящих вопли гунна,
надевал на себя что сызнова входит в моду,
сеял рожь, покрывал черной толью гумна
и не пил только сухую воду.
Я впустил в свои сны вороненый зрачок конвоя,
жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок.
Позволял своим связкам все звуки, помимо воя;
перешел на шепот. Теперь мне сорок.
Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
Только с горем я чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забили глиной,
из него раздаваться будет лишь благодарность.

24 мая 1980

Сонет

Переживи всех.
Переживи вновь,
словно они – снег,
пляшущий снег снов.

Переживи углы.
Переживи углом.
Перевяжи узлы
между добром и злом.

Но переживи миг.
И переживи век.
Переживи крик.
Переживи смех.

Переживи стих.

Переживи всех.

Сонет к зеркалу

Не осуждая позднего раскаянья,
не искажая истины условной,
ты отражаешь Авеля и Каина,
как будто отражаешь маски клоуна.

Как будто все мы – только гости поздние,
как будто наспех поправляем галстуки,
как будто одинаково – погостами —
покончим мы, разнообразно алчущие.

Но, сознавая собственную зыбкость,
Ты будешь вновь разглядывать улыбки
и различать за мишурою ценность,
как за щитом самообмана – нежность…

О, ощути за суетностью цельность
и на обычном циферблате – вечность!

Марина САВВИНЫХ

Альманах Миражистов

***

По берегам Днепра и Иртыша,

В предгорьях Анд и среди скал Кавказа –

Да славит Бога всякая душа

Струеньем струн и гранями алмаза,

Слезой, в мольбе скользнувшей по щеке,

И словом, обретающим реченье

На каждом человечьем языке, –

Во имя своего предназначенья;

Да славят Бога искренность и стыд,

И стон любви, и первый крик младенца,

Пот пахаря и труд кариатид,

И медный Пётр, и бронзовый Риенцо;

Таёжной братьи дружеский костёр

Под музыку последнего союза –

И вечностью овеянный костёл,

И танец просветлённого индуса,

И рыбака увесистая сеть,

Когда к финалу близок пыл путины,

И в космос устремлённая мечеть —

Михрабы, минареты, муэдзины;

И гулкое терпенье синагог,

И манускрипты в Матенадаране –

Сквозь хор светил и шум вселенской брани

Всё слышит Бог – и всё приемлет Бог!

Но от земли, в которую мой род

Ушёл и из которой вновь взойдёт,

Достались мне и лоб ширококостный,

И трезвость трапезы великопостной,

И Спаса светлого нерукотворный лик,

И Православной истины язык.

***

По великим снегам, страну мою обуявшим,

По тайге, белопенной, мехами до пят наклонной,

По серебряным склонам с их яхонтами и яшмой —

Под звездой путеводной, оранжевой и зелёной…

Твердь небесная, слякоть ли земляная,

Вскользь по рельсам, вплавь – на плече парома…

Но пока ты со мною – я точно знаю:

Где бы я ни скиталась, я всюду дома.

Не затем ли нужны монахи, певцы, скитальцы,

Чтобы звёзды пели, а песни во тьме сияли?

Я ещё приеду сжать твои пальцы —

И колени твои обнять,

И выпить c тобой печали.

Ведь монахам, певцам, скитальцам — что в жизни надо?

Чтоб любовь путеводная им далеко светила.

И тогда любая стезя – отрада.

И любая песня – оплот и сила.

И тогда по снегам великим, по тьмам кромешным,

По нехоженым дебрям – к добру и ладу –

Всё равно пробьёмся – на то нам, грешным,

И урок отмерен – на вечность кряду!

***

«Наш имперский микроб…»

Виктор Ерофеев

Боль моя, удушье окаянное,

Нет простора для души и глаза…

Но встаёт, как облако туманное,

Надо мной святилище Кавказа –

В первом сне, в сосуде звона гулкого –

Колоннады Божьего чертога…

Через Домодедово ли, Пулково —

Всё равно… осталось так немного!

Где без кисти, без резца и шпателя –

Дерзновенным чадам в наставленье –

Запечатлены рукой Создателя

Канувшие в бездну поколенья,

Где трава и камни – начертания

Тайных иероглифов завета,

Где вода бормочет причитания,

Где не знает тень пределов света, —

Помня ли, во сне ль за правду ратуя,

Вижу их, горянок в платьях длинных,

Строгих, словно мраморные статуи

На забытых миром Эсквилинах –

Их сердца – испытанные бедами —

Болью изливаются, как песней…

Наши судьбы связаны обетами,

Родиной земною и небесной.

Вдох – как целованье… псалмопение –

Так дышать, как эти горы дышат!

Попроси прощенья и терпения —

И Господь приникнет и услышит!

Потому что истинного знания

За века не потемнела смальта,

Рвётся жизнь из-под руин страдания,

Как трава сквозь трещины асфальта!

О, Кавказ, тоску вражды и мщения

Утолив на переправе дальней,

Русский дух взыскует очищения

В роковой твоей исповедальне.

Верю: не всесилен бес растления —

Он твоею крепостью преткнётся!

Вот моё имперское мышление –

Было и доселе остаётся.

***

Андрею Леонтьеву

Особенность не знать себе цены

Респекта удостоится едва ли:

Не сведущему — метки не видны

На шаткой социальной вертикали.

Не сведущий – не вЕдом, не ведОм

И в зеркалах общественных не ясен.

Его не позовут в приличный дом,

Он – чужд, непредсказуем и опасен…

Но есть такое зеркало: столпов

Отечества, плебеев и поэтов —

Соизмеряет с вечностью любовь!

Она не помнит кастовых запретов.

Её не возмутят ни стыд, ни страх,

Ни алчность, ни горение борьбою…

Ты в чьих-то отражаешься глазах –

И только в них – всегда — самим собою!

И как себя смиреньем ни дави,

Как ни кляни все лестницы и двери –

Ликующее зеркало любви

Воздаст когда-то каждому по вере!

В тщете людской, средь пагубных зыбей

Житейского волнуемого моря –

Хотя б в припадке гнева или горя

Его ты ненароком не разбей!

Как без него ты различишь во мгле

Базарных цен и стоимости мнимой,-

Единственный,никем не заменимый,

Ч т о значишь ты для Бога на земле?

МАХАЧКАЛИНСКИЙ ВЕТЕР

«Эвры волосы взвевали <…>

Нагло ризы поднимали…

Батюшков»

Пугал меня шумом огромной листвы,

встававшей прибоем в проёме оконном.

Кипучие кудри с моей головы

пытался сорвать, притворяясь влюблённым.

Прозрачный намёк на случайный шедевр —

Подвоха не ждёшь… и — как раз… ниоткуда…

Должно быть, поэтом прославленный эвр

так ризы взвевал у звезды Голливуда…

Сулил серебро кубачинским богам,

пристрастье моё уловив по наитью,

и Каспий швырял к моим голым ногам —

шелками, расшитыми огненной нитью.

А после… как пёс… по аллее пустой

метался, к неверным следам припадая,

и тихо скулил мне вдогонку: постой!..

и плакал, туманом в траву оседая…

Юлий КИМ

Альманах Миражистов

стихи Юлия Кима

Весна

Ветер,

взволнованный и счастливый,

бормочет, бормочет…

Тычется в чёрные руки

деревьев,

мокрых от радостных слёз:

ветер сегодня принёс

шум горизонтов лесных

и ручьёв неразборчивый почерк.

В воздухе бродят инстинкты

весны.

Оттаивают доски забора,

оттаивают прошлогодние

забытые запахи лета.

О людях не хочется думать

сегодня:

и я,

и каждый из них –

сегодня большие поэты,

слушаем шум горизонтов лесных,

шорохи мартовских вето.

В воздухе бродят инстинкты

весны,

проникая в сердце.

Где-то,

за спинами зданий,

одинокое крикнуло эхо гудка…

Надо учиться дышать

большими-большими глотками!

С юга идут поезда.

1955

* * *

Вечер, вечер, летний палисадный.

Ах, какой он душный и прохладный,

Полный шелестения и смеха –

Дней далёких молодое эхо!..

Не гулять мне с барышней кисейной,

Не дрожать от бережности нежной,

Дожидаясь, как землетрясенья,

Незаметной искры позволенья…

Погуляем что ль на сон грядущий?

Славный вечер. Чувствуешь? Не душный,

Не прохладный. Очень милый вечер.

Жалко, что он так не долговечен…

Я тебе вполголоса открою,

Чем мы живы: тайною надеждой

Подрожать ещё от страсти нежной,

Поразить ещё весь мир собою…

1969

Друзьям

Дорогой Булат Шалвыч, а также Владимир Семёныч!

Как живётся-здоровится вам в наши светлые дни?

Ничего, помаленечку, как говорится – Бог в помощь.

Бог помочь вам, друзья мои!

На гитаре играем, на сцене, на писчей машинке, –

Вроде врозь, а с другой стороны – вроде как в унисон.

Всё пытаемся, пробуем, ловим на слух по старинке

Глагол времён, металла звон…

Но мне всё-таки жаль (извините, Булат, за цитату),

Что никак мы не встретимся на перекрёстках Москвы.

Пять минут на такси, две копеечки по автомату, –

Но – увы… Я ужасно жалею. Не знаю, как вы.

Посидели бы, как бы попили, – а как бы попели!

Но – не вышло, не выйдет, поскольку по нашим часам

Слишком мы опоздали, приходится гнать на пределе.

Потому и не выйдет…Мне жаль. Я не знаю, как вам.

Потому и спешу – и к тому все слова и мелодия,

Что я очень спешу объясниться вам в вечной любви:

Я люблю вас, Булат! Я люблю вас, Володя!

Бог помочь вам, друзья мои!

1978

* * *

Из года в год всё дальше счёт

Моих друзей ненавещённых,

Иных краёв непосвящённых,

И меньше сил из года в год.

Ничья вина – моя беда.

Я к равнодушному покою

Влекусь без воли и стыда.

Всё, что отпущено судьбою

На дерзновенные грехи,

На дикий выпад своеволья, –

Я сублимирую в стихи.

И напиваюсь алкоголя.

* * *

Люблю ужасно, до смерти люблю,

Когда тебе легко и ты со всем согласна.

Трещит камин. В окне копной неясной

Каштан пушит воздушную струю.

Твоё лицо – как тридцать лет тому,

Такое же. И смех, и смех такой же.

И никакого «но»!

И никаких «а всё же»!

И ничего не скажем никому.

Осень-1995

* * *

По миновении годов

Я вновь любовию испуган,

Опять тащусь за ржавым плугом

По ниве вздохов и стихов.

Уж и не чаял, не гадал…

Да что? Смотрю холодным оком,

Не помышляю о высоком,

Не возвожу на пьедестал.

Душевный опыт говорит

Об иллюзорности иллюзий,

О том, что мой Гордеев узел

Удар меча не разрешит.

Тогда откуда взялся он,

Тех лет счастливый трепет?

Способен ли на нежный лепет

Седой политик Цицерон?

Способен – как любой из нас –

Предаться сладостному бреду!

Хотя и знает про запас,

Как это объяснить по Фрейду.

Памяти Высоцкого

«Мне есть, что спеть, представ перед Всевышним,

Мне есть чем оправдаться перед Ним…

Владимир Высоцкий»

Удалой, пропитой и прокуренный

Потрясающий голос его…

Как гулял, щеголял, бедокурил он!

Но печалился больше всего.

Так печалился, вскрикивал, маялся,

Проклинал и прощенья просил,

Но ни разу он так не отчаялся,

Чтоб надеяться не было сил.

Обложили, флажков понавешали,

Вьют верёвочку в плеть и в петлю.

Ах, кривые, нелёгкие, лешие,

Всё равно я куплет допою!

Мои кони то пляшут, то хмурятся, –

Всё не так! Всё не то!..

И поёт, аж, бывало зажмурится.

Чтобы доверху,

Чтобы донельзя.

Чтобы до…

Эх, раз! Ещё бы раз!

Ещё бы много-много раз…

Он поёт перед Всевышним –

Тот с него не сводит глаз.

Альманах Миражистов

Екатерина-Августа МАРКОВА

Око

Екатерина-Августа Маркова

На жёсткой лавке ялика,
Под заката лучами сухими,
Я кормила тебя спелым яблоком,
Полосатым цукини.

По фарватеру, как по лезвию,
Грёб ты, курс соблюдая точно,
Не вникая в мою поэзию,
В афоризмы, почти восточные.

И с надорванной криком глоткой,
Перехваченной будто оскоминой,
Я плыла с тобой праздничной Волгой
Под всевидящем оком иконным.

Пляж в Пицунде

Екатерина-Августа Маркова

В алую гортань заката
Поднимается волна,
Ловит рыбку иудей горбатый,
Пьяный без вина.

Бьёт копытом гальку ослик,
Иогу изучает дева грез,
Не дано узнать, что будет после,-
Все как-будто не всерьез.

……………………………………

…………………………………..

………………………………….

……………………………………

Цветная темнота

Екатерина-Августа Маркова

Цветная темнота над океаном
Булыжников бессмертные зрачки
И сосны валятся янтарным станом
В песок где преломляются лучи.

И жизнь так скоротечно убывает
Когда её бездумно убивают

Облаткой тает на губах моих
Под месяцем плавучим
Осталось дописать последний штрих
И притвориться тучей.

Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ

Альманах Миражистов

***

По Суздалю, по Суздалю

сосулек, смальт —

авоською с посудою

несётся март.

И колокол над рынком

мотается серьгой.

Колхозницы — как крынки

в машине грузовой.

Я в городе бидонном,

морозном, молодом.

«Америку догоним

по мясу с молоком!»

Я счастлив, что я русский,

так вижу, так живу.

Я воздух, как краюшку

морозную, жую.

Весна над рыжей кручей,

взяв снеговой рубеж,

весна играет крупом

и ржёт, как жеребец.

А ржёт она над критикой

из толстого журнала,

что видит во мне «скрытое

посконное начало».

1958

Песня Офелии

Мои дела —

как сажа бела,

была черноброва, светла была,

да всё добро своё раздала,

миру по нитке —

голая станешь,

ивой поникнешь,

горкой растаешь,

мой Гамлет приходит с угарным дыханьем,

пропахший бензином, чужими духами,

как свечки, бокалы стоят вдоль стола,

идут дела

и рвут удила,

уж лучше б на площадь, в чём мать родила,

не крошка с Манежной,

не мужу жена,

а жизнь, как монетка,

на решку легла,

искала —

орла,

да вот не нашла…

Мои дела —

как зола — дотла. 1957

Осень

С. Щипачёву

Утиных крыльев переплеск.

И на тропинках заповедных

последних паутинок блеск,

последних спиц велосипедных.

И ты примеру их последуй,

стучись проститься в дом последний.

В том доме женщина живёт

и мужа к ужину не ждёт.

Она откинет мне щеколду,

к тужурке припадёт щекою,

она, смеясь, протянет рот.

И вдруг, погаснув, всё поймёт —

поймёт осенний зов полей,

полёт семян, распад семей…

Озябшая и молодая,

она подумает о том,

что яблонька и та — с плодами,

бурёнушка и та — с телком.

Что бродит жизнь в дубовых дуплах,

в полях, в домах, в лесах продутых,

им — колоситься, токовать.

Ей — голосить и тосковать.

Как эти губы жарко шепчут:

«Зачем мне руки, груди, плечи?

К чему мне жить и печь топить

и на работу выходить?»

Её я за плечи возьму —

я сам не знаю, что к чему…

А за окошком в юном инее

лежат поля из алюминия.

По ним — черны, по ним — седы,

до железнодорожной линии

Протянутся мои следы.1959

***

Сидишь беременная, бледная.

Как ты переменилась, бедная.

Сидишь, одёргиваешь платьице,

И плачется тебе, и плачется…

За что нас только бабы балуют

И губы, падая, дают,

И выбегают за шлагбаумы,

И от вагонов отстают?

Как ты бежала за вагонами,

Глядела в полосы оконные…

Стучат почтовые, курьерские,

Хабаровские, люберецкие…

И от Москвы до Ашхабада,

Остолбенев до немоты,

Стоят, как каменные, бабы,

Луне подставив животы.

И, поворачиваясь к свету,

В ночном быту необжитом

Как понимает их планета

Своим огромным животом.1958

***

Поглядишь, как несметно

разрастается зло —

слава богу, мы смертны,

не увидим всего.

Поглядишь, как несмелы

табуны васильков —

слава богу, мы смертны,

не испортим всего.1977

Геннадий ВАСИЛЬЕВ

Альманах Миражистов

* * *

Смятенье

Венок сонетов

Достать планшет или тетрадь расправить?

Перу доверить подлинность стиха.

Как написать, что миром правит трусость?

Размер оставив, рифмой пренебречь.

Разлад в умах, но и в сердцах – смятенье.

Сонет слывёт посланником любви.

Но что – любовь? Неясный силуэт.

Туманный призрак, ветру подчиненный.

Тревожный сон подсказывает слово.

Оно старо. Оно всегда некстати.

Век нездоров, он смутен и свиреп.

Его движенья судорожны. Presto!

Но как вернуть andante или largo?

Коснуться клавиш, заточить перо.

Найти предел, но не к нему стремиться.

Пройти вперед – но оглянуться вспять.

И вспомнить всё. И вынести. И выжить.

Терновый куст – нам поводырь и посох.

Свинцовый ветер серебрит виски.

Не утопить, не занести песком,

Не приукрасить киноварью ртутной,

И не забыть! Вот важно: не забыть!

Всё сохранить, что память поместит.

Терновый куст ли пламенем пылает

Иль палый лист от осени дрожит,

Язык свечи терзает темноту –

Всё будет впрок. Стиху назначить грани.

Все будет впрок. Стиху назначить грани,

Не дать вильнуть, и выдать, и предать.

Слова простые изморозью тронуть –

И вновь согреть. Не застудить перо,

Но дать словам достичь заветной цели.

Она ясна, но не близка, увы.

Как сургучом затертое письмо,

Кому-то прошлым – будущее станет.

Кто из поэм вымарывает строки,

Кто тонкий слог на наковальне правит,

Тем наша песня – груз, не поплавок.

А мы поём – и души выжимаем.

И паруса натягиваем, чтобы

Поверить рифму розою ветров.

Взять направленье, выправить круженье.

Свой слог направить. Только не молчать!

Вот – не молчать! Солёный лист бумаги

Пропитан потом, кровью и слезами.

Нестроен слог, но тема такова.

На каменистый склон ведёт тропа,

Берёт начало – а конца не видно.

Подставить ветру скользкое крыло,

Оставить склон, взлететь, расправить грудь –

И заскользить по скату небосвода!

И петь свободно! И дышать, и петь!

Упруги крылья, грудь распрямлена.

Полёт свободен, и ясны движенья.

Полет свободен, и ясны движенья.

Крыло толкает землю от себя.

Страх высоты преодолён, и небо

Катает ртуть – литые облака.

Куда летим, свидетели крушенья

Пустых надежд и ложных парадигм?

Кто встретит нас? Кто руку нам подаст,

Не совершив над совестью насилья?

Блуждает ум, и лирика – ничто.

Крыло несёт. Но зачеркнул зенит

Железный коршун, целящий добычу.

В саду метафор просто заблудиться.

Крыло несёт. Но мне пора вернуться.

Важна в сонете каждая строка.

Не сочинить того, что не случилось.

Не стать пустым наборам хромосом

Кариотипом; клетка с клеткой дружит,

Но лишь тогда, когда они согласны,

Когда в ладу. Так, безударный слог

Бессилен, где должно держать удар.

Но и ударный, в строгий ритм закован,

Не вправе рушить ритмику стиха.

Поэт – он слога чистого слуга.

Сонет – плетенье слов, сближенье смыслов.

Не вознестись, чтоб в небесах не сгинуть –

И в пыль не пасть. Вот подлинность сонета.

Вельможно слово. Тема высока.

Как удержать? Как в бездну не свалиться?

Мысль заостряя, кончиком пера

Как не поранить слабую аорту?

Душа больна сознанием паденья,

Когда крыло не держит высоту,

Когда железный коршун ищет грудь

И, находя, когтями раздирает.

Тщедушна плоть. Аорта так близка!

Но волен дух. А немощь бытия

Так очевидна, что подвластна рифме.

Плоть зарастёт. И, когти притупив,

Слетает коршун, пленник высоты.

Чеканка формы слог на букве женит.

Чеканка формы слог на букве женит,

Вершит союз, верша союз венцом.

Капризен мир, когда им правит алчность.

Не удержать гармонию в горсти.

Но строгий строй, размеру подчинённый, —

Он гармоничен, он свидетель букв

И рифм король, и мастер парадигм.

В листе тетрадном так старинно слово!

Оно и правит, и заводит в бездну,

И смысл иной из бездны извлекает,

Как тащит ловчий птицу из силка.

Трепещет смысл, и рвётся, и щебечет,

И призывает от беды укрыться…

Беда не в том, что образ не найти.

Силок раскрыт, и ловчий ловит слово…

Тогда беда, когда высокий слог,

Чураясь фуг, токкатам потакает.

Полифония вольного неволит.

Прекрасен Моцарт и мастеровит,

Но Бах вельможен и непостижим.

Его токката – предысторья фуге,

А фуга смысл толкает от себя

И ловит нас на млечности пути,

На веществе, которое не вещно.

Не вещна нота, коль она волшебна.

Не вещно слово, коль творца задача –

Назначить слову тайные пути.

Не оскопить простым сведеньем смыслов

Сокрытый в слове, как в аккорде, звук.

Не двинуть слог туда, где правит разум.

Хотя и разум, и смятен, и скорбен,

Не снаряжает мысли колесниц,

А чувства ловит. Серый кардинал,

Он серебрит сердечное движенье,

Считает пульс. В зените исчезая,

Не раздирает печень на дознанье,

Не бьёт крылом, не падает в пике.

И только слово – верный поводырь

И чувств, и мыслей. Лишь ему под стать

Родить судьбы слепое отраженье.

Родить судьбы слепое отраженье

Подвластно только чувству и мольбе.

Но что мольба? Молитва. Робкий посох,

Сведенье смыслов, как в аккорде – нот.

Да и судьба – судебное дознанье

Не приведёт к началу естества.

В блужданье смыслов слышится порой

Предвестье фуги – дробная токката.

Вернём andante! Опростаем presto!

Собачий вальс оставим для дворняжек!

Вернём синицу, коршуна спугнём!

И слог направим правильной дорогой,

Придав любви восторженные грани.

Задача в этом. Сущее – ничто.

Задача в этом. Сущее – ничто,

Когда в нём нет ни чувства, ни покоя.

Когда любви неясный силуэт

Рождает гамму в сумраке восторга,

Когда за рифмой тянется тропинка

К токкате с фугой в паутине слов,

Когда поверить в торжество крыла

Уж не мешает колкость многоточья –

Всё будет впрок. Не застудить перо.

И не позволить разуму взойти

На пьедестал, чтобы низвергнуть чувство.

…Забвенье слов – отместка за безверье.

Вельможен слог. Но будущее – ложно,

Когда на нём дырявое пальто.

Когда на нём дырявое пальто,

Когда оно рядится скорбным нищим,

Звеня монетой прошлого в горсти

И обещаньем ложным обернувшись, —

Как распознать – кто будущее сложит?

Как угадать – каким предстанет век?

Он будет крут – иль ангела пошлёт,

И взмах крыла нас вызволит из плена

Слепой неволи? Как нам догадаться –

Крылом манит нас ангел или птица?

И в крике что – призыв или финал?

Неверно всё. В прорехи естества

Заглянет ночь. Но сущее мертво,

Когда в нём нет ни смысла, ни служенья.

Когда в нём нет ни смысла, ни служенья,

Что делать нам, пришедшим вопреки?

Горланит век, и миром ладит трусость.

Пришла охота рифмой пренебречь.

Но правят балом Моцарт или Бах –

Не все ль равно, коль музыке усердья

Не занимать? Коль в нотах свет волшебный –

Что делать нам? Не вторить? Не велеть

Мажорный лад симфонии оставить?

Направив слог дорогой в неизвестность,

Мы раскрываем подлинность любви,

Находим вдруг: вот – largo! Вот строка!

И кровь кипит! И тянется рука

Достать планшет или тетрадь расправить.

Достать планшет или тетрадь расправить,

Коснуться клавиш, заточить перо –

Всё будет впрок. Стиху назначить грани.

Поверить рифму розою ветров.

Полёт свободен, и ясны движенья.

Важна в сонете каждая строка.

Вельможно слово. Тема высока.

Чеканка формы слог на слове женит.

Беда не в том, что образ не найти.

Назначить слову тайные пути,

Родить судьбы слепое отраженье –

Задача в этом. Сущее – ничто,

Когда на нём дырявое пальто,

Когда в нём нет ни смысла, ни служенья.

14.01.2025

ССЫЛКИ НА АЛЬМАНАХИ ДООСОВ И МИРАЖИСТОВ

Читайте в цвете на старом ЛИТСОВЕТЕ!

Пощёчина Общественной Безвкусице 182 Kb Сборник Быль http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=488479

http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=496996

ПОЩЁЧИНА ОБЩЕСТВЕННОЙ БЕЗВКУСИЦЕ ЛИТЕРАТУРНАЯ СЕНСАЦИЯ из Красноярска! Вышла в свет «ПОЩЁЧИНА ОБЩЕСТВЕННОЙ БЕЗВКУСИЦЕ» Сто лет спустя после «Пощёчины общественному вкусу»! Группа «ДООС» и «МИРАЖИСТЫ» под одной обложкой. Константин КЕДРОВ, Николай ЕРЁМИН, Марина САВВИНЫХ, Евгений МАМОНТОВ,Елена КАЦЮБА, Маргарита АЛЬ, Ольга ГУЛЯЕВА. Читайте в библиотеках Москвы, Санкт-Петербурга, Красноярска! Спрашивайте у авторов!

06.09.15 07:07

45-тка ВАМ new

http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=580691:

КАЙФ new
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=580520

http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=576833

КАЙФ в русском ПЕН центре https://penrus.ru/2020/01/17/literaturnoe-sobytie/

СОЛО на РОЯЛЕ
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=576833

СОЛО НА РОЯЛЕhttp://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=576833

РЕИНКАРНАЦИЯ
Форма: http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=575083

КОЛОБОК-ВАМ
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=573921

Внуки Ра
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=573474

Любящие Ерёмина, ВАМ
Форма: Очерк http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=572148