Официант маленького роста, в акварельно-розовой рубашке переворачивал стулья сиденьями вниз и расставлял по столам. Выходило по шесть стульев на каждый стол. Все рогатые трофеи быстро оказались на своих местах, кроме одного. За ним сидела она. Героиня моего рассказа – Марина.
Почти под всеми столами валялись белые смятые салфетки. Все в причудливых формах и ни одной в снежный комок. Шкурки от морковно оранжевых мандаринов витиевато завились за рождественскую ночь и застыли. Под столами продолжалась праздничная ночь. Джино, так любила называть его бабушка, коротавшая девятый десяток под мальтийским солнцем, остановил взгляд на Марине и извлек из себя нерешительное «хм-хм». Хотел без слов объяснить, что и стул из-под Марины планирует поставить на место.
Марина продолжала сидеть. Смотрела в одну точку и собиралась с силами, больше физическими, чем душевными, чтобы встать и уйти. Поставить точку. Танцевальные позолоченные босоножки были расстегнуты на обеих щиколотках, и если бы она забыла их застегнуть, то по всему бы упала. Да, она хотела упасть…Длинный подол платья отлично бы ей в этом помог. Ощущать движение материи в районе щиколотки и тем более танцевать с таким количеством ткани на себе – отдельная пытка для северных женщин. Марина приехала на Мальту с Урала, пять часов и 22 минуты перелета.
– Синьора, устала от сальсы? – пришлось сказать Джино на мальтийском. Он любил, как булькал его родной язык.
– Что? – почти вскрикнула она. Точка исчезла.
– Вам что-то еще нужно? – осторожно связывая английские слова, сказал молодой человек.
– Ноу-ноу. Мне нужно уйти? – больше жестами спросила она.
– Да! Все закончилось! Мне нужно здесь убраться – сказал Джино.
Она нырнула под стол, застегнула сначала правую, потом левую застежку и решительно встала, положив на стол очередную смятую салфетку. Она мяла её в руках с того самого момента, как больше не нашла в себе силы играть эту комедию и уселась на стул, в ожидании что Новый год начнется как-то иначе, по-другому. Нет, Пабло в пяти шагах от неё продолжал танцевать с мальтийкой выше его на две головы.
Чуда не произошло!
Первый день года стал концом летнего романа и началом ноющей боли. Марина всегда чутко фиксировала, где, когда, в присутствии кого и при каких обстоятельствах зарождалась новая боль. В этом прослеживалась даже некая тяга к коллекционированию. Это стал невероятный экспонат: боль зародилась на скалистом и древнем острове Гозо в Средиземном море.
Уставшей походкой дошла до двери и тихо выскользнула. До номера нужно было спуститься два этажа, и она проделала этот путь, ступая на каждую степень медленно и нехотя. Рука скользила по гладкому поручню, напоминая тонкие руки Пабло. Сальса необычный танец, который позволяет трогать все конечности партнера и во всех местах. Порой за танец можно изучить всю руку, начиная от ключицы и заканчивая пальцами рук. Именно руки не давали ей покоя, такие сухие от загара и нежные одновременно. Она изучила каждый сантиметр.
Да, чудо вновь не произошло!
В номере её ждала летняя знакомая. Инна лежала на спине и читала довольно потрепанный журнал, который она обнаружила на столике у кровати.
– Ну, что будем собираться? В одиннадцать паром до острова – сказала Инна, выглядывая из-за журнала.
– Да, надо плыть…Ни к чему это все было – Марина стояла в дверном проходе и не решалась войти в номер.
– А мне кажется, мы хорошо провели время! – сказала Инна.
Паром ходил каждый час от главного острова до Гозо, они купили билеты заранее и поэтому оказались на пристани в числе первых. Марине хотелось быстрее уплыть. Подошел тот же самый синий паром, который день назад привез их сюда. Вчерашнее чувство радости и тепла к нему сменилось раздражением. Никчемная железная галоша, которая плавает очень медленно! Девушки сели на крайнюю лавочку, в такт волнам. Когда галоша начала набирать ход, поднялся холодный ветер, и пришлось натянуть теплые свитера. У Марины был с крупными вязаными петлями с высоким воротом. Свитер начал потихоньку согревать и она сказала:
– Знаешь, я вот когда собиралась еще дома, складывала вещи, долго думала что брать, а что оставить. Потом этот перелет сюда во второй раз – я же верила, что все возможно. Что он ждет меня, что мы встретим их католическое Рождество вместе. Он же мне летом подарил мальтийский крест – это так было мило и символично. Вот посмотри: я ношу его с тех пор, не снимая.
На короткой нитке свисал маленький серебряный крестик. Для шеи Марины нитка была слишком коротка.
– Я слишком наивная, да? Как можно надеяться на что-то, когда летом, в августе были всего лишь танцы и пару поцелуев..ну еще совместные фотографии, из ночного клуба. Это мои первые фотографии с мужчиной! Наверное, глупо, но я даже распечатала две, вставила в деревянные рамки и повесила перед дверью в мою комнату. Он – здесь, а я – там. Конечно, зачем я ему нужна? По дурацки, все получилось.
– Я так люблю встречать Новый год со снегом, с елкой, оливье, все эти наши русские традиции….а получилось вот так – в чужой стране, в окружении чужих людей, все не понятно и больно. Очень больно. Кажется, он ничего такого и не сделал этот Пабло, но меня словно весь вечер резали ножом, и теперь болит все тело.
– Ты многое преувеличиваешь. Просто приятный мальчик, чтобы потанцевать сальсу и выпить пару коктейлей. Я думала, ты за этим летела. Просто весело провести время – ища что-то в сумке, произнесла Инна.
– Да, просто весело, просто провести. Может ты права. Я в очередной раз себе все придумала. Тупая привычка – придумывать все на десять шагов вперед. Так было после первого поцелуя, после первого секса, после всего «первого». Этой мой первый курортный роман.
– Не знаю, что тебе даже сказать – все-таки сказала Инна.
Обе замолчали и оставшиеся пятнадцать минут плыли, не произнеся ни слова.
Марина утонула в воспоминаниях. Она сидит на высоком стуле, подол платья взлетает вверх от теплого потока кондиционера. Пьет третью «джеллеузу» и подносит бокал к губам, делает очередной глоток и в этот момент к локтю прикасается мужская теплая ладонь. Он весь такой нереальный. Загорелый, улыбка из белых жемчужных зубов и запах, который она раскладывает на разные тона. Сочетание утреннего кофе, морских мокрых ракушек и сладкой туалетной воды. Каждый компонент сменяет друг друга по очереди, всегда возникая в нужный момент. Пабло рукой показывает, что зовет её танцевать. Громко звучит сальса, вынуждая говорить только жестами и телом.
Она не хочет, не умеет, но слазит со стула. Дает свои руки и впервые не чувствуя своего тела совершает средневековые движения. Весь вечер он не отпускает её руки, а когда ладони расстаются, ей мерещится отпечаток. Многочисленные линии кожи Пабло затерялись среди прямых и редких Марины.
По щекам потекли слезы, Марина достала белую салфетку и вытерла на половине длины, оборвала их русло. Развернулась против движения парома и стала смотреть вдаль, на остров, от которого они отчалили с опозданием в две минуты. Машинально продолжала теребить салфетку
Когда вышли на перрон, она сложила салфетку в маленький треугольник и пустила на гладь воды, чтобы он уплыл…
Как только бумажные борта коснулись моря, пошел снег. Снег на Мальте – невероятная редкость! Но он пошел именно сейчас, мелкий моросящий. Снег моросил и покрывал собой южные кремовые дома, цветущие деревья, пальмы, головы прохожих. И чем белее становилось вокруг, тем легче и теплее становилось Марине. Снег согревал её и поднимал из глубин души детские воспоминания о предвкушение нового и таинственного, которое она испытывала каждый год, в последний день декабря. Это был первый мальтийский снег в двадцать первом веке. И причиной ему была она. Марина.