ИЕРИХОН

 

Был человек в земле града Иерихон, имя человеку было Иероним. И было у него четверо сыновей и жена его Кассия. Жил Иероним человеком мудрым и праведным, за что выбран был он старостой в граде родном, Иерихоне. И мирно проходила жизнь в тех землях, пока однажды не познал народ местный беду. Весь скот городской состарился и постепенно умер, а потомства его оказалось слишком мало чтобы прокормить город. Начал народ питаться одним пшеном, хоть и недоедали, но никто из люда не жаловался. Но и этого блага лишились они, посевов немного оказалось на той земле, и после того, как стали они единственным источником пищи, то оскудели быстро и они. И вот тогда уже окончательно вошел голод в Иерихон. 

Горожане начали молить господа, впадать в отчаяние, злиться на ближнего. Увидев сий раздор в обществе пришел Иероним к священнику Иову с одним вопросом, когда закончится беда? На что священник ответил:

– Я молился Господу и вопрошал его, когда народ наш сможет снова есть досыта, и ответил господь мне, что спасение придет к нам из города Назарет!

– Но я никогда не слышал об этом городе, почему же именно оттуда? – недоумевал Иероним.

– Неведом мне, как и каждому промысел Божий, но внимая речам его услышал я, что настанет день, из Назарета мы получим благую весть, а вместе с ней к нам придет столько скота, что хватит на 7 лет вперед!

– Это прекрасная новость, нам надо поскорее обрадовать народ, чтобы успокоить переживания его!

И созвали они всех горожан на главной площади, дабы огласить слово Господа и остановить переполох накрывший жителей. Когда собрались все начал староста Иероним речь:

– Люди, знаю я ваше горе, ибо сам разделяю одну с вами участь. Да, голод пришел по наши души праведные, но не надо нам с вами погружаться в бедствие! Священник наш Иов сказал мне, что вопрошал он Господа, когда избавимся от несчастья мы, и ответил Он ему сказав, что скоро из города Назарет вместе с благой вестью придёт скота на 7 лет вперед! Так что, ещё более молите Бога чтобы поскорее настал этот день спаса нашего и сможем мы устроить пир всемирный!

Хоть никто из горожан, как и Иероним не знал о граде, называвшемся Назарет, но успокоились они, ведь заверил их сам Господь Всемогущий! После той речи положение в городе улучшилось, вместо страха над улицами начала витать надежда. И в тот же вечер, после того как наш праведник успокоил всех горожан, на молитве просил он Бога чтобы поскорее пришло спасение из Назарета, и чтобы после этого каждый в городе его больше никогда не голодал и ел досыта, и тогда устраивали бы они пиры во славу Господа!

Но проходило время, и ни вестей, ни скота, ни прочего спасения в Иерихон не обрёл. И вновь суета овладела городом, и снова поникли все населяющие его люди в печали. Не знал Иероним, что делать и что говорить людям, потому также пошел он к священнику за советом:

– О, Иов, благословленный священник, скажи, когда исполнится пророчество твое, силы уже заканчиваются и надежда оставляет всех нас!

– Выслушай же слова мои, Иероним! Не могу я познать всех глубин провидения, но точно могу одно знать, слово Божие – закон! И раз поведал Он мне в откровении, что спасен будет град наш, значит не падем и не сгинем мы под гнетом голода! Поэтому говорю я тебе, и скажу всем остальным кто вопросит меня, что верить нужно и не предаваться пустой суете!

Задумался Иероним над мудростью изречений священника, и обдумывая слова его, и как поступить в таком тяжком испытании, пришел он к задумке одной. Как и в прошлый раз, после беседы с иереем собрал он всех на площади и начал оглашать:

– Народ Иерихона, много дней и ночей голодных мы уже с вами пережили, но сам Господь пообещал спасти нас приведя благую весть из неслыханного доселе города Назарет, и уверен я, что нет среди нас не верящих словам Его, но вместе с этим вижу я, что покидает жизнь край наш! Поэтому говорю я вам, не будем мы отворачиваться от Слова великого и искать спасения среди неверующих, но и не будем просто сидеть в домах наших! Отправимся же вместе в град Назарет, о котором поведал нам Всевышней и исполнится слово Его!

Воспрял люд духом от новой надежды и начал возглашать слова светлые. И вот, кажется, каждый уже готов отправится в путешествие далекое, как вдруг сам Иов пресвятой предстал перед народом этим.

— Постой, Иероним, неверно ты сейчас поступаешь сподвигая себя и остальных на поход этот! — в отчаянии сказал иерей.

— Но почему же, не отступаю ведь я от Слова великого! – ответил тот недоумевающе, так как искренне не ведал он худа в поступке своем.

– Послушай же ты, брат мой земной, и послушайте все вы! Неверным будет вам покинуть дома ваши! Сплотиться вы должны сейчас все вместе перед Господом нашим, ведь, поверьте, укрывает он всех нас!

Замешательство опустилось на толпу, не были они уже настолько воодушевлены, как после речи Иеронима, сейчас же не знали они, что делать. Но самому Иерониму удалось набраться решимости и тогда он с надеждой все-таки помочь ближним своим заявил Иову в ответ:

– Пресвятой иерей, пусть будет по-твоему, и не пойдет народ вместе со мной, но тогда дай одному мне пойти в Назарет за спасением!

Речь его остановила женщина, пробравшаяся через толпу к нему. Эта девушка была жена его по имени Кассия. Подбежав к мужу, начала она молить его:

– Муж мой Иероним, молю тебя, возьми меня с собой в путь твой праведный!

И вот снова лицом мужа овладела неловкость, но вмешался тут священник:

– Нет, не сможешь ты, Кассия, отправится с мужем своим из города. Ибо хоть судьба и жизнь его не принадлежат ему, действиями такими он возлагает бремя только на себя. Посему хульно будет тебе последовать за ним.

Речь Иова хоть и не убедила саму женщину, зато очень сильно повлияла на мужа Иеронима. Воспротивился он от мольбы её, на что жена в лице пала. Но мужу делать ничего не оставалось и, несмотря на сомнения, которые всё более наполняли его, он все равно не отступал от пути. После того как разошлась толпа начал он собираться, решив уйти рано утром, когда никто еще не проснулся, чтобы никто не удумал в последний момент присоединиться к его побегу.

И вот, когда стоял Иероним у врат родного города, готовясь покинуть его, подоспела жена его Кассия. Муж, конечно же, стал её прогонять, но сказала она, что пришла простится с ним и на прощание сказала:

— Долгая дорога ждет тебя, дорогой Иероним, но ты не пропадешь – Шарав будет защищать тебя от того, чтобы не сбился ты с пути и не попал на землю Господом не избранную. Так что ступай, и помни это!

Не нашел Иероним, что ответить жене своей, голова его была полностью наполнена тяжелыми думами, потому побоялся сказать он любимой чего худого. Но даже этого молчания хватило Кассии понять, как он благодарен ей, и как хочет вновь увидеть её вернувшись назад домой. На этом и закончилось пребывание героя нашего в Иерихоне.

 

ВЕФИЛЬ

 

Следуя по пустыни за песками, ведомыми Шаравом, шел Иероним без остановок не замечая времени, ведь ничего не отвлекало его от цели, так как кроме песков по пути он ничего не встретил до момента, пока перед ним не выросли ворота города. Запертыми они не были, и путник вошел в град. На улицах, кроме пыли, никто не расхаживал, несмотря на солнце, которое как раз находилось в зените. Страх напал на Иеронима, и он невольно подумал, что город, в который он прибыл проклят и любой, преступивший черту не сможет живым покинуть его. Но не успев попрощаться с жизнью, как до него донесся шум и грохот прямо из-за угла дома. Выглянув узнать, что за шум прервал мертвую тишину переулков очам его открылась сцена: группа мужей ломятся в чей-то дом при этом чего-то громко требуя.

Иероним встал перед выбором, вмешаться в это буйство или нет, однако схвативший его ужас не позволил ничего сделать, а отпустил только к моменту, когда уже всё представление было окончено. Теперь вместо страха к путнику пришел интерес, который наоборот подталкивал проследить, куда пошли мужи, дабы узнать, что же произошло пред ним. И он подошёл к дому. В месте, где только что был устроен погром, у двери дома сидела погруженная в свое горе женщина.

– Скажите, почему те люди разорили вас, и что им было нужно? – в порыве сердобольности поинтересовался Иероним.

– Ох, странник, беда пришла в наш город, в Вефиль. Иереи местные бесчинства начали. Погромы все эти по их воли устраивают, люди приходят и забирают детей у матерей. – сквозь слёзы горя своего отвечала женщина. – Так и у меня прямо сейчас из рук вырвали моего совсем маленького мальчика! 

Не мог поверить праведный Иероним, что слышит такие вещи. Потому решил он разузнать, что случилось в Вефиле, из-за чего иереи такое богохульства учиняют. Узнав, где находится главный храм, он сразу же отправился туда и в скором времени, по дороге встретил он одного мужчину, в котором странник признал участника того веропротивного погрома. В момент встречи муж этот шёл с таким мирным видом, будто бы в жизни не совершал ничего богохульного. Разгневался Иероним, да так сильно, что ужас, затаившийся было внутри, не смог в этот раз окутать его. Путь местного жителя был перекрыт и деваться ему было некуда:  

– Постой, человек! – обратился Иероним. – Не ты ли давеча, вместе с братьями твоими, вломился в дом простой девушки и отобрал сына её? Ответь, во имя чего был совершен столь непристойный поступок? И почему ваши иереи решили отступить от заветов Господних?!

– Послушай, ты видимо чужеземец, раз ничего не знаешь. Нету в нашем поступке ничего непристойного, а иереи наши не ослушались заветов Господа. Напротив-же, их поступок великодушен!

От этих слов Иероним пришел в окончательное изумление, ведь даже и представить не мог, что раб Господень мог произнести такое из своих уст.

– Побойся Господа! Как не страшишься ты кары Его, за слова свои?

– Не боюсь, ибо знаю, что поступки мои верны. Тебе неизвестно, но в наш город пришла чума раздора, много людей уже уморил недуг. Не знаю, чего наговорила тебе та женщина, ибо раздор покарал нас, но мы спасаем детей, наши священники заботятся о них, укрывая их от рук чумы.

Узнав больше истории Вефиля, гнев Иеронима иссяк и не был он уже столь подвластен изумлению.

– Воистину тяжкое бремя навлек на вас Господь. Мой город тоже подвергся нелегкой участи, но Бог нас не оставил и предупредил о спасении, поэтому уверен я, и вас он убережет от этого несчастья судьбы. Но скажи, почему же тогда вам приходиться силой отбирать детей?

– Матерям всегда тяжело расставаться с сыновьями… – Мужчина прервался. – Однако, довольно, мне надо идти к храму, как я уже говорил, от болезни раздора страдаем мы.

Не дожидаясь ответа Иеронима, горожанин быстро направился вперед, как и сказал – к храму. Сам же Иероним отправился за ним, ведь он направлялся туда же. 

Как и предупреждал мужчина, у святого места собралась большая толпа. В этой куче не было понятно, кто за и, кто против кого. Толпа была занята своей распрей не заметила путника. Но не смог путешественник долго наблюдать за буйством хаоса, его нашла та женщина, дом которой разгромили на глазах Иеронима.

– Добрый человек, – обратилась мать, – прошу вас помогите. Мой ребёнок в том храме, верните его, прошу!

Такая просьба сильно ошарашила Иеронима, не знал он, как правильно поступить, и что ответить.

– Но как же я попаду в храм тот, и как найду дитя ваше?

– В такой суете никто и не заметит вас, а дитя мое вы узнаете по родинке на лице. Прошу, я бы и сама могла это сделать, но мне надо спешить домой, ибо страшно мне здесь находится, поймают меня!

В таком положении весь мир давил на бедного странника, потому не мог здраво взвесить доброе и худое, посему удовлетворил он мольбы матери. Обойдя разъярённую толпу, зайдя в святой храм предстала перед Иеронимом картина более страшная, нежели та, которую наблюдал он на улице. Повсюду лежали люди, больные люди, от мала до велика, и такой сильный дух смерти витал в стенах, что резко поплохело даже самому путнику. Пока искал он младенца, Иероним мог только вопрошать Господа Всемогущего, почему заставил он так страдать жителей града Вефиль?

Но вот нашел он наконец сына бедной матери, и поспешил покинуть место гиблое. После увиденного в святом месте, еще более горестно было смотреть на буйствующий раздор, ведь не понимал Иероним душой своей, как люди могут поддаваться гневу друг к другу, когда братья и сестры их чахнут всё быстрее и быстрее. Не стал он задерживаться на площади, дабы не испытывать очи свои, и побыстрее вернуть малыша родившей его женщине. Встретил он её там же, где и в первой раз, у разгромленного дома. 

Воссоединившись с чадом своим, мать неустанно начала благодарить и восхвалять путешественника. Смотря на то, как женщина радуется сыном своим, Иерониму стало немного легче на душе после всего увиденного. Женщина предложила радушному человеку прийти чуть позже, и тогда она сможет отблагодарить его питьем и едой. Иероним сначала хотел отказаться от приглашения, но измотанный пустынным бездорожьем не смог этого сделать. 

Пока Иероним ожидал, решил он узнать, может есть еще в граде этом места не тронутые тленом и не под властью хаоса. И в поисках своих встретил он лишь одного иерея, который, как оказалось, сам искал странника и посему, когда встретились они, то священник сразу припал к Иерониму с вопросом:

– Послушай странник, зачем забрал младенца ты из храма, разве не знал, что болен он? В святыне о нем хотя бы заботятся и следят за ним. 

– Да, я знал, что болен ребенок, но верю я, что мать более любого может позаботиться о своем чаде. К тому же, хоть и добрый у вас замысел, но зачем же силой отбирать детей у родителей их?

– О-ох, – тяжело вздохнул священник, – видно не знаешь ты всей истории, которая произошла в Вефиле. Пред тем как чума пришла на земли наши, ранее этого грехом заполнились они. Жены и мужи предавались прелюбодеяниям всюду, дети не знали отцов своих. Зато и разгневался Господь и послал на нас проклятие сие, узнали мы про проклятие, когда явился младенец на свет больным и чахлым, невинное дитя с первого дня жизни наказанное Господом. После подверглись мору люди грешившие, потом дети их новорожденные, а затем и простых людей настигло несчастье это. Староста града нашего решил, что Господь только начал свое мщение, и ждёт нас судьба Содома, посему решил он отбирать младенцев у неверных и отдавать их в храм, дабы детей вылечивали мы, и взрастили их праведно. Но мы, иереи запротестовали, ибо неверный это путь искупления перед Всевышнем, однако не послушал нас никто. Когда нам приносили больных младенцев, ничего нам не оставалось, кроме как принимать их. И вот уже после сего, начался раздор великий на землях наших, вот так окончательно погрузился Вефиль пучину хаоса.

Понял Иероним, насколько недалёки были решения, принимаемые им по малодушию, отчего отчаяние захватило рассудок его.

– О пресвятой иерей, не хочешь ли ты сказать, что грешнице и распутнице помог я? – голосом полном отчаяние вопросил Иероним.

– Всё верно путник, хоть и по незнанию, но неверной оказал ты милость.

– Но не это самое страшное в деяние твоём, – продолжил иерей, – ибо уверен я, что сбежала она уже за стены города, а там, благослови младенца Господь, чтобы выжила душа его невинная в пустыни, и чтобы не продала его мать в ближайшем граде!

Осознав слова слуги божьего, окончательно пал в лице своём Иероним, и начал молить он Господа своего о прощении. Потом призрачная надежда посетила его, что священник мог ошибиться, и мать сейчас в своём доме с ребенком своим. Бегом туда отправившись ничего он не нашёл, дом был абсолютно пуст, даже вещей никаких там уже не было, иерей оказался прав… 

От того не смог странник более находится в граде Вефиль, сразу же побежал он прочь, за ворота стен его. А в вечер дня того молил он Господа, чтобы поскорее смог он дойти до Назарета, и избавить град свой Иерихон от голода, молился чтобы смог он устроить пир, и более не один ребенок не рождался больным, и чтобы не начался раздор в землях его. На этом и закончилось пребывание героя нашего в Вефиле.

   

МЕГИДДО

 

Многое количество песков и холмов пришлось миновать Иерониму на пути пред тем, как в глубокой ночи предстал ещё один город. Все дома, улицы, площади, а главное небольшая гора, у подножья которой и устроились люди, были накрыты черным саваном ночи от чего простому человеку, коим был путник, виделся он кошмарным великаном. Но видение это миновало взор Иеронима, ибо сильно устал он в дороге и только у каменного великана мог найти он ночлег. Но когда странник вошел в город даже ночной мрак не мог закрыть собой вид разрушенных зданий. Улицы града выглядели много хуже того, с чем странник встретился в Вефиле.

Вефиль выглядел для Иеронима мертвым, ведь в ясный день он был пуст от толпы, град в котором он хаживал сейчас выглядел не мертвым, но держащимся за ниточку в попытке не упасть в бездну небытия. Те дома, что не были разрушены полностью старались изо всех сил не развалиться следующим моментом, дыры в стенах заделаны наспех, двери не были закреплены в проемах, окна вовсе заколочены абсолютно повсеместно. Однако это говорило о том, что нужны еще эти халупы кому то, а значит не покинут город человеком.

Ища приют себе среди разрухи, услыхал Иероним где-то вдали железные удары похожие на лязг мечей. Быстрее решил найти укрытие для своей души путешествующий, и повезло ему, ведь нашел хоть и пустой, но прилично целый хлев, в котором можно было дождаться первых спасительных солнечных лучей. Но окликнут вдруг был Иероним.

– Послушай, странник, не страшно ли тебе одному быть в сем граде – Мегиддо ночью? Ведь всадники-завоеватели войну принесли на земли эти. Но меня можешь не бояться, не хочу я причинять худа кому-либо.

Из ночи шагал человек окутанный черным плащом, когда он подошел ближе Иероним смог разглядеть его приятное на вид лицо, что успокаивало, ведь все воры и убийцы, которых приходилось ему видеть на лицо были уродливы, подстать их душе.

– Ох, догадывался я, что беда бушует в граде. Но нету у меня выбора кроме как остановиться тут на ночь. Слишком долго брёл я по пустыни пешим ходом и выдохся.

– Понимаю я проблему твою, – доброжелательно ответил незнакомец, – позволь помочь тебе, я знаю более безопасное место для сна, только прошу, помоги мне тоже взамен.

Тут перепугался Иероним, ведь свежи были в памяти его воспоминания о Вефиле.

– Прошу, не думай худа обо мне, но я лишь хочу дождаться утра, не случится со мной в хлеву этом ничего пугающего, ступай с миром, человек!

В ответ незнакомец лишь улыбнулся и скрылся в плоти мрака. Хоть и стало не по себе от этой встречи странствующему Иерониму, но усталость прогнала все его расстройства. Так стал сырой хлев в больном граде пристанищем для одинокого праведника. А на утро разбудила его резкая боль в боку, которая сразу же прогнала сон, и позволившая увидеть старую женщину в облачении служанки местной церкви держащую вилы. Резко вскочивший Иероним понял, они и стали причиной боли вытащивший его из сна, благо не сильно ранила его старушка, посему не было опасности для жизни. 

– Зачем же раните вы мирно спящего человека. – воскликнул Иероним, осознав произошедшее.

– Разве не знаете ли вы о войне бушующей среди наших домов? Я вижу вас впервые, и мне не может быть известно, не пришли ли вы от тех варваров, что посягнули на наши земли! – с опаской ответила старуха.

– Да, правда, известно мне о том, что завоеватели пугают всё в граде этом, но взгляните на меня, я просто одет, и со мной нет никакого оружия, ибо я простой путник которого лишила сил усталость, и чтобы спастись от неё и продолжить путь свой, отискал я в этом хлеву ночлег!

Выслушав слова Иеронима и внимательно осмотрев его, испуг и недоверие ушли с лица старой женщины, тогда и пала она на лице.

– Ох и вправду, видно не со злом пришли вы к нам, прошу, простите меня за боль, причиненную невинному, позвольте отвести вас к нашему иерею, он излечит и поможет вам дальше продолжить странствие! – старая служанка сделала предложение помощи исходя из чувств вины.

Приняв добродушную руку помощи, Иероним был проведён через улицы, где он мог узреть тот же гибнущий город, но уже избавленный от мрачного савана. В лучах дня он выглядел не пугающе ужасным, а скорее просто жалким и хилым, и вызывал лишь эмоции не страха, но горечи. К этому печальному виду прибавлялись горожане, которые также появились вместе с солнечным светом. Только они отнюдь не оживляли виды Мегиддо, а лишь омрачали их. На городских улицах можно было встретить лишь израненных, лишенных конечностей, и как сам город, находящихся на последнем издыхании людей. Вновь начал в мыслях Иероним вопрошать Бога, почему не может избавить Он Мегиддо от ужаса войны. 

С такими мыслями и предстал он пред вратами храма, стоящего на горе, вокруг которой расположился сам град. Встречавший гостей священник представился Измаилом и позаботился о раненном путнике. Иерей не только залечил рану, но и щедро накормил Иеронима, а после уложил спать, ибо плохой сон был у путника в хлеву. Проснулся тот только под вечер, а пройдя в центральный зал церкви встретился он с молящимся священником. Не став его отвлекать, странник дождался, когда завершится молитва его, и после обратился с вопрошением:

– Не за народ ли ваш молились вы, пресвятой Измаил?

– Последнее время только за него и прошу у Господа, ибо совсем худо дела наши стали. – с досадой на лице и в речи ответил священник.

– Видел я страдания земли этой, но ответьте мне, пресвятой иерей, как могло столько горести прийти сюда с войной.

– Видишь ли, странствующий Иероним, не только война поразила нас. Проклятием страшным отравила она народ города.

– Но что же за проклятие такое страшное? – изумился от услышанного Иероним.

– Люди, пораженные проклятием этим, сильно меняются в лице и в душе своей. Страх видят они всюду и впадают в отчаяние лютое, в котором на всё готовы, лишь бы убежать от страха сего. Первым, кто проклят был войной оказался староста града, Ахав. Сначала он стал нервным и суетливым, опасался выходить из дома своего, а в один день, когда пришли люди к нему за советом как быть с врагом, не нашли его в доме, настолько поразился он, что сбежал, лишь бы избавится от проклятия. После него всё больше и больше людей подвергались проклятию этому, кто тоже сбежал, кто на предательство пошёл, кто просто забыл о ближнем и встал особняком заботясь лишь о благе своём. Так вместе с войной наполнился город и пороком малодушия. Ну а те, кто как я не тронут остался ужасом этим, сейчас только молятся Господу, чтобы сгинуло проклятье, да помочь пытаются городу, да тем, кто остался в нем.

– Переживаю я, – продолжил иерей, – что, побывав в Мегиддо, ты мог попасть в капкан проклятие этого!

Смутившийся таким вопросом, немного подумав ответил Иероним:

– Не долго я нахожусь здесь, да и ненадолго еще останусь, так что не переживайте за меня, пресвятой иерей.

– Ох, надеюсь, что благословит Господь твою душу! Только не уходи ночью, прошу, останься до утра! – любезно предложил священник ночлег.

Иероним же не отказался, вправду опасно было продолжать свой путь ночью. В дальнейшем разговоре, поведал странствующий историю про Иерихон и про то, почему в Назарет направляется он, на что священник вновь благословил путь его.

После их разговора люди в доспехах пожаловали в церковь, пришли они за Измаилом. То были войны Мегиддо, их брату помощь срочная нужна была, а из оставшихся в городе, только священник обладал мастерством лекаря, посему и призвали они его. Оставшись наедине с Господом решил Иероним помолиться, однако спустя короткое время прервал его стук в ворота. Гость сначала подумал, что это вернулись солдаты, поэтому он поспешил открыть. Но как оказалось, на улице стоял незнакомец встретившийся прошлой ночью, только сейчас не доброжелательная улыбка озаряла лицо его, но гримаса ужаса.

– Какой кошмар пришлось повидать тебе, из-за чего страх застыл на лице твоём? – с волнением вопросил Иероним.

– Послушай, странник, страшные новости узнал я, от сего такой кошмарный вид получил, срочно нужно мне священника увидеть! – нервно и торопясь отвечал незнакомец.

Суета, паника и страх, пришедшие с незнакомцем из города, невольно охватили Иеронима и не дали ему принять разумное решение – как же поступить?

– Нет сейчас в церкви иерея, скажи, что за новости такие и почему так спешишь их поведать?

– Это весть про варваров-завоевателей, кои войну и разруху принесли к нам. Собираются они кончать с Мегиддо и после отправляться разрушать другие города! Прошу, дай мне дождаться возвращения иерея в церкви сей!

От этих слов Иероним насторожился.

– А не известно ли тебе, в какие города отправятся они походом разрушительным своим? – с опаской спросил Иероним.

– Ох, не могу говорить точно, но насколько я слышал, Иерихон выбрали они следующей целью, но нельзя им позволить такие бесчинства, иерей может помочь остановить их дальнейшее похождения!

Тут уже страх за дом родной вошёл в права в душе странника, посему и впустил он незнакомца в плаще.

– Много благодарю тебя, странник, вопрос мой жизни и смерти, прошу, возьми эту монету в благодарность. – зайдя в церковь протянул человек Иерониму медный грош.

– Не стоит благодарить меня, я прежде переживаю за этот и свой град родной, и прошу тебя в ответ, называй меня Иероним.

– Значит ты сам из Иерихона, Иероним, но всё же возьми монету эту, и называй меня тогда Семиаз. – В ответ настоял на он том, чтобы подарок был принят.

Войдя в церковь Семиаз смирно уселся в углу зала и принялся дожидаться возвращения священника, а Иероним в это же время, после услышанных вестей тревожных решил продолжить молиться за родной Иерихон. 

Но вот услышал он, как возвратился Измаил, и поспешил встретить его, чтобы передать о случившимся во время отсутствия священника. Выслушав рассказ Иеронима, он конечно же захотел увидеть человека, который принёс такую весть, но когда Иероним показал на место, где сидел в ожидание Семиаз, то не было там уже никого. Спросил тогда иерей:

– Скажи, Иероним, а как звали человека, который пришел к тебе?

– Он представился Семиазом, и дал мне этот грош – путник показал медную монету.

В тот же момент лицо Измаила приняло выражение истинного ужаса и трепета, и не успел он ничего сделать, как острый белый нож пронзил его спину.

– Дьявол… Здесь… – единственные слова, которые успел произнести перед тем как захлебнулся кровью он.

За спиной теряющего с каждым мигом дух стоял сам Семиаз с усладой держа свой кинжал, принявший в отражённом лунном свете багрово-алый цвет.

– Нет! Не может быть, не уж то ты… – Иероним кинулся к священнику и обхватил его руками пытаясь вернуть самообладание и ответить убийце.

– Верно, Иероним, я есть низвергнутый в мир людей падший ангел, слуга Князя Тьмы! – Горделиво ответил демон.

– Я давно следил за тобой и ждал, когда придешь в Мегиддо, – продолжил он. – смерть Измаила – вот что даст моему господину ещё больше силы!

– Зачем понадобилось тебе отнимать жизнь этого праведного иерея? – отчаянно вопрошал Иероним.

– Когда война началась на этих землях, то люди, населявшие её сразу уподобившись ящерам нечистым наполнили грехами места свои, настолько опустились они, что именно грех костылём их стал без которого ходить они не могли, и тогда учуял я, словно боров кровь нечистую, и развёл аки паук сети свои обольстительные. Соблазняя их на большие грехи, я питался ими, но того мало мне, ибо хочу я, чтобы весь город служил пороку, а для этого надо было мне лишь умертвить человека, на котором держался остаток веры этого падшего города!

Шок и горечь переполнили душу Иеронима и перехлестнув через край, превратились они в ярость, направленную на стоящую перед ним демоническую сущность. В гневе Иероним набросился на нечистого.

– Ты обманул меня и заставил уподобиться тебе! – сквозь слёзы и ярость прокричал Иероним, схватившись за шею падшего в грехе бывшего серафима – Я не позволю и дальше творить твои бесчинства!

Но в тот же миг туман окутал зал церкви и от разразившегося грома, потерял память Иероним. Когда же дух вернулся в тело, то нашёл он себя посреди пустыни, и не видать было поблизости ни единого города. Следом вернулась и память, заставив Иеронима содрогнуться от ужаса, от чего упал он на лицо свое, ибо надежда покинула его. И молил он Господа своего лишь о том, чтобы не пожаловали приспешники Ада в град его Иерихон. Так и закончилось пребывание героя нашего в Мегиддо.

 

ЭФРАТ

 

От долгих скитаний по пустыни чуть не впал в отчаяние Иероним, думал он, что Господь проклял его на вечное блуждание, но спасён был странник теплым Шаравом. Повёл он за песками и вывел путешественника к новому граду на дороге к Назарету. Подойдя к городским стенам заметил он, что наполняющее разум предчувствие явно отличается от возникавшего при приближении к прочим городам на пути своём. Даже у стен был совсем иной дух, непохожий на затхлый смрад затонувших в своём горе и покинутых путником городах. Но всё равно, прочувствовав дух этих стен нельзя было сказать, что город, в который только предстояло войти, не тонет в беде. Не пройдя створ ворот невозможно разобрать, в чем же заключается трагедия населявших его жителей.

Уже при подходе к вратам становились очевидными отличия неизвестного страннику города от прочих людских пристанищ.  Врата охраняла хорошо снаряженная стража, что уже свидетельствовало о том, что совсем не пуст он был, а даже наоборот. Ведь доселе редко в каком месте можно было увидеть, чтобы улицы так охранялись. Потому-то недоумение завладело Иеронимом и более не хотел он подступать к воротам ни на шаг. К несчастью не знал он, даже примерно, где находится и как далека ещё цель путешествия, да и не знал путник, как выглядит Назарет, которого он так усердно пытается достичь. 

Но воспоминания о пройденном пути, о всём увиденном по дороге, о всех кошмарах и потерях, наложили на душу Иеронима невыносимый груз. Под гнётом груза этого, в душе скитальца поселилось безразличие, которое и прогнало страх. И подошёл странник к стражам ворот.

– Храбрые войны, – обратился тот, – подскажите простому путнику, что за град охраняете вы, и как долго от него до града Назарет идти?

Привратники надолго приставили к нему свой суровый взор, а услышав вопрос, один из них ответил:

– Мы удовлетворим твой интерес, если ты удовлетворишь наш.

Выдержав небольшую паузу, стражник продолжил:

– Скажи, из какого города идёшь ты?

– Путь свой я держу из города Иерихон в Назарет за спасением!

После ответа Иеронима взгляд охраны стал не только суровым, но ещё и хмурым. Перекинувшись взглядами, тем самым негласно согласившись друг с другом, они обступили и схватили путника. Но ничего не сделал Иероним под давлением безразличия в ответ, только лишь в недоумение пал. Это абсолютное непонимание ситуации защитило путника от страха, который в очередной раз готовился взять его в свои руки. 

Озлобленная не пойми на что стража вела пленника крепко держа под обе руки, хотя тот даже и не думал сопротивляться или убегать. Тем не менее его тащили как особо буйного и непокорного зверя. Глаза схваченного завязаны не были, так что, единственное, что ему оставалось, и что он готов был делать, это лицезреть город вокруг себя. Пленённого Иеронима волокли, как он понял, по главной улице города. Как и в остальных городах, которые посетил он на пути своём, не было видно ни одного горожанина. Тем не менее между этим селением и прочими было одно важное отличие – ежели в прошлые разы людей на улицах не было совсем, то в сей раз их не наполняли только лишь именно люди простые. Вместо них в домах и всюду рядом были люди в доспехах и с мечами, а помимо них, как посудил путник, обретались лишь другие пленники.

Ранее думал Иероним, что одиночество Мегиддо и Вефиля самое худшее, что может встретить только прибывший в град человек, но теперь он уяснил для себя, что хуже встретить город, не брошенный в руины, но город, который пылает синим пламенем, после которого он и оказывается в этих развалинах. И хоть то место, по которому тащили странника и не было погружено в битву, но все равно чувствовал он душой, что не смогут здесь больше жить люди также мирно как прежде. 

Погрузившись в созерцания сего мрачного хаоса и не заметил Иероним как завели в один из множества домов. Наконец солдаты могли отпустить своего заключенного, которого пришлось волочить так долго, но всё равно, сделали они это с достаточной злобой и недовольством будто совсем не желали выпускать его из своего хвата. Чувство падения вывело пленника из пучины равнодушия, так что поднявшись Иероним сразу же начал осматривать куда попал он. Первое, что увидел он перед собой – стол за которым сидел человек по своему виду не столь озлобленный на сущее, но очень гордый за своё положение среди этого сущего. К этому горделивому мужу подошел один из солдат и доложил о добыче, которую он преподнёс.

– Значит странствуешь ты из города Иерихон? – громко вопросил гордец Иеронима.

– Всё так. – тихо и кротко ответил тот, из-за чего их диалог выглядел очень контрастным.

– И значит следуешь ты в Назарет? – продолжался допрос.

– Да, тоже я сказал страже у ворот. – также спокойно отвечал Иероним.

– Что же тогда ты делаешь в Эфрате? – наконец получилось подвести к вопросу, который и интересовал с самого начала.

– Я не знаю, я просто шёл за Шаравом… – речь путника стала растерянной.

– Шаравом? Что ж, даже если ты и заблудился, значит Господь не жалует тебя! – с удовольствием выполненного дела произнёс человек за столом. – Увидите его в клетку!

“…Господь не жалует тебя!” – единственные слова, который остались в голове Иеронима, когда стража довольная тем, что им позволили насытить свой внутренний голод, с особой силой поволокла его в ту клетку, в которую наказали его отнести. Само место заточения находилось в каком-то дворе и, хотя места в этой клетке было много, Иероним был единственным её заключенным. Так и просидел загнанный в кабальную клетку путешественник наедине с этой мыслью, которая всё не хотела оставлять его в одиночестве.

Неизвестно бы было, как долго мог ещё находиться в объятиях размышлений Иероним если в дворе, в котором был заточен он вдруг не появился тот, встреча с которым в Эфрате ожидалась меньше всего. Это был священник, наверное единственный во всех окрестных землях. Естественно, что его вид моментально предал узнику надежды, отчего тот позабыл о всех своих мыслях и даже поднялся на ноги.

– Пресвятой иерей, постойте, задержитесь ненадолго! – умоляющим тоном промолвил Иероним.

Конечно же, вид пленника привлёк внимание прохожего.

– О, пропащая душа, за что же ты очутился в заточение и чего же хочешь?

– Я попал сюда по велению очень не добрых господ, хотя я просто проходил мимо по пустыни в поисках Назарета!

– Значит тебя не за что лишили драгоценной свободы. Я как раз пришёл сюда, чтобы встретиться с главой града сего, как бы я хотел помочь тебе! – ужаснувшись услышанным отвечал священник.

Только ответить хотел Иероним, как их беседу заметил один стражник, который сразу же поднял шум, из-за которого вскоре во дворе, где ранее был лишь узник со своими думами, собралась целая толпа.

– Ты кто такой, и как проник через стены Эфрата? – прокричал солдат, неясно было, какое чувство в большей мере одолевает его – страх или злость.

– О, я пришёл только лишь с добрыми намерениями и хотел бы видеть главу города, а также, чтобы вы освободили этого человека! –голосом миротворца ответил иерей.

– С какими же мирными целями ты хочешь видеть нашего главу? – ответил тот же солдат и на этот раз можно было точно сказать, что владела им злость от раздражения.

Священнику ответить не дал один стражник из толпы который по всей видимости узнал в нём кого-то. Переговорив с главным солдатом, иерея и Иеронима всё-таки решили отвести связанными к главе города, чтобы он уже сам рассудил, что делать с ними.

В центре города располагалась большая цитадель и, хоть смотря на неё со стороны можно было подумать, что это церковь, на деле постройка служила домом командования всех нескончаемых войск, которые находились в городе. Центральная цитадель была не единственным строением в Эфрате которое с виду напоминало церковь, но ей не являлась. С момента, когда земли эти взяла в свои руки армия, все церкви остались ими лишь по внешнему виду. Именно в это здание сторожевые псы отвели свою добычу, а уж там их, впрочем, далеко не сразу, повели к главе города. Как водится, сначала горемычных пленных бросили в темную комнату и заперли там, видимо главы требовалось ещё дождаться.

– Скажи, путник, что найти хочешь ты, придя в Назарет? – после недолгого молчания иерей решил начать разговор обратившись к сокамернику.

– За спасением души своей и близких мне, но чем дальше я захожу, тем больше я начинаю думать, что Господь не жалеют меня, а может и весь свет не любим ему.

– Но почему же произносишь слова ты такие про всевышнего? – удивлённо спросил священник. 

– Началось всё с того, что наш город жил обычной жизнью до того момента, когда пропала пища наша и кинулся народ наш в голод. Тогда Всевышний пообещал нам спасение из Назарета, но оно все не приходило, и решил я отправиться туда сам. Но на пути я встретил города, поглощенные раздором, голодом и войной. От сего вопрос этот и возникает у меня – если мил Господу Мир им же созданный, если милы ему Люди им же сотворённые, то почему не может всех избавить от страданий, за что наказания сие посланы к нам?

С особым изумлением смотрел иерей на Иеронима пока тот рассказывал о своём путешествии, смотрел так, будто нашёл в рассказе путешественника отражение своё. Погрузившись в поведанную историю, не успел ответить священник как стража вошла в их клетку, на этот раз молча и с просто сухими, серьёзными лицами, которые не окрашивались гневом и желанием добычи. Их молча взяли и отвели уже к самому главе города.

 

Путника и священника отвели на самый последний этаж. Комнату, в которую попали они, заполнял лишь один человек, стоявший в самом центре, военачальник и по совместительству глава Эфрата. Взглянув на пленных, которых подали ему он приказал охране покинуть зал.

– И всё-таки ты пожаловал ко мне, брат! – выждав некоторое время после того, как их оставили наедине обратился глава к священнику.

– Как видишь, Гавриил, я у твоих ног, и несу я с собой лишь мир, даже там, где его практически не осталось.

– Иммануил, если ты пришел лишь для того, чтобы вновь осуждать мои методы, то я бы предпочёл, чтобы ты покинул город, заодно прихватив с собой этого оборванца. – указал тот на Иеронима.

– Вовсе не осуждать я тебя пришёл, послан я Всевышнем был, и встретив этого путешественника начинаю понимать, для чего.

– Послушай, брат! – после небольшой паузы продолжил он просяще. – Я хочу лишь, чтобы вернулся ты в свой родной, покинутый город оставив Эфрат, ибо нужен ты там более, нежели тут.

– Довольно, ты прекрасно знаешь, почему пришёл я к стенам этим, уходить из них и бросать дело, которое я начал будет трусостью. Может для тебя эта трусость и кажется верным путём, но я иду совсем другим. 

– К тому же, – продолжил Гавриил, – я не хочу обсуждать этот вопрос в присутствии незнакомца, которого наше дело не касается!

– Не прав ты совсем, – возразил Иммануил, – остаться в родном месте, а не сбегать из него не является проявлением трусости, а ещё именно этого незнакомца наше дело касается, прошу дай ему засвидетельствовать нашу беседу!

Диалог двух братьев вызвал в Иерониме интерес и недоумение настолько сильные, что они смогли выбить его из объятий апатии и безразличия в которых тот находился последнее время.

– Пресвятой иерей, послушай, – прервал своё молчание Иероним, – ежели ты хочешь, чтобы был я свидетелем беседы вашей, можешь ли ты посвятить меня в вашу с братом историю?

– Я бы желал, чтобы об истории нашей поведал тебе брат мой. – взглянув на Иеронима ответил священник.

Гавриил стоял к ним спиной смотря в открытое окно, за которым находился Город. Священник и путешественник стояли вдвоем, на некотором расстоянии от входа, в том же месте, где их оставила стража. Они были освобождены от пут и руки их не были связаны.

– Будь по-твоему, – не поворачиваясь и продолжая смотреть на вид из окна начал воинственный брат, – я расскажу всё так, как оно было!

– Были в одном из городов земли Ханаанской два брата. Имя братьям было Гавриил и Иммануил. Жили братья мудро и праведно, за что выбраны были они старостами в граде родном. И мирно проходила жизнь в тех землях, пока однажды Господь не отправил в земли их несчастья, дабы испытали их жители местные. Сначала умер скот и остался город без еды, затем холера прокляла население исхудавшее, а после и злые варвары начали истощать земли и губить людей. Тогда брат Гавриил осознал, что пора брать всё в свои руки, что не стоит ждать спасения от Господа и только человек может спасти человека! Но не все, конечно же, поддержали речи его, священники восстали против, и, на удивление Гавриила, с ними же запротестовал брат Иммануил. Вместе с иереями говорил он, что остаться нужно на земле родной, но брат Гавриил был решительнее, тогда собрал он армию подобных себе и отправился сюда, в близлежащий город Эфрат, дабы захватить его и установить на землях его веру не во Всевышнего, но в человека. Ежели говорить о брате Иммануиле, то скоро пришел он к вратам нового Эфрата, дабы поведать, что он теперь и сам священник, и что брат Гавриил вернуться назад должен. Но было уже поздно, ибо порознь стояли они с тех самых пор, как оказались на разных землях!

К концу своего рассказа Гавриил стоял уже лицом к Иммануилу и, хоть рассказ предназначался Иерониму, всё внимание рассказчик уделял только священнику.

– Ты хотел знать нашу историю, – с этими словами повернул военачальник голову в сторону путника, – ты её услышал.

– Что же касается тебя, иерей, – выдержав паузу и снова обратив свой взор на Иммануила продолжил Гавриил, – как я уже сказал, мы с тобой стоим порознь давно, так что если хочешь молить меня вернуться, то бесполезно, делай это без меня.

– Хорошо, брат, я признаюсь! – После долгого молчания заговорил священник. – Я пришёл не молить тебя вернуться, просто увидев тебя, надежда запела во мне, что может получится тебе образумиться, но тщетна та песня была. На самом деле я пришёл окончательно решить наши распри. Как ты и сказал, сначала мы были заодно, но я стал священником, а ты воеводой. Господу я посвятить решил жизнь свою, когда впервые пришёл к стенам твоего Эфрата, вид его дал прозреть мне и я понял – что ждет тебя кроме смерти? На пути собственных желаний кои называешь ты благодетелью своему народу!

По мере того, как Гавриил слушал собрата, то всё дальше и дальше отдалялся от него, а лицо его всё больше и больше захватывало раздражение.

– Значит говоришь ты, что был таким же как я, но исправился, обратился к Господу, прозрел! – Речь его уже полностью состояла из слов, порожденных гневом. – А уверен ли ты, что это прозрение, а не жалкое малодушие? 

В отличие от лица Гавриила, лицо Иммануила напротив выражало отчаяние, а речь его пропитывалась горем от сего положения.

– Возможно и прав ты, брат. Посему, чтобы распри свои завершить и за грехи свои воздаяния получить, должны мы на гору подняться перед Эфратом. Путник Иероним, пойдем же с нами, ты тоже должен присутствовать там!

В зале, в котором до этого шёл жаркий диалог между братьями повисло ледяное молчание, все трое так сильно были погружены в сказанные речи, что могли только переглядываться между собой.

 

Та гора, на которую указал Иммануил, и у подножия которой лежал Эфрат, давала человеку возможность увидеть особый контраст: сверху – чёрное, ночное небо, которое представляло полотно мрака лишь с небольшими огоньками мелких звёздочек, снизу – поле, полыхающее от бесчисленных огней беспокойного Города. И вот, на краю этой картины стояли три героя, каждый из которых ожидал, ожидал чего-то неожиданного и неизбежного.

Когда троица взошла на холм, то первое, что сказал Гавриил, было восхищение самим Эфратом:

– Смотря отсюда на свой Город, я начинаю понимать, почему ты выбрал это место, брат, отсюда так хорошо можно увидеть доказательство того, что я был прав, что настоящая сила принадлежит только человеку! Только понять я не могу, как же мы будем расплачиваться за грехи свои?

– Рад я, что можешь ты любоваться трудом своим. – Священник начал речь тяжело и через силу, с трудом давалась ему она. – А как только придёт причитающееся за деяния наши, то сразу ты поймешь! Но пред тем, должен правду сказать тебе я.

Гавриил обратил всё внимание на брата своего, несмотря на то, что вид Города сильно притягивал его взор. Брат продолжил речь после небольшой паузы необходимой, чтобы дух наполнил его:

– Когда ненастья пришли в наш дом, сразу же сломился ты и решил уйти строить свой Город. Уже тогда невзлюбил я тебя, несмотря на то, что дружны мы были до сего. Но помимо того, что сам ушёл ты, ты повёл за собой и остальных, от чего хуже ещё жить стало тем, кто не пошел за тобой и остался.

– Скажи, – пристально смотря на брата сказал иерей, – когда ты последний раз вспоминал о родителях?

От такого вопроса пал в лице Гавриил и уста его не смогли ничего промолвить в ответ.

– Я так и думал, – с тихой ненавистью в словах отреагировал на немой ответ брата Иммануил, – так вот, если тебе хотя бы сейчас интересна судьба их, то заболели они тяжко, получилось бы их вылечить, но самые искусные лекари ушли вместе с тобой, строить ТВОЮ “мечту”! И наши родители не единственные, кого ты оставил на произвол судьбы.

– Но брат, знал бы ты, как жители этого маленького городка погибали, пока я не пришел на помощь им… – Гавриил стал говорить уже не так уверенно чем раньше.

– Постой брат, воздержись от ответов, пока полностью исповедь мою не услышишь! Ведь после смерти отца и матери в конец ненависть к тебе овладела мной. Тогда-то я и решил прийти в Город твой, но врал я тебе, что целью моей было уговорить вернуться тебя, в самом деле хотел я расправиться с тобой, чтобы остановить всё твоё безумство. Однако, не мог подумать я, насколько всё худо здесь. Как только пришёл я в Эфрат, то увидел, что не просто безумство породила твоя злоба на мир и чувство гордыни, а самый мрачный мрак вызвали они. 

– Так, – продолжил священник, – после всего ужаса, людских пороков и несправедливостей, увиденных мною на всём жизненном пути, понял я, что единственный верный путь – это путь, начертанный Господом всемогущим. Так и стал я священником! Проговорив последнюю часть речи перевёл он взор с брата на Иеронима. Гавриил же, по мере того, как слушал он откровение Иммануила, окутывался гневом, да так сильно, что в конце набросился на кровного брата прямо на глазах застывшего в ужасе путника.

Только когда бездыханным лежало тело Иммануила, покинул гнев убийцу. И встал он над убитым и уставил он очи свои на Город Эфрат и произнёс: “что ждёт кроме смерти меня?” Иероним же не стал дожидаться последующих действий Гавриила, очень быстро убежал с той горы без оглядки в пустыню. Бежал он от двух братьев, от Города того, от смерти. Чтобы ничего из этого не догнало его, решил он затаиться в пустыни, так и пролежал в ней до самого утра в мольбах Господу, чтобы люди Иерихона жили смиренно и дождались спасения своего.

Дождавшись момента, когда теплый Шарав прошёлся по страннику, осознал он, что всю ночную тоску и тревогу прогнала уже укоренившаяся привычка следовать за ветром и песками… На этом и закончилось пребывание героя нашего в Эфрате. 

 

***

 

Наедине с песками, гонимыми вперед тёплым Шаравом в голове человека проносились воспоминания о том, что происходило в городах на его глазах, и чего только не может происходить в них прямо сейчас, пока он не видит. И не просто так в мыслях возвращался он в места посещённые по дороге, возвращался он от того, что сильно донимала путника тревога. Тревога постоянно напоминала Иерониму о Иерихоне, который он отправился спасать, но всё никак не получается у него добраться до цели своей, до Назарета. От сего и вспоминал путешественник про время, которое неотвратимо приближало гибель к родным землям. А страх, который идёт с Иеронимом всю дорогу, только растёт от того, какие ужасы встречались на пути, ведь понимал человек, что все эти беды могут настигнуть оставленный им город и его жителей. И вроде бы хочет, и даже старается путник быстрее идти навстречу цели, но как он сможет пойти против природы. В таком положении человеку остаётся лишь надеяться, что его худых возможностей хватит дабы своевременно преодолеть преграду, в случае Иеронима – преграду расстояния.

Ногами отчаянно приближая себя к концу пути, душою своей начал тем временем Иероним молить Всевышнего, дабы тот сберег земли Иерихона хотя бы до момента, пока не вернется туда странник. И хоть не мог он знать, ответил ли Господь на его мольбы, всё равно был у него повод для радости, ибо наконец в гиблых горах и песках родился для очей очередной город. Путник сразу почувствовал, что отличаются эти места от прочих, которые проходил он. На подходе к сему граду Шарав начал не просто вести песок вперёд, а возвышать его ввысь, как будто бы говоря, что это и есть конец пути. Но признаки эти отнюдь не порадовали Иеронима. Ощущение того, что столь ожидаемый финал вот-вот будет достигнут успокаивало иссохшуюся от переживаний душу, однако всё равно, опасался ступить он в город, ведь не покидал его страх возможного разочарования.

Переживания те оказались вовсе не беспочвенными, ибо первое, что увидел преступивший черту города путник, было вовсе не опустевшие, либо же наоборот полные хаоса улицы, как это бывало в прошлые разы, тут всё было иначе. Очам открылся вид полной погибели, трудно было определить, где кончалась сама улица и начинался дом, ведь дома были разрушены до такого состояния, в котором они уже переставали выделяться как сложная постройка и становились простой грудой мусора, только изредка можно было встретить что-то, напоминавшее хотя бы остов дома. Так, если Вефиль, Мегиддо или Эфрат походили на сильно захворавшего от проказы и находящегося в предсмертном состоянии человека, то этот, ещё неизвестный город был подобен давно умершему телу, оставившему от себя одни лишь гору костей.

И было вполне естественно, что гуляя по полотну этого пейзажа, Иероним как можно дальше отгонял от себя мысль о том, что он пришёл в Назарет, ведь лучше испытывать страх неизвестности от того, сколько ещё нужно будет потратить времени на дорогу, чем страх того, что всё время уже потрачено, потрачено впустую. Но сразу же про всё он забывает, как только встречает в развалинах этих иерея Иерихонского – Иова.

– Я ждал тебя, блудный Иероним! – с мирным спокойствием поприветствовал тот путника.

– О, дорогой Иов, не чудишься ли ты мне, не помутнел ли мой рассудок от долгого пути? – Растеряно ответил Иероним. – И ежели взаправду стоишь ты передо мной, то где же я сейчас, не Назарет ведь это?

– Не переживай, не извратил путь голову твою, и я взаправду стою перед тобой, также по-настоящему, как светит сейчас солнце в небе, и можешь не терзать себя, это не Назарет, с ним всё в порядке, а ты уже почти дошёл до куда нужно, позволь лишь проводить тебя на гору, с которой сможем мы узреть конец пути твоего.

Вместе с облегчением от того, что не Назарет лежит в развалинах пришёл к Иерониму интерес, каким же окажется город, который не раз представлялся ему в мечтах. От сего он просто не мог задаваться вопросом, что же Иов делает тут, ведь остался же он в Иерихоне не последовав в путешествие. Поднявшись на указанную священником возвышенность, открылся перед ними град хоть и невредимый и целый, но как и те города из прошлого подобен был он захворавшему телу. Снова пал на лицо своё Иероним:

– Послушай, пресвятой Иов, если же это моя конечная цель, то значит Назарет это! Но как же спасение мы отсюда получим, когда, как вижу я, сам он наполовину безлюден, а та половина, которая наполнена людьми повязана полным смутьянством.

– Пойми же меня теперь, и это не Назарет… – Не успел священник договорить, как вдруг тревогой осенённый начал глаголить Иероним.

– Быть того не может, не могу поверить, что так случилось! Это же Иерихон, наш родной город откуда я отправился искать спасения его. – Разглядывая город с горы узнал он дом свой и увидел, что сбылся его худший кошмар и утонули земли его в ненастьях и горе. – Но как же я мог вернуться туда, откуда начал свой путь ежели только вперёд шёл всегда!

– Что-ж, человек предполагает – Господь располагает! Ты шёл ведомый Шаравом и Шарав указал тебе на дом твой. Я же лишь ждал, пока это случится и приведут тебя сюда, в Галгал, что лежит в развалинах пред Иерихоном. Сейчас же вижу я по лицу твоему, что опечален ты, что хуже всё стало с градом нашим, и ведь не просто так случилось это!

– Отчего же тогда, прошу, скажи – умоляюще вопрошал Иероним.

– Ведь отговаривал я тебя от похода твоего, хоть и возложил руку на нас Господь, но всемогущ он, а суд его праведен, человек не может постичь провидения его, но ты же сейчас пойми вот что: Господь не только лишь наказывает за грехи, да и не грешил наш народ, а потому причина, по которой снизошли на нас эти страдания, известна одному лишь Всевышнему, ведь не знает человек, каково это быть в ответе за целый свет. Поэтому не повод из-за страданий невинных отрекаться от имени Создателя, что ты своим уходом и сделал, тем самым навлек на нас беды более печальные. – произнёс священник с должным смирением и в тоне его не было обвинения.

– Не верю я, что мог отречься от имени Всесоздателя, ибо даже в путешествии своём почитал душой и молил Его! – С непонимающим изумлением отвечал Иероним.

– Но ведь знал же ты, что придёт спасение из Назарета, только ждать надо, а ждать ты не захотел и решив показать неверие своё в завет Господа сам отправился на поиски обещанного спасения.

Осознаёт Иероним мысль, что с самого начала весь его подвиг был обречён, что все его мольбы, надежды, усилия, преодоления были напрасны, и хуже того, они лишь умножили страдания людские, чего он так хотел избежать. Что же делать дальше – не знает обреченный путник, не знает до такой степени, что просто падает, ведь стоять тоже бессмысленно и не резон ему почем зря напрягать свои ноги?

– Не спеши губить дух свой! – смотря на отчаявшегося горемыку оглашает Иов. – Помолись о себе, о народе и о земле своей Господу, тем самым вновь прими имя Его и веру в Него! Тогда Всемогущий помилует тебя и всех нас, даст он земле Иерихона вдвое больше чем имели мы ранее! – Благословляя говорит всё это Иерониму священник.

Надежда в глазах появляется у отчаявшегося, поднимает он тело и лицо свое. Очи свои и ладони свои устремляет вверх и уста его готовы воскликнуть на всю землю святое имя Великого, но внезапно грандиозным раскатом гремит гром и тучи тёмные окутывают гору вместе с странником и священником. И снизошёл глас Господня на них с небес: ”Я есмь Сущий, Я наблюдаю за всеми существами мною созданными, и видел Я весь твой путь, и ждал Я, когда придёшь на эту гору в граде Галгал. Правда сам ты желал в конце прийти в иной град, в Назарет, и поскольку интересно Мне было наблюдать за странствием твоим, то пожелай ты, что может Бог исполнить для тебя, дабы печаль не сломила тебя?” Услыхав глас Господня упал пред Ним на колени Иероним и начал глаголить:

– О, Господ наш, покровитель всемогущий, первее всего прощения хочу просить стоя на коленях перед Тобой за измену мою имени Твоему. А сейчас, единственное, на что я надеяться могу – это милость Всемогущего, о которой и молю я. Ежели про желание моё говорить, то здесь, стоя на этой горе пред Тобой, после того, как прошёл я путь свой нелёгкий и повидал страдания людские, не достигнув при этом цели своей но вернувшись к началу, после всего этого канули в Лету мечты мои о том, чтобы ломились от пищи дома наши и о том, чтобы тела наши обрели здоровье вечное, это всё мог я пожелать ранее, но сейчас же, желаю я лишь одного: чтобы пропало в каждом человеке его низменная тяга к греху, чтобы Господь Всемогущий искоренил её в каждом из нас, большего не нужно мне!

И отвечал Иерониму Творец: “Услышал я тебя, сын Мой Иероним, ибо желаешь ты искоренения первородного греха, с которым рождается каждый из людей”.

– По какому же замыслу создал Ты человека как существо с заложенным грехом внутри? – Вопрошал Иероним о словах Божьих. – Почему не можешь вырвать его из человека?

И продолжил Всемогущий говорить: “Птица становится птицей, когда получает крылья, рыба становится рыбой, когда получает жабры, так и человек становится человеком, когда получает грех первородный. Сие правила, созданные Мною, Господом Богом взаимосвязаны и поддерживают друг друга, без всех этих многочисленных правил находился бы мир в вечном невесомом забвении. Но прогони мысль о том, что не забочусь Я о своём главном создании. Держа на плечах своих небосвод, милость Я безмерную оказываю всему живому, а для человека и вовсе Я обо всём позаботился, дабы мог он из мира земного сотворить место подобное раю. Однако для сего нужно достаточно усилий и потрудиться сполна, иначе бы рай этот не имел ценности никакой. Ежели спросишь ты: “Почему тогда не превратил ещё люд земной место своё в сады Эдемских кущ?”, то отвечу Я! – Для всего этого всем людям самим нужно переступить через грех свой, через свою алчность, желание постоянно иметь больше, неспособность насытиться и быть довольным тем, что имеется на сей момент. Но и тут заботу свою я проявил к человеку и дал я народу людскому заповеди касаемые жития и бытия его. И ежели хотя бы один из сынов Моих всецело слушался их и не нарушал, то смог бы самолично избавиться от своего первородного греха и возвыситься над всеми живущими. Но само попрание заветов не стало единственной причиной существования греха, ибо ещё и в душе своей извратил человек учения Мои! Считаете вы, что Я – Бог, наказываю вас за богохульные и поощряю за богоугодные дела, но не понимаете вы, что Я лишь держу небосвод на котором ваши дела сами наказывают и поощряют вас. Ты же – Иероним, мог своими очами увидеть это в каждом из градов, пройденных тобой. Увидеть, что страдают они не из-за кары Моей, а из-за деяний людских. Потому и так интересно Мне было наблюдать за странствием твоим, хотел узнать Я, что случится с душой твоей проделавшей такой путь, сможет ли она преодолеть греховную сущность свою, ибо Я – Господь, могу убить и воскресить, наслать проказы и излечить их, но не трону я душу людскую!”

– Но послушай, Владыка, ежели не наказываешь ты за грехи, то за какие деяния страдает Иерихон? – С подлинным непониманием промолвил Иероним.

И воскликнул Бог: “Вижу Я – Господь Всесоздатель, что ты так ничего и не понял! Если спрашиваешь ты Меня, почему страдает Иерихон, то отвечу – не вы ли, люди населяющие его, возвели стены вокруг града своего, отгородившись тем самым от мира остального и не желали его видеть. Вот так, запершись в земле своей, наказали вы себя мором! Что ж, к несчастью людскому ты не тот, кто рождён дабы возвыситься над человеком внутри себя, посему спасение Иерихона лежит на плечах каждой души, живущей в нём одновременно, но будьте уверены, настанет день и на свете появится тот, кто сможет лишь своими поступками изменить судьбы каждого на этом свете!”

И вновь грянул гром, но только уже тучи развеялись над горой что возле города Галгал, и остались Иероним и Иов стоять на ней наедине лишь с самими собой. После всего услышанного от гласа Господа Иероним уже не падает душой, наоборот, он встаёт и обращает взор свой на священника Иова, тело которого наоборот пало на колени, а его очи обращены в пустое созерцание видов Иерихона.

– Отчего же пусты глаза твои, Иов? – нарушая молчание обращается Иероним.

– Только что, от самого Господа нашего понял я, что вся моя жизнь была неверной, что душа моя жила по ложным законам, что не прав я был во всём в днях своих. – отвечал священник  с бесконечной пустотой в голосе.

Понял Иероним, что не стоит сейчас трогать Иова, к тому же в час этот больше всего хотелось ему вступить на землю своего дома. Спустившись с горы, вошёл он в Иерихон также, как и входил в прочие пропащие города, только теперь, гуляя по увядшим улицам он понимал, что спасти это место может только он, ибо нет над ним такого хозяина, который будет держать судьбу его и окружающих в безопасности. Мысль эта вызывает чувства настолько сильные, что не справляется Иероним с ними и падает в слезах на землю, ведь трудно рабу удержать на своих плечах свободу. Но вот закончились слёзы и поднимает он голову и видит перед собой жену свою – Кассию, и в момент этот осознаёт: что хоть и нету над человеком господина, рядом с ним всегда есть другой человек, точно такой же от начала и конца человек! На этом и закончилось путешествие героя нашего из Иерихона в Назарет.

 

Александр Гольдштейн 2024 г.