Общественные деятели, сумевшие вознести себя на властный Олимп в годы лихолетья, необоримо притягивали Клавдию Ивановну. К личностям, отмеченным пусть даже маломальским успехом, она стремилась прислониться любыми способами. И в каких только организациях и общественных движениях ей ни пришлось поиспользовать себя в это лихое время?! Гипертрофированная интуиция вела её от одного пасынка блистательной судьбы к другому. Эта безудержная гонка за мечтой о личном успехе в жизни походила на некую эстафету, где очередной сиятельный набоб исполнял роль эстафетной палочки. Как в занимательной детской игре всё новые и новые особо важные персоны калейдоскопически мелькали в жизни Клавдии Ивановны, уступая место друг другу по мере потери её ничем не прикрытой деловой заинтересованности в них, что зависело от наличия или отсутствия у них благосклонности Фортуны.
Годы, насыщенные нескончаемой гонкой за преходящими властителями смятенных социальными катаклизмами умов граждан некогда великой страны, мелькали как кадры кинохроники. За это время адресная книга Клавдии Ивановны с координатами «нужных» людей распухла до размеров средневекового фолианта. Однако вместо, казалось бы, заслуженной гордости за обилие своих многочисленных знакомств с завсегдатаями телевизионных новостей она всё чаще и чаще стала терзаться муками сожаления по поводу неизменно проявлявшейся впоследствии бездарности своих именитых знакомых, большинство из которых на проверку оказывались всего лишь серыми, болезненно амбициозными посредственностями.
После десятилетия пустопорожних поисков своей ниши в новой жизни, наступившей с распадом Советского Союза, к Клавдии Ивановне как-то неожиданно пришло прозрение, что действительно серьёзных лидеров – ни новых, ни старых – на общественном небосводе уже почти не осталось в наличии. И тогда на неё накатило страшное осознание, что в свои уже немалые годы она оказалась фактически у разбитого корыта. В это непростое для неё время для многих её знакомцев, уже не раз испытавших на себе тяжёлый характер Клавдии Ивановны, было бы большим сюрпризом узнать, что эта волевая женщина, превратившаяся в жестоких схватках на полях политических битв в несгибаемого бойца за общественное признание себя любимой и неповторимой, начала страдать приступами всеохватного отчаяния. Элементарная логика подсказывала ей, что нужно срочно искать спасительную гавань, где можно было бы надолго кинуть якорь, возможно – на всю оставшуюся жизнь.
Полистав свою толстенную записную книжку и сделав несколько вроде бы дружеских телефонных звонков, она решила попытаться основательно прилепиться к своей старой приятельнице, которая держала собственный частный институт. По правде говоря, несколько лет назад она уже топталась возле этой дамы, но тогда у неё случилась более выигрышная партия, в результате чего Клавдия Ивановна без особых колебаний переметнулась к весьма импозантному новоявленному проповеднику в духе. И вот теперь, ввиду отсутствия хоть каких-то существенных в материальном плане вариантов обустройства своей дальнейшей судьбы, она вынуждена была пойти на попятную. Надо отдать ей должное: своё возвращение «блудной дочери» она осуществила с особо значимой помпезностью, что хоть как-то удовлетворило её профессиональную гордость.
Таким образом, в одном из частных институтов, подобно массе разнообразных сорняков, проросших на плодородной ниве российского образования, произошло воцарение Клавдии Ивановны в качестве респектабельной надзирательницы за непутёвыми студентами и несознательными преподавателями. И всё бы ничего, да вот только и студенты, и преподаватели за глаза стали называть её самовлюблённой перестраховщицей. А это означало, что её основательно потрёпанный житейскими штормами корабль мог сорваться с якоря даже при небольшом волнении студенческого моря, которое, как известно, никогда не бывает спокойным. Собственно, так оно и произошло, когда она в глубоком испуге от необходимости брать на себя личную ответственность запретила проводить рядовую студенческую дискотеку.
Чтобы хоть как-то реанимировать своё подмоченное реноме, Клавдия Ивановна, несколько дней находясь в стрессовом состоянии, с какой-то лихой решимостью вдруг объявила своим коллегам по частно-образовательскому цеху о проявлении у неё сверхъестественных способностей. Все более-менее значимые её знакомцы немедленно были уведомлены о том, что она стала видеть вещие сны. Как известно, всё, чего человек долго и упорно добивается в своей жизни, рано или поздно приходит к нему весьма прозаически. Так и для неё этот статус вещей сновидицы, обретённый ею весьма непритязательным образом, стал реальным воплощением её многолетней мечты об общественном признании. К ней потянулся нескончаемый поток разномастных страдальцев, которым вдруг позарез понадобились её советы и нравоучения, почерпнутые ею, как она утверждала, в колдовской стране сновидений.
Обретя популярность вещуньи, Клавдия Ивановна сочла за благо покинуть институт. Теперь, выйдя по жизни на первую позицию вместо тоскливой отсидки за спинами опостылевших безликих «халифов на час», она наконец-то полной грудью вдыхала аромат личной славы! Как же сладострастны были эти мгновения наслаждения лучами собственного успеха, так вожделенного в течение многих лет! Видать, Фортуна смилостивилась и над нею, оценив все те подвижнические усилия на общественном поприще, которые эта уже давно не молодая женщина неустанно проявляла в горячечное время кардинального переустройства жизни страны.
Да вот ведь незадача, однажды Клавдии Ивановне приснился очень плохой сон, в котором она отчётливо увидела себя лежащей на смертном одре. А поскольку к тому моменту она свято уверовала, что её сны истинно вещие, то в скорости она действительно покинула сей подлунный мир. Как говорится, сон – в руку.
14.01.2006
Сергей БОРОДИН
Автор публикации
