Как обычно, прохлопотав целый день по своим многочисленным обязанностям, пожилой мужчина с внешностью, изрядно помятой за все те непростые годы, что как под резцом скульптора отпечатались на его угрюмом лице, устало опустился в обволакивающую мягкость старого кресла. Какие бы бурные эксцессы ни происходили с ним в жизни, это старое потертое кресло всегда возвращало его в состояние внутреннего покоя, навевая на него отрешённо-философическое настроение. О чём только он не промыслил в этом кресле! И, странное дело, его давно уже не покидало стойкое, а лучше сказать – мистическое, ощущение, что явлению своих самых ярких и нетривиальных мыслей он был обязан почти человеческой одушевлённости этого своеобразного кресла.
Вот и сейчас, едва только растрёпанные в дневной суете чувства пришли в упокоение под влиянием чудодейственного кресла, ставшего для него за многие годы чуть ли не самым близким другом, мозг этого исконного московского интеллигента оказался во власти мощного потока мудрых мыслей, соперничающих между собой в истинности прикосновения к тайнам надземной жизни. И, конечно же, при таком активном мыслетворении он не мог не коснуться вопроса вопросов всех философских систем различных эпох и народов – вопроса о смысле жизни человека. Впав в глубокое раздумье, этот седобровый гражданин расползающегося по швам некогда великого государства пришёл в итоге к умозаключению, достойному самого Аристотеля или, к примеру, Демосфена: «Каждый человек несёт по жизни свой, сугубо индивидуальный крест. И поэтому любые обобщения по существу такого креста жизни обречены на неправдоподобность. Никому из сторонних, пусть даже это будет гениальный психоаналитик, не дано определить тот жизненный крест, что написан на роду конкретному человеку, ибо все люди уникальны в своей первооснове. Можно даже сказать, что осознание своего креста, то есть нечто такого, на что ты просто не можешь не растрачивать свои жизненные силы, такого, от чего ты ни при каких обстоятельствах не можешь избавиться, как бы ни хотел и ни старался это осуществить, как раз и означает понимание смысла своей земной жизни. И поэтому все досужие демагогии философов и иже с ними на предмет существования некоего универсального смысла жизни и формулирования вневременного стандарта жизненных установок, подходящих любому человеку вне зависимости от его личностных характеристик и обстоятельств появления на свет божий, – всего лишь жалкие потуги умствующих невежд, расписывающихся в своём полнейшем непонимании законов мироздания».
Придумав такую мудрую сентенцию, он испытал ни с чем не сравнимое ощущение всепоглощающего удовлетворения самим собой, вследствие чего его обуяло чувство необычайной гордости за высоту своего интеллекта. Посидев ещё несколько минут в кресле, наслаждаясь приятной негой осознания своей незримой сопричастности к кругу мудрых представителей человеческой цивилизации, сей достойный широчайшего общественного признания гражданин вдруг почувствовал нарастание какого-то неприятного душевного состояния, что очень быстро вывело его из благости приобщения к вселенской мудрости и заставило его горячечный мозг лихорадочно искать причину возникшей внутренней дисгармонии.
Нужно отдать должное высоте мудрости сего достославного гражданина, поскольку только благодаря ей он смог сразу же уразуметь что к чему в тот самый момент, когда неожиданно для самого себя задался вопросом: «А в чём, собственно, состоит крест моей собственной жизни?» Этот вопрос, навеянный его размышлениями о смысле человеческой жизни, по сути явился вызовом его интеллекту. И хотя сам по себе вопрос был вроде бы простеньким, всё солидное существо мудрого гражданина в этот миг испытало страшное напряжение, ведь речь шла о его глубинной сущности, святая святых его души.
Некоторое время обескураженный гражданин находился в замешательстве, что и не мудрено, ведь любые философствования на абстрактные темы или вообще о людях без какой-либо реальной их персонализации всегда приятны, способствуя, помимо всего прочего, укреплению в человеке чувства собственной значимости, но вот беспристрастный анализ своих личных способностей и связанных с ними жизненных проблем, стремясь при этом оставаться честным и объективным перед своей совестью, – тяжкое занятие, которое далеко не каждому под силу.
Собравшись с духом, он стал размышлять о своём пожизненном кресте, но, как ни старался быть справедливым в суждениях о своём пути жизни, в голову лезли сплошь глупые мысли по этому поводу. «Так что же всё-таки представляет из себя мой кровный крест, который я волок, волоку и дальше буду волочь по жизни?», – вновь и вновь вопрошал гражданин, обращаясь к своим памяти и чувствам.
Ответ случился как будто бы сам собой, что стало такой же неожиданностью для него, как и сам взбудораживший его вопрос. Но что более всего обескураживало, так это краткость ответа, состоящего всего из одного словца – «надо». Можно было себе представить, что кто-то там, на небесах, чётко и недвусмысленно ответил гражданину о его крестном пути, крестом на котором сияло психологическое клише «надо», капитально проросшее в нем чуть ли не с самого рождения.
И действительно, сколько он себя помнил, ему никогда не удавалось даже короткое время пожить без этого «надо», всецело довлевшего над его психикой: надо просыпаться, надо делать зарядку, надо учиться, надо выполнять общественные нагрузки, надо в магазин сходить, надо жениться, надо отвечать, надо работать, надо…, надо…, надо… – и так до бесконечности. Вот и сейчас ему надо выпить лекарство, надо дописать статью, надо связаться с издателем его книги, надо поехать навестить маму, надо позвонить сыну, надо в химчистку, надо… Да разве все эти «надо» можно упомнить?! Как же много их, подобно надоедливым мухам, роится вокруг него! Непостижимо, кто же и когда успел впечатать в него эту фатальную обязательность по исполнению этих нескончаемых «надо», в течение всей жизни безраздельно поглощавших и ныне поглощающих драгоценное время и небеспредельные силы? Наверное, другие, более счастливые избранники судьбы спокойно живут себе в своё удовольствие без этих удручающих «надо», а он по какой-то странности своей природы просто не может заставить себя не реагировать на них, поскольку в противном случае что-то у него внутри начинает свербить и тяготить, вслед за чем с ним случаются всяческие болезненные недомогания. В общем, легче исполнить какое-нибудь очередное «надо», нежели чуть ли не физически ощущать падение своего внутреннего «я» в тартарары бездны кошмаров.
«Точно, это мой крест, от которого мне уже никуда не уйти. Сомнений быть не может. И придётся нести этот крест до конца дней своих, ведь у человека бывает всего один пожизненный крест», – с этой грустной мыслью гражданин обречённо вздохнул, встал и поплёлся на кухню, поскольку в течение всего времени его философских изысканий желудок не уставал настоятельно напоминать ему о том, что «надо» бы и поесть чего-нибудь.
3.05.2004
Сергей БОРОДИН
Автор публикации
