Старик сидел напротив стены, оклеенной некогда цветными, а сейчас выцветшими и отваливающимися обоями. Его время всё ещё не приходило, хотя все, кого он знал, давно покинули его. Ветер гулял в большом, холодном и сыром доме, но старик давно привык быть настолько погруженным в себя, что внешние неудобства ему вряд ли досаждали. Когда-то их большая, и, как ему казалось, дружная семья распалась, кто разъехался, кто умер, а кого-то он просто забыл. И теперь, сидя на старом облезлом стуле с продавленной сидушкой, который он сам когда-то восстанавливал из старого советского стула, он не мог понять, почему так произошло. Почему так быстро всё ушло. Большой дом, стены которого помнили смех детей, шумные возгласы многочисленных друзей и родственников, теперь казался старику заброшенным замком, по которому бродят призраки воспоминаний. Вся его прошлая жизнь была заключена в том, чтобы двигаться вперед, разгребать лед руками и, по возможности, конечно, тащить других за собой. Старик, будучи еще молодым, сменил много профессий, но основная его профессия на протяжении жизни была моряк. Благодаря ей он и смог посмотреть мир и понять – везде все одинаково и люди, в основном своем большинстве, ничем не отличаются друг от друга. Те же мысли, чувства, желания. Потому он и не сменил свою страну на другую, далекую, манящую, но в то же время лживую и притворную. Возможно все было бы по другому, а возможно и нет, ведь люди везде одинаковые. Он не смог покинуть дом, который строили с отцом и братом, но что интересно, когда дом был готов и украшен, оказалось, что кроме старика он никому не стал нужен и все силы и труды тоже оказались напрасны. Брат уехал в другую страну, по мнению старика предав их начинания, за что за глаза назывался иудушкой и все общение с ним свелось к звонкам по скайпу. Родители тогда еще не старика предпочли жить на даче, отапливаясь углем и получая воду по расписанию , чем жить в городской черте в соседней половине дома и быть всегда под присмотром. А сердце за родных что тогда, что сейчас, у старика всегда болело. Его радовало, что к нему обращаются за помощью и он может быть полезен, возможно тогда он чувствовал, что живет не напрасно. Кто знает, вероятно во всем виноваты детские травмы, а может он так и не смог понять, что значит жить для себя. Жена принесла ему двух чудесных детей, но они тоже выросли и решили, что жить со своими родителями под одной крышей они не хотят. Ну да ладно, каждому свой выбор, каждому свой путь. Главное, чтобы он их устраивал. А как хорошо бы было, чтобы вечером, как в селе, куда он ездил каждое лето ребенком, все собирались на чьем то крыльце или в его случае в беседке(на участке старика их было целых две – одна деревянная, с резными перилами, вторая каменная) и общаться, пить чай и проклинать правительство, как это любят все старики, вспоминая прошлое, как светлое, а настоящее, почти как ад или в крайнем случае чистилище. Но этого ничего нет и он не мог понять, почему. Почему за все свои усилия он не мог заглянуть в глаза своих родных, для которых он делал все, что мог, иногда в ущерб себе и от этого его надломленная психика подкашивалась еще сильнее. Помнится внуки, почему-то решив, что так будет лучше , отдали его в дом престарелых, хороший, с добрыми медсестрами и неприятными доживающими свой век дедами и бабками.
Внезапно над ухом прозвучало: «почему я должен верить в светлое будущее, если сами коммунисты в него давно не верят!»– глупый Костик, Константин Федорович, если быть точным, пока не помер, но вот-вот. Да и черт с ним. Но в доме престарелых у старика не сложилось, никто не давал ему затворяться в себе и угрюмничать, а попытки объяснить свою кислую физиономию не приносили успеха. В итоге обморозив ноги, потому как сбегал босиком, он вернулся в свой дом, где его нашли только через пару дней, он сидел у той же стены, у которой сидит и сейчас, и слезы обиды и разочарования текли по его небритым, ввалившимся щекам.
– Не нужен, как ненужную вещь сдали, решили за меня,- с горечью и отчаяньем бормотал он. Ноги ему спасли, но ходить как раньше он уже не смог, да собственно и некуда было. Еду приносили волонтеры, по крайней мере он так думал и раз в день, в районе обеда ставили ему за дверью, надобность выходить по крайней мере за едой отпала.
Где-то зазвенел телефон, старик вздрогнул. Уже давно любой звонок вытягивает его в реальность, каждый раз когда звонит неизвестный номер, старик надеется, что все таки те, кто ему дорог, до сих пор дорог, не забыли о нем, а просто сменили номер, потеряли предыдущий, да что угодно, только не это страшное забытье. Он как-то уже думал продать старый ветшающий дом, тем более цены называли более, чем высокие, но потом призраки прошлого просили его остановиться. Ведь даже продав дом не было гарантии, чтоб он стал бы нужен, как когда-то, а так он помнил каждый угол, к которому был привязан. Старики вообще мало кому нужны. Скучные, молчаливые или слишком назойливые, тени прошлых эпох, динозавры, которым место в музее.
Пришла интересная мысль в седую, почти облысевшую голову, что долго когда не видишь человека, даже близкого память о нем затирается и он становится тенью своего я, почти чужим. Вот и старик стал чужим, пришла его очередь. Вспомнилось почему-то детство. Все казалось таким простым, но чем больше взрослеешь, тем больше трудностей перед тобой вырастает. Конечно, по большей части оно все надумано. А что тогда не надумано? Жизнь? Может она тоже чья-то выдумка. Эта мысль заставила старика усмехнуться. Он в свое время пытался изучать разные течения на протяжении своей жизни, но потом, через много лет понял, что искать ответы надо внутри себя. И правда, как незнакомый человек не зная кто ты сказать каков твой путь, как он мог видеть глубины твоей души, как он мог чувствовать твои переживания, не зная тебя. Люди которые тебя знали с детства не всегда могли понять кто ты и что ты хочешь, так как незнакомец мог указать тебе направление, по которому должна двигаться твоя жизнь? Нет, только внутри тебя скрыто то, что надо понять и принять, то что поможет тебе выбраться из клубка переживаний и повернет твою судьбу так, как хочешь ты. А если уж совсем никак, так ведь есть последний путь, свободный от страха и неправильного выбора, там рады всем и никто никого не осудит. Мысли об этом были у старика с завидной регулярностью, и сказать чтоб попыток уйти у него не было это соврать. Просто как и во многом не хватал мужества , а может и благоразумия не дойти до конца. И теперь старик сидел в большом доме, том самом, на две половины, который они всей семьей строили в планах и надеждах старика жить как раньше, вместе, все вместе и из-за которого и прошел последний разлад, после которого он не смог больше общаться с теми, кого когда-то называл своей семьей. Брату дом стал не нужен, он живет в другой стране, захотел продать свою половину, отец и сестра стали на его сторону, старик долго сопротивлялся. Жену никак не получалось переубедить выкупить вторую часть, да и не было возможности если честно. А на долгое время выплат брат не соглашался, старик хотел все-таки объяснить, что ему это все дорого, пытался объяснить, хотя ему целый дом особо не был и нужен, он просто не знал что с ними делать, те же дети выросли и уехали, но дом, сам дом… Пугали перемены, пугало то, что здесь, вложив столько сил, все придется начинать сначала, а он к этому времени был уже не молод и не совсем здоров. И он послал всех, просто послал всех, когда понял что он и его доводы никому не нужны, все что он планировал отдавалось на милость ветра. Если бы он знал, что все так обернется, может тогда и стал больше жить для себя, ведь вся эта роль вечного спасителя ничего ему не приносила, кроме личного какого-то самоудовлетворения, понимания что ты не такой как все. Что весь тот навоз, что выливали на него, к нему не прилип и он поступал с людьми лучше, чем они заслуживали. Тогда бы и проще может быть жилось. Что быть козлом, что нет, все одно конец один – одиночество. А может быть и нет, может быть если бы он выливал то, что напитывал, тогда и не было бы тех коротких мгновений и мимолетных благодарностей, когда он действительно чувствовал себя хорошо. Ведь так важно быть нужным, так хочется чтобы к тебе тянулись, так необыкновенно осознавать, что ты смог по крайней мере хоть кому то поменять жизнь к лучшему и с этой мыслью умереть. Чувствуя себя чистым. Смерти старик не боялся, он ее не ждал, но не боялся. Как то он еще будучи достаточно молодым ,в состоянии депрессии которой периодически нещадно страдал, пытался залезть в петлю, но все попытки заканчивались тем, что задыхаясь и чувствуя что с темнотой в глазах и пульсацией в голове растет так же внутричерепное от попыток отказывался. Вылезая из петли только успевал подумать какой сладкий воздух и начинал тут же себя самобичевать, что и тут оказался слабым и жалеть себя и убеждать, что попробует все начать сначала. Муха проползла по пальцу старика и тот вздрогнул, вспомнив как жена на прогулке сжимала его мизинец, как ребенок, и они так вместе ходили по улицам. Сейчас остались только воспоминания. Ненаписанная книга, не спетая песня, не занятое место на чемпионате по чему нибудь, зато куча покрытых пылью собранных моделек от «Звезды», неработающая электрогитара и бесконечное сожаление об упущенном времени.
… Внезапно он услышал вдалеке пение своих старых бабушки и деда. Они пели так, что можно было заслушаться, было хорошо и нестерпимо больно, в груди сердце как будто вырывалось и истекало кровью. Как бы он хотел повернуть все назад и постараться все изменить, а надо ли? И смог бы? Если смог, то насколько, эти мысли томили его так же, как застарелый геморрой и радикулит. Он так привык к этим ощущениям, что если бы мысли и болезни ушли, он скорее удивился бы, чем обрадовался. Болезни да воспоминания заставляли его чувствовать жизнь, пусть через мутное стекло искажающее реальность, но чувствовать. Это лучше, чем ничего. Лежать в холодной земле. Какая гадость! Разлагаться на радость червям да уходить в пустоту, пусть лучше так. Он еще немного посидит, мысли текут медленно и неторопливо.
Кружка с отбитой ручкой, на которой давно выцвела картинка, часть его семейной жизни. Непонятно почему, но старик предпочитал пить чай именно из этой кружки, хотя нормальных кружек у него хватало. Детский носочек на полу, как он мил сердцу, хоть дети давно выросли. Жить со стариком под одной крышей было достаточно сложно из-за его сложного характера и чрезмерной обидчивости. Старые детские игрушки, мягкие – самые любимые, их несмотря на пыль так приятно прижимать к груди, испытывая какое то чувство ностальгии и грусти. В основном все раздали, но осталось то, что отдать забыли. И это хорошо. Иногда забывать это хорошо. Вспоминать тоже хорошо, но забывать все же лучше. Тут внезапно в памяти всплыл случай, который чуть не свел его и так с пошатнувшегося рассудка. Не так давно он на протяжении месяца перестукивался с соседями через стенку туалета с соседней половиной дома, где когда-то жил его брат, давно проживающий в другой стране на другом континенте (в туалете наиболее слабая была изоляция), потом когда начал переживать что к нему никто не заходит, вспомнил, что на соседней половине давно никто не живет, а стучат окна, которые он периодически открывал по всему дому, чтобы воздух был не такой застаревший. Но самое главное старик был убежден, что ему отвечают, так впопад раздавались эти стуки.
Старик давно ненавидел весь мир, который казался ему безумным, еще более безумным, чем картины Босха или Доре, которые вызывали у него и страх и отвращение. Вероятно ненависть и была обусловлена его страхом, который он так и не смог перебороть, а может ненависть вызвана полным провалом принять текущую ситуацию. Страх у него вызывал любой шум, что происходил за окном, соседские мальчишки, проезжающие машины, птицы, садящиеся на громыхающую металлическую крышу. За всю свою жизнь пришлось пройти через такое количество боли и обид, что просто не было сил бороться с тем, что его так нервировало. Осталась лишь усталость и тупая мучительная боль, засевшая иглой в его старом измученном сердце, душевная боль, которая стала настолько сильной, что превратилась в физическую. Одиночество… А что если там сплошное одиночество? Не новая, но оттого не менее страшная мысль промелькнула в его голове и раненой птицей упала в его подсознание. Какая разница, для себя он все равно давно решил – пора. С усталым скрипом отозвалось старое кресло. А может спина, грустно улыбнулся старик и в очередной раз направился к окну, единственное, которое закрыть не давал ему радикулит . Иногда он себе напоминал волка из старого мультфильма, которому дали по голове шахматным конем-такая же осанка.
Не дойдя до окна старик вдруг остановился- показалось! Да нет, нет, не может быть! Не не показалось! Старое сердце начало биться изо всех сил, пытаясь проломить впавшую грудь. Тут он почувствовал, как ноги наливаются силой.
– Они вернулись! Все вернулись! Слезы радости и облечения текли уже не останавливаясь. Он слышал родные голоса и узнавал каждый из них. Вот уже из охрипшего горла вырвались рыдания, но он их не слышал. Голоса! Они завладели его рассудком, ноги несли его вниз. Вниз по лестнице, еще один пролет, да сколько же здесь этажей?! Наконец преодолены последние ступени…
– Как!? Откуда столько обуви в прихожей? Похоже все приехали, отец, мать, братья, сестры, жена с детьми и их детьми.
Как же это было восхитительно, как же он всех ждал. Старика поддерживая под руки усадили за стол, а издалека он слышал, как поют дед с бабушкой. Какие же у них голоса. Просто подхватывают и несут по волнам. И он ушел, ушел со всеми, кто ему был так дорог и ради кого он жил и ждал. В тот мир, где не бывает одиночества. Боли. Страха.
А в другом мире, не таком прекрасном и совершенном, открылась входная дверь и внутрь зашли, смотря с печалью и сожалением на мертвое тело, окоченевшее и лежащее на полу старая женщина с двумя молодыми дочерьми и их мужьями.
– Ну вот и отмучился ваш отец, грустно сказала она и без сил присела на скамейку, стоявшую в прихожей.
А смех и радость продолжали кружить старика унося все дальше, где он наконец смог обрести свой покой.
Автор публикации
