Три орешка для Наташи

 

Где-то высоко-высоко над головой тихонько треснула сухая ветка,  и через несколько  секунд – шшууррххх! буххх! – большая, увесистая, как снаряд, шишка приземлилась в полуметре от Наташиной кроссовки.  Девушка присела на корточки и протянула руку  к свежей добыче.  Нитяные перчатки были все уже выпачканы кедровой смолой,  пахнущей лучше самых дорогих духов.  Ноги и поясница ныли от бесконечных наклонов и приседаний.  Очень хотелось пить.  Но Наташа упорно, размеренно и неустанно, словно машина, продолжала собирать паданку,  так щедро рассыпанную под деревьями и  местами уже надёжно припрятанную хозяйкой-тайгой под толстым охряным ковром опавшей  листвы.

Кедровая шишка лежала в её ладони:  тяжёленькая, серо-коричневая и словно слегка тронутая голубоватым инеем по краешкам твёрдых, как дерево, чешуек.   Сколько уже Наташа собрала их?  Она не считала.  Знала только, что штук пять-шесть, наверное, пришлось оставить лесу, потому что они были уже погрызаны бурундуками.  Кабанам тоже надо бы что-то оставить… Но когда люди уйдут с кедрача,  деревья накидают ещё шишек,  и для всего шерстяного  лесного народца  пропитания  будет вдоволь.

 

– Натаха!  Натаха!  Ты где?  Эй!

Наташа кинула шишку в общую кучку  возле корней мощного старого кедра  и оглянулась на зов.

–  Здесь я!    Чего тебе?

–  Чего, чего!  С мешком уже иду!  Ого! Тут у тебя целая куча!  –  крепкий, коренастый парень  в сдвинутой на затылок чёрной вязаной шапочке  удивлённо поднял рыжеватые брови и махнул рукой.  – Ещё не влезет!

–  Не влезет, так  снова  придёшь.  Саш, у тебя попить есть?

– Конечно. –  Сашка вытащил из широкого кармана болоневых  штанов пластиковую пол-литровку с водой  и протянул Наташе. – Перчатки только сними, а то потом бутылку не отдерёшь.

Парень и девушка присели на ствол поваленного дерева,  и Наташа, запрокинув голову,  жадно сделала несколько глотков из горлышка.

–  Ого, выворот какой огромный! – прищелкнул языком Сашка,  внимательно глядя на корни, будто вырванные из земли  ручищей какого-то великана. – Целый шалаш можно сделать… А дерево вроде и небольшое. Молодое ещё.

–  Так и у человека… – задумчиво отозвалась девушка и  вытерла губы тыльной стороной ладони. –  Сам ещё маленький, а сколько предков у него!… В самую глубь веков.  Жаль, что мы их всех не знаем.  До последнего колена… Или до первого, наоборот?  Так мне интересно, кто же они были, мои пра-пра-пра-прадеды…Откуда пришли? … Ой, я тебе совсем ничего не оставила!

Она протянула парню бутылку, в которой оставалось воды почти на самом донышке. Виновато пожала плечами, прямо глядя ему в лицо большими светло-карими глазами  и  улыбаясь одними краешками губ.

–  Да ничего. Я пока не хочу.  Поможешь мне паданку  в мешок сложить? Или устала?

– Устала. Но помогу.  – Наташа снова натянула перчатки, поднялась и, вскинув вверх руки, привстав на цыпочки, потянулась  всем телом, будто хотела достать до  подпирающих   пронзительно-синее  октябрьское  небо  кедровых крон.

 

–  Я вот знаю только,  что мои прадед с прабабкой сюда с Белоруссии перебрались. Не помню только, в каком году.  Тут землю бесплатно давали,  вот они и поехали. –  Сашка кинул в мешок ещё несколько шишек и рукавом куртки смахнул капельку пота с кончика своего конопатого курносого носа.

–  Погоди. Если землю, да бесплатно, то это, получается, было ещё до Революции. Значит, не прадед, а прапра…или даже ещё дальше надо идти, – возразила Наташа и попыталась встряхнуть мешок, который крепко держала за «ушки». Но он был уже слишком тяжёлый.

– Ну, тебе виднее, ты ж у нас историей увлекаешься, – улыбнулся парень.  –  Только нафига она тебе, эта история?   Чтоб шишковать каждую осень,  всех царей знать необязательно.  Лучше уж повадки кабанов изучить.  Сегодня следы видела? Прямо возле нашего бивака. Где-то рядом они. Просто боятся выйти, пока народу столько, да костёр.

–  А с чего ты взял, что я всю жизнь шишковать собираюсь? – Наташа помогла Сашке затянуть тесёмки мешка и снова глянула ему прямо в глаза из-под  длинных, как стрелы, тёмных ресниц.

– А чего тебе ещё делать? Не коз   же доить? Или ты хочешь на бухгалтера выучиться? Бухгалтер – самая большая шишка в нашей Заготконторе!… Отойди-ка!  – парень не без труда взвалил  мешок на свои широкие плечи и, крякнув, как дед, медленно пошёл вперёд.  Сухие листья и ветки громко зашуршали и захрустели под его массивными, пыльными берцами.

–  Нет. На бухгалтера не хочу. Я вообще не хочу здесь оставаться, Саш,   –  девушка пошла с ним рядом, то и дело с беспокойством поглядывая на его покрасневшее от усилий лицо.

–  Хех! Ну, понятное дело. В городе-то побывала разок, и всё – теперь только и мечтаешь, как по асфальту будешь на каблуках ходить.

– Да при чём тут каблуки, Саш.  Я  учиться хочу. В университете.   На историческом. Археологом хочу стать, на раскопки ездить   по всему миру… Хочу быть учёным.  Учёной,   вот.

Наташа снова украдкой взглянула на Сашку, опасаясь увидеть на его лице презрительную усмешку, но парень  только сильно сморщил нос, потому что на нём опять повисла тяжелая солёная капля.

– Остановись, отдохни. Дай-ка, пот тебе вытру, – девушка  извлекла из кармана куртки  носовой платок, развернула его  и приложила   к веснушчатому лицу паренька.

 

–  А ты знаешь, что я слышал? – негромко и серьёзно заговорил Сашка, когда перевёл дух.

–  Что? – заинтересовалась Наташа, снова гипнотизируя его своим карим взглядом.

–  Дядь Мишу с пасеки знаешь?

–  Ну?

– Так вот, у его жены племянница уехала в город, в институт. В медицинский, кажется, поступила…Училась, училась и – того! –  заучилась. Кукуха поехала.  В психушку попала. Вот так.

 

Наташин звонкий смех, казалось, распорол  тугую тишину прозрачного и холодного таёжного воздуха.  Прямо над  их головами  невидимо вспорхнула с ветки испуганная птица, да где-то поодаль снова с глухим, мягким стуком упала на толстую лиственную подстилку созревшая шишка.

 

– Сашка-а-а… Ну что за ерунда!

– Ничего не ерунда. Если не веришь, сама у дядь Миши спроси. – Сашка переступил с ноги на ногу, глядя на свою спутницу исподлобья.

– Да никто от учёбы с ума не сходит. Это наследственное. Просто проявляется у всех по-разному:  у кого раньше, у кого позже.

– Всё-то ты знаешь.  Умная слишком,   – парень вынул из кармана бутылку с остатками воды и, открутив крышку, припал к ней пересохшими губами.

– Пока ещё не умная. Вот когда закончу университет, тогда стану умной…  Ой, посмотри, что здесь!  Гляди! – Наташа наклонилась над низким замшелым пеньком с небольшим круглым углублением посередине.  В нём, словно в чашечке, лежали три кедровых орешка. Маленькие, размером с ноготь девичьего мизинца, серовато-коричневые древесные капельки, в которых под прочной скорлупкой прятались желтоватые, ароматные, маслянистые ядрышки.

–  Не трожь!  Это бурундук нычку сделал на зиму. Вернётся, а нет ничего!  У него этих нычек   дофига, конечно, по всему кедрачу, но всё равно, –  деловито и немного сварливо объяснил Сашка.

– Да я и не думала трогать.  Я только сфотаю, маме покажу. – Наташа полезла во внутренний карман  куртки за телефоном.

–  Ой, а тетя Таня, поди,  никогда нычек не видела!… Ты, Натах, вроде всю жизнь в деревне живёшь и каждый год шишкуешь чуть не с первого класса, а как будто не местная.  Мож, у тебя,  правда, какие-то предки городские.  Потому тебя так туда и тянет, в университеты  эти.

Сашка покрутил головой, снова закинул на плечи мешок  и, стараясь идти быстро и ровно, зашагал по направлению к биваку.

Наташа, сделав пару кадров на свой старенький смартфон,  побрела за парнем, на ходу обрывая с низко склонившихся веток кисточки калины,  алой, как заря.

 

Девушка любила тайгу –  эту  прекрасную страну, полную загадок и тайн, такую знакомую и в то же  время всегда открывающую что-то новое,   полную разнообразных звуков, запахов, движений…  Она любила её  так же сильно, как своих родителей, как свою  родную деревню,   но всё-таки  большой город, лишь однажды увиденный ею  во время экскурсии, на которую они ездили с классом на прошлый Новый год,  теперь постоянно появлялся в её снах. Он звал и  манил  своими широкими улицами,  высокими зданиями, задорными звонками трамваев и гудками автомобилей, золотыми  гирляндами вечерних огней, а главное – обещал исполнение самой заветной её  мечты: выйти в люди, получить образование, сделать что-то очень-очень важное и значительное в жизни.

Положив на язык и раскусив кроваво-красную ягоду, Наташа скривилась от её терпкой кислоты, выплюнула косточку и побежала догонять Сашку, который уже скрылся со своей ношей  за высокими деревьями.

***

Первое, что слышала Наташа ещё издали,  возвращаясь домой со школы, это высокий заливистый лай, полный радостного восторга, а едва свернув с главной улицы в свой узенький переулок, уже видела, как Белка, взобравшись на плоскую крышу  будки, изо всех сил машет пушистым  рыжим хвостом и подпрыгивает, чтобы из-за забора увидеть любимую хозяйку.  В те счастливые для Белки дни, когда её отвязывали,  она прибегала к  школе, ровнёхонько к тому  моменту, как  давали звонок с последнего урока, и бежала с Наташей до самого дома, по пути деловито обнюхивая  все кусты и загоняя на деревья  не успевших вовремя ретироваться кошек.

–  Белка!  Белочка! Белушечка ты моя! – Наташа  открыла внутренний засов, просунув руку в отверстие в калитке,  вошла,  и  тут же на неё обрушился поток  собачьего  ликования в  виде прыжков на грудь и бесчисленных поцелуев мокрым носом и языком.

Невысокая худощавая женщина в спортивном костюме и фартуке вышла на крыльцо и, щурясь от яркого солнца, с улыбкой смотрела на дочь, которая играла со своей четвероногой ушастой любимицей.

И  когда Наташа успела так быстро вырасти?  Кажется,  совсем недавно счастливый и гордый   Сергей встречал жену с охапкой  оранжевых лилий-саранок у роддома.  Кажется, только вчера  их  малышка с серьёзным и гордым видом и  огромным букетом золотых шаров в первый раз переступила порог школы…  А вот теперь Татьяна с гордостью  и нежной грустью смотрит на совсем уже взрослую девушку, которая,   скинув рюкзак с учебниками  на лавку, утопающую в рыжих бархатцах,   звонко смеётся,   носится  по двору, дразня Белку, и в движениях её уже нет ни детской неуклюжести, ни подростковой угловатости: за последний год она превратилась в настоящую красавицу – статную, как молодая ель,  и гибкую, как лоза.  Выпускница. Невеста.  Только вот какое будущее ждёт их любимую, единственную девочку? Как сложится её жизнь в этом затерянном среди приморской тайги,  забытом богом посёлке   с дышащим на ладан зверосовхозом   и   маленькой заготконторой?…  До ближайшего райцентра – сто километров по бездорожью,  никаких регулярных автобусных рейсов… Продукты для сельпо и газовые баллоны  завозят два раза  в месяц на ЗИЛах.   Повезло ещё, что школа здесь есть, а кабы не было?   Кабы не было,  так, наверное, давно бы уехали отсюда, поближе к цивилизации.  Только любит Сергей свою  тайгу, обожает охоту, рыбалку в студёных таёжных речках, и жизни без всего этого не представляет.  Да и  Татьяне здесь нравится: у неё своё хозяйство –  огород,   куры, козы, –  и  ей совсем не в тягость такоё житьё-бытьё.   А Наташе?  Она ведь у них совершенно  не похожа на других деревенских детей:  летом все айда гулять с утра до вечера, а она наберёт книжек в школьной библиотеке  и сидит целыми днями, уткнувшись носом, даже на обед  не дозовёшься.  И в кого  пошла, неизвестно…

 

–  Дочура,  насыпать тебе ещё ухи?

– Мам,  ну ты опять? «Насыпать» это неправильно. Нельзя насыпать что-то жидкое, только налить…  –  Наташа протянула матери пустую тарелку.  – Налей ещё, пожалуйста.  Очень вкусно!

–  Ой,  дочура… Моя мама так всегда говорила, и бабушка, и прабабушка.  Я привыкла.  Насыпать, налить… какая разница, не пойму!  Хлебушек бери ещё, наедайся.

–  Спасибо.  А папа когда приедет?

–  Сказал, что завтра.  Ещё попутчиков подождёт, да что-то там починить надо в машине, как раз всё  заодно и сделает. Ты ему напиши, если что купить надо в райцентре.

– Хорошо.

–  Как в школе дела?

– Как обычно.  Елена Борисовна снова запуталась с логарифмами,  а потом ещё одному из её первоклашек стало плохо, и она повела его домой. Так что алгебры, считай, и не  было.   А  Семён Игнатьич сказал, что разбираться с причинами Карибского кризиса это всё равно, что пытаться вывести колорадского жука,  и  что в жизни он не думал историю преподавать,  да вот пришлось!

–  Ох, дочура… ну, что поделаешь!   Хоть так, да вас всё-таки учат!  Кто сейчас сюда поедет, к чёрту на куличики?… Спасибо, что учебники все есть.  Ваша  Людмила Ивановна молодец,   школу сохраняет  всеми силами, как может.    Пока школа есть, деревня ещё  живёт…

Татьяна убрала со стола тарелки  и поставила на газ старенький эмалированный чайник.  Наташа  задумчиво смотрела на мать,  водя указательным  пальцем по выцветшей клетчатой  клеёнке.

 

–  Да…   Людмила Ивановна мне, кстати, дала контакт репетитора по истории!

– Ой! Правда?  Ты уже позвонила?

– Нет ещё.  Она в Пушкине живёт, это около Петербурга где-то.  Там сейчас совсем раннее утро.  Надо подождать… Но я так волнуюсь, ужасно!   Вдруг у неё уже мест нет.  Или вдруг она увидит, что я ничего не знаю,  и откажется заниматься…  Страшно.

–   Ну как же ты ничего не знаешь, дочура!  У тебя же «пятёрка» по истории… –  Татьяна  выложила печенье из пачки  на блюдце, дотронулась до крошечного скола на его краешке и вздохнула.  Надо бы уже обновить посуду, но пока не на что.

–  Мам, эта «пятёрка» на самом деле совсем не «пятёрка».  Семён Игнатьич у нас только даты спрашивает, а их выучить совсем нетрудно.  А я задания по ЕГЭ как глянула, так там, знаешь, сколько всего, кроме дат и имён исторических деятелей!….  Я  на половину вопросов вообще не знаю, как ответить. Даже как подступиться к ним, не понимаю!

Чайник на плите сипло засвистел и чихнул кипятком из носика, словно  подтверждая Наташины слова.  Мать налила в кружки кипяток и  снова  присела к столу. Опустила чайный пакетик сначала в дочкину кружку, потом, аккуратно поддерживая ложкой,  перенесла его в свою.

–  Ну, будем надеяться, что эта учительница тебе поможет подготовиться. А откуда Людмила Ивановна знает её, если она, как ты говоришь, под Петербургом живёт?

–  А она туда переехала, несколько лет назад… Раньше здесь жила, в Приморье, тоже в школе работала.  Они где-то на учительских конференциях встречались, что ли.  Теперь у неё там, в Пушкине, есть свой Центр по подготовке к ЕГЭ.  И индивидуально она занимается с учениками,    и  онлайн  тоже.

–  Ох, так, наверное, это будет дорого, дочура… Нам с папой, конечно, для тебя денег не жалко…  только… – Татьяна запнулась, не стала продолжать.  Не надо дочке знать об их денежных затруднениях, ни к чему.  Она ведь девочка неизбалованная, хоть и одна в семье, –  никогда ничего не требует, даже не просит.  По осени всегда ездит шишковать с другими ребятами,  чтоб подзаработать.  А что заработает, всё матери отдаёт, «в общую копилку», как она сама говорит.

 

–  Я сразу спрошу у неё про цену, и если  дорого,  тогда сама как-то буду готовиться, – Наташа разломила печенье  на две неравные части и снова сложила их в одно целое на блюдце.

По  её нежному, чистому  лицу с бледно-розовыми щеками, с широко распахнутыми глазами золотисто-орехового цвета,  как будто тень пробежала,   как будто в ясный день солнце вдруг скрылось за маленьким облачком.   Татьяна знала, о чём сейчас подумала дочка.  О широких шумных улицах, о  высоких красивых зданиях   и гирляндах ночных огней большого города… О том, как бы ей хотелось туда уехать.  Из всех Наташиных рассказов о городе  мать больше всего впечатлило, что там, – это и представить сложно! –  горячая вода бежит прямо из крана!   Но сама Наташа мечтала, конечно, совсем не об этом.  Ей виделись большие светлые учебные аудитории,  огромные читальные залы библиотек с книжными стеллажами от пола до потолка, интерактивные доски, на которых разворачиваются перед студентами карты Древнего мира  и оживают исторические события давно минувших веков…

– А как зовут эту учительницу? –  прервала молчание Татьяна.

– Ольга Александровна…  Я, наверное, лучше напишу ей на WhatsApp.  Звонить очень страшно.

– Ну, напиши, дочура. Очень интересно, что она тебе ответит.  Я сама что-то так волнуюсь, аж голова начала болеть.

– Мам, ну ты что!  Иди приляг, отдохни, а  я посуду помою.  Что тебе ещё помочь сделать?

– Да ничего не надо, дочура.  Садись за уроки лучше.  Успеешь ещё в своей жизни  по хозяйству нашуршаться… –  Татьяна поднялась из-за стола,  поцеловала дочку  в  русую кудрявую макушку и принялась убирать на кухне.

***

– Доброе утро, Наташа!  Ох, то есть, у вас уже день!  Добрый день!

С экрана телефона Наташе приветливо улыбалась женщина средних лет.  Элегантный синий  жакет, тёмно-каштановое каре,  сдержанно-красная помада на красивых полных губах.  Настоящий преподаватель,  ментор, наставник, – даже просто по внешности.  Девочка почувствовала, как заколотилось сердце, как запылали щёки. Вчера, после того, как они списались по WhatsApp,  Наташа отправила Ольге Александровне выполненные задания экспресс-теста по истории,   и сейчас эта красивая, строгая дама вынесет ей свой приговор.

–  Да, у нас уже даже почти вечер!…  Уф… Как мой результат?  Всё плохо?

– Ну, что я хочу сказать… –  женщина на экране надела очки в стильной тонкой оправе и внимательно  посмотрела в бумаги, лежащие перед ней на письменном столе.  За её спиной был виден просторный светлый кабинет, кремовые  жалюзи на окнах, картины на стенах и многочисленные  полки с книгами.  –  Хочу сказать, что ты достаточно правильно сама оценила свои  знания по истории, как  почти нулевые.

Наташа кивнула и отвернулась, чтоб скрыть мгновенно подступившие к глазам слёзы. Невысокий, мягкий голос с  противоположного конца страны продолжал:

–   Признаться, я тебе не поверила вчера, потому что у тебя хорошая, грамотная  речь,   и  сразу заметны  и   начитанность,  и широкий кругозор.   Предполагаю, что ты увлекаешься историческими романами  и прочитала их немало.  Но требования, которые предъявляет экзамен, к сожалению, несколько  другие. Вернее сказать, совсем другие.

–  У меня нет никаких шансов? – спросила Наташа чуть слышно.

–  Знаешь, шанс есть всегда. Особенно, когда есть желание, цель и решимость её достичь. – Ольга Александровна вдруг негромко рассмеялась. – Как говорил Наполеон: «Сначала ввяжемся, а потом разберёмся!».  Если ты действительно хочешь сдать этот экзамен и сдать успешно, я готова тебе помочь.

Наташино сердце подпрыгнуло  и забилось ещё быстрее.

–  Правда?  Вы, правда, можете мне помочь?

– Да, могу.  Но тебе придётся очень и очень серьёзно потрудиться.  –  Женщина в синем жакете, которая теперь казалась Наташе настоящей Феей-Крёстной, сняла очки и внимательно посмотрела девочке в глаза.

–  Я сделаю всё, всё,  что вы скажете!  Потому что это моя единственная возможность выйти в свет, выйти в люди, увидеть мир,  стать кем-то в жизни!

– Я понимаю.  Давай посмотрим вместе.  Сейчас октябрь.  Экзамен в июне. То есть, у нас с тобой в запасе  восемь месяцев.  Я посчитала.  Чтобы освоить весь необходимый материал, тебе придётся заниматься каждый день по два-три часа,  и каждый день отправлять мне выполненное домашнее  задание.   Я буду присылать тебе видео-разборы, таблицы, презентации,  всё, что нужно.  Один раз в неделю у нас будет занятие по видеосвязи, потом работа над ошибками.

– Хорошо.  Хорошо! Я готова!

– Наташа, когда я говорю, что заниматься нужно каждый день, это значит именно каждый день, без выходных и праздников… И скорее всего, тебе придётся пожертвовать развлекательным чтением, кино, общением с друзьями.  – «Фея-Крёстная»  смотрела теперь без улыбки, её лицо стало очень строгим и немного печальным.

Наташа набрала в грудь побольше воздуха и медленно выдохнула.  Заправила тёмно-русые кудряшки за уши.  И сказала тоже без улыбки, твёрдо:

–  У меня нет выбора. Я готова.

–  Я очень рада это слышать!  –  Ольга Александровна ободряюще кивнула своей новой ученице. –  Тогда приступим прямо сегодня.

 

Когда Наташа, раскрасневшаяся, взбудораженная,  рискуя сломать шею, скатилась с чердачной лестницы (связь ловила сегодня только на чердаке)  и  влетела  в комнату, родители, которые всё время её разговора с учителем  тревожно прислушивались и переговаривались шёпотом,  бросились к ней с расспросами.  Вернее, спрашивала только мать.  Отец внимательно слушал, то хмурясь, то улыбаясь сквозь усы,  со слезами на глазах  глядя  на свою совсем уже взрослую дочь…  Давно ли он помогал своей жене пеленать  крошечный тёплый комочек,  давно ли  носил маленькую Нату  на закорках, привозил ей  игрушки и конфеты из райцентра?…  А вот теперь она стоит перед ними:  юная красавица, принцесса, которая так стремится поскорее сбежать из родного королевства  в дальние страны…  Отцу  ужасно не хотелось  отпускать дочь. Отпускать одну в  незнакомый, неведомый,  чужой, враждебный мир…  В город, где столько соблазнов, столько опасностей.  Здесь, в тайге ему не раз приходилось сталкиваться нос к носу и с  кабаном, и даже с тигром,  но он знал, что люди бывают гораздо   более жестокими и коварными, чем  дикие звери.   А его девочка такая наивная и доверчивая!  Хорошо, что она не глупа. Может быть, именно ум станет её главным оберегом.

 

– Ольга Александровна обещала уже сегодня прислать первые задания. Я засижусь допоздна!  Хорошо, что сегодня пятница,   и завтра не надо в школу,  – щебетала Наташа, и глаза её так и сияли.

–  Дочура,  я так рада за тебя, так рада!… А ты что молчишь, батя? Тебе всё равно,  что ли? – обернулась Татьяна к мужу. Она тоже вся прямо светилась. И будто помолодела на десять лет.

–  Ну, раз вы обе так довольны, значит, и мне положено радоваться, –  ответил отец, пряча улыбку  и слёзы.  –  Только я по-настоящему обрадуюсь, когда Ната  экзамен сдаст и в университет поступит. Вот это будет реальный  повод для радости.  А сейчас пойдёмте-ка ужинать, девчонки.  С вашими мечтами   да разговорами   с голоду тут  помрёшь.

 

***

Белка заходилась возбуждённым лаем, и рыхлый снег фонтаном летел из-под её лап с  крыши  будки, а пушистый рыжий хвост вращался, как пропеллер,  в то время  как  замерзший Сашка топал изо всех сил ногами, обутыми в тяжёлые зимние ботинки на меху,  и колотил обоими кулаками в калитку.   Наконец, дверь дома отворилась, и в облаке белого пара на крыльце показалась Наташа: она на ходу застегнула  молнию своего пуховика и, нахлобучив на голову шапку,  побежала к калитке.

–  Ты хочешь, чтоб я совсем окоченел? Дубак, капец!  Чего ты так долго-то? – недовольно пробурчал Сашка, беря девушку под руку  и  искоса глядя на её лицо с непривычно яркими губами и какими-то блёстками около глаз.  – Накрасилась, что ль?

–  Да я ещё днём накрасилась… чуточку совсем, помада только и –  вот, – она дотронулась варежкой до сияющих звёздочек на скулах.  – Нравится тебе?

– Ну, так, ничего.  А если днём накрасилась, то чего сейчас возилась-то?

– Я не возилась, мы с Ольгой Александровной занятие заканчивали.  Сегодня связь прорвалась, и мы целых сорок минут без перерыва говорили… Столько всего успели  разобрать!

Парень и девушка вывернули из узенького переулка на главную улицу посёлка, слабо  освещённую только горящими окнами домов. Фонарей здесь не было и в помине.   Утоптанный снег тоненько поскрипывал под их ногами, от губ при каждом слове шёл густой пар.

– Ну, понятно. Всё учишься! –  хмыкнул Сашка, сморщил нос и покрепче прижал к себе Наташин локоть.  –  Поступишь в свой университет, и до свидания!  А мне что делать?

–  Ну, как что делать, Саш!  Тоже поступать! В городе же много всяких ПТУ,  туда не так трудно попасть, – весело говорила Наташа, стараясь шагать в ногу со своим спутником.

– Тебе просто сказать… А я вот не знаю даже, на кого учиться. Да и зачем это мне? Буду, как батя, охотой и рыбалкой промышлять… На кетовой икре в этом году, знаешь, сколько денег срубили,  да и на кедровом орехе…

– Ох, Саша… Охота, рыбалка, собирательство…  Ну, это же первобытно-общинный строй какой-то получается!… Зачем Пётр Первый  из Европы столько учёных в Россию пригласил,  зачем Елизавета Петровна  Московский Университет основала?  Чтобы ты  через триста лет вот так же в лесу  за кабаном охотился?  Орехи собирал   всю жизнь?

– Знаешь, Натаха, если все вот так будут рассуждать, как ты,  то кто же  вас, учёных, кормить будет, а?  Небось,  икорку-то  красную  на Новый год    все  трескают в городе-то твоём?

Наташа хотела что-то возразить, но они уже подошли к высокому забору, украшенному мишурой,  из-за  которого виднелась заснеженная двускатная крыша дома их одноклассницы   Настюхи.

– Ты подарок-то наш не забыла? – озабоченно спросил Сашка, глядя на Наташины пустые руки.

– Не забыла. Во внутреннем кармане лежит. Только, Саш,  я ненадолго, у меня заданий очень много от Ольги Александровны,  я завтра всё не успею сделать…

– Только и слышно: Ольга Александровна, Ольга Александровна! –  передразнил её Сашка, открывая калитку. – Заходи уже!

– В десять мне нужно уйти.  Ты проводишь меня домой?

– Провожу, провожу. Зубрилка.

– Молчи лучше, а? Охотник, тоже мне!

 

В небольшой комнате, освещённой только мигающими огоньками новогодних гирлянд,  собрались  все одноклассники Наташи и Сашки, все десять человек.   Именинница Настюха, в обтягивающей мини-юбке и блестящей кофте со спущенным плечом, хлопая накладными ресницами,  бросилась навстречу припоздавшим гостям.

– Оууу, какие люди-и-и-и! – пропела она своим чуть сипловатым голосом, стараясь перекричать грохочущую из колонки музыку,  и поочерёдно  чмокнула обоих в щечку. От неё уже заметно пахло кедровкой, –  видимо, ребята начали отмечать, не дожидаясь  Наташу с Сашкой.

Наташа вручила подруге подарок, завёрнутый в нарядный пакетик, и та, не разворачивая,  небрежно сунула его в общую стопку даров, возвышавшуюся  на комоде.

Сын начальника заготконторы  Витька, здоровенный детина со смазливым  насмешливым лицом и непокорной русой шевелюрой,  налил  гостям спиртное в бордовые пластиковые стаканчики «под богемское стекло» (это Наташа их так про себя окрестила, ибо только она одна из всех знала, что такое богемское стекло).   Ребята болтали, смеялись, подпевали, вернее, «подговаривали» своим любимым  рэперам, раскачиваясь из стороны в сторону и жестикулируя руками с растопыренными пальцами.

 

Наташа сидела рядом с Сашкой, её стакан с нетронутой смесью кедровки и колы стоял на краешке комода.  Неловко было бы не прийти и не поздравить Настюху с семнадцатилетием,  всё-таки они с самого детства дружили,  и сколько раз она была уже в этом доме,  играя в Барби  и делая уроки вместе с Настюхой,…. но сегодня Наташа чувствовала себя здесь как-то неспокойно и неуютно.  Её раздражали шум и гам,  громкая назойливая музыка, и ей  ужасно было жаль времени, которое она могла бы потратить на самое важное для себя дело.    Девушка забилась в уголок старого, продавленного дивана и  погрузилась в свои мысли.  Её очень занимал вопрос о многовековых сложностях во взаимоотношениях России и Польши:  во-первых, потому что именно эту тему они разбирали сейчас  с Ольгой Александровной,  а во-вторых –  Наташа знала, что в её семье со стороны отца   были   предки-поляки. Она стала припоминать события начала семнадцатого века, и  унеслась в своих раздумьях   в Москву, занятую польско-литовскими войсками… Перед её мысленным взором мелькали картинки, имена, названия, даты… Смута, 1605, Лжедмитрий, Василий Шуйский, 1610, польская интервенция, голод,  Сигизмунд, Семибоярщина, 1612,  Минин и Пожарский,  1613, Михаил Романов… Она уже  брела по дремучему зимнему лесу вместе с Иваном Сусаниным,  в её ушах звучал пшекающий польский говор,  колебалось пламя факелов, алела кровь на снегу…

 

– Натаха, слышь? –  Сашка, дыша кедровкой, теребил её за рукав.

– Ну, что тебе?

– Пойдём потанцу-эм, Натах… ну?

Наташа рассеянно  обвела взглядом полутёмную комнату. Из колонки звучал «медляк», и три или четыре пары, почти соприкасаясь друг с другом,   двигались в такт музыке: парни крепко прижимали к себе  партнёрш, а  девушки склонили  голову на плечо своему кавалеру.

«Потанцуем один танец, и – домой»,  – подумала Наташа, нехотя поднимаясь с  дивана.  Сашка потянул свою девушку на середину комнаты, обхватил  за талию,  прижался горячей щекой к её виску и стал медленно переступать под однообразные, глухие аккорды песни.   Наташе было жарко, тесно, очень хотелось пить, но она терпеливо сносила эту короткую пытку, думая лишь о том, как дома, в своей комнате снова погрузится в  опорные конспекты, схемы и хронологические таблицы.   Снова углубившись  в размышления, она не заметила, как Сашка «дотанцевал» с ней до двери в соседнюю комнатушку, впихнул её туда и плотно закрыл дверь.  Там, в полной темноте, часто дыша, он стал водить  ладонями по её плечам, спине, потом прижал к стене и стал целовать шею, подбородок, губы.

– Саша, перестань, хватит… – Наташа пыталась оттолкнуть парня, но он тяжело навалился на неё всем телом,  и она почувствовала, как его рука  скользнула ей под водолазку.

– Я люблю тебя.  Люблю. И ты моя будешь, поняла? Вот сейчас будешь моя, и никуда ты не поедешь, поняла?

– Отпусти меня, сейчас же отпусти, слышишь?  Ты…пьяный дурак!

– Я люблю тебя,  – он  закрыл ей рот поцелуем и неловкими пальцами стал расстёгивать на ней джинсы.

«Нет, нет, нет, я не хочу этого!  Я не хочу этого сейчас. Только не сейчас!» – вихрем пронеслось у Наташи в голове,  и она,  быстро и резко извернувшись, как змея, изо всех сил укусила Сашкино плечо через тонкий рукав футболки.   Он взвыл, чуть  ослабил хватку, но этого ей было достаточно, чтоб  вырваться и, дёрнув дверь, выскочить из комнатки в «зал».

Проскользнув между танцующими парами, метнулась в прихожую, схватила свой пуховик из общей кучи на тумбочке. Стала искать угги среди дюжины почти одинаковых пар… Её трясло,  сердце колотилось, как бешеное.

– Натах…

Она резко обернулась.

Сашка  стоял перед ней, виновато опустив голову.

– Чего тебе? Я ухожу!

– Провожу тебя…

– Сама дойду!

– Нет,  не дойдёшь… Провожу, – он накинул куртку, и они вместе вышли из жарко натопленного дома в морозную тьму декабрьского вечера.

 

До самой Наташиной калитки оба  шли, не проронив не слова. Только скрип снега нарушал тишину… И Белка почему-то не встречала их, – может быть, крепко спала, пригревшись на старой медвежьей шкуре в своей будке. Прежде чем войти, Наташа повернулась к Сашке, остановившемуся чуть поодаль.  В темноте она почти не видела его лица, только глаза ярко блестели из-под низко надвинутой на лоб меховой шапки.

– Спасибо, что проводил!

– Да не за что… Натах…

– Ну, что? Что?

– Ты извини меня… Извини. Я…Я просто… Просто не хочу, чтоб ты уезжала.

– Ты просто дурак, Сашка, – сказала девушка без злости и без обиды и, открыв калитку, скрылась за высокой оградой  своего дома.

 

***

Под ослепительно-ярким  мартовским  солнцем  свежевыпавший снег искрился миллиардами крошечных бриллиантов.  Каждая тёмно-зелёная лапа старой ели, росшей около дома, была одета в пушистую белоснежную рукавичку, а крыши всех дворовых  построек словно  нахлобучили новые шапки.  Всё было таким чистым, нарядным, радостным, и,  несмотря на лёгкий морозец, весна уже чувствовалась в воздухе,  звенящем от громкого чириканья  воробьёв.

Сергей, скинув куртку, в одном свитере и намотанном вокруг шеи шарфе,  чистил дорожку, ведущую от крыльца к калитке, и время от  времени,  улыбаясь в  усы,  поглядывал на крышу дровяника.

Татьяна вышла из дома, держа в руках кастрюлю без крышки, от которой шёл густой пар, ногой прикрыла за собой дверь и пошла к будке, возле которой уже радостно прыгала Белка, предвкушая свою любимую кашу с  изюбрятиной.

 

– Мамочка, доброе утро!  – раздался откуда-то сверху  звонкий Наташин голос.

 

Татьяна подняла голову.  Её дочка, в расстёгнутом пуховике, в сползающем с русых кудряшек вязаном платке,  стояла на крыше дровяника, сжимая телефон в больших рукавицах  и улыбаясь до ушей.

– Ох, ты ж, господи!  Дочура!  Ты чего туда залезла?

– Мне видеоуроки надо скачать, а связь только здесь ловит сегодня!

– Охота пуще неволи!  – рассмеялся отец, сбивая носком сапога налипший на лопату снег.

–  Ты застегнись, дочура, простынешь! Только-только кашель твой вылечили,  тоже вон на чердаке сидела с уроками своими …

– Мамочка, да тепло ведь уже!  Ой, батарея почти села… Надо пойти подзарядить, – Наташа сунула телефон в карман и стала спускаться с сарая по приставной лестнице.

–  Ты сегодня с ребятами в клуб-то идёшь, на дискотеку?

– Посмотрю, если успею все задания сделать, то схожу.  Ольга Александровна говорит, что мы хорошо продвигаемся, но всё равно работы ещё очень  много!

 

Когда дочка зашла в дом, Татьяна озабоченно посмотрела на мужа:

– Даже не знаю, как ей сказать… Она расстроится ужасно.

– Ну, сказать-то  всё равно придётся.  У нас нет выбора.  Вчера у Максимыча, да у Мишки с пасеки  спрашивал… никто занять не может,  у всех что-то  совсем   туго с деньгами к весне.

– Да оно и понятно. Откуда деньги у людей!… Я почти всё, что отложено было, уже истратила.   Ещё на пару уроков хватит, а потом как?…

Сергей развёл руками. Постучал лопатой по краю лавки.  Нахмурился.

– Только если с учительницей этой переговорить… Может быть, она позанимается с Натой  в долг?  Хотя… эти москвичи милосердием не отличаются…

– Она не в Москве, а под Питером живёт…

– Да какая разница. Столичные жители.  Городские…

–  Ну, Ольга Александровна ведь сама из наших краёв…  Я всё-таки попытаюсь поговорить с ней.

– Что же, попытка – не пытка, как говорится… Авось, о чём и договоритесь.  Деньги-то я заработаю, только время нужно….  Как снег сойдёт, в райцентр поеду таксовать.  А ты, Танюш, чего собаку не кормишь,  каша уже простыла, небось!

Татьяна ахнула и быстро пошла с кастрюлей к Белке, которая сидела столбиком около  будки и молча, склонив голову набок, недоумённо смотрела на хозяев раскосыми своими глазками, будто спрашивала: «Вы что, совсем про меня позабыли?»

 

Серенькое мартовское утро на мягких лапах запоздавшего снега подкралось к маленькому городку на северо-западе огромной страны, медленно  просыпавшейся после долгого-долгого  зимнего сна.  Голуби, нахохлившись  и прикрыв полупрозрачные веки,  дремали под крышами старых домов. Мордатые  дворовые коты  возвращались с ночных своих прогулок.  Один за другим гасли блекло-жёлтые огни фонарей на пустынных субботних улицах.

Высокая статная женщина в норковом полушубке, накинутом  поверх кашемирового платья, в мягком светлом  берете,   вышла из чуть припорошённого снегом автомобиля и направилась к двухэтажному  зданию  с вывеской «Образовательный центр «Созвездие».  На крыльце она сбила снег с замшевых сапожек на высоком каблуке, деловито оглядела  новенькие яркие объявления о предстоящих мероприятиях, вывешенные около дверей, и вошла.

Директор центра всегда приходила на работу раньше всех. Раздевшись в маленькой гардеробной, шла в свой просторный светлый кабинет, сама варила кофе  в кофемашине  и  с чашкой горячего ароматного напитка  садилась за свои бумаги.  «Созвездие» было её любимым детищем,  воплощенной мечтой всей её жизни,  и она с удовольствием отдавала центру всё своё время и  силы, работая даже в выходные.

Едва сделав первые пару глотков из белоснежной кофейной чашки, директор центра увидела входящий звонок на экране своего мобильного.  Поставила чашку на блюдце, и ответила, включив громкую связь:

– Да, я слушаю, доброе утро!

– Доброе…добрый день!  Ольга Александровна?  – голос на том конце звучал взволнованно.

– Да, это я.

–  Извините, ради Бога, за беспокойство… Это Татьяна,  мама Наташи, вашей ученицы из…из Приморья…

– Да-да, я поняла!  Татьяна Ивановна, здравствуйте! Я очень рада вас слышать! – Ольга Александровна заулыбалась и  машинально поправила стопку  разноцветных файлов, лежащих перед ней на столе.

– Простите, что я вас беспокою  в выходной день! …

– Ничего страшного, никакого беспокойства, тем более что я сегодня работаю!  – весело отозвалась хозяйка «Созвездия»  и  поспешила выяснить причину звонка: –  Татьяна Ивановна, вы, наверное, хотите узнать, как успехи у Наташи?

–  Д-д-а… То есть, не совсем.  Ну, да, конечно, мне важно ваше мнение, как у неё дела с подготовкой….Но… Видите ли, дело в том, что…

–  Да? Я вас внимательно слушаю! – подбодрила свою собеседницу Ольга Александровна, потому что та смущенно умолкла.

–  Дело в том, что у нас в семье финансовые затруднения.  И… я боюсь, что мы не сможем дальше оплачивать ваши уроки для Наташи.  По крайней мере, до апреля точно…Мне ужасно неудобно вам об этом говорить, но…вот так получается…

Ольга Александровна взяла чашку с остывающим кофе и сделала глоток.  Лицо её было теперь сосредоточенно и серьёзно.

–  Вы хотите, чтобы мы прекратили занятия?  – в её голосе слышались нотки разочарования и грусти.

– Я…даже не знаю. Не знаю, как быть… Может быть, сделать пока перерыв, месяц-полтора, пока появятся деньги… Ох!

Ольга Александровна откинулась на спинку своего кресла,  положила обе руки на  подлокотники и, соединив пальцы  «домиком», поднесла их к лицу.

– Нет, Татьяна Ивановна, нет. Перерыв мы делать не можем. У нас остаётся совсем мало времени до экзамена, поэтому мы будем продолжать заниматься.  Вы знаете, Наташа совершенно удивительная девочка.  Признаюсь, у меня ещё не было таких учениц!

– Ох! Правда?  Да, я вижу,  что она очень  увлечена… Она…

– Наташа не просто увлечена.  Она настоящий герой!  За всё время, что мы занимаемся, за все  полгода  она не просрочила ни одного домашнего задания. Ни одного, вы представляете?!  Каждый день, абсолютно каждый день она умудряется выходить со мной на связь и отчитываться по заданиям…    Мне самой в это трудно поверить, потому что я прекрасно знаю, какие трудности ей приходится преодолевать.  Поэтому я сейчас просто  не могу её бросить.

–  Да, я понимаю…. Но как же быть?

–   Продолжать заниматься.  Оплатите мои услуги, когда сможете это сделать.

– Ой… Правда?  Так правда можно?

–  Если бы речь шла о ком-то другом, я вряд ли решилась  бы на такой шаг. Но в вашем случае… Да, мы продолжим заниматься.

–  Господи, Ольга Александровна, дорогая! Спасибо,  спасибо вам огромное!

–  Думаю, я заслужу ваше огромное «спасибо», когда Наташа поступит в университет, как мечтает. А пока мы просто будем дальше работать.

 

Закончив неожиданный  утренний телефонный разговор и допив привычный утренний  кофе, хозяйка центра «Созвездие»  вернулась к своим делам, полностью погрузившись в любимую работу.  За окном посветлело, –  солнышко застенчиво выглянуло из-за сереньких, как заячья шубка, тучек, – и пригревшиеся  воробьи открыли свой дружный концерт  на кустах  сирени под окном.

 

***

–  Я помню, как мы сдавали выпускные экзамены, когда я была школьницей, – с ностальгической  улыбкой говорила Людмила Ивановна, сидя со своими учениками  за чаепитием после Последнего Звонка. –  Все приходили такие нарядные: мальчишки –  в белых рубашках,  девочки – в белых фартуках,  и  каждый, буквально каждый нёс большой  букет сирени. В дни экзаменов  вся школа была наполнена запахом сирени!  Даже голова от него кружилась! Экзамен был для нас, как праздник… И для нас, и для учителей…

– Экзамен как праздник? – скептически поднял  тёмную  бровь  Витька.

– Что-то прям не верится! – подхватила Настюха, ловко нарезая большими кусками сладкий пирог.

–  А если ничего не знаешь? Тоже праздник? – хмыкнул Сашка, сморщив нос, обсыпанный новыми, яркими веснушками и глянул украдкой на Наташу, которая разливала чай по стаканам, стоя у большого самовара.

Девушка молчала и  будто думала о своём. У Сашки снова заныло где-то в груди.  Какая же она красивая, и как ему хочется быть с ней рядом, всегда!  Но она этого не хочет. Ей это не надо.  Одна учёба на уме. История.  Университет. Как же он ненавидит всех этих проклятых царей и полководцев, про которых она постоянно рассказывает, будто про своих родственников!

Людмила Ивановна приняла из Наташиных рук стакан с чаем  и вздохнула:

–  Если ничего не знаешь, то надеешься вытянуть счастливый билет!

– Это как понять? – заинтересовалась недоверчивая Настюха.

–  Билет с вопросами, на которые ты всё-таки знаешь ответ!  – пояснила директор школы и классный руководитель 11 «А» в одном лице. – Не бывает такого, чтоб совсем ничего ученик не знал…

–  Бывает! Я вот ничего не знаю,   –  честно признался Сашка и потянулся за вторым куском пирога.

–  Ну, не наговаривай на себя, Саш, зачем ты так? – мягко упрекнула его Людмила Ивановна.

Её добрые, усталые глаза, окруженные сеточкой морщинок, с нежностью смотрели на ребят.   Быстро они выросли, очень быстро… И что же ожидает их в будущем? Смогут ли они осуществить свои мечты?  Да и мечтают ли они о чём-то по-настоящему, так же, как Наташа?  Готовы ли они идти за своей мечтой так же, как она, – настойчиво, упорно?…  Или просто будут плыть по течению,  или пойдут по стопам родителей?   Витю отец наверняка посадит работать в Заготконтору,  Настюха скорее всего через год-два выскочит замуж… а остальные?…

–  Мы в понедельник  во сколько выезжать будем?  – спросила Наташа, озабоченно хмурясь.

–  Не позже семи утра.  В девять нам надо быть в райцентре, экзамен начинается в десять. Паспорта только не забывайте, ребята. И прошу вас, никаких шпаргалок… Найдут организаторы шпаргалку – всё, будете в следующем году экзамен пересдавать!

–  Прямо настолько всё  строго? –  не поверил Витька. –  А мне знакомые говорили, что легко  можно списать.

–  А ты поменьше слушай то, что «говорят».  Говорить можно всякое… –  возразила педагог и снова стала рассказывать своим  слегка приунывшим  подопечным всякие страшные  случаи из «истории итоговой аттестации».

 

***

Где-то высоко-высоко над головой тихонько треснула сухая ветка,  и через несколько  секунд – шшууррххх! буххх! – большая, увесистая, как снаряд, шишка приземлилась в полуметре от Наташиной кроссовки.  Девушка присела на корточки и протянула руку  к свежей добыче.  Нитяные перчатки были все уже выпачканы кедровой смолой,  пахнущей лучше самых дорогих духов.  Ноги и поясница ныли от бесконечных наклонов и приседаний.  Очень хотелось пить.  Но Наташа упорно, размеренно и неустанно, словно машина, продолжала собирать паданку,  так щедро рассыпанную под деревьями и  местами уже надёжно припрятанную хозяйкой-тайгой под толстым охряным ковром опавшей  листвы.

Кедровая шишка лежала в её ладони:  тяжёленькая, серо-коричневая и словно слегка тронутая голубоватым инеем по краешкам твёрдых, как дерево, чешуек.   Сколько уже Наташа собрала их?  Она не считала.  Знала только, что штук пять-шесть, наверное, пришлось оставить лесу, потому что они были уже погрызаны бурундуками.  Кабанам тоже надо бы что-то оставить… Но когда люди уйдут с кедрака,  деревья накидают ещё шишек,  и для всего шерстяного  лесного народца  пропитания  будет вдоволь.

 

– Натаха! Натаха! Ты где? Эй!    Иди-ка, посмотри, что здесь!  Гляди!

 

Наташа склонилась над низким замшелым пеньком с небольшим круглым углублением посередине.  В нём, словно в чашечке, лежали три кедровых орешка. Маленькие, размером с ноготь девичьего мизинца, серовато-коричневые древесные капельки, в которых под прочной скорлупкой прятались желтоватые, ароматные, маслянистые ядрышки.

–  Не трожь!  Это бурундук нычку сделал на зиму.

– Да я и не трогаю. Я только сфотаю сейчас… –  Наташа достала из кармана куртки телефон, но он тут же принялся вибрировать в её ладонях,  и громко заиграла знакомая мелодия. Наташа подняла руки высоко-высоко  вверх, изо всех сил потянулась всем телом, словно хотела достать до подпирающих синее октябрьское небо кедровых крон… даже чуть подпрыгнула и….   проснулась.

Телефон на прикроватной тумбочке вибрировал и  наигрывал «Рассвет на Москве-реке» из оперы Мусоргского «Хованщина»,  нарушая сонную тишину студенческого общежития…  Но скоро, совсем скоро и  по другим  комнатам запоют на все лады будильники в телефонах,  и длинный коридор наполнится звуками быстрых шагов, смеха, зашумит вода в умывальниках,  засвистят чайники  на газе  в бытовке.  А потом веселая, шумная толпа студентов  высыпет   в холодные сумерки осеннего утра,  и фонари немигающими жёлтыми глазами будут провожать их  до самых дверей университета.

Наташа быстро просмотрела в телефоне входящие сообщения:  от мамы,  от Сашки, от Ольги Александровны,  с которой они по-прежнему общались,  потом открыла сегодняшнее  расписание  пар для магистрантов-историков и, убедившись, что помнит  всё правильно, вскочила с кровати   и принялась тормошить свою соседку по комнате и подружку:

– Вставай, Кать, вставай, нас ждут великие дела!

 

Ноябрь 2023