Шницель

Меня с детства интересовало: откуда же берутся те или иные выражения, пословицы, поговорки, специфические жаргонные словечки, ругательства, в конце концов. Кто их придумывает? Вот не было того или иного словосочетания раньше, а тут раз! – И нате, пожалуйста. Получите и распишитесь. Очень интересный вопрос. Автора, как такового вроде и нет. На «народ» списывают. Мне же видится, что просто кто-то ляпнул, а потом и понеслось… Но вот кто этот сеятель разумного, и не всегда доброго? Сказал человек, не подумавши, и забыл, а оно упало в благодатную почву и разрослось буйным цветом. Сарафанное радио опять же. Хочу рассказать, как я сам однажды оказался в роли такого народного сеятеля.

В отличии от народа я хорошо запомнил дату и место появления на свет невольно рождённого мной словечка. Слово не новое, то есть, я специально его не придумывал. Оно и раньше преспокойно существовало уже много-много лет. Но без лишней скромности скажу, что именно я придал ему новый смысл. И употребляться оно стало совершенно в другом контексте.

Было это в конце сентября-начале октября. На выходных. Бабье лето в тот год никак не хотело заканчиваться. Неделей ранее я осуществил давнюю мечту – купил наконец себе велосипед. Сподобился! Шутка ли – не сидел в седле со школьной скамьи, тридцать лет почти прошло, а тут раз – и купил! Пару раз на неделе я уже выезжал по вечерам попробовать, тряхнуть, так сказать, стариной. Так – покататься полчасика по району. И вы знаете, – ничего, получалось! Просто сел и поехал. Как будто и перерыва не было. Не зря говорят, что плавать и ездить на велосипеде, если уж научился, то не разучишься никогда. Вот тогда в свой выходной я и решился выбраться за пределы своего района, совершить более серьёзную вылазку. Остановился на дальнем парке. Путь, конечно, не близкий, но у парка было одно неоспоримое преимущество – я там никогда не был! Наметил маршрут по карте, прикинул время в пути и выглянул в окно. Да, за окном пасмурно. Но это ничего, главное ветра нет. Глянул прогноз погоды: температура комфортная, без осадков. Но это бабушка на двое сказала. У них прогнозы сбываются пятьдесят на пятьдесят. Дождь либо будет, либо нет. Среднего не дано. Облачился на всякий случай в лёгкую непромокаемую кутку с капюшоном – и в путь.

Я вообще люблю находиться в дороге, отдыхаю от суеты. Бывало, выйдешь из дома пораньше и просто идёшь, идёшь… А куда ноги выведут, не важно. Могу весь день так прошагать. Идёшь себе не спеша, вертишь головой по сторонам как дурак… В дороге и думается лучше, и мысли правильные приходят в голову. Не люблю застоя и статики. А теперь я на железном коне, скорости увеличились, кадры быстрей сменяются. Только и успевай фиксировать на остановках то, что нужно в блокнотике.

Деревья в парке в основной своей массе ещё были покрыты зеленью. И это несмотря на то, что уже октябрь на носу. Но желтизна кое-где уже пробивалась, и дорожки местами были усеяны опавшими листьями. Жёлто-красные дни в нерешительности мялись у порога. В том году они что-то припозднились. Я с чувством первооткрывателя бороздил просторы огромного парка, открывая для себя неизведанные мной ранее места и намечая маршруты на будущее. И тут с неба предательски закапало! Где-то далеко громыхнуло. Я инстинктивно завертел по сторонам головой, ища укрытия. Праздно прогуливающиеся горожане стали массово переходить на быстрый суетливый шаг, а бегавшие трусцой пустились в галоп. Я выбрал себе для укрытия большое дерево с густой кроной и спешился. Немного отдышался и закурил. Дождь всё усиливался. Шагом уже никто не ходил, все в панике забегали, прикрываясь чем только можно, ища, где бы укрыться.

Тут я увидел мчащегося по дорожке велосипедиста. Он решительно нацелился прямо к моему дереву. Я вовремя отпрянул в сторону, и промокший резко затормозил прямо на том месте, где только что стоял я. Он спрыгнул с велосипеда и беспомощно улыбнулся, как бы извиняясь, что потревожил.  Худощавый мужчина в возрасте, моложавый. Бежевая тряпичная куртка, плечи и грудь намокли, за спиной рюкзак. Он снял с головы серую драповую кепку и несколько раз ударил ею по коленям, стряхивая воду. Водрузив её обратно на голову, снял свои круглые интеллигентские очочки, достал из-за пазухи платок и протёр стёкла.

– Фу… Вот поливает! – отдышался он, – одно радует: такой ливень долго не продлится. Как вы считаете?

– Надеюсь, – поддержал я разговор, – не хотелось бы застрять тут на долго. – По делам или просто…

– Покататься, просто покататься приехал. Погоды нынче, сами видите, аномальные стоят, лето всё не желает сдавать позиции. Теплынь. Чего дома-то киснуть? О, кажется, отпускает! – весело подмигнул он.

Небо чуть посветлело, дождь уже не лил как из ведра, но всё равно выходить из укрытия было рановато. Мы ещё немного поговорили о погоде, о том о сём… Но тут наше внимание привлекла компания мальчишек. Всего я насчитал около восьми – десяти особей. «Около» – это потому, что компания не имела постоянного состава. Она то пополнялась, то редела и снова пополнялась. В общем количество особей в популяции постоянно менялось. Кто-то вдруг срывался с места и скрывался в зарослях, и на его месте появлялись уже другие. Круговорот детей в природе. Рециркуляция. В центре компании шествовал самый главный. Хозяин мяча. Он что-то говорил на ходу и периодически чеканил мячом о землю. Я вспомнил, что видел эту компанию, проезжая мимо волейбольной площадки. Тут недалеко, в двух минутах езды отсюда. Неожиданно прямо перед хозяином мяча как из-под земли вырос малолетний пассионарий и выбил мяч из его рук. Хозяин на мгновение растерялся, но тут же спохватился и побежал за прыгающим по траве мячом. Нагнав чуть было не ускользнувший от него символ власти, он наклонился к мячу, но в этот самый момент дерзкий пассионарий изловчился и сорвал с головы правителя корону. То есть бейсболку. А дерзкий самозванец отбежал в сторону, издал победный клич Тарзана, колотя себя в грудь и, размахивая трофеем, пустился вприпрыжку вперёд. Под общий звонкий смех свиты. Поверженный, но не сломленный вожак прижал рукой вновь обретённую регалию к груди и погрозил кулаком маячащему на безопасном расстоянии бунтовщику:

– Вот падла! Ну и гад же, ты Сашка! Я тебя поймаю! – дискантом закричал он вдогонку.

– Нет, ну падла же?! – уже спокойным голосом вынес он вердикт, ища поддержки у обступившей его свиты, как прокурор у присяжных, – падла – она и есть падла!

Когда компания скрылась за деревьями, мы с моим собеседником посмотрели друг на друга и неожиданно расхохотались. Очень необычно было услышать слово «ПАДЛА» из детских уст. Тем более поставленным дискантом. Мой собеседник, видимо, тоже об этом подумал. Мы долго не могли успокоиться. «ПАДЛА» так и продолжала звенеть в наших ушах.

– Вот уж не ожидал услышать это из детских уст! – улыбнулся я.

– Аналогично! Как-то странно прозвучало. Даже ностальгией повеяло. И привкус во рту появился. Не могу только понять – какой…

– А давайте поиграем в ассоциации, – предложил я, – очень увлекательное занятие. Помогает многое понять, и воображение, опять же развивает. Всё равно пока дождик…

– А это, простите, как?

– Очень просто! Я вас научу. Вот взять, к примеру, слово «ПАДЛА». Что у вас возникает в голове, когда вы его слышите? Какая картинка или ассоциация?

Мой собеседник закрыл глаза и сосредоточился.

– Мне почему-то представляется жёлтый осенний лист. Скорее всего кленовый. Он лежит на пока ещё зелёной траве, и осенний ветерок колышет его.

– Ну, по крайней мере, по цвету мы с вами совпадаем. Вы заметили, что это слово как-то незаметно вышло из обихода? Раньше оно было на слуху, из всех щелей лезло. А сейчас, мне кажется, приобрело какой-то иной смысл. Я почему-то улавливаю в нём комические нотки! Вам так не кажется? Когда слышу «ПАДЛА», то невольно губы растягиваются в улыбке. Отчего произошла такая трансформация? – А чёрт его знает. Может быть, времена изменились. Ну да ладно, вернёмся к нашим баранам. Какая-то плоская у вас получилась ассоциация, но мыслите вы в верном направлении.

– Заинтригован, а у вас «ПАДЛА» с чем ассоциируется?

– Гм… Нет, точно! «ПАДЛА» – это сухой рыбный шницель в панировке песочного цвета. Он одиноко лежит на видавшей виды казённой тарелке. На столе или на раздаче в заштатной привокзальной или заводской столовке. Слегка уже обветренный, холодный. И никто не проявляет к нему ни малейшего интереса. Хочется взять его в руку и со всей дури смачно припечатать им кому-нибудь по щеке. Первому встречному! От всей души! Просто так. Но не вульгарно и грубо припечатать, – нет, – а с присущим нам, врождённым изяществом и аристократизмом! Боже! Какой это будет звук! Чистейший хрусталь! Но это для меня, конечно… А для того, кому только что съездили по морде шницелем, это будет, наверное, неприятно. Я бы даже сказал, унизительно.

– Вау! Блестящее сравнение! Вот вы сейчас говорили как настоящий академик! Я прямо заслушался. Ну надо же – шницель! Кто бы подумал!

– А вы что, много академиков встречали? – смутился я, – я простой…

– Нет-нет, я ничего не хочу слушать! – замотал головой мой собеседник, даже зажмурился, подчёркивая свою непреклонность, – для меня вы сейчас – академик, и никаких отговорок я не принимаю! И точка! Как вам удаётся так точно находить аналогии? И так кратко и ёмко выражать свои мысли? Уважаемый академик, да вы просто маэстро словоблудия! Ой, простите, не так выразился. Я хотел не то сказать…Вырвалось…

Я, признаться, не ожидал от случайного попутчика такой категоричности. «Что ж, раз так, то не будем его разочаровывать, академик – так академик, от меня не убудет в конце концов. Мы пойдём ему на встречу! Всё веселее!».

– Ничего страшного, уважаемый…

– Николай Степаныч я, – услужливо представился он и склонил в почтении голову, – к вашим услугам.

– Константин Сергеевич, – машинально ответил я, имея ввиду К. С. Станиславского. – Как в старой советской комедии про Фросю Бурлакову. Про себя надеясь, что Николай Степаныч не догадается, что его дурят. Я же «не в кОрысти ради, а токмо волею пославшей мя жены…».

– Уважаемый академик, Константин Сергеевич, милый…

«Вот только «милых» мне хватало».

-…как вам удаётся, – взмолился Николай Степаныч, – поделитесь секретом, наставьте на путь истинный, очень вас прошу. Я в долгу не останусь, для меня честь услужить вам.

«Вот чёрт! Похоже, влип, – понял я, – но что делать, придётся соответствовать».

– Резиновая неустойка! Фибриллярная дрожь, Николай Степаныч!..

«Господи, что за чушь я несу? – мелькнуло у меня в голове, но только на мгновение, – Ну, да ладно! Так будем же убедительными! Уж чего-чего, а убеждать-то мы умеем, мы в этом преуспели, мы просто виртуозно умеем убеждать. Отступать некуда. За нами – Москва!».

– …Вам это о чём-нибудь говорит? – с умным видом в упор уставился я на своего внезапного ученика.

– Не совсем… Можно как-то попроще, а то я не силён в научных терминах. Да ещё и под дождём вымок, – извиняясь улыбнулся Николай Степаныч.

– Всё очень просто. В большинстве своём люди, как бы вам объяснить… Имеют жёсткое днище душевной утробы. И когда слова падают на самое это дно, они разбиваются на мелкие осколки. Не происходит обратного отражения, отклика, если хотите. Упало – и всё! Как данность. И тут уж не до изысканных сравнений и аллегорий, согласитесь. Так вот, чтобы находить нужные ассоциации, чтобы проявилась реакция, дно нужно как следует обрезинить. Я понятно объясняюсь?

– Да-да, Константин Сергеевич, – достал он из-за пазухи блокнот с ручкой, – я с вашего позволения буду конспектировать. Тезисно. Чтобы потом поразмыслить на досуге. Продолжайте, пожалуйста.

– Так вот. Мой метод заключается в размягчении. Надо добиться того, чтобы это самое дно стало мягким и упругим, – заходил я перед Николаем Степанычем, жестикулируя, – не совсем, конечно, резиновым – резина со временем трескается и пачкается. Подстилка должна быть как студень по консистенции. Чуть тронешь, а она и затряслась, завибрировала в ответ. Что-то плюхнулось в эту дрожащую субстанцию – и тут же отскочило обратно, но уже с неким посланием, смысловым ускорением, полученным от этого студня.

– Великолепные формулировки, Константин Сергеевич! Размягчить, значит, надо. Очень хорошо! Как размягчение мозга?

– Не совсем. Размягчение мозга – это немного другое. Но в целом – верно, – улыбнулся я. Даже представил себе эту желеобразную дрожащую массу.

– А давайте сыграем ещё! – Николай Степаныч просто фонтанировал энтузиазмом, – только теперь чур я предложу! Пусть это будет… Ну скажем – «кулебяка»! Приготовились. Начали! – Закатил он глаза.

Я нисколько не удивился его выбору. Он просто снял это предложение с моего языка. Со мной такое бывает: выбрасываешь яркий импульс – и это тут же подхватывается собеседником или аудиторией, материализуясь сначала в идею, потом в слова или действия. Образ у меня сформировался ещё до формулировки самого слова. Образ в данном случае был первичен.

– Ну как? – поинтересовался я.

– У меня почему-то перед глазами возникла куча разноцветных шнурков. Не связка, скорее они просто непрерывно валятся в произвольном порядке. Как с ленты конвейера, – беспорядочно падают в накопитель, металлический короб на колёсиках, который по мере наполнения увозится с характерным железным грохотом, и заменяется новым. Потом их ещё надо будет сортировать по цветам…

– Интересная у вас картина получилась. Оригинальная трактовка! Мне видится резиновый мяч. Он голубой, с красной полосой экватора. Упругий. При ударе о землю в воздухе зависает характерный… туповатый и полый внутри резиновый звук. Сперва он довольно глухой, потом становится ярче. Как от камертона. Звук висит неподвижно в воздухе до тех пор, пока от него в виде эха не пойдут во все стороны волны. Он тает с каждой исходящей волной и наконец совсем сходит на нет, гаснет. Если этот мяч пропороть ножом, то им всё равно можно будет играть. Только скакать по земле он уже не сможет. Будет волочиться туда, куда его пнули. Помните такое? Это картина из детства. Такая вот у меня «кулебяка» нарисовалась.

Николай Степаныч вдруг треснул себя по лбу:

– Ба! Да у меня же! Константин Сергеевич! Чего это мы на сухую? У меня же в рюкзаке-то… Вот – оригинальный рецепт! И не глинтвейн, и не портрвейн, но горячий. Я в термосе с собой беру. Рецепт не скажу! Извольте, уважаемый академик!

– Господи! Какой же кайф! – выпил я из кружки термоса, – как и дождя не бывало!

И наша прогулка пошла заметно веселее…

 

– Юриспруденция у меня почему-то чётко ассоциируется с энурезом! Юристы всё юлили-юлили, да не выюлили! И всё – в оранжевом цвете! Тут ни клеёнка, ни памперс уже не помогут. Напрудят прямо себе в штаны!

– А-а-хи-хи-хи! – запищал, согнувшись пополам Николай Степаныч, – юристов теперь в армию не возьмут…от, умора!

– Вот и вылезла наружу моя педалируемая модальность! Кстати, вы как с лингвистикой? Знакомы? – поинтересовался я у своего собеседника. Тот нерешительно кивнул и тут же, как бы спохватившись, пожал плечами. Но я заметил, как в глазах его блеснул лукавый огонёк. Но тогда я не придал этому значения.

– Да так… Отчасти… – отшутился Николай Степаныч.

– Ну тогда назовём это… О! – «мобильность педальная»! – легонько пнул я педали своего велосипеда, – пожонглируем терминами, и пусть искры летят во все стороны! Сейчас главенствует Закон искрящегося холодца!

– Гениально! Вы просто блестящий академик! Константин Сергеевич, я просто счастлив, что непогода свела нас под этим деревом. Да здравствует бабье лето! Слава дождю! Ура! – завопил Николай Степаныч и воздел к небу руки.

Заметив, что прохожие кидают на нас любопытные взгляды, я решил, что пора бы охладить пыл и рвение Николая Степаныча, а то его громкое ликование привлекает слишком много внимания. Похлопав по плечу своего совершенно искреннего, как мне тогда казалось, фаната, я жестом предложил ему пройтись. Тем более, что дождь почти кончился. Мы взяли своих железных коней не спеша пошли по дорожке.

Что и говорить… Мы обменялись телефонами… Я, правда, дал служебный. Ну – не Константин я! И не планировал с ним в дальнейшем контактировать…

 

Прошло около месяца. Был дождь. Как-то я остановился у светофора, и пока горел красный, стал рассматривать стенд с афишами на другой стороне улицы. На одной из афиш анонсировался концерт Ансамбля песни и пляски какого-то там дважды краснознамённого, под управлением такого-то и того-то, лауреата чего-то там… с рядами мужских физиономий в парадной военной форме. Нет, ну что и говорить, а чувствовалось в этом какая-то мощная и развесёлая усатая удаль.  Некая природная безбашенность. Этакая, подкупающая своей залихватской разнузданностью и бесшабашностью, обезоруживающая искренность! Эх! Было бы чем – уж я не прошёл бы мимо! Подправил чуть-чуть! Люблю похулиганить! Представляете такой анонс – «АнсамбЕль песТни и плясства краснознамённого…».

– Вот шницель!!! – в сердцах развёл руками обрызганный у обочины мужик, – ну шницель же! – удручённо разглядывал он свой прилюдно обесчещенный плащ. Потом поднял голову и злобно посмотрел в сторону удаляющейся машины. Немного грязных брызг из лужи попало и на меня. Постойте… Он, кажется, сказал «шницель»? Нет, вряд ли это была оговорка, – это было сказано с умыслом! Мой «шницель», стало быть, ушёл в народ! Не зря, значит, мы пересеклись тогда с Николаем Степанычем. Он не запер его в своём блокнотике. Дела…

В троллейбусе я невольно подслушал разговор двух студентов. Один что-то показывал пальцем на экране смартфона, а другой в ответ замотал головой:

– Не-е-ет… Не пойдёт. Шницелярно получится!

– Да, согласен. Шницярненько…

«Шницелярненько»! – Как вам такое? Уже и прилагательные появились! Ничего себе! Новые смыслы. А ведь прошёл только месяц.

По началу, когда я слышал все эти «шницелярные» словечки, это резало слух, я даже оглядывался, но потом ничего – вполне освоился и стал воспринимать как должное. Никакой гордости за содеянное я не испытывал. Что ж, шила в мешке не утаишь. То же мне, – секрет Полишинеля! Слово – не воробей! Но как-то раз я в Дзене…

Некто под ником Кшифтоф Шниперсон объяснял применение некоторых слов в том или ином контексте.  Да! – Чёрт-побери! Это был Николай Степаныч! Собственной персоной! Он моими терминами обосновывал всё, что только можно… Ссылался на закон Гука. Даже второй закон термодинамики приплёл. Там и мой «шницель» присутствовал. Естественно, обо мне ни слова. Шниперсон? Это из «Ширли-мырли», кажется… Переводится как сын продавца мыла, если верить Википедии… Ай да Шниперсон! Вот так шницель! Да… Хорошего человека Кшифтофом не назовут. Не зря он так скрупулёзно записывал за мной, не упуская ни единого слова. Он, конечно, приписал ещё и от себя кое-что. В целом неплохо получилось. Оригинальная трактовка. Куча просмотров и лайков.

Получается, я невольно принял участие, а может и не один только я, в раскрутке его канала… Умение нагадить больше собственного веса – это, безусловно, дар, талант, если хотите. Но эта сверхспособность нуждается в постоянной подпитке. Чему я, собственно, и поспособствовал. Деньги теперь зарабатывает!  А ещё в народе говорят, что по чужим словам – срать не ходят! Но это явно не про Шниперсона. Но мы-то с вами знаем, кто истинный автор. С одной стороны я горд своим, пусть и сомнительным, но, всё-таки, каким-никаким, а вкладом в копилку великого и могучего, но с другой… Как-то гадко на душе после всего этого…

Гм… Но весело!

 

15 октября 2023 г.