Ситуст-Ра: на краю тропы (1 том из 5)

I ГЛАВА

 

Луч света Великой Ра-Аам коснулся гладкой поверхности мясистых листьев кустарника. Расправив крылья, группа охносов, из пяти особей, парила над долиной, практически под самым куполом кочевой Периферии. Поселение, расположенное на склоне холма, у самой излучены реки, задымило кострами. Повеяло цветочным ароматом с лугов долины Диких Голубых озер. Юркие маленькие ящеры-куты, привычно суетились в тени секвойи, изредка покидая спасительные заросли кустарника, чтобы разведать обстановку и убедиться, что им ничего не угрожает. Еловые нотки приятно щекотали ноздри. Из темноты джунглей раздался грозный рык хищника и тут же заверещали по зарослям куты, а затем вновь наступила привычная «тишина».

Очередной рассвет богини Ра-Аам настойчиво выталкивал прохладу кровожадного Сам-Ру за просторы кочевого мира.

По равнине разбрелись многочисленные стада рогатых ящеров – гураму. Крупный самец, лениво пережевывая пучок свежей зелени, пристально следил за фигурой кочевника, пока остальное стадо мирно паслось в тени ближайшей секвойи. Убедившись в том, что молодой воин пересек видимый участок пастбища и скорее всего уже не вернется, ящер направился к остальным. Колоннообразные ноги ступали по влажному мху, неся на себе мощную тушу могучего животного. Гураму недовольно заворчал на пробежавшего перед крючковатым носом маленького кута и ускорил шаг. Ему нужно успеть отвести стадо к реке, пока с холмов не спустились топориски, мерзкие вестники Сам-Ру.

гураму – вид животных, эволюционировавших от трицераптосов, использовались у кочевников как средство передвижения и основной источник пропитания.

охнос – летающий ящер, прошедший эволюционные этапы от птеродактилей юрского периода.

 

Чужак, так бесцеремонно, нарушивший покой гураму, судя по хаотичному перемещению на тропе проторенной топорисками, явно куда-то очень сильно торопился. Шаг, прыжок, затем ещё один, ещё и ещё! Порой ноги воина заплетались в зеленых нитях зарослей, он падал, поднимался, однако упорно продолжал разменивать хель за хелем, продвигаясь к своей цели. Шаг, за ним другой, короткая остановка и вновь шаг! Затем прыжок! И вот пройден сикель! Хвала предкам! А сколько их ему пришлось оставить позади, одной Ра-Аам известно! Носовые отверстия воина-кисару с шумом втягивали влажный воздух, пропитанный прохладной ненавистью Сам-Ру.

Единственное, чего ему сейчас стоило опасаться, так это скользких камней, предательски поросших бурым мхом. Почему пришельцы избрали именно этот путь? Ниже ручья Туки Горти, отличный твердый грунт, натоптанный гураму и ногами кочевников! Так нет ведь, раздери их агато – нужно пойти вдоль холмов! Юноша недовольно фыркнул. Гореть им всем в пасти Сам-Ру! Валун, ещё один! Ух, ты ж, охвостье кута! Их так сразу не разглядеть на заросшей зеленью тропе, казалось, что кто-то специально разбросал и спрятал на его пути ненавистные валуны.

Очередная коварная выходка Сам-Ру, не иначе!

Неприметные среди густой растительности, валуны вынуждали кочевника быть более осмотрительным. А это в свою очередь, не лучшим образом сказывалось на скорости продвижения. Сломать шею здесь ничего не стоит, даже опытному воину-тога, чего уж говорить про него. То ещё местечко! Каждый кочевник-кисару из племени Рату знает – малейшая оплошность на этом участке грозит перерасти в катастрофу. Не один тога пал жертвой топорисков, получив увечье на этой тропе. Местечко, разве что, только для наемников-мургов, любителей запутать следы.

Шаг, прыжок, ещё шаг! Ну, почему им не пойти вдоль ручья Туки Горти? Так и путь до гарнизона-рампа выходит намного длиннее. О, Великая Ра-Аам!

При перемещении по приграничью с рампа воинов Ситуст-Ры – сиронгов нужно быть предельно осторожным. Перед глазами кисару тут же возник Столб Позора, а затем пляшущие в темноте алые языки жертвенного огня. Воин остановился – лучше как следует отдышаться, иначе придется прекратить преследование, а до приграничного гарнизона нечестивцев ещё не один сикель пути.

кисару – одно из периферийных племен, зависимых от Ситуст-Ры, эволюционировали от гетеродонтозавра.

рампа – гарнизон сиронгов на границах с землями кочевников.

Сам-Ру – верховный бог подземной обители мёртвых, а также название самой обители. Почитался кочевниками племен кисару.

тога – воин кисару достигший совершеннолетия, прошедший испытания инициации и получивший право носить саяк. Военизированная часть племени кисару, подчиняющаяся жрецу и сумпу.

топориски – вид плотоядных хищников, потомков юторапторов, которых сиронги использовали для передвижения, в редких случаях для развлечения – бои, охота.

 

Оказалось, ситуация намного сложнее, чем он мог себе представить. Как такое, вообще, могла допустить Великая Ра-Аам?! Словно вся Периферия разом ополчилась против него. Оставалось совсем немного до заветной цели. Шаг, другой, прыжок! Юноша надеялся, что попав на открытую площадку с твердым земляным настилом он, наконец-то, сможет метнуть несколько снарядов. Однако дыхание было окончательно сбито намного раньше, чем кисару настиг колонну всадников. Слишком сложная задача! Можно даже сказать невыполнимая! Гнаться за всадниками Ситуст-Ры ехавшими верхом на боевых топорисках, при этом одному пересечь труднопроходимую местность кишащую голодными ящерами – весьма затруднительно даже для опытного тога. С этим способен справиться разве что Тур, да и то, если сможет как следует задобрить богиню!

Ритмичная пульсация в височной области, словно бубен верховного жреца – Рату, раздражала и мешала сосредоточиться на поставленной цели. Дернул его Сам-Ру связаться с Ситой! Говорил старый Ма-Карай – держись от этой девчонки подальше, так нет же! Сколько сикелей уже осталось позади, одной Ра-Аам известно, а ведь ещё, как-то нужно, возвращаться назад! Мирт прикусил кончик языка. Что теперь скажут в племени? Первый раз доверили более или менее стоящее дело и вот – на тебе! Опозорился! Никчемный сын кута! Не смог справиться с девчонкой! Сита, конечно, пятерых стоит, но кому это будет интересно!

Ах, ты ж, грязь со стоп Сам-Ру!

До «хвоста» разъезда сиронгов, наверняка не больше сикеля, но от этого ему нисколько не легче, сил-то все равно уже практически не осталось. Как быть? Вернуться и просить помощи у тога? Нет, живым ему от них точно не уйти, как только обо всем доложат верховному жрецу, тропа Ра-Аам сразу оборвется. Хотя немного придется помучиться, но конец-то для него все равно один – обитель темного божества! Нет, нужно пробовать вывернуть Ситу своими силами.

И о чем только она думала, когда тащила его к рампа Ситуст-Ры? Нашла развлечение!

куты – мелкие динозавры, на которых охотились все племена периферийных районов, из-за их многочисленности и очень вкусного мяса.

сиронги – жители Ситуст-Ры, наиболее цивилизованная раса подземного мира, обладающая самыми передовыми технологиями и с наиболее развитым общественным строем. Эволюционировали от аллозавров

 

Не успел кисару пробежать и половины отмеренной дистанции, как ноги, снова начали ныть от дикой усталости, а лёгкие отказывались принимать такой объем воздуха. Оно и понятно, тропа топориска не место для подобных вылазок, к тому же преодолеть пришлось уже не один сикель, а конца ей так и не видно. Обутые в потрепанные сандалии, покрытые свежей грязью практически до колен, в мелких кровоподтёках – ноги кочевника представляли довольно жалкое зрелище.

Дотянул, никчемное охвостье кута, а ведь ещё не так давно, хотел выменять у бродячего торговца-хиза новую обувку на десяток пойманных кари! Отдал всех разом за возможность пострелять из тирса по охносам – растяпа! Да чего теперь тужить-то? Ладно, хоть это есть, а то впору, как старый Отру Ходок делать подметки из коры и плетеных лиан! Вот как выбьюсь в тога, смогу выменять ещё лучше чем у того же Рурсура – клепанные с клеймом лучших хизов Асам Ги–Рапида!

Однако, несмотря ни на что, юноша все же продолжал преследование сиронгов, ориентируясь по чётким следам, оставленным на земле когтистыми лапами топорисков.

кари – змея, обитающая главным образом в лесах Забытых пещер и Холмов Скорби.

харуту – изгой, недостойный жить среди племён. Не пожелавшие стать хизами, они активно вступали в банды мургов.

хиз – бродяги-ремесленники, оружейные мастера, кузнецы, не принадлежащие к определённому племени, не редко могли быть из харуту.

сикель – мера длины, которая равна 1,5 км;

хель – мера длины равная 1,5 метра;

Крики охносов, мелькавших в просветах древесных крон, ещё больше усугубляли, и без того непростую, ситуацию. Эти свой шанс точно не упустят, забери их Сам-Ру! Мысль о близости свирепых хищников, особенно, таких как охнос, заставляла аруту сжиматься от нехорошего предчувствия. В радиусе десяти сикелей не было ни одного тирса способного защитить от возможных посягательств ящеров на жизнь кисару. Затылком кочевник ощущал холодное прикосновение липкого языка Сам-Ру. Но страх наказания за столь серьёзную провинность не оставлял ему, практически никакого, выбора и толкал в лапы к менее опасному хищнику. Страшнее разгневанного Рату, в этом пире, для Мирта не было ничего.

Несмотря на приложенные старания, неудача всё же очень скоро настигла кисару: в самый ответственный момент, когда, сквозь листву, впереди уже стал четко, виден темный силуэт всадника и послышалось грозное рычание топориска, силы покинули изнуренное погоней тело. Полагаясь лишь на милость богини, Мирт, резким рывком, метнул увесистый снаряд, ощутив боль в кисти от натяжения пращи-парунду.

Чтоб тебя! Опять не тот захват! Видел бы сейчас это Рурсур, одной зуботычиной тут бы явно не обошлось, раздери его агато!

аруту – душа, на языке кочевых племен Периферии.

парунду – праща, используемая в основном юными, неопытными воинами кисару, не прошедшими обряд инициации.

 

Попытка юноши обратить на себя внимание, в очередной раз, потерпела полный крах. С самого начала погони, воин не мог объяснить себе, столь странного поведения вражеского разъезда: они словно не замечали кисару и не собирались отвечать на явное хамство с его стороны. Он не понимал, как можно игнорировать настолько не прикрытую агрессию со стороны аборигена. Все же странные создания эти сиронги, гореть им на ладонях Сам-Ру! Кисару не сомневался, что если безжалостные воины Ситуст-Ры, все же отреагируют на выпады дикаря-уранга, решив вдруг повернуть назад, тропа в долину предков, скорее всего, окажется для него намного короче, чем у любого тога племени Рату. Для этого всего лишь достаточно одного меткого выстрела пешего воина Ситуст-Ры – фаранга и вот он уже перед свирепым ликом Сам-Ру. Григер редко давал осечку, в умелых руках опытного воина – сахигарла.

Но, это единственный способ попытаться отбить у них Ситу. Кочевник сделает все, что возможно, даже ценой собственной жизнь, лишь бы не попасть в немилость к Рату. После того, как сиронги пленили девушку по его недосмотру, он все равно не жилец! Не эти прислужники Сам-Ру, так свои, обязательно с ним разберутся. Так чего же теперь бояться? Выбирать-то особенно не приходиться!

Вот окажись у него в руках, к примеру, тот же григер, разговор бы пошел совсем иначе! Но на все воля Великой Ра-Аам! Юноша облизнулся, представляя, как бы удивились его соплеменники, получи он такую штуковину, с запасом болтов, в личное пользование. Да Рату от зависти захлебнется и, пожалуй, откусит себе хвост по самый корень, появись он в кочевье с григером за спиной, да ещё верхом на боевом топориске! Ах, ты ж, охвостье кута! Вот бы старик Ма-Карай повеселился! Внутри аруту даже стало немного радостней от такой мысли. Рату – хуже болезни-сапоры! Как же он боялся и одновременно ненавидел этого могущественного старика с крючковатыми руками, которыми тот с большим удовольствием потрошил, как мелких кутов, так и тех, кто покрупнее! Дрожь пробежала по спине, заставив вибрировать кончик хвоста. Ах, ты ж, охвостье кута!

григер – мини-арбалет, используемый сиронгами, в основном находился на вооружении у всадников Ситуст-Ры.

раг – меч сиронгов имеющий длинную рукоять и дугообразную форму клинка;

сахигарлы – общее название воинского сословия Ситуст-Ры

уранга – общее презрительное название для всех кочевых племён Периферии, которое использовали сиронги. В основном, чтобы подчеркнуть дикость и грубость тех, кто обитал за пределами Ситуст-Ры.

фаранг – пеший воин – сиронг, вооруженный рагом

 

Однако, несмотря на явную опасность, отговорить себя прекратить преследование всадников Ситуст-Ры Мирт не смог: чувство вины перед девушкой, даже больше, чем страх неминуемой кары со стороны Рату, гнало кисару на верную смерть – то, что досталось ему от отца и мешало жить среди племени. К тому же в этой ситуации он, возможно, даже больше виноват, чем сама Сита. Поэтому уступить Сам-Ру и отдать её в лапы Твердыни ему никак нельзя. Кто же после этого доверит кисару дело сложнее помывки грязных чашек, сбора воды или чистки хвоста гураму?! Мирт брезгливо скривил лицо, представляя себя за подобным занятием – разве это достойно настоящего тога? А что бы на это сказал отец? Как же преемственность поколений и все остальное, о чем с трепетом любил рассуждать у жертвенного костра Рату, вспоминая о былых заслугах предков. За таким занятием хотел бы видеть Роса своего юного отпрыска, останься, он жив?

Нет, как бы ни так!

Мирт присел на одно колено.

– Уф! Главное не спешить! Главное не дать Сам-Ру овладеть аруту, раздери меня агато! Ну, же!

Кочевник слегка развернул корпус, наклонился назад, прицелился. Описав восьмёрку в воздухе, парунду с легким треском отпустила снаряд. На этот раз, удачно! Камень полетел именно в том направлении, где всё ещё дрожала листва. Её едва заметная вибрация говорила о продвижении сквозь заросли зелени, довольно крупных животных. На это же указывали примятые стебли молодого папоротника, ещё не успевшие занять прежнее положение. А крики вездесущих кутов служили тому подтверждением. Сиронги только что прошли здесь, потревожив покой маленьких ящеров. Приглушенный рык топориска развеял последние сомнения.

Пущенный Миртом снаряд глухо ударился и отлетел на сторону, встретив на пути ствол секвойи. Следующая попытка закончилась ещё печальней. Ах, ты ж, охвостье кута! Ну почему он не слушал старого Ма-Карай, когда тот настаивал на том, что необходимо откачивать мастерство обращения с парунду? Она всегда под рукой, а вот саяк нужно ещё заслужить! Даже не преодолев и половины пути, камень упал между корней древесного исполина. Вот же, болотная гниль! Кисару грозно зарычал, проклиная всех сиронгов до десятого колена. В ответ лишь раздалось грозное рычание топориска и кроткий щебет возмущенных вторжением кутов.

– Чуют, мерзкие прислужники Сам-Ру, что я пришёл за их аруту! Ну, ничего, ещё поглядим кто кого!

В довершении всех бед выпавших на долю кисару в погоне за патрульным разъездом рампа Од-Ра, его постигла крупная неудача: сделав длинный прыжок, кочевник не сумел удержать равновесие. Беспомощно размахивая конечностями, Мирт соскользнул вниз с возвышенности, которую ошибочно выбрал в качестве опоры. Ах, ты ж, охвостье кута! Неуклюже перевернувшись несколько раз, юноша прощупал спиной все неровности местного ландшафта. Больно ударился головой о каменный выступ и потерял сознание. Вокруг воцарилась привычная для дикой Периферии «тишина»: с шумом крон могучих деревьев, гомоном вездесущих кутов, жужжанием гигантских насекомых и редкими криками диких хищников, рыщущих повсюду в поисках очередной жертвы.

фокуру – оскорбительное выражение, означающее тугодум, глупец, дурак

 

Время шло, а кочевник никак не приходил в себя, Сам-Ру, хищно скалясь на жертву, отсчитывал последние мгновения её жизни.

Громкий звук, исходивший от хлопающих крыльев, заставил кисару очнуться.

– Охнос! Ах, ты ж, грязь со стоп Сам-Ру! Только этого сейчас не хватало! – первое, что промелькнуло в голове юноши. – Вот же, мерзкий прихвостень темного божества! Судя по всему, он уже где-то совсем рядом. Стоит поторопиться, пока не стало слишком поздно!

Мирт, вскочил на ноги, поправляя на ходу, потёртый временем, кожаный подшлемник. Не хватало ещё его потерять! Оглядываясь по сторонам в поисках укрытия, воин ощупал мешок, висящий на левом боку. Снаряды закончились! Всё – теперь точно добегался! Хотя чем здесь поможет парунду? Ящер громко прокричал, оповещая округу о своем приближении. Сделал взмах крыльями, один, другой. После чего, довольный собой, не спеша, направился к Мирту. Какой же гад крупный! Пойти мне в услужение Сам-Ру, если я не прав, но думается, что мерзавец появился здесь не просто так, он явно желает заполучить себе ещё один трофей! Эти твари, словно специально созданы тёмным божеством, чтобы пожирать без разбора, все, что только движется по землям Диких Голубых озёр!

– Уф! О сиронгах можно забыть. Великая Ра-Аам, сегодня видимо совершенно не намерена обращать взор на своего преданного слугу. Уф! Да сохранит она мою аруту, до скорой встречи с предками!

Великая Ра-Аам – богиня света, особо почиталась периферийными племенами кисару

Тем временем, ящер, сфокусировав взгляд на потенциальной жертве, замер на месте. Словно улыбаясь внезапной удаче, оскалил алую пасть, щедро усыпанную крепкими зубами. Такими можно легко перекусить даже древесный ствол, если потребуется. Злобный блеск голодных глаз чудовища заставил Мирта содрогнуться. Внутри кисару всё покрылось ледяными иглами. Вот же, никчемный прислужник Сам-Ру! Как с таким вообще можно справиться? Хищник несколько раз взмахнул крыльями, заполняя воздушное пространство, жутким свистящим шипением. Ах, ты ж, фокуру! Довольно неприятный звук, безжалостно терзающий слух, каждого, кто находиться рядом, вынудил кисару прикрыть ушные отверстия. Этот охнос одним своим видом мог заставить трепетать аруту самого смелого тога. Ящеры Царогских скал вселяли ужас в сердца воинов Периферии, ещё со времен первых кочевых переходов кисару.

По кустам заверещали перепуганные куты.

Мирт тут же почувствовал, как вдоль хребта, от пяток до самой макушки, вереницей муравьёв, пробежал страх – юноша с детства не мог терпеть это ощущение. Кажется, что Сам-Ру когтистой лапой до основания выскребает из тебя смелость, оставляя после себя лишь кричащую пустоту, которая мгновенно заполняется страхом. Слишком много страха! Очень много! До того много, что отказывают ноги и трясутся поджилки. Что-что, а вот про страх Мирт знал всё! Детство и юность, проведенные под гнетом Рату научили юношу отличать различные оттенки страха, от легкого трепета до лютого ужаса сжимающего аруту, так, что тяжело дышать и невозможно двигаться. Именно этот последний сейчас и овладевал кисару.

Кочевник прикинул примерное расстояние от того места где он стоял, застигнутый врасплох охносом, до разъяренного ящера. Дело – дрянь! Ближе только его собственный хвост. Не скрыться и вряд ли получиться убежать! Кроме парунду кисару ничего с собой не прихватил. Да, а что, собственно он имел, на тот момент, кроме изношенных сандалий да синяков по всему телу? Чего, уж говорить зря! Тут даже вооруженный до зубов тога, стоящий за рычагами тирса, не справиться. Остается только одно – сделать ставку на помощь Сам-Ру, как бы глупо это не звучало. Если темный бог будет достаточно голоден, а Мирт проворен, есть шанс проскочить между его когтистых лап, а там уж на все воля Великой Ра-Аам.

Нужно действовать и чем быстрее, тем лучше!

Кисару зашипел в ответ, делая шаг навстречу опасности. Глупо, но страх настолько сковал тело, что убежать все равно уже не получиться.

– Давай, мерзкий сын вопры и откета, сейчас проверим, кто из нас достоин награды Великой Ра-Аам!

Столкновение казалось неизбежным. Истекая мутной слюной, охнос, властно расправил огромные крылья. Мирт подумал о том, что, если как следует постараться, ими вполне можно обхватить целое кочали! Ящер зашипел, вытянул шею, пригнув голову к земле. Дикая мощь, дремавшая внутри монстра, внезапно пробудилась при виде агрессивного выпада жертвы и неистово рвалась наружу. Хищник и так сгорал от нетерпения, а неожиданный поступок юноши ещё больше его раззадорил. Ящер не сомневался – безоружный кочевник не сможет оказать ему достойного сопротивления. Тирсов поблизости не могло быть, а до рампа сиронгов с их григерами не один сикель полета. Пусть попробует теперь спрятаться!

Вдали от соплеменников любой, даже опытный тога, становился лёгкой добычей хищников. А тут какой-то юнец! Воин был почти в четыре раза меньше противника, да к тому же совершенно выбился из сил после долгой погони за патрульным разъездом сиронгов. Тут уж не до героических подвигов – как бы только ноги унести?! Охнос ещё раз громко прокричал, да так, что кончик хвоста юноши покрылся ледяными каплями. Всё! Шутки кончились. Ящер опять вытянул шею и угрожающе двинулся вперед.

Вот же, грязь со стоп Сам-Ру!

сикель – мера длинны, которая равна 1,5 км

тирс – метательная машина, оборонительного назначения, направленная главным образом против летающих хищников

Мирт быстро огляделся по сторонам, в надежде отыскать хоть что-то, что могло сойти за снаряд – но, увы! В шаговой доступности под эти критерии мало что подпадало. Кроме густых зарослей папоротника за спиной – да кустарника, росшего жалкими клочками то тут, то там, он больше ничего не заметил. До более-менее подходящего варианта уж точно не добежать, а если и получиться, то вряд ли поможет. Что кочевник вооруженный лишь парунду способен противопоставить дикой свирепости, мощным челюстям, да когтистым лапам прислужника Сам-Ру?! Смех, да и только! На беду кисару: охнос оказался на удивление проворен. Продолжая угрожающе размахивать перепончатыми крыльями, на конце которых имелись, острые, словно лезвие саяка, когти, ящер стремительно бросился к жертве. Сам-Ру неумолимо сокращал расстояние между ними, в предвкушении удовольствия от предстоящего зрелища. Каждый взмах когтистых лап отдавался в аруту юноши ледяным уколом смерти.

«Что ж, выбор, как я погляжу, у меня не велик. Ну, ничего! Прежде чем нечестивец полакомится аруту – ему придется, изрядно, потрудится! Догоняй, мерзкое творение Сам-Ру! Да сохранит меня и мой хвост Великая Ра–Аам!», – эта мысль промелькнула в голове Мирта, на полпути к зарослям ближайшего кустарника.

Бегство – единственное, что могло спасти в такой ситуации. Этому всегда следовали куты, на это понадеялся и он. А почему, собственно, нет? В конце, концов, он ещё не тога, чего бояться-то?! К чему такая отчаянная доблесть? Тем более, что ящер все равно никому не расскажет. Да и сами тога иной раз не гнушались показать врагу пятки. Так с чего теперь ему-то стесняться? Да и каким образом этот поединок с охносом поможет ему спасти Ситу, тут скорее наоборот – нужно будет спасать его.

Ящер сразу сообразил, что вожделенная добыча, того и гляди, норовит от него ускользнуть. Это стало понятно, как только кочевник бросился прямиком через поляну, к зелёному навесу из переплетённых ветвей палисомы. Неуклюже подпрыгнув вслед за убегающим воином, охнос оторвался от земли. Мирт набирал скорость. Усталость долгого пути давала о себе знать. Получалось не лучше чем у детеныша кута, но, хвала Ра-Аам, равновесие удавалось сохранять. Ящер не отставал. Прыжок, затем ещё один, ещё и ещё. Пару взмахов большими перепончатыми крыльями и кисару тут же ощутил, над головой, зловонное дыхание вестника Сам-Ру, сопровождаемое громким клацаньем острых зубов.

Раздался недовольный крик могучего ящера, после которого по кустам, словно по команде, застрекотали на смерть перепуганные куты. Мирт ускорился настолько, насколько это было возможным. Шаг, прыжок, ещё один! Ах, ты ж, грязь со стоп Сам-Ру! Кисару втянул голову в плечи, ожидая при этом в любой момент получить смертельный удар когтистых лап.

«Вот так, прогулялись, нечего сказать!»

палисома – кустарниковое растение, шипы которого выделяют сок, с эффектом, тормозящим психофизиологические процессы. Кочевые племена используют его в качестве яда для стрел, снотворного и антидепрессанта. Сухие ветки кустарника активно применялись при жертвоприношениях

 

Охнос оживился, получая явное удовольствие от преследования добычи. Глаза ящера пылали злобным огнём Сам-Ру. Схватить и разорвать на лету – прекрасное завершение охоты! Хищник резко пошел на снижение, и вот уже брызги от обильного слюноотделения окропили старенький подшлемник юноши. Ещё немного и все закончиться. Воин чувствовал, что оказался на волосок от неминуемой гибели. Шаг, ещё один, прыжок! Шаг! Прыжок! Ах, ты ж, никчемное охвостье кута! Напрягая, из последних сил, горящие огнем мышцы, Мирт бежал так, что позавидует любой топориск.

Сердце молодого кочевника буквально выскакивало через гортань наружу, а легкие готовы были разорваться на части. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! Шаг, прыжок, еще один! Шаг, прыжок! Юноша с жадностью хватал ртом воздух, язык присох к небу, словно приклеенный. Жажда доставляла ему невыносимые страдания. Наконец, богиня света и плодородия вступилась за несчастного кисару. Запутавшись в концах распущенной парунду, которая, всё это время, бесполезно болталась на руке – Мирт рухнул вниз, больно ударился о скрытый мхом валун, а затем кубарем покатился по земле.

Однако перед тем как распластаться по рыжеватому мху, кочевник успел, лягнуть смердящую зловонием пасть ящера. Удар пришелся точно в цель. Он оказался настолько сильным, что хищник, на время, даже потерял ориентир и вынужден был взмыть к самому куполу, чтобы прийти в себя. Охнос никак не ожидал от кисару подобной прыти. Юноша спиной ощутил поток воздуха, от пролетевшего, над ним, мощного тела. Прежде чем охнос, зашел на повторный вираж, кисару успел вскочить на ноги и значительно сократить расстояние до кустов. На протяжении всего пути, Мирт старательно менял траекторию движения, пытаясь сбить с толку свирепого противника, парящего под самым куполом. Просто так аруту Сам-Ру никто не собирался уступать!

Охнос приготовился атаковать, на этот раз кисару не уйти. Ярость снедала ящера изнутри. И не удивительно: охота не задалась с самого рассвета. Довольно долго крылатый убийца безрезультатно парил над долиной, пристально высматривая кутов. Но мелкие травоядные, ловко прячась среди широких побегов папоротника, оказались ему не по зубам. А вот вид мускулистой спины кисару пробуждал внутри животного дикий аппетит. Поэтому, ящер, не стал затягивать и, как только пришёл в себя, сразу кинулся за стремительно ускользавшей добычей.

Янтарные глаза с жадность впились в бегущую через поляну фигуру кочевника. Извергнув откуда-то из глубины утробы громкий крик гнева, охнос, вновь, напал на жертву. На этот раз резко и с особой жестокостью! Заскорузлые, сильно напоминающие серп хиза, когти хищника едва не сорвали подшлемник с головы жертвы. Как назло сам шлем он умудрился сегодня оставить в кочали! Да и толку-то от него! Этот прогнивший насквозь шишак, шлемом-то назвать сложно – кутам на смех. Наследие Ма-Карай, сохранившее следы Большой войны с Ситуст-Рой и так и не попавшее в руки умелого хиза.

Мирт едва успел пригнуться, пропуская над собой грозного противника. Охнос явно не собирался отдавать победу. Когда кисару, до «укрытия» осталось всего с десяток шагов – ликование, от успеха вспыхнувшее внутри аруту с новой силой, мгновенно погасло.

Ах, ты ж, грязь со стоп Сам-Ру!

кочали – жилище периферийных кочевых племён, представляющее собой гибрид юрты и вигвама. Как правило, покрывалось выделанной кожей гураму

Это ж надо, как не повезло! Вроде как посчастливилось ускользнуть из цепких лап прислужника темного божества, так нет же – занесло в заросли палисомы! Крепко зажмурившись, чтобы не травмировать глаза, Мирт, сгруппировался, как мог, и с разбега, влетел в кусты. Ах, ты ж, охвостье кута! Как же больно! Кубарем, прокатился пару метров, расцарапав тело, после чего замер, словно змея – кари перед атакой.

Какое-то время ушло на то, чтобы прийти в себя. Холод сменился жаром. Юноша взвыл, ощущая невыносимую боль по всему телу. Жжение от многочисленных ран, оставленных острыми шипами растения, вызвало нестерпимый зуд. Несмотря на толстый, от природы, слой кожи, присущий всем кочевым кисару, – ему не удалось избежать укусов длинных шипов и яда этого хищного кустарника. С палисомой шутки плохи: если слишком долго находиться среди стеблей растения, они опутывают жертву, перекрывают доступ к кислороду и начинают методично высасывать кровь. Избегать острых шипов растения удается разве что ползучим гадам, вроде кари и шестипалого откета, да некоторой мелкой живности. Остальных же созданий Великой Ра-Аам ожидают крепкие объятия Сам-Ру.

Как же, больно! И почему он не остался скоблить спины гураму – не работа, а праздник! Да, пришлось бы, конечно, терпеть общество несносных юнцов во главе с Супитом, ну так это сущие пустяки. Перебесятся и перестанут. А как быть с этим? Ах, ты ж, охвостье кута! Мирт стиснул зубы, чувствуя как, начиная с кончиков пальцев, постепенно немеют руки. Попытался вскочить, собрав последние силы, но сделал только хуже. Растение крепко-накрепко вцепилось в жертву, опутало стеблями до самой шеи. Сил сопротивляться палисоме у него практически не осталось. С трудом поднялся, сделал шаг, другой, затем тяжело выдохнул и рухнул в колючие объятия кустарника. Голова закружилась ещё сильнее. Тяжело дыша, словно только что выдержал схватку с самим агато, превозмогая болезненною ломоту по всему телу, перевернулся на спину.

Уф! Всё, наконец-то, закончилось – отбегался! Теперь вся надежда только на неё. Кисару мысленно обратился к богине, прося о помощи.

Тем временем охнос, приземлившись, почти, перед самыми зарослями, сделал серию неудачных попыток подцепить когтистыми лапами ноги юноши. Однако, плотный полог из длинных веток, укрывший беглеца, не позволил ящеру осуществить задуманное. Каждый обитатель Периферии знал об опасных свойствах коварного растения. Издавая утробное рычание, хищник ещё какое-то время сновал взад-вперед вдоль зелёного навеса, пробуя дотянуться до ускользнувшей добычи. Все напрасно! Злоба от постигшей его очередной неудачи, а также урчание голодного желудка – разозлили охноса до скрежета в зубах. В конце концов, он основательно вымотал себя и вынужден был смириться с незавидной участью уготованной ему богиней.

Ну не погибать же с голоду, когда джунгли кишат кутами да иной мелкой живностью?! Возьми тех же откетов или крылатую вопру. Не лучший вариант, но лучше чем ничего. Кого-нибудь, из них Сам-Ру непременно накажет! А там, дело за малым!

Немного повоевав с ветками палисомы, ящер решил оставить неудачную затею – полакомиться мясом кочевника видимо не удастся. Ничего хорошего из этого все равно не выйдет, так к чему понапрасну растрачивать силы? Издав громкий крик разочарования, охнос взмыл под каменный купол. Пролетел над верхушками вековых сосен, описал несколько больших кругов над зарослями палисомы, в тайне надеясь на реванш, после чего направился к Царогским скалам. Хищник понимал, что, если не получиться наполнить желудок в ближайшее время, то придется наведаться в гнёзда собратьев. А подобная «практика», рано или поздно, могла привести к весьма плачевным последствиям: ретиво охранявшие своё потомство самки были беспощадны к тем, кто промышлял воровством насиженных ими яиц. Не один хищник пострадал, отбиваясь от обозленных мамаш, включая топорисков, способных карабкаться по скалам и прогрызать гнезда.

Царогские Скалы – горная гряда в периферийном районе, основной ареал обитания, охносов

Спасшемуся, от острых когтей, Мирту, всё оставшееся время, до того, как его начнут искать соплеменники, предстояло, провести в полном одиночестве. Ни один кут не рискнет забраться так далеко к стеблям палисомы, разве что кари, да и та ещё как следует, подумает – стоит рисковать или нет?! Как только крик охноса стих, сердце забилось в прежнем ритме. Юноша с облегчением выдохнул. На светло-зелёном лице неподвижной маской застыло выражение полного блаженства и покоя. С этого момента воину оставалось только строить догадки о том, насколько быстро его обнаружат соплеменники, если вообще обнаружат. Мозг усиленно работал, однако тело оставалось лежать неподвижно. Каждому кочевнику долины Диких Голубых озер известно – палисома никому не прощает легкомыслия.

«Искать меня они, конечно, не подумают, но вот Ситу-то – наверняка! Рату с тога кожу живьём сдерет, как только узнает о пропаже девчонки! Эх, хотел бы я на это посмотреть. Нет, старик точно не усидит на месте, куда там! Главное, чтобы они успели прибыть до того, как палисома растащит меня на куски, так, что и собрать будет трудно! Супит-Го, однажды рассказывал, что в племени Ноздреватого Кизу она расправилась с целым гураму! Бедолага, спасаясь от самки агато, укрылся, среди палисомы. Нашли только рога, сгодились разве что хизам на сиронзу!»

Юноша попытался прикрыть глаза, находившиеся в опасной близости от ядовитых шипов палисомы, но у него ничего не получилось. Веки замерли, словно окаменели, а взгляд и вовсе вскоре застыл, упёршись черным зрачком в серую твердь купола. Вот же грязь со стоп Сам-Ру! Яд палисомы начал активно действовать.

– Ты погляди-ка на это, Тур! Лежит, прохлаждается, а мы сикели перетаптываем, рискуя аруту! Ах, ты ж, мерзкий сын кута! Чего разлегся-то? Вот как с ним поступить прикажешь? Это все твое заступничество. Ну, какой из него будет тога? Тьфу! Болотная гниль Периферии, не иначе! Какого кута его вообще понесло в палисому?! Я и глаз не сомкнул, после возвращения из дозора! Чего ощеряешься, поганец, весело тебе? Видно, мало я тебе гонял, гаденыш, по долине! Скажешь я не прав, Тур? Посмотри-ка куда забрался этот мерзкий кусок грязи со стоп Сам-Ру! А ну, поднимайся и ползи сам, пока, я добрый! Эй, Мирт! Молчишь?! Ну, погоди, дай только до тебя дотянуться! И почему мне всегда приходиться разбираться со всякой дрянью? Мирт! Подумай хорошо, никчёмный ты фокуру, я не шучу.

Воин выдержал паузу, дожидаясь ответа.

– Нет? Тогда, моли богиню о пощаде, сын кута и вопры! – прорычал, сгорбленный кисару, неторопливо разматывая аркан, с кованым крюком на конце и острыми шипами по бокам.

Мощные руки энергично работали, растягивая слежавшуюся снасть. Грубая веревка из травяных волокон никак не хотела распускать узлы, несмотря на все старания тога. Он прекрасно знал, по чьей вине аркан оказался в таком состоянии, от чего нервничал ещё больше. После того как, они с Туром вернулись из-за Перевала, Рурсур лично закинул снасть в походную сумку, ленясь скрутить, как полагается. Он намеревался привлечь к этому занятию того, же Мирта или того же Супит-Го, однако Рату, взбешенный пропажей дочери, помешал планам тога. И вот теперь ему самому приходилось распутывать аркан, проклиная всех вокруг, включая верховного жреца Великой Ра-Аам.

– Хватит рычать. Узнай, кто его так свернул и оттаскай за хвост, как следует! – посоветовал Тур брату.

– Угу! – единственное, что смог выдавить из себя воин.

Рурсур, конечно, понял, на что намекает кисару, который видел, как тога, скомкал на ходу аркан и забросил в походную сумку, однако отвечать на это не стал. И без того проблем хватает, а тут ещё этот со своими остротами.

– Ах, ты ж, охвостье кута! – громко выругался тога, когда аркан, наконец, принял надлежащий вид, – Я тебе ещё это припомню.

Воин поднялся, расправил могучие плечи, затекшие от длительной поездки. Потянулся, покрутил головой, а затем продолжил возиться с арканом, подбирая нужную длину. Мышцы ныли, хотелось, как следует, отдохнуть и выспаться. Поход за Перевал не самое приятное развлечение для тога, что и говорить, а тут ещё эта вылазка за мальчишкой. Длительные переходы по джунглям верхом на гураму не приносили воину никакой радости, особенно когда приходилось их совершать из-за такого недоразумения, как Мирт.

– Мы, видите ли, ищем его уже какой рассвет Ра-Аам, а он разлегся здесь. Слышишь меня, нечестивец? Жаль, что палисома не успела тебя сожрать, как старика Закру. То еще зрелище. Все бы мне, меньше забот. Эй, Мирт! Ну, сейчас я доберусь до тебя, грязный ты прислужник откета! Ох, Тур, клянусь тёплым светом богини, когда-нибудь жрец разрешить мне вытрясти аруту из этого мальчишки. Уж, поверь мне, братец, настанет счастливый рассвет. Давненько чешутся руки, как следует, намять ему бока. Вот увидишь, этот бездарь ещё пожалеет, что когда-то оставил скорлупу цобо и выбрался наружу, на радость Сам-Ру. Арутой чую недолго осталось мальцу. Вот этими самыми руками придушу паршивца, теперь уж точно никто мне против ничего не скажет! Дел-то больше у меня нет, как только гоняться за всякой падалью по лесам, да трясинам. Ух! Если бы не Рату давно бы голыми руками открутил голову этому фокуру, а заодно и несносной девчонке Рату накрутил хвост, как следует.

Тур многозначительно посмотрел на воина.

– А чего? Пусть знает с кем якшаться. Подумаешь, дочь верховного жреца. Да этого Рату …я …я сам … дай мне только повод, Великая Ра-Аам! Ух!

Лицо Рурсура перекосило от гнева. Воин заскрежетал зубами, не отводя глаз от зарослей плотоядного кустарника, где под колючим пологом ветвей, без движения, лежал Мирт.

Недовольное ворчание брата, не нравилось Туру, но на этот раз он предпочел с ним не связываться. В конце концов, им действительно пришлось не сладко, во время этой вылазки за кисару. Чего только стоит одна встреча с безумным самцом гураму, от которого пришлось долго и упорно отбиваться. Пещера кровожадных откетов или дикая стая тех же топорисков, решивших так некстати открыть на них охоту.

откет – гигантский плотоядный паук

Когда эмоции немного поутихли, воин накинул на плечи походный плащ, сжал в зубах верёвку, передал другой конец веревки Туру, и, ползком, стал подбираться к юноше. Широкие ноздри с шумом втягивали воздух, злость распирала аруту тога изнутри. Он терпеть не мог выполнять грязную работу порученную Рату. А старик, словно специально гонял их, то и дело за Перевал. Кланы Беглой Сойки не лучшее место для тога, даже таких как Рурсур. То, сговор с Растиком Пройдохой, в попытке избавиться от набегов Сахра и его оголтелой шайки, то обмен ценных шкур на порцию свежезаваренной махру. Дел и так невпроворот, а тут ещё этот мальчишка!

махру – яд, которым кочевники Периферии смазывали наконечники стрел. Его получали из коры высокогорной палисомы, а также желез ядовитых змей. Основным поставщиком самого качественного махру являлось племя Цабиру Кривого когтя.

 

Зоркие глаза пристально следили, чтобы не один ядовитый шип не коснулся открытого участка тела. Мало ли что! Тур, конечно, вытянет его за веревку, обвязанную вокруг талии, но к чему рисковать – яд палисомы, то ещё удовольствие!

Осторожно протискиваясь между ветками, кочевник, наконец, добрался до цели. Обратный путь оказался не менее напряженным. После долгих мучений, коренастый тога, не переставая громко возмущаться, довольно бесцеремонно вытащил тело Мирта из зарослей палисомы. Как только юноша оказался на открытой площадке, поросшей невысокой травой, здоровяк тут же принялся приводить его в чувство. Использовал он для этой цели единственно действенный, по его мнению, способ – увесистые оплеухи и зуботычины. Удар, затем ещё один, ещё и ещё! Снова удар! Звонкие шлепки разлетались над поляной, заставляя вздрагивать беспокойных кутов.

– Ух, хорошо! Эх, как же мне нравиться-то? Сейчас, я на тебе отыграюсь за все. Нет, ты посмотри на него, братишка, каков наглец-то, лопни моя скорлупа?! Он ещё мне ухмыляется! А, ну, прикрой пасть, недомерок! Уф! На, получи! Уф! Отлично! Нравится? Вот ещё для затравки! Уф! И ещё! Ну, как? Я, раз и навсегда, отобью у тебя охоту покидать долину.

Мирт никак не реагировал, на все «старания» тога. Рурсур в свою очередь продолжал упорствовать: наградил юного кисару очередной крепкой пощёчиной, затем нанес удары кулаком, отдышался и добавил ещё несколько увесистых оплеух. При этом кочевник прикладывал такую силу, что подшлемник с головы юноши отлетел на пару шагов. Вскоре манипуляции с застывшим телом Мирта стали даже забавлять воина, вызывая приступы дикого гомерического хохота. Руки, способные при должном усердии с одного удара свалить топориска, нещадно колошматили юношу. Тога коршуном нависал над жертвой, словно боялся, что тот встанет и убежит. При этом каждый раз, отвешивая очередную оплеуху, он старался как можно сильнее ударить кисару. Удар, ещё один, а затем ещё и ещё! Ах, ты ж, охвостье кута!

– Ух, хорошо! Нравится, поганец? Уф! Нравиться, тебя спрашиваю? А ты думал, я буду рад прокатиться до самых границ с сиронгами? Только гураму загнали, гоняясь за вами! Хватит мне того, что приходиться вытаптывать сикели из-за Рату с его «поручениями», теперь ещё дочурку навязали на мою голову.

Тур прищурил левый глаз, поперёк которого у него, змейкой, проходил, глубокий некрасивый шрам. Он всегда так делал когда начинал нервничать, либо злиться. «Забава» нерадивого братца грозила обернуться для Мирта тяжелыми увечьями. Несмотря на природную особенность всех кисару к быстрой регенерации, последствия такой встречи с Рурсуром для Мирта могли стать необратимыми. Уверенно ступая по влажному от росы травяному ковру, тога сдвинул, на затылок, бронзовый шлем, увенчанный на макушке небольшим шестипалым гребнем, и грубо оттолкнул напарника коленом.

– А ну, прекрати, дурень! Хватит с него! Хватит, тебе сказано! Ты, что не видишь, ему и так крепко досталось. Не наигрался? Ты еще за Головастого Нугу с Рату не рассчитался. Забыл? Хочешь меня, опять, под гнев жреца подвести? Когда-нибудь, Рурсур, из-за твоих проделок, наша тропа закончиться на Столбе Позора. Старик не одобрит. Вопрос о наказании Мирта ему решать, но никак не тебе. Не гневи Сам-Ру понапрасну, Рурсур.

– А чего? По-ду-маешь! Тоже мне неженка. Будь моя воля…я бы …я

– Сказано тебе – хватит! Зря только тратишь силы, мало у нас проблем: уверен – мальчишка ещё пару рассветов Великой Ра-Аам будет тебе улыбаться. Так и будешь сидеть над ним? Сам знаешь, какую скрытую силу таит в себе яд палисомы. Да и Рату нам за мертвяка спасибо не скажет. Я не собираюсь выслушивать его вой из-за твоих глупых выходок. Уяснил? Чего скалишься?! А, ну – прекрати, говорю! Рурсур!

– Напугал! С него не станется! Глядите-ка, какая великая ценность! – Рурсур сел и метнул злобный взгляд в сторону неподвижно лежащего Мирта. Нерастраченная до конца злоба сжигала аруту тога изнутри. Еле слышно что-то прошипев про себя, он сплюнул под ноги, а затем, посмотрев на брата, пробурчал, – Если бы не Рату, с превеликим бы удовольствием отправил нечестивца прямой тропой к Сам-Ру, раздери его на кусочки агато! Ну, чего с ним возится-то – скажем, что не нашли? Делов-то! А, Тур? Мало ли, что, могло случиться по пути. Вот, если, к примеру, тот же Нугу …

– Тьфу! Сказал же – хватит! Нужно пошевеливаться! Не забывай – голодные охносы, те ещё друзья кисару. Мне сейчас не до Мирта. Кто бы нам подсказал, куда подевалась Сита?! Следов-то девчонки вокруг нет – это точно, я уже несколько раз все проверил. Если бы она не так давно здесь проходила, след наверняка сохранил бы тепло до рассвета, а тут только ноги Мирта, да лапы охноса с кутами.

Кочевник осмотрелся вокруг, стараясь найти среди множества следов, оставленных обитателями джунглей, те, что могли принадлежать девушке, устало выдохнул, а затем продолжил:

– И что сейчас делать ума не приложу. Да, Рату, выдал ты нам с тобой задание – вот, где теперь искать девчонку? Надеюсь, её ещё не успели сожрать прислужники Сам-Ру.

Рурсур громко рассмеялся.

– Не хотел бы я оказаться на месте того, кто принесет эту весть жрецу! Так и вижу его выпученные глаза откета и трясущийся от истерики хвост. Потеха!

– Прекрати, ничего смешного здесь нет. Этими счастливчиками с большой долей вероятности будем мы с тобой. Ахаки с Томазом к рампа точно не пойдут, а вот нам придется. Кто постарался? Возможно мурги. Сахра не то, кому стоит доверять. С другой стороны, я не слишком удивлюсь, если здесь, действительно, замешаны сиронги. Хотя с нее и топорсика хватит.

рампа – гарнизон сиронгов на границах с землями кочевников;

 

Словно в ответ на мрачные рассуждения кочевника из лесной чащи раздалось грозное рычание неведомого хищника.

Тур посмотрел на собеседника, но никаких предположений больше высказывать не решился, боясь навлечь на себя гнев богини. Тога, направился за верёвками, продолжая размышлять над планом дальнейших действий. Ситуация не из простых. Терпеть гнев Рату приступы ярости и многочисленные оскорбления ему не очень-то хотелось, однако избежать этого в данной ситуации вряд ли уже получится. Надежды на то, что другие разъезды нападут на след Ситы, никакой не было. Иначе Томаз уже сейчас бы прислал гонца.

Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! И дернуло их идти к рампа!

– Помнишь, нам за сторожевым постом, у излучины реки Акетан, попались следы топорисков, а что, если это и в правду были сиронги? Ведь вроде как всадники. Такие отпечатки трудно спутать. Теплом веяло за сикель, не меньше? Не иначе, как больше хамру наберется. Что думаешь?

Рурсур недовольно хмыкнул.

– Да, достанется нам от Рату. – продолжил Тур, – Только проблем с Ситуст-Рой сейчас не хватало. Давненько их не было в наших краях. К чему бы это, как считаешь? Опять приходили по аруту верховного жреца?

хамру – отряд из 20-30 воинов в армии сиронгов;

 

Рурсур пожал плечами.

– Да-а, – протянул задумчиво тога, – Весело, ничего сказать! Даже не хочу гадать, что будет с Рату. Старика скрючит, что тот корень, а потом разогнет, да так, что мало никому из нас не покажется! Тьфу! Хоть вообще не возвращайся назад. Арутой чую – одним Столбом Позора тут точно не обойдётся. И ведь не докажешь ничего! Как только доберемся, так начнутся пляски с бубном. Он это любит. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! Хотя, может, ну его к кутам, этого Рату – махнем к мургам, а, братец? Пусть Томаз с Ахаки отдуваются. Не все нам терпеть. Мне Растик Пройдоха такие перспективы в этот раз нахваливал, Сахра обзавидутся. Что скажешь, Тур? Там жизнь-то наверняка повеселей будет, за Перевалом, а?

– Не неси чушь! После Растика тебе только ширу под ребро и тропа к Сам-Ру. Мало кисару голов положили через этого поганца? Поверь, такой путь точно не для тога, нечего нам к ним соваться, если хотим жить по кодексу. Режут друг друга похлеще топорисков. Что Растик, что этот откормленный хиз Асам-Ги-Рапид – болотная гниль, ничего более, чего о них сейчас вспоминать?!

мурги – охотники-наёмники, в основном из малочисленных племен кисару, иногда принимали в свои ряды ртупов, питонгу и д.р.;

ширу – небольшой культовый саяк жриц богини Великой Ра-Аам у кисару;

 

Тога внезапно громко рассмеялся.

– Тут ты прав, братец, помнишь тот раз, когда шайка Сандо Толстогуба схлестнулась с Хот-Ридом за посевы Замбару, положили мургов будь здоров. Уж, кодекс-то у них точно не в почете! Нам ещё повезло, по воле богини, унести ноги. Что и говорить куража много, а голова у меня одна и боюсь, ты, верно, сказал – не по тропе нам с ними.

Где-то совсем недалеко опять раздался грозный рык. Периферия никогда не дремлет. Тур бросил угрюмый взгляд на брата, затем повернулся в сторону видневшихся на горизонте песков и тяжело вздохнул. Ехать к рампа Ситуст-Ры никому не хотелось. Однако, что не говори, а Рурсур сказал правду – Рату не успокоиться и надеяться на чудо или помощь богини на их месте просто глупо. Верховный жрец в жилу кута вытянется, но своё получить. От осознания данного факта на душе кочевника сделалось ещё тоскливее. Как же он устал, от этих бесконечных личных «поручений» жреца, когда приходиться идти по краю тропы и рисковать аруту.

Собирались быстро.

Крепко связанного Мирта уложили сверху на седло, перекинутое через спину самого крупного гураму, как следует, перетянули лианами. Животное тут же начало недовольно ворчать, грузно переступая с ноги на ногу. Грозное травоядное, открыто выражало недовольство! Эти мощные ноги, внешне напоминавшие стволы секвойи, при удачном стечении обстоятельств могли втоптать в землю не только топориска, но и самого агато.

Негодуя на действия тога, ящер замотал из стороны в сторону большой, увенчанной рогами, головой. Массивный череп украшал костяной воротник, покрытый толстым слоем темно-коричневой кожи. Этими рогами ящеры не раз спасали жизнь кочевников, особенно в бою на открытом пространстве. Иной тога мог бросить саяк, но только не гураму. Хороший объезженный зверь высоко ценился на бескрайних просторах Периферии и часто использовался кочевниками как средство оплаты или размена. Хотя зачастую, их больше держали для хозяйственных нужд, в качестве охраны от хищников, средства передвижения ну и, конечно, гураму были не заменимы во время любых военных операции, как оборонительного, так и наступательного характера.

саяк – вид небольшого меча, который кисару использовали в ближнем бою

Возить на себе всадника – эти животные были приучены с малого возраста. Но, из-за присущей им природной лени и довольно капризного норова, на любое дополнительное увеличение поклажи реагировали, зачастую, весьма агрессивно, демонстрируя свой буйный нрав. Однако незаменимое превосходство над соперником в схватке, вынуждало племена кисару терпеть их природный «темперамент» и не отказываться от ящеров, как от средства передвижения. Обычно с подобными приступами недовольства, опытный наездник справлялся при помощи хлёсткого, но не сильного удара стрекалом по клювообразному носу. Особо ретивым, могли повесить кольцо на морду, через которое продевали, так называемую уздечку из плетеных лиан, облегчавшую управление. С крайне ворчливыми и неугомонными животными, зачастую, долго не церемонились, пуская их на мясо, либо использовали в качестве жертвенного подношения богине. Всё зависело от ситуации.

– Да, Рату, будет недоволен! Мы и так бестолково прослонялись по долине два рассвета, а тут ещё и вернёмся без его дочурки, – как бы про себя, сквозь острые зубы процедил Тур.

Он легонько хлопнул по носу тыльной стороной ладони заворчавшее на него животное. Бросив взгляд на поклажу, достал из кожаной сумки, что висела на спине гураму, вяленый кусок мяса. Нехотя пережёвывая сухой затвердевший ломтик, кисару, с досадой в голосе добавил:

– Говорил я Рату, не стоит поручать сопровождение Ситы этому недотёпе, гори он на ладонях Сам-Ру! Так нет же – не послушал, упрямый старик! Иногда жрец, становиться хуже гураму – прет напролом и ничего перед собой не разбирает! Рату словно специально искушает богиню. Ведь за девчонкой даже опытному тога уследить не так-то просто, а что уж сказать про Мирта. Или может он специально подвел под наказание парнишку? Ах, ты ж, грязь со стоп Сам-Ру! Мало мне неприятностей, так теперь ещё и это?!

– Недоволен?! Ха! Да ты, верно, пошутил, братец, лопни моя скорлупа! Повезет, если жрец не отправит нас опять в очередной дозор к Царогским скалам – как в прошлый раз. Помнишь? – Рурсур, с кислой миной, закинул себе в рот небольшую пластинку мяса, предложенную соплеменником. Кочевник живо представил в своём воображении долину, где охносов больше чем листьев на ветке ближайшего дерева. – Всё из-за этого олуха, забери его аруту Сам-Ру! Тьфу! Как же надоело жрать эту дрянь, Тур! Где ты их только берешь? Гадость какая! Поскорей бы вернуться назад, да отведать горячей похлёбки из ног молодого кута, запаренных на солоте и толчёных бабуях! Согласен?

– Вон их сколько, лови – не хочу.

– Скажешь, тоже! Может мне ещё стряпухой подрядиться к Очуян?! Буду собирать солот, да толочь ароматные ветви в ступке!

– Шутишь? А я полагаю сейчас нам как раз впору об этом задуматься.

– Очнется этот недобиток, я его заставлю пожалеть о своей выходке. Пусть отрабатывает: нечего просто так на гураму кататься.

– Боюсь к тому моменту, мы с тобой с голоду сдохнем.

Тога зарычал, бросив разъярённый взгляд на Мирта. Воин принялся энергично работать челюстями, тщательно пережевывая ссохшиеся, от долгого хранения, волокна.

– Ладно, дай-ка мне ещё одну, проголодался что-то, а то придется откусить ненароком ломоть от нечестивца. А чего? Голод штука такая, лично я не побрезгую. Сожру, да попрошу добавки. Кровососам Цабиру можно, так чем мы хуже?

Рурсур широко улыбнулся довольный собственной шуткой. В их незавидном положении, перед неприятной встречей с Рату, ничего другого не оставалось.

За деревьями закричали куты, растревоженные каким-то нерасторопным хищником. Голод гнал вестников Сам-Ру на поиски пищи.

Тога косо посмотрел на брата, молча, срезал кусочек. Меньше всего им сейчас хотелось вступать в схватку с топорисками.

– Ну, это мы ещё посмотрим, отправит или нет! Жрец, видно забыл, что его власть над племенем нынче держится только на силе и отваге тога. Совсем заигрался старик. Рано или поздно сиронги перестанут его поддерживать, вот увидишь, Рурсур – они отвернуться от него. Ситутс-Ра печётся лишь о своем благополучии, и уж точно не собирается уступать Рату. А отвечать за все приходится тога. Сколько можно терпеть безумные замашки? Все эти темные дела с мургами Беглой Сойки, ух, как мне надоели. Сабатаранга не из тех, кем можно помыкать. Ситуст-Ра проголодается. И вот тогда Рату не спасёт даже покровительство богини! Слишком уж силён гнев ждущих момента тога, когда можно будет без проблем добраться до его аруту. Без нас он просто дряхлый кисару, который по делу и просто так, от скуки, брызжет по сторонам слюной! Не забывай это, брат. Увидишь, он ещё и меня с тобой за собой потянет.

– Да ну его, к кутам, этого Рату! Шутки шутками, а может все же стоит прихватить с собой парочку хвостатых, теперь-то спешить нам больше некуда. Чего ради, мы травим себя этой дрянью? Я надеюсь, к рампа за Ситой вдвоем не поедем? Пусть и Томаз отдувается. А чем его тога лучше наших? Не все же ему у тирсов околачиваться, кормиться у котелка Очуян, да за Рати Утой по кочевью гоняться!

– Как посмотреть. О себе Рату печется не меньше чем о дочке, и вряд ли захочет доверять тирсы кому-то кроме Томаза. Он и сейчас его отправил проехаться по долине, только, чтобы мы лишний раз не ворчали. Всем известно – следопыт Томаз никакой, да и охотник так себе.

Тур с отвращением выплюнул остатки плохо пережёванного мяса, смахнул тыльной стороной руки жирную слюну с подбородка, после чего ловко забрался в седло гураму. Сидя наверху, тога привычным движением поправил шлем на голове, а затем взялся за эфес саяка. Только почувствовав в мощной кисти костяную рукоять, кочевник немного успокоился. Ничто не внушало ему такой умиротворенности, как изогнутый полумесяцем меч. Сердце забилось сильнее в мощной груди кочевника, разгоняя по телу горячую кровь воина дикой Периферии. Путь им предстоял не быстрый, на гураму не везде можно проехать, там, где пройдет пеший воин, а значит, придется петлять по джунглям, ориентируясь на многочисленные тропы топорисков. Тур громко выдохнул, дернул правой ногой в стремени, одновременно ударив гураму стрекалом. Братья тронулись в обратный путь по направлению к становищу кочевого народа кисару.

Постепенно, на земли кочевников Периферии, тёмной вуалью, опустились сумерки. По рыже-зелёному ковру долины медленно, практически в полной тишине, продвигались усталые всадники. Вскоре, температура воздуха снизилась настолько, что ехать без теплой одежды стало не комфортно. Кисару не сговариваясь, как по команде, накинули на могучие плечи кожаные потёртые временем плащи. С наступлением темноты, даже на возвышенности, находиться без теплой накидки с капюшоном было довольно не комфортно. Через отверстия купола, стоявшего на огромных каменных колоссах, уходящих острыми вершинами высоко вверх, практически совсем перестал проникать свет.

Древние легенды племён кисару рассказывали о том, что когда злобное божество Сам-Ру решил поработить весь сотворенный Великой Ра-Аам мир и напиться жертвенной крови, то возвел этот купол. Скорбь богини по пленённым кочевникам сопровождалась нескончаемым потоком слёз, которые в итоге пробили в нём многочисленные отверстия и превратили купол в камень. На то, чтобы попробовать сотворить ещё один у Сам-Ру не осталось сил. Бог уступил, но вознамерился рано или поздно, набравшись сил свергнуть Ра-Аам. Со временем, пролитые по кисару слёзы богини стали озерами, реками и ручьями. Желая усмирить подземное божество, она приказала всем кочевым народам разбрасывать пепел сожженных тел над поверхностью многочисленных рек. По ним прах умерших кочевников попадал в обитель Сам-Ру и утолял жажду ненасытного божества.

С приходом тёмного времени – по всей территории племён кисару, от Перевала до самых песков Ситуст-Ры, наступало правление бога смерти и огня – Сам-Ру. Время, когда не каждому одинокому путнику повезёт увидеть очередной рассвет, если темнота застала его в районе Диких Голубых озёр.

Ехали молча. Тога старались соблюдать «тишину», чтобы лишний раз не привлекать к себе внимание, рыщущих повсюду, в поисках пищи, хищников. О продвижении разъезда, можно было узнать только по редкому ворчанию неповоротливых гураму. Они, то и дело натыкались друг на друга из-за несоблюдения дистанции задремавшими всадниками. Однако привыкшие к такому ритму путешествия кисару практически на это не реагировали.

Откуда-то из темноты донёсся жалобный крик перепуганного кута, попавшего в зубы хищнику. А затем вновь наступила «тишина». Легкий свет, томно, льющийся откуда-то сверху, практически не достигал лесной тропы. Если бы не гураму, специально обученные, находить обратный путь домой, полусонные тога, наверняка, заблудились бы в непроходимых джунглях. Размеренно покачиваясь верхом на сопевших от продолжительной ходьбы животных, всадники поднялись на холм. Перед тога лежали рощи гинкговых деревьев, заросшие саговником, кустарником и гигантским папоротником поля, окружённые пирамидальными, разменявшими не одну сотню лет, кипарисами, а также могучими секвойями. Огромные просторы, населенных кочевниками земель! Даже сложно представить, сколько потребуется времени, чтобы все это обойти. Долина Диких Голубых озёр заставила сжаться аруту двух бывалых тога от недоброго предчувствия.

Рату!

Тур посмотрел на брата тяжелым взглядом, его не радовала предстоящая встреча с верховным жрецом. Тога натянул узду и начал острожный спуск по тропе топорисков. Главное здесь не спешить, чтобы ненароком не свернуть шею, если вдруг гураму оступится и полетит вниз. Рурсур, шепотом, воздал хвалу Великой Ра-Аам и направил животное по проторенному братом следу.

Сам-Ру хищно оскалился в предвкушении свежей крови.

 

II ГЛАВА

Ледяная вода быстро привела в чувство. Весьма странное ощущение: мерзкое от резкого пробуждения и вместе с тем приятное от легкой пульсации в голове. Постепенно картинка, перед глазами кисару, перестала расплываться. Ему с трудом удалось собраться с силами, чтобы, наконец, сфокусировать изображение. Испуганно водя по сторонам, влажными от напряжения, глазами, Мирт постарался оценить окружавшую его обстановку и понять, где находится. Последнее, что осталось в памяти, это гнавшийся за ним охнос и заросли проклятой палисомы. Холод пробежал вдоль позвоночника, мерзким языком Сам-Ру коснулся загривка, затем вернулся, чтобы застыть на кончике хвоста. Бр-р-р! Как же неприятно!

Ноющая боль, волнами, разливалась по всему телу, царапала животным страхом аруту, выкручивала конечности. Неожиданно картинка перед глазами начала крутиться и расплываться, при этом довольно неприятно гудело в голове. Словно в ней решил поселиться пчелиный рой. Резкий приступ тошноты заставил брюшные мышцы судорожно напрячься. Внезапно кисару громко отрыгнул, после чего его вырвало, затем все повторилось заново, затем ещё раз и ещё. Вот же, никчемное охвостье кута! Мирта трясло, словно нити откета на ветру. Наконец кисару замер. Голова бессильно опустилась на грудь. Сознание опять оставило кочевника, повинуясь тайным желаниям Сам-Ру.

Откуда-то со стороны, словно из тоннеля пещерных ртупов, прозвучало:

– Отходишь, нечестивец? Ну-Ну. Я уж тебя заждался, руки сводит от желания выбить из тебя аруту.

После чего вновь ненадолго наступила тишина.

– Живей же, подлый прислужник Сам-Ру! Не престало мне тебя уговаривать при тога. Только этого не хватало! Живее, приходи в себя, поганец! Да, поможет мне Великая Ра-Аам вынести всё это! Ты слышишь меня, эй? О, как же мне не терпится вытрясти твою аруту из никчёмного тела. Фокуру! Мирт, слышишь меня?

Хлёсткий удар по лицу на отмах, вызвал у воина очередной приступ тошноты, сопровождаемый рвотным позывом. Юноша попробовал сконцентрировать внимание на фигуре говорившего, силясь рассмотреть мужчину, словно из тумана, возникшего перед ним. Однако это оказалось не так-то просто. Изображение двоилось, а глазные яблоки жгло так, словно их специально до слез натёрли песком. Дым жертвенного костра ударил в нос. Запах пряных трав и веток палисомы могли означать только одно. Злобный взгляд огненных глаз на фоне морщинистого лица с татуировкой доходившей практически до самого подбородка. Безобразная голова, усыпанная мелкими шрамами, крупными складками по всему лбу не оставляли сомнений – перед ним стоял Рату!

Пробуждение несколько затянулось.

Жрец племени кисару, нервно расхаживал напротив пленника, подвешенного за руки к Столбу Позора. Ноги Мирта крепко перетянули жилами кута и при помощи старой бронзовой цепи приковали к неподъёмной каменной гире. Да так, чтобы кожа на теле юноши оказалась максимально растянутой. Вследствие этих манипуляций ее будет намного легче рассечь при ударе хлыстом. На открытом участке вокруг столба, собралась большая часть племени. Отсутствовали лишь: пограничные разъезды, отряд дозорных, несколько групп охотников, да охрана цобо. Жители кочевья столпились позади костра, разложенного в самом центре становища. Время от времени они перешептывались, обсуждая проступок юноши. Молодые кисару с интересом наблюдали за действиями верховного жреца проводящего обряд очищения заблудшей аруту. Процесс довольно сложный для восприятия юной аруту, но важный для становления тога, как и для всего племени. Очень легко попасть в немилость к богине, но не так-то просто заслужить ее прощение. Об этом кочевнику никогда не стоило забывать.

Рату, концом причудливо изогнутого посоха, приподнял голову Мирта за подбородок вверх. Костяные шипы, торчащие на конце полированной коряги, впились в кожу. Как правило, служитель культа Великой Ра-Аам опирался на него при ходьбе, когда появлялся перед соплеменниками на торжественных мероприятиях, будь то казнь, или вскрытие цобо. А делал он это не столько из-за присущей ему возрастной немощи, а больше для важности. Не было в посохе особой необходимости. Ноги жреца пока что служили ему исправно, при желании кисару вполне мог дать фору топориску. Однако Рату предпочитал создавать вокруг себя ареал божественной мудрости, сопряженной с его солидным возрастом. Хотя среди членов сумпу ещё оставались те, кто помнил его совсем юным мальчишкой.

Навершие больно сдавило горло юного воина, ограничив доступ кислороду в легкие. Всё только началось, а сил терпеть боль, уже нет. Вот же, охвостье кута! И как только богиня позволила Сам-Ру взять над собой верх? Запах горящей древесины, сухих ароматных трав, свежей крови, перемешанной с рвотными массами – змейкой стелился над поляной, дурманя кочевников. Обвивал широкими кольцами каменный столб, а затем поднимался под самый купол – туда, где его в качестве сакрального дара принимала Великая Ра-Аам.

Темнота, наконец, накрыла кочевье племени Рату. Пора! Самое время разбудить темное божество.

– Мирт! Мерзкий прислужник Сам-Ру, с недавних пор ставший гнусным предателем я обращаюсь к тебе по воле Великой Ра-Аам. Слышишь меня, фокуру! Хочу знать, где она? Не молчи, сын кута! Где моя маленькая Сита? – эмоции били ключом из тщедушного тела, казалось жрец, старается оглушить юношу своим хриплым криком. Старик наклонился к ушному отверстию воина, да так, что Мирт ощутил смрадное дыхание, сопровождаемое неприятным звуком скрежета зубов жреца, – Клянусь лучезарным ликом Великой Ра-Аам, я заставлю тебя сожрать собственное сердце! Ну что уставился, никчемный тупица? Не нравится? Подожди это только начало. Бойся моего гнева, несносный мальчишка, если Сам-Ру заберет её раньше положенного срока, тропа твоя окажется коротка! Очень коротка! Слышишь, нечестивец! Чего молчишь-то? Ты сгниёшь у меня на этом столбе, паршивый сын кута, недостойный называться кисару! Я лично, вот этими самыми руками прикончу тебя. Даже не изаню, что будет лучше. Можно было, конечно, отнять у тебя статус тога, так ведь ты даже этого не заслужил, никчемный фокуру! И зачем, спрашивается, только Роса получил благословение на тебя от Великой Ра-Аам?

Истеричное повизгивание Рату разносилось по всему кочевью, заставляя вздрагивать ворчливых гураму, мирно спавших за пределами поселения. Стоявший в дозоре тога невольно поежился, представляя искаженное гневом лицо жреца. Ах, ты ж, охвостье кута! В такие моменты Рату лучше не попадаться на глаза. Воин поймал себя на мысли, что был рад сегодня заступить в дозор. С каким рвением служитель культа исполняет волю богини, кочевник знал не понаслышке. Тога провел пальцами по глубоким рубцам на предплечье и попытался отвлечься от происходящего у жертвенного костра, переключив внимание на кутов, игравших у зарослей саговника.

Дети испугано переглядывались, прячась за спинами родителей. Юные потомки древних кочевников долины Диких Голубых озёр, пробовали самостоятельно разобраться во всём происходящем. Не сводя глаз в Рату, перешептывались между собой, пытались угадать, что дальше сделает служитель культа. Страшно, но в то же время жутко интересно. Они закрывали глаза руками и старались скрыться в тени родителей, как только раздавались вопли верховного жреца и он бросал испепеляющие взгляды в их сторону. Жуткое зрелище!

Старики, сидевшие полукругом, одобрительно закивали, в знак солидарности с Рату. Бывалые воины, молодость которых пришлась на кровопролитные войны с сиронгами, все, как один, поддерживали служителя культа. Они, шамкали ртами, скалясь, по сторонам, жалкими остатками полусгнивших зубов, при каждом удобном случае соглашаясь с мнением служителя культа Великой Ра-Аам. Совет старейшин – сумпу, давно уже потерял реальную власть, которая по факту целиком и полностью перешла к верховному жрецу. Не всем, конечно, нравилось такое положение дел, однако подать голос против и тем более выступить на стороне Мирта, никто не осмеливался. Любое их решение, принятое на совете, лишь формально, становилось законом, да и то, только после одобрения со стороны верховного жреца.

Всех, кто когда-либо мог противостоять Рату, протаскивать на совете активную позицию, выражая другую точку зрения, он давно отправил к праотцам. Каждый из них прекрасно понимал, что одного слова Рату будет вполне достаточно, чтобы лишить любого старика заботы соплеменников, а значит обречь на голодное существование и скорую смерть. Они боялись разменять комфортное пребывание в кочевье, по меркам кочевой Периферии, на статус харуту и вечное забвение в качестве мерзкого прислужника Сам-Ру. С возрастом былые принципы блекнут, обрастают мхом общественных установок и противоречий, пойти против которых способен не каждый кисару, особенно когда приходиться стоять на краю тропы.

Юного кисару, всегда, интересовал, скорее даже мучил вопрос: действительно ли Рату является отцом Ситы. Для себя юноша давно подметил одну странную закономерность: насколько Сита была доброй, отзывчивой, чудесной девушкой, настолько же омерзительным и кровожадным кисару был её отец. И вот, снова, эта мысль посетила воина, когда жрец обрушил на него тираду из самых отборных оскорбительных выражений и угроз. Рату трясло от неудержимого желания разорвать мальчишку на месте, но сделать подобное на глазах всего племени было недопустимой роскошью, даже для него. Сам-Ру провоцировал жреца, с каждым разом требуя все больше и больше жертвенной крови.

Мирт ужасно страдал, но прекрасно понимал, что по-другому и быть не могло. За Ситу, Рату заставит держать ответ любого тога, тем более его. Кисару сплюнул кровь, скопившуюся в ротовой полости, и еле слышно прохрипел:

– Светлоликий Рату, я пытался её переубедить! Уговаривал, даже угрожал, но …Сита … О, Светлоликий, ты же знаешь её! Она пригрозила, что если не отведу, то все равно убежит к рампа одна. Что мне оставалось? Отпустить? Позволить уйти?

– У – у – у, грязный фокуру! Лжешь, мерзкий прихвостень Сам-Ру! – жрец, как следует, замахнулся, а затем, изо всех сил ударил острым концом посоха юношу в живот, – Не могла моя девочка пойти на такую глупость! Куда она направилась? Ты знаешь. Куда? Ну, говори! Я не слышу тебя, нечестивец! Даже не надейся отделаться одной поркой. Меня не проведешь. Сите нечего делать у рампа.

Глаза воина округлились. Борясь с жуткой болью, Мирт приподнял окровавленную голову и еле слышно процедил сквозь зубы в морщинистое лицо Рату:

– Ситуст-Ра, – он сделал глубокий вдох, словно пытаясь зачерпнуть ещё немного силы из воздуха и добавил, – говорю же: она всего лишь хотела посмотреть на стены Ситуст-Ры, жрец. Мы, случайно напоролись на дозорный разъезд сиронгов. Сита уверяла, что давно мечтает … Уф! Мечтает увидеть стены …Я не успел …Понимаешь …Не смог …Она …

Очередной удар, добавивший ещё одну шишку на распухшей голове, привёл к тому, что Мирт, без сознания, повис на цепях.

– Всего лишь?! Посмотрите на него. Тьфу! Мерзкий фокуру! Какого кута вас понесло за границы Долины? Кто разрешил? Или тебе не было сказано? Молчишь?! Тьфу!

Старик, развернулся на месте, схватил торчащую из костра головешку и ткнул раскаленным концом в глубокую рану на груди Мирта, желая привести его в чувство. Жрецу не нравилось, что кисару так быстро проваливался в объятия Сам-Ру. Крик юноши, пропитанный страданиями и душевной болью, просочился в каждое кочали кисару. Он пронёсся над долиной и потонул в густых кронах лиственных исполинов. Где-то в горах на этот крик отозвался голодный охнос, пробивший крепким клювообразным носом серую скорлупу украденного яйца.

Рату хищно оскалился, довольный собой, смахнул стекавшую с губы слюну и зашипел:

– Нечестивец! Никчемный фокуру! Ты понимаешь, что до стены вам было всё равно не добраться!? Рампа! По всей границы расставлены рампа, поганец. Как вы хотели добраться до Пояса, минуя посты Сабатаранги, а? Скажи мне. Ты забыл про рампа Од-Ра?! Лжец! О – о – о! Останови меня Сам-Ру! Клянусь, я навсегда выбью из тебя мерзкую, прогнившую до основания аруту! Фаранги уже давно не появляются в наших краях. С чего вдруг они нарушили перемирие? Не подскажешь нам? Верно! Им незачем его нарушать, я не давал даже малейшего повода Сабатаранге! Не – е – т, тут другое и ты сознаешься в том, что задумал предательство, стервец! Говори! Предал племя, вскормившее тебя? Ну? Какого кута, ты отирался у границ, да ещё, прихватив с собой мою дочь, а? Думал запутать старого Рату? Не-е-ет, не выйдет! Я ещё спляшу танец Сам-Ру на пепелище из твоих костей. Говори!

– Жрец, мне нечего больше …сказать. Я не знаю, что привело их в земли кисару. Не знаю, но …

– Не знаешь?!

Старик трясущейся рукой сделал жест, призывающий всех к молчанию, немного выждал, пока кисару успокоятся, а затем вновь с силой ударил Мирта по лицу. Ах, ты ж, охвостье кута! Он едва сдерживался, чтобы не наброситься на пленного и не растерзать на куски. Злость, до скрежета в гнилых зубах, разрывала Рату изнутри. К тому же он не хотел, чтобы юный кисару наговорил лишнего в присутствии совета старейшин и тем самым зародил среди соплеменников сомнение в его правоте. Конечно, Рату их не боялся, но разъяснять, что-либо горстке полумёртвых стариков, считал для себя унизительным. Отмахнуться совсем от обычаев, которые в племенах кисару все ещё свято чтят – жрец пока не решался. Для большинства тога – совет старейшин, по-прежнему, оставался весьма авторитетным органом власти, хоть и по факту номинальным.

– Заткнись, нечестивец! Ты, что не мог остановить девчонку?! Ситу-то? Боялся, не хватит сил? Или ты забыл: приближаться к рампа Сабатаранги, волей Великой Ра-Аам и сумпу – категорически запрещено! Не – поз – во – лительно! А тем более шастать по их земле, не понятно зачем. Врешь мне, мне? Вот же, болотная гниль! Ведь именно это, ты собирался сделать, да?! Подумать только – грязный фокуру, как ты осмелился отдать им мою дочь?! Ты её обменял? Говори! На, что променял, а? Или может мурги? Здесь замешаны мурги? Так и есть. Я чую мерзкий запах Сахра! Этот блудный сын кута собственный хвост готов продать! Говори! А может Асам-Ги-Рапид? С кем ты связался, ну? – эмоции переполняли жреца, он то и дело срывался на визг и колотил когтистой рукой по распухшему лицу кисару.

Наконец терпение окончательно лопнуло. Доведённый упорным молчанием юноши практически до исступления, жрец впился черными когтями в шею жертвы. Старик пытался вытрясти из него либо признание, либо жалкие остатки жизни. Ему вдруг стало все равно, какая тропа ждет его после этого. Тараща безумные глаза на Мирта, служитель культа едва сдерживал себя, отгоняя навязчивый шепот тёмного божества. Убить, убить, убить! Лишить ненавистного кисару жизни, а после расправиться со всеми кто к этому, так или иначе, причастен, включая Ситуст-Ру.

– Говори, нечестивец! Что ж ты молчишь, мерзкий прислужник Сам-Ру?! Сознавайся! Какую награду тебе пообещали всадники Сабатаранги, хизы или Сахра за мою девочку? Ну! Я жду!

Вспышка света в глазах юноши, от сильного удара посохом, на какое-то время отключила сознание и тем самым спасла от неминуемой гибели – Рату пришлось отступить. Кочевье вновь окружила привычная для этих мест тишина. Лишь тяжелое дыхание Рату с небольшим присвистом нарушало общую идиллию Периферии. Кисару выдохнули. Служитель культа, ненадолго прервал истязания, обвёл безумным взглядом присутствующих и обратился к стоящему в стороне рослому воину:

– Тур, приставь к нему надёжных тога! Самых лучших! И проследи, чтобы каждый, слышишь меня, тога, – каждый кисару, воздавал ему Почести Сам-Ру. Да, как следует! Учти, тот, кто откажется, немедленно должен занять место нечестивца, – жрец сделал пару шагов в сторону своего кочали, обернулся и добавил, севшим от истеричного крика, голосом, – Да, и не вздумайте его кормить. Ни кусочка – так хочет Великая Ра-Аам. На все ее воля. Пару рассветов повесит, а там посмотрим.

Рату, ещё раз, бросил взгляд, полный ненависти, на пленника. Сухие пальцы стиснули посох до боли в суставах. Как же он его ненавидит! Тьфу! Несносный оплот Росы! Жрец оскалился, словно голодный топориск и дрожащей рукой потёр амулет в серебряной оправе с крупным аметистом по центру. Этот культовый атрибут, висевший на тощей шее старика, указывал на принадлежность к жреческому сословию. По обычаю кочевников, его мог носить только верховный жрец самого многочисленного и сильного племени. Благодаря удачной дипломатии Рату удалось заручиться поддержкой основных племен и, конечно, самой Ситуст-Ры. С некоторых пор Сабатаранга смотрел сквозь пальцы на кочевавших под боком кисару, однако долго так продолжаться не могло. Жрец желал власти, а сиронги пристально следи за тем, чтобы никто из кочевников не мог набрать мощи, которая позволила бы пошатнуть позиции Твердыни на просторах Периферии. Хватит с них и Хитро-ох-мавла!

Служитель культа Великой Ра-Аам, небрежно поправил, съехавшую на плечо массивную цепь. С трудом сдерживая себя, чтобы не накинутся на беспомощное тело, висевшее на столбе, он плюнул с досады, себе под ноги и поковылял к жилищу. Весь путь жрец, что-то невнятно бормотал, пугая своим видом безумца, проходивших мимо кисару. В гневе Рату был страшен и невероятно жесток. Старик то и дело оборачивался к жертвенному столбу и выкрикивал проклятия в адрес пленника, обещая кару Ра-Аам, буквально разрывал, красными от гнева, глазами израненную плоть юного кисару.

Вскоре кочевники потеряли всякий интерес к Мирту, не спешно разбрелись по своим кочали. Тьма разгоняла их, заставляя задуматься о делах грядущих. Кисару занялись привычными для них бытовой суетой, словно ничего серьезного не произошло. В правление Рату наказание за ослушание стало вполне чем-то привычным и даже скорее обыденным. То мурги отобьют часть стада, то дозорные пропустят охноса или того же агато. Карающий перст Рату тут, как тут! Старик держал соплеменников в строгости, жестко пресекал любые вольности, наказывал за непослушание и тем безмерно гордился. А тут надо же, такой промах с собственной дочкой. Не доглядел! Конечно, жрец был в не себя от гнева и досады.

Наконец все кисару разошлись по кочали, площадка опустела. Гомон голосов очень скоро сошел на нет. Мимо юноши лишь изредка пробегали осмелевшие малыши. Они притормаживали, поравнявшись с пленником, пытались заглянуть ему в лицо, а если повезет, то и дотронуться до хвоста. Каждый знал, что в такие моменты в глазах пленника можно увидеть Сам-Ру, ведь провинившийся оказывался на самом краю тропы. Совсем немного нужно, чтобы темное божество приняло жертву.

Желание лишний раз пощекотать нервы, толкало их на весьма необдуманные поступки. Не раз тога приходилось рисковать аруту, чтобы спасти заигравшуюся детвору из лап темного божества. То выведут из себя самца гураму, то отправятся ловить детеныша топориска, а то и вовсе полезут к Царогским скалам за яйцом охноса. Вот и сейчас, когда по всему кочевью чувствовалось присутствие Сам-Ру, малыши не хотели упускать возможности позабавить себя.

Подкрадывались к Мирту, громко кричали, так, чтобы он обратил на них внимание, смотрели, как поведет себя полуживой кисару. Юноша хрипел, прося воды, малыши кричали и разбегались кто куда. Затем, добежав до окраины площадки, куда не дотягивались отблески жертвенного костра, начинали бурно обсуждать и строить предположения на счёт участи уготованной могущественным жрецом опальному Мирту. Наконец, когда дети убедились в том, что кисару больше жив, чем мертв, а Сам-Ру рядом нет, довольные собой, разошлись по кочали.

Становище племени Рату, представляло собой группу жилищ – остроконечных кочали, расположенных по спирали. Её начало приходилось на центральную площадь, где кисару, как правило, собирались для решения важных организационных вопросов, проведения торжеств, общих собраний либо ритуалов, посвященных культу богини Ра-Аам. Здесь же находилось святилище, напротив которого стоял чёрный, от крови непослушных и неугодных жрецу соплеменников, Столб Позора, или по-другому Перст Сам-Ру. К нему, время от времени, за особо тяжкие прегрешения перед богиней, приковывали провинившихся членов общины. Похищение дочери жреца, будущей служительницы культа Великой Ра-Аам, приравнивалось к довольно серьёзному проступку. Подобное кощунство обязательно подвергалось осуждению всеми кисару, от мала до велика, сочувствующих быть не должно. Особенно ответственно подходили к этому тога – воины, получившие право иметь саяк после прохождения обряда инициации. Они с гордостью носили на щеке рубец от клейма-тух и являлись главной опорой и защитой власти верховного жреца.

С наступлением рассвета, каждый взрослый мужчина племени, проходящий мимо Перста Сам-Ру, обязан был нанести один удар ритуальным хлыстом по телу осуждённого. Конец хлыста обмазывался специальной мазью, которая попадая в рану, вызывала жуткое жжение и нестерпимый зуд, тем самым принося невыносимые страдания пленнику. Кисару, под влиянием религиозного верования, искренне считали, что только через страдания и боль виновные могут очиститься от скверны Сам-Ру и получить прощение богини. Воздав подобную «похвалу» Великой Ра-Аам и плюнув в лицо провинившемуся, воин мог надеяться на её дальнейшее покровительство. Богиня сопутствовала им на охоте, дозорном посту, в семейной жизни, быту, а также на поле боя.

Отблески яркого костра плясали по мускулистому торсу пленника. Они отражались в капельках крови, тонкими нитями, сочившимися вниз по телу Мирта. От туники, из тонкой кожи молодых кутов, почти ничего не осталось – пропитанная насквозь кровью, разорванная многочисленными ударами хлыста, она свисала с него жалкими лохмотьями. Сатунгасу оставшуюся ещё от отца, тога предусмотрительно сняли с юноши. Все кисару, от самых серо-желтых песков Ситуст-Ры до вершин Царогских скал, прекрасно знали, как тяжело достать, хорошие доспехи. Не каждый хиз возьмётся за их изготовление, да и попробуй ещё найти тех бродяг Периферии, которые согласятся сработать заказ для Рату.

Асам-Ги-Рапид, под покровительством кланов Беглой Сойки, трепетно оберегал право торговли с дикими племенами по всей Периферии. Особенно с теми, кто находился по эту сторону от Перевала. Главный хиз не позволял идти на уступки кисару, из тех племен, что поддерживали Рату. После того, как жрец свел Ги-Рапида с рахгутами Сабатаранги, в посредничестве старого кисару отпала необходимость. Хиз ловко воспользовался неудачной сделкой верховного жреца с шайкой Хоты Кариеда. Хота перестарался, пролил больше крови, чем следовало, наделов много шуму по ту и эту сторону Долины. Кланы остались недовольны, а Хота вывернулся, сделал крайним во всем Рату. Ги-Рапид, в свою очередь, обвинил верховного жреца в несоблюдении договоренностей, по которым Рату должен был решать вопросы личного характера только через него. Жрец сильно поспешил, наладив контакты при помощи Рурсура, не только с Сахра и Головастым Тутом, промышлявшими разбоем на правой стороне Извилистой Мо, но и с такими отпетыми мерзавцами, как Битый Рог, Сандо Толстогуб и, конечно, Хота Кариед. На этом полноценной торговле с хизами пришел конец.

Поэтому Рату стал держать племя вдали от их центральных маршрутов проложенных Асам-Ги-Рапидом, так что за хизами следовало ещё побегать. Каждый ремесленник знал, нарушь он распоряжение главного хиза и придётся долго скрываться от мургов, к примеру, того же Толстогуба или Головастого Тута. За хорошую плату, наемники не чурались даже самых мерзких поручений, на вроде разорения цобо или осквернения святых мест для кисару. Поэтому кочевники старались беречь даже свои кожаные сатунгасу. В племенах кисару их, чаще всего, передавали по наследству, от тога к тога, либо снимали, при случае, с побежденных врагов.

За всё время, проведённое на Столбе Позора, Мирту практически не давали воды. Пить пленнику Сам-Ру полагалось только для того, чтобы у него окончательно не загустела и не иссякла кровь, необходимая для проведения жертвоприношения. Вскоре юноша ослаб настолько, что вообще перестал говорить и подавать какие-либо признаки жизни. Чего Рату и добивался. За всё время, проведённое на цепях, Мирт ни разу не пытался освободиться. А стоило ли? От разящей руки Ра-Аам далеко не убежишь. Его поймают либо тога, либо посланные жрецом мурги. Бронзовые браслеты до крови перетёрли запястья. Каждый новый рассвет начинался с того, что тога истязали юношу, воздавая почести богу смерти и огня. Временами, от сильного физического перенапряжения, Мирт впадал в беспамятство, а то и, вовсе, терял сознание. Воины, кому удача изменяла на охоте, старались очистить себя, с особенным рвением прикладываясь хлыстом к кисару. И как оказалось, в племени Рату таких желающих очистится от скверны Сам-Ру, было не мало. Жрец ликовал, наслаждаясь мучениями жертвы.

– Крепись, юноша, тебе остался последний рассвет! Крепись. Светлоликий Рату велел сегодня отпустить тебя. Осталось совсем немного. Потерпи, Мирт. Только не вздумай ему больше перечить, иначе сгниешь здесь до костей.

Нежный голос, принадлежавший высокой девушке, долетал до воина, словно откуда-то издалека, как будто она находилась не в паре шагов от него, а за сотню сикелей. Этот голос! Такой знакомый и тёплый, он обволакивал, согревал изнутри, проникая глубоко в аруту. Девушка провела рукой по окровавленному лицу кисару. Ах, ты ж, охвостье кута. Её образ расплывался перед глазами Мирта. Несмотря на все старания и попытки рассмотреть фигуру, говорившую с ним, у него ничего не получалось. Яд по-прежнему не отпускал сознание. Она несколько раз повторила сказанное, стараясь донести информацию. Вышло не сразу. Кочевник бредил и только открывал рот, выпрашивая воды.

Благодаря упорству девушки, кисару вскоре почувствовал себя немного лучше. Протирая тело пленника, она украдкой давала ему напиться с листа гинкго. И вот он смог, наконец, разглядеть стоявшую напротив столба старшую жрицу. Тога, к тому времени, успели развести большой жертвенный костер, кочевники стали потихоньку собираться вокруг Столба Позора. Сегодня должна быть последняя жертва. Заплывшими от побоев глазами, Мирт посмотрел через плечо девушки – перед советом старейшин, из стороны в сторону, с важным видом расхаживал Рату, заложив руки за спину. Болотная гниль! Наверняка копит ярость! Вот же, фокуру! Где-то за поселением раздался крик заплутавшего топориска, прозвучала команда дозорного, а затем Мирт различил глухой щелчок – сработали тирсы. На одного приспешника Сам-Ру стало меньше.

Когда-нибудь и Рату получит свой тирс!

Служитель культа Великой Ра-Аам принял посох из рук младшей жрицы. Наполненные яростью глаза жреца внимательно следили за всем происходящим, стараясь угадать настрой сумпу. Он терпеливо выжидал своё время, с остервенением вгоняя посох в землю при каждом шаге. Нет – добром это все для кисару точно не закончиться! Мирт проглотил ту малую долю влаги, которую Сиена украдкой влила ему в рот. Хвала Великой Ра-Аам, не все кисару готовы идти по одной тропе со жрецом!

Призывно зазвучал ритуальный бубен Ра-Аам, с гор ему ответил заунывный рог мургов. Наемники пошли в очередной набег, прокричал парящий над скалой охнос. Кочевники стихли. Ещё неизвестного кого стоит опасаться больше – врагов за линией тирсов или того кто поселился у них в аруту с позволения верховного жреца. Рату взвыл, поднял морщинистое лицо к куполу. Началось!

Сиена – одна из старших помощниц Рату и прислужница Великой Ра-Аам, стояла в стороне, смиренно ожидая распоряжений от верховного жреца. Всем своим видом старшая жрица старалась скрыть волнение, которое выдавали глаза и дрожащие кончики пальцев. Голову девушки украшал широкий обруч из кожи кутов, декорированный по бокам бронзовыми пластинами. По центру лба, согласно её статусу, располагался крупный нефрит, обрамлённый костяными накладками. Тонкая рубаха белого цвета, с клиновидным вырезом на груди, доходила практически до пят и выгодно подчёркивала стройное тело. Талию облегал широкий пояс, профессионально инкрустированный бронзовыми вставками. На нём с левой стороны висел саяк – ширу.

Верховный жрец не жалел средств на приобретение культовых атрибутов для своих нужд. Как правило, старик выменивал все, что ему необходимо у бродячих хиз, занимавшихся кузнечным ремеслом. Так было до тех пор, пока не произошла ссора с могущественным Асам-Ги-Рапидом. После неё о такой роскоши пришлось позабыть. Хотя и здесь жрец находил лазейки в обход желаниям главного торговца. Что-что, а договариваться с хизами Рату умел всегда. Взять того же Умарту Бая. Торговец передавал необходимую Рату вещицу через племя Каоми или, тех же, Сутоев, запросив вдовое больше обычного. Кисару это сильно бесило, но другого способа заполучить желаемого просто не было, и приходилось идти на условия подобных проходимцев. В природной способности одурманивать честных простаков, Рату равных не найти, однако и среди хизов глупцов не так-то просто отыскать. Умарту Бай, как раз из тех, кому палец в рот не стоило класть и хвост держать с ним приходилось по ветру, что сильно не нравилось служителю культа и заставляло искать другие источники.

Жрица с сочувствием посмотрела на истерзанный торс кисару. Присев на колени, она бережно собрала, с тела пленника, ещё тёплую кровь, стекавшую скупыми каплями, по специальному жёлобу. Постепенно, капля за каплей, жидкость, предназначенная в качестве жертвенного напитка богам, заполнила ритуальное блюдце практически до половины. Но так как крови оказалось недостаточно, девушке пришлось воспользоваться своим ширу. Все это время Рату пристально наблюдал за её действиями. Малейший намек на жалость к пленнику и ей придется объясниться перед ним. Беспрекословное выполнение воли Ра-Аам единственное, что должно волновать старшую жрицу племени и вызывать эмоции, остальное коварные происки Сам-Ру, которые необходимо жестко пресекать.

Сиена осторожно сделала лёгкий надрез на шее юноши, сцедила алую жидкость до нужной риски на внутренней поверхности глиняной емкости. Руки начали дрожать, девушка постаралась успокоить себя. Каждый раз, когда приходилось выполнять эту часть обряда, она терзалась вопросом, насколько оправдано все, что совершает старик и так ли на самом деле хочет Великая Ра-Аам?! Жрица бросила виноватый взгляд на Рату, жрец самодовольно улыбался, в предвкушении скорой развязки. Кровь всегда вызывала внутри аруту кисару приятную вибрацию. Сиена отвернулась.

Какой же он все-таки мерзкий!

Боясь пролить содержимое, Сиена, осторожно ступая, направилась к костру. В то время как жрец богини Ра-Аам, начал исполнять ритуальный танец. Круговыми движениями жилистых рук старик словно заигрывал с дымом. Каждый взмах сопровождался громким возгласом, обращенным к богине. Иногда он делал резкие выпады навстречу языкам пламени пытаясь попасть в такт с огромным бубном. Двое подростков энергично барабанили по тугой поверхности инструмента, на котором была натянута кожа, снятая когда-то с убитого кисару враждебного им племени.

Рату, пританцовывая, двигался вокруг полыхавшего костра, время от времени подбрасывая в огонь щепотку красного порошка, от которого по всей площади расстилался приятный сладковатый аромат. Смоляные зрачки служителя культа полностью заполнили хищный разрез глаз. Об истинном цвете радужной оболочки можно было догадаться, лишь по небольшому оранжевому обрамлению. Казалось, сама черная бездна Сам-Ру поглотила их. Жрец: то, еле слышно что-то бормотал, то подвывая, выкрикивал в сторону огня отдельные слова и фразы, понятные лишь ему одному, а затем начинал рычать, отпугивая прислужников темного божества.

Ритмично подёргивая костлявыми пальцами рук, Рату периодически касался жаркого пламени. Алые языки больно пощипывали, впивались в толстую кожу пальцев, от чего старик прикусывал верхнюю губу, расплываясь в довольной ухмылке. Иногда начинал злобно скалиться, тараща безумные глаза на соплеменников. У детей кисару, редко посещавших такие мероприятия, от подобных манипуляций Рату холодок страха, стайкой муравьёв, пробегал по всему телу. Будущие тога, раскрыв рты, увлеченно наблюдали за всем происходящим, с нетерпением ожидая кульминации.

Когда ритуальный танец подошел к концу, а костер, наконец, набрал силу Сам-Ру, достаточную, чтобы озарить своим ярким светом всю площадь – жрец, встав на колени, маленькими глотками выпил содержимое блюдца. Обмакнул пальцы в кровь и прочертил себе на лице две алые полосы, от глаз до подбородка. Малыши переглядывались, сгорая от любопытства. Рату медленно поднялся на старческих ногах, которые всё ещё продолжали трястись после безумной пляски. Под одобрительный вой и крики племени, жрец выплюнул небольшую порцию из смеси крови и слюны, стараясь попасть в самый центр пламени. Костёр недовольно зашипел в ответ. Кисару прокричал оскорбления, чтобы заставить Сам-Ру отступить обратно в обитель.

Старик принял из рук Сиены ширу и резким движением полоснул по своему предплечью. Бубен зазвучал громче. Жрец, пританцовывая начал двигаться вокруг столба. Громко завыл, трясясь в неистовой пляске. Малыши снова ахнули, попрятавшись за родителей. Верховный жрец развернулся спиной к костру, демонстрируя соплеменникам кровоточащую рану. Засмотревшись на алую нить, сбегавшую по тёмно-синей морщинистой коже, хищно облизнулся. Разве может быть что-то лучше этого обряда на просторах Периферии? О, Великая Ра-Аам! Заговорщицки подмигнул младшим жрицам, после чего резко повернувшись к костру лицом, прокричал:

– О, Сам-Ру, владыка мира древних праотцов, всех свободных кисару Периферии, так скоро покинувших нас! Обращаюсь к тебе – прими эту жертву! О, Великий покровитель огня! Прошу, не забирай юную аруту моей девочки! Она ещё слишком юна, чиста и невинна. Слишком рано! О, Сам-Ру! Светлая аруту её, не покрыта пятнами греха и на четверть, так почему ты так беспощаден? Ты знаешь, тёмный бог, её срок ещё не настал! Она не готова, предстать перед твоим грозным ликом. Да не потухнет никогда свет в твоей обители, Сам-Ру, да не иссякнет поток аруту к твоим суровым устам, владыка тёмного мира, одержимого пламенем очищающего огня. О, Сам-Ру! О, Сам-Ру! О, Сам-Ру!

– О, Сам-Ру! – единым порывом, вторили жрецу кисару.

Служитель культа, слегка покачиваясь из стороны в сторону, подошел к Мирту. Слишком много ароматических трав было сожжено этим вечером. Протянул жилистую, похожую на кривую ветвь, руку к шее пленника. Зрачки хищных глаз на мгновение сузились, а затем вновь заполнили всю радужку. Злобно скалясь, Рату вцепился в горло юноши. Беспомощность жертвы толкала жреца в пьянящие объятия Сам-Ру. Впившись чёрными когтями в кожу, старик как можно сильнее задрал голову кисару вверх. Сжал пальцы, до боли в суставах, вследствие чего Мирт тут же начал задыхаться. Один удар, всего один удар ширу и с поганым отпрыском Росы будет покончено! Темное божество сладостно нашептывал жрецу единственно правильный шаг, который необходимо сделать. Рату ощущал, как кровь приливает к руке и он готов совершить то, о чем может пожалеть. Убийство пленника, с достоинством перенесшего наказание, кисару явно не одобрят, даже если это совершил верховный жрец. Однако Сам-Ру набрал силу и Рату чувствовал, что уступает ему.

– Проси, нечестивец! Проси у богов о спасении моей дочери! Даю слово, если она не вернётся ко мне, тебе недолго топтать земли Великой Ра-Аам. Уж поверь мне, я сделаю всё, чтобы, как можно быстрее проводить твою никчемную аруту во чрево Сам-Ру. Ну, же!

Старик сжимал сухие пальцы до тех пор, пока, глаза Мирта не закрылись и он, в очередной раз, не потерял сознание. Жрец почувствовал, как волна ненависти накрывает его с головой. Сам-Ру навязчиво побуждал к действию – один удар ширу и все будет кончено. Всего один и на этом все! Рату хищно облизнулся. Перед глазами всплыл образ ещё маленькой Ситы, звонко смеющейся у него на руках. Большие глаза девочки светились счастьем, а по аруту кочевника разливалась благодать Великой Ра-Аам. Служитель культа вспомнил, как лично укладывал яйцо в цобо, проверял и принимал малышку. Из глубины прошедших времен Периферии возникло сияющие лицо Акатулу. А после наступил мрак и крепкие объятия Сам-Ру! Роса, мерзкое охвостье кута! Жрец зарычал.

Костяная рукоять ширу словно обжигала кисть изнутри. Отступив на шаг назад, Рату занёс над головой кинжал для решающего удара. Он не станет больше ждать, юнец не заслуживает прощения! О, нет! Пора с этим кончать – недостоин этот кисару, топтать земли Великой Ра-Аам, как и его никчемный отец! Поддавшись эмоциям, жрец вдруг передумал оставлять юношу в живых и решил избавиться от недостойного соплеменника, раз и навсегда. В дальнейшем служитель культа легко мог объяснить свой поступок, снизошедшей на него волей Великой Ра-Аам, которой он, конечно, как истинно верующий, не осмелился бы перечить. Проворачивать подобное ему приходилось не раз, никаких вопросов ни у кого, никогда не возникало. Так чего ради, сейчас откладывать казнь! Пора!

Остановил стихийный порыв служителя культа глухой звук упавшего тела и последовавший за этим возглас удивления, исходивший от большей части племени. Рату обернулся. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! Старшая жрица, всё это время стоявшая справа от столба, упала в обморок. Её голова оказалась на разбросанных вокруг костра тлеющих углях. Послышали возмущенные женские крики и стенания. Молоденькие жрицы поспешно оттащили девушку, но она уже успела получить серьёзные ожоги. Ах, ты ж, мерзкое охвостье кута! Сиена, раздери тебя агато! Как же не вовремя!

Только этого не хватало! Проклиная про себя Сиену, старик объявил о снисхождении, проявленном со стороны Великой Ра-Аам, по отношению к юноше. Большая часть племени восприняло произошедшее, как недовольство богини желанием Рату несвоевременно забрать аруту пленника. Жрец не решился выступить против общественного мнения, пообещав себе в скором времени вернуться к данному вопросу. Да и ссора с тога, поддержавшими намерения сумпу о снисхождении, могла только усугубить и без того непростое положение. В конце концов, добраться до аруту Мирта, он сможет, в любой момент, когда только посчитает нужным.

Ещё не успел потухнуть костёр, а юношу уже сняли со Столба Позора и перенесли в специально подготовленное кочали. Жилище, отведённое для воина, располагалось на самом краю стойбища, где две дряхлые старухи, переодели его и наскоро обработали раны. Отсутствие близких родственников, давало ему право, до полного выздоровления, находится под присмотром престарелых женщин племени. Мирт радовался тому, что на какое-то время Рату забудет про него, а там на все воля Великой Ра-Аам.

Старость кисару встречали без особой радости. Жизнь их, как правило, становилась «скучна и размеренна» по меркам Периферии. Мужчины редко доживали до почтенного возраста. Те же, кому это удавалось, кто прославил себя в схватках с многочисленными врагами, занимали почетное место в совете старейшин. Одиноких женщин переживших спутников, селили в ветхие кочали, на самой окраине, где они со временем тихо расставались со своими аруту. Перестав приносить пользу племени кисару становился обузой и, если у него не оказывалось родных, он вынуждено умирал в тишине, оставшись наедине с жестоким Сам-Ру. Рано или поздно тропа заканчивается, и чем шире наш шаг, тем быстрее мы приближаемся к конечной точке, после которой нас уже ничего не ждет, кроме забвения, так стоит ли так торопиться?

Те кочевники, что слишком спешили пройти тропой Сам-Ру, зачастую оказывались разочарованы. Им поручали самую посредственную и грязную работу по хозяйству. Престарелые кисару следили за состоянием выгребных ям, убирали за гураму, скоблили и вычищали им спины, ухаживали за больными и ранеными, а также присматривали за молодняком. Поэтому в большинстве своём, сильные духом старались уйти в обитель Сам-Ру следом за погибшим в бою мужем. Кисару считали, что каждый должен помогать племени и приносить пользу, в меру своих сил и возможностей. Те, кто делал малый вклад, не пользовался особым уважением, особо ленивые навсегда изгонялись из племени, получая статус харуту, что, в свою очередь, означало для пожилого кисару неминуемую смерть от лап свирепых хищников или неизлечимых болезней.

Сменился не один рассвет, прежде чем юноша полностью восстановил силы. А как только самочувствие стало лучше, его немедленно вызвал к себе Рату. Шел на разговор со жрецом, молодой кисару без особого энтузиазма, ничего кроме оскорблений, да тумаков Рурсура ждать не приходилось. Когда Мирт осторожно протиснулся в кочали, служитель культа прервал обращение к богине и впился взглядом в растерянное лицо юного воина. Не часто до этого он бывал на аудиенции у верховного жреца Великой Ра-Аам. По глазам старика можно догадаться, что разговор ничем хорошим не закончиться. Злость и ненависть Сам-Ру, копьями тога, сразу пригвоздили юношу к земляному полу кочали. Ах, ты ж, охвостье кута! Как ни крути, а скрывать эмоции, при виде Мирта, Рату так и не научился. Почему он так дико его ненавидит и по любому поводу наказывает? Об этом юноше приходилось только догадываться. Неужели это все только из-за Ситы?

Служитель культа сидел по центру кочали, как раз напротив входа. Слабый поток света струился вниз, концентрируясь на голове жреца. Внутри жилища было весьма мрачно, как отметил про себя Мирт, сильно пахло какими-то ароматными травами и выжимкой палисомы. Воздух затхлый, даже кисловато-терпкий. Звенели мухи, пылинки мелькали на свету, создавая иллюзию жизни. Никогда ещё тишина не заставляла так биться его сердце. Что же все-таки задумал жрец? Кисару сглотнул ком страха, загоняя недоброе предчувствие поглубже в аруту. Старик начал нервно теребить сухими пальцами висевший на груди амулет. Не говоря ни слова, он лишь движением злобных оранжевых глаз указал кисару где тому надлежало остановиться.

Аккуратно ступая по плетеным коврикам, Мирт сделал пару шагов к центру кочали. Он сжался всем телом, так, словно ожидал получить очередную оплеуху от верховного жреца. Страх, неожиданно охвативший аруту, не позволял расслабиться, перед глазами кисару замаячил злополучный Столб Позора. Кочевник никак не мог заставить себя посмотреть в лицо старика. Нервно подергивая хвостом, кисару переминался с ноги на ногу. Ах, ты ж, охвостье кута! Хозяин кочали никак на это не реагировал.

Пылинки перемещались по световому лучу, по своеобразной траектории с одной им понятной целью. Как же тяжело-то?! Немного успокоившись, Мирт громко выдохнул, как бы напоминая о себе. Затем после одобрительного кивка младшей жрицы, присел на колени, как раз напротив Рату. Внутри аруту чувствовалась неприятная вибрация, от чего начало даже слегка подташнивать. Ах, ты ж, охвостье кута! Если не взять себя в руки так и до обморока не далеко. Юноша постарался собраться с мыслями, поклонился, как полагалось, и приготовился внимательно слушать.

– Мирт, к моему глубочайшему сожалению, ты все таки получил прощение Великой Ра-Аам, и, как должно кисару, принёс жертву Сам-Ру, тут ничего не скажешь – жрец проговаривал свою речь еле слышно, медленно и нарочито, смакуя каждое слово. Взгляд стеклянных глаз, по-прежнему был устремлён куда-то вдаль. Всем своим видом он словно подчёркивал крайнюю степень неприязни по отношению к кисару, – Но, на то они и боги, чтобы благосклонно относиться к пастве.

Рату многозначительно посмотрел на юношу. Затем вновь уставился вдаль, словно старался что-то разглядеть за пологом кочали.

– Да, как ни прискорбно признавать – их терпение не знает границ. Понимаешь о чём я? Увы, мальчик, я всего лишь слуга, обличенный некоторой властью, с позволения Великой Ра-Аам – а, следовательно, на моё прощение ты можешь не рассчитывать! Ни-ког-да! Слышишь?

Жрец подался вперёд всем телом и перевел взгляд, полный ненависти, на Мирта, отчего юноше сразу стало не по себе. Захотелось встать, броситься из кочали, убежать, причем, чем дальше, тем лучше. За озера, за Перевал, туда, где ни один кисару его точно не найдет. Пойти к мургам, к Битому Рогу, да к тому же Растику Пройдохе, но только подальше от Рату, Рурсура и всего, что его окружает. Бежать! Бежать! Бежать!

– Светлоликий Рату … – кисару попытался что-то возразить, но заметив злобный огонек, мелькнувший в глазах жреца, виновато опустил голову, предпочитая дослушать до конца то, что ему скажет старец. Злить Рату сейчас хотелось меньше всего, пререканье чревато очередным рассветом на Столбе Позора.

– Не я – а племя, и только из уважения к заслугам твоего погибшего сородича, даёт тебе, нечестивец, возможность выбора. Выбор! Ха, глупцы, тоже мне нашли выход! Ну, да ладно. Сумпу положились, на волю богини, их право. Хорошо звучит, не правда ли – выбор! – Рату наблюдал, какое впечатление производит на кисару его речь, – Выбор тебе, подумать только! Их великодушие не знает границ, согласен? Так вот …

Рату поднялся, облокотившись на посох двумя руками. Хвост жреца нервно вибрировал, выдавая крайнюю степень неприязни по отношению к собеседнику. Противно шаркая ногами по коврику, старик подошел практически вплотную к юному кисару. Втянул носовыми отверстиями воздух, надеясь почувствовать запах страха исходивший от воина. Жертва всегда должна ощущать поблизости присутствие Сам-Ру. Так и есть – страх окончательно поглотил аруту кисару. Рату остался доволен. С прищуром, посмотрел на юношу, а затем медленно наклонился к его ушному отверстию. Оскалил жёлтые кривые клыки, покрытые тягучей слюной, и прошептал:

– Мирт – сын Росы, ты изгоняешься из племени в земли Царогских скал, до тех пор, пока сумпу не примет единогласное решение о твоём возвращении! Если возникнет желание вернуться, а оно у тебя непременно возникнет, уж поверь моему опыту, – я с большим удовольствием прикажу приготовить на костре твоё мерзкое, подлое сердечко. А возможно и тебя целиком, тут уж на все воля Великой Ра-Аам! Хотя, уверен – соседство с охносами, избавит меня от этой почётной обязанности. Царогские скалы отличное место для тех, кто должен быстро сдохнуть, как по мне лучше его нам просто не найти.

Рату, игриво подмигнул юноше. Жрец расплылся в хищной ухмылке, забрызгав себе лицо мелкими морщинками:

– Мирт, ты вопреки всему, остался жив, но обречён быть харуту. Тебе, нечестивец, придётся искать утешения в обществе грязных порождений Сам-Ру, собирающих по лесам разную падаль! Подходящая компания, ничего не скажешь. Будешь жрать собственные конечности, если, конечно, агато не найдёт тебя раньше! Ты рад, нечестивец?! Говори! Смелее! – старик разразился нервным смехом, прерываемый приступами глухого кашля.

Вдоволь насмеявшись, и, наконец, прокашлявшись, жрец продолжил:

– Запомни, юноша, пока у меня есть силы и власть, ты никогда не будешь чувствовать себя в безопасности. Никогда! А твой статус харуту это обеспечит. Живи сын Росы, но, надолго не смыкай глаз! Я всегда буду где-то поблизости, даже когда уйду тропой предков в обитель Сам-Ру! Как тебе такая перспектива? Пойми, ты не просто подвёл соплеменников – ты, мерзкий мальчишка, похитил мою дочь, будущую жрицу Ра-Аам, а за такое только – тропа Сам-Ру, не иначе! На меньшее, я не согласен. Признайся: здесь замешан фокуру – Ги-Рапид? Так? Молчишь! Похитить мою Ситу, надежду и утешение, о чем ты только думал? – Рату смолк, вспоминая дочь, затем резко прорычал, – А теперь пошёл вон! Иди, иди, нечестивец, не достойный лобызать след от стоп Сам-Ру. Да не забывай, что я сказал.

Жрец небрежно махнул рукой в сторону выхода и отвернулся, давая понять, что аудиенция закончена.

«Неужели богиня света совсем слепа или Сам-Ру настолько голоден, что всё ещё хочет моей крови? – размышлял юноша, медленно удаляясь от жилища жреца.

Весь путь, пока кочали не скрыли его, Мирт ощущал на себе, исполненный отвращения взгляд служителя культа. Какой бы на самом деле не оказалась истина, Рату решил воспользоваться ситуацией и обвинить во всем хизов Асам-Ги-Рапида. Давний конфликт вновь набирал силу. Если даже торговец не имел к исчезновению Ситы никакого отношения, кочевник рассчитывал при помощи жрецов настроить кисару против главного хиза, по крайней мере, на тех территориях, что подпадали под его влияние. Это не слишком действенная мера, но служитель культа не упускал возможность досадить зарвавшемуся хизу. Никто не может перечить верховному жрецу кочевых кисару, тем более никчемный прихлебатель мургов!

Рату плюнул в сторону Мирта и скрылся за пологом.

– Да, ну и влип же я, что и говорить. Отправиться к Царогским скалам – верная тропа в утробу к ящерам. Тут он прав, от того и радуется, мерзкий старик. И за, что только богиня благоволит таким кисару? Ведь Рату – подлый обманщик! Никчемный фокуру! Насколько мне известно – харуту можно стать, например, за убийство кисару своего племени или чего ещё похуже. А тут-то … в чем собственно моя вина? Эх, Сита, какого кута тебя понесло не туда! Не сомневаюсь – Рату все это специально подстроил. Хотя чему я собственно удивляюсь?! Сколько себя помню, столько он ненавидит меня – люто, как топориск агато. Нет, старик просто выжил из ума.

Юноша, задумавшись и, не обращая внимания на то, что происходило вокруг, шаг за шагом, постепенно дошел до окраины кочевья. Территория поселения по всему периметру, строго охранялась воинами, дежурившими на деревянных тирсах. Эти метательные машины, напоминавшие огромный половник на колёсах, кисару, в основном использовали против внезапных налётов охносов. Откуда пришла к ним технология по созданию именно такой конструкции, никто уже и не помнил, но отстреливать из метательных машин наглых летающих убийц им приходилось довольно часто.

Не обращая внимания на группу воинов, мирно беседовавших неподалёку, юноша присел рядом с одним из таких сооружений. Перед тем как его увезут из кочевья, Мирт твёрдо решил найти повод, для встречи со старшей жрицей, даже, несмотря на то, что она практически не отходила от Рату. Ему хотелось поблагодарить Сиену. Из рассказа старух, ухаживающих за ним, кисару стало известно, кому он обязан спасением. Чувство благодарности, не характерное для большей части представителей кочевых племён, одолевало аруту юноши. Это ощущение ему было неприятно и чуждо, однако избавится от него, у кочевника никак не получалось. Мирт намеревался отныне поступать, так как ему подсказывает его внутреннее чутьё, пренебрегая правилами, которые, с поддержкой совета старейшин, для себя и племени установил Рату. К своему возрасту он практически ничего не добился, по меркам Периферии, хотя старательно соблюдал все правила. Так зачем ему эти ограничения, если ничего кроме Столба Позора и статуса харуту он не заслужил?

«Сиронги! А, что, собственно, мне известно об этих сиронгах? Да практически ничего. Старый прислужник Сам-Ру, никогда не допускал, чтобы племя кочевало близко к их владениям. Только приграничные разъезды, но то тога, а мы-то что! Хм, про мургов Беглой Сойки знаем куда больше. Не смотри, что те за Перевалом. С того самого момента, как я покинул скорлупу яйца, до меня доходили лишь скупые упоминания о могучих воинах Сабатаранги. Да, что тут говорить – жрец до сих пор запрещает любые разговоры, связанные с Ситуст-Рой, особенно среди молодых кисару. От Рату, даже, пошло поверье о том, что если часто проговаривать вслух все, что связано с Ситуст-Рой, то оно непременно притянет беды. Но, я-то отлично помню, как старый Ма-Карай намекал на тёмные делишки наших жрецов с сиронгами. А какие интересы у тога на границе? Ма-Карай просто так болтать не стал бы. Хотя никто этому, конечно, тогда не внял, а зря, судя по всему! Арутой чую, без Рату тут не обошлось! И с тем же Сахра, Рурсур не зря знакомства водит. Вот бы разузнать у него, что к чему? Да, только где я, а где Рурсур?!»

Юноша попытался систематизировать в голове всю имеющуюся у него информацию о народе, населявшем неизведанные земли Ситуст-Ры, скрытые за Поясом Сам-Ру. Совсем ненадолго в аруту юного воина даже вспыхнула надежда, что если ему удастся, каким-то чудом, спасти Ситу, племя примет его обратно, а у Рату, просто, не останется весомых аргументов против него. Хотя, что мешает старику придумать новую подлость, играя на наивности кисару? Тот же Ма-Карай пострадал ни за что, ни про что. В подлых интригах Рату искусен ничуть не меньше самого Сам-Ру. Мирт пригорюнился: так плохо его дела не шли ещё никогда. Вот же, никчемное охвостье кута! Кочевник прекрасно понимал – жить одному без поддержки соплеменников, равносильно самоубийству, именно на это старик рассчитывал и надеялся, уговаривая сумпу. И это у него получилось. Он постарается провернуть все так, чтобы не замараться кровью самому.

Мирт только сейчас осознал, что раньше его совершенно не интересовали эти загадочные воины Сабатаранги, наводившие страх на всю округу. Образ жизни племён кочевавших в районе Диких Голубых озёр не оставлял свободного времени на подобные размышления. Да и зачем?! Зачем забивать голову тем, чему противиться сама Великая Ра-Аам, особенно, если ты молодой и полный сил воин? Племенные заботы юных кисару занимали куда больше, чем угроза нападения со стороны Ситуст-Ры. Это головная боль тога, или на худой конец верховного жреца, но никак не молодежи, не носившей на себе клейма-тух. Вопросы с сиронгами решал сам Рату, не позволяя молодым кисару приближаться к границам до положенного срока. Для Мирта они оставались всего лишь персонажами сказочных песен, которыми старухи нередко «почивали» малышей, сидя тёмными вечерами, вокруг семейного костра. Да и то, чаще шепотом, чтобы ненароком никто из младших жриц не услышал и не передал Рату.

Из этих заунывных песен кисару помнил лишь, что сиронги живут за высокой каменной стеной, очень жестоки, строят рампа по границам кочевых угодий, а их землю всегда называли – Ситуст-Ра. Чтобы добраться до стены, требуется пересечь Пояс Сам-Ру: участок земли, искусственно созданный сиронгами Твердыни Умра, на котором практически ничего не растёт. Когда-то давно, в песках обитали огромные хвостатые тасариты, и пройти до стен было не так-то просто. Потом их истребили сами сахигарлы или кто другой и про тасаритов благополучно забыли. Старики говорили, что легче попасть к праотцам в обитель Сам-Ру, чем преодолеть, в одиночку, этот горячий песчаный Пояс. Только жрецам, да избранным тога разрешалось подходить к самым границам Ситуст-Ры. Если заплутавший молодой кисару, повстречал фарангов на своем пути, как правило, больше никто ничего о нём не слышал. Служитель культа, вообще старался, чтобы кисару не контактировали с племенами, обитавшими по другую сторону долины. Он словно чего-то опасался, а чего именно – известно, судя по всему, одной Ра-Аам.

Встреча Мирта с всадниками Ситуст-Ры, во время похищения Ситы, и встречей-то назвать было нельзя. После того как, он бросился на крик девушки, ему лишь издалека, удалось увидеть рослых воинов в блестящих доспехах, стремительно удалявшихся верхом на топорисках. Хищные порождения Сам-Ру использовались сиронгами, чтобы преодолевать большие расстояния, отделявшие их могущественное государство от диких земель кочевников.

Где-то глубоко внутри себя, юноша чувствовал к врагам некоторое уважение – его соплеменники не могли даже мечтать о приручении столь опасных существ. Топориски – очень выносливые, кровожадные твари, обладавшие превосходной скоростью, а также координацией. Прирождённые убийцы. От Ма-Карай Мирт знал, что порой озлобленные голодом стаи топорисков нападали на самого агато, и не всегда свирепый посланник Сам-Ру выходил победителем. Они не уживались с буйным нравом гураму, что являлось одной из причин, в связи, с которой кочевники даже не пытались их приручать, тем более разводить.

Погружённый в размышления, Мирт, не заметил, как от стоявших поодаль воинов отделился, коренастый, прихрамывающий на одну ногу, тога. Осторожно ступая по мягкому рыже-зелёному травяному ковру, он, со змеиной ухмылкой на лице, подкрался к юноше сзади. Когда Мирт оказался на расстоянии одного шага Рурсур, резко выбросил правую руку перед собой и произвёл захват кисару со спины. Крепко обхватив ногами, туловище жертвы, воин прижал голову Мирта к собственной груди. Вот же, фокуру! Боль вызвала в юноше приступ дикого бешенства, на мгновение он даже забыл что перед ним тога. Их сцепленные тела, в неистовом противоборстве, начали перекатываться по поляне. Рурсур, до скрежета в зубах, напрягал мощные мышцы рук. Как ни крути, а молодой воин существенно уступал крупному, закаленному в боях, противнику. В итоге здоровяк настолько сильно скрутил тело юноши, что стал слышен хруст спинных позвонков. Ах, ты ж, никчемное охвостье кута!

Жар схватки немного спал. Уже через мгновение Мирт окончательно перестал сопротивляться, кислорода в лёгких катастрофически не хватало. После нескольких неудачных попыток освободиться, ему оставалось лишь вращать расширенными от ужаса зрачками, безуспешно пытаясь найти выход из ситуации. Рурсур, для верности, нанес свободной от захвата рукой несколько ударов по ребрам кисару.

Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! Как же больно! Юный воин ощущал рядом присутствие темного божества. Мирт сделал слабую попытку освободиться, но не тут-то было – тога перехватил собственную руку, сдавил шею юноши ещё сильнее и максимально напряг мышцы. Кисару сразу затих.

–

– Не дергайся, болотная гниль!

Рурсур, по-бычьи, мотнул головой, скинув с неё, мешавший борьбе, шлем, поправил сатунгасу. Затем приблизив широкое скуластое лицо практически вплотную к ушному отверстию противника, прошипел:

– Ну что, мелкий фокуру, думаешь, повисел на Столбе и всё – прощён?! Не-е-ет, мерзкий ты прихвостень Сам-Ру! Просто так у тебя отделаться от нас не получиться! Даже не надейся, поганец! Не выйдет! – тога ещё сильнее напряг жилистые руки, так, что Мирт тут же начал жадно хватать ртом воздух.

Юный воин, безрезультатно, старался ослабить хватку противника – мощные руки Рурсура, словно окаменели. Каждому кисару племени Рату известно, на что способен тога. Кто бы, что ни говорил, а Мирт сам видел, как однажды Рурсур, возвращаясь из дозора проломил голову топориску, решившему, на свою погибель, перекусить мясом кочевника. В ближнем бою ему не было равных, силы Сам-Ру воину не занимать, раздери его агато!

– Из-за тебя, нечестивец, Рату отправил нас к Царогским скалам, лопни твоя скорлупа! Понимаешь, о чем я? Он решил провести разведку против Ситуст-Ры – старик боится, видите ли, внезапного нападения сиронгов. С чего бы, вдруг, фарангам нарушать договор с нами, а? Зачем? Ты понимаешь, стервец, чем это грозит лично мне? Никогда не любил далёкие дозоры, особенно, по соседству с охносами, ещё и в окружении всадников Ситуст-Ры. Столько трудов и все напрасно. – тога ещё сильнее сжал шею Мирта, – Добегался, никчемный сын кута? Какого охноса, вас, вообще, понесло на границу? Говори? Решил испытать терпение Сам-Ру? Мало мне проблем с мургами, так теперь ещё и это! Почему именно Сита, о Великая Ра-Аам? Вот как скажи, я должен её вызволять из рампа? Сабатаранга терпеть жреца не может и не скрывает этого, а тут ему такой подарок. Тьфу! Ну, ничего, будь спокоен, теперь я с тебя глаз не спущу, мелкий ты сын кута, можешь не сомневаться. Берегись, если ты нас обманул и дело тут вовсе не в сиронгах!

Заметив, что кисару задыхается, Рурсур немного расслабил, вздувшиеся от прилива крови, мышцы, выдохнул, а затем брезгливо оттолкнул от себя юношу. Мирт откатился в сторону, и принялся жадно хватать ртом воздух, пытаясь при этом подняться на четвереньки. Тога, подобрав шлем, неспешно подошёл к юному воину и несколько раз больно ударил носком сапога под дых. Пока юноша, наливаясь зелёным цветом, пытался прокашляться и восстановить дыхание, Рурсур присел рядом, чтобы закончить речь:

– Тур, ищет с тобой встречи, негодный мальчишка. Мы вернулись из дозора уже, как два рассвета, но никак не получалось тебя изловить, – ехидно ухмыляясь, он грубо задрал наверх голову Мирта, да так, что послышался хруст шейных позвонков, а затем добавил, – Как ты думаешь, недотёпа, кого брат планирует взять в качестве прикормки для охносов?! Не свой же хвост, я буду им подставлять! Верно? А может получиться удачно, сбыть тебя Ги-Рапиду, Кривой коготь любит кровь молодняка. Ну а пока, Тур не вернулся, мерзкий фокуру, мы тебя для надёжности свяжем. Так тебе, поверь, будет даже лучше, да и мне как-то спокойней.

– Я теперь – харуту. Куда хочу, туда и пойду. Мне провожатые не нужны, тем более такие. Я и без вас знаю, где Царогские скалы.

Глаза тога вспыхнули огнем Сам-Ру. Он с силой ударил юношу по лицу, а затем закатился злым смехом. Ах, ты ж, грязь со стоп Сам-Ру! Боль поглотила аруту кочевника. Когда же это закончиться?! На какое-то мгновение Мирту даже показалось, что разум окончательно покинул воина. Настолько безумным стало выражение его лица. Наконец, успокоившись, тога прохрипел:

– Придётся привыкать, недотёпа! Харуту! Ха-ха-ха! О, Ра-Аам, посмотри на него! Жизнь харуту – не сочный кусок гураму, скажу я тебе! И уж, конечно, никак не спасает такого недотепу от саяка любого тога. Например, моего. Понимаешь, о чём я сейчас?! Теперь даже дряхлая бабка не скажет слова в твою защиту, к мургам Сахра, и к тем доверия больше. Ха-ха-ха! Тоже мне – харуту! Знавал я одного такого. Мингар из племени Зубы Ворчуна, что пасет стада за Долиной Поти-Кухан. Ему бы к Беглой Сойке податься, а он решил в отшельники. Ну и чем все закончилось, знаешь? Этот Мингар стал наведаться к одному племени, красть молодняк гураму и переправлять через мургов за Перевал, за что и получал свой немалый барыш. Его раз поймали – высекли, как следует, другой, третий. А он никак не уймется, поганец! Тогда повесили на первой ветке, и дело с концом, причём свои же тога отправили к Сам-Ру. А мургам и дела нет. Подумаешь великая утрата. Не он так, другой. Тут вожди в очередь стоят не то, что этот. Так-то. А ты – я харуту! Нет ничего лучше братства тога, чем раньше поймешь, тем лучше. Вот куда нужно стремиться.

Подоспевшие соратники Рурсура помогли ему быстро скрутить Мирта и отнести к запряженному гураму. Отпустив в адрес юноши пару колких шуточек, насчет его статуса, они стали дожидаться появления старшего тога.

По возвращении, Тур решил не унижать юношу, разочаровав этим брата, но своего распоряжения о том, чтобы взять в дозор Мирта, не отменил. Воин посчитал, что так юноша будет находиться под его присмотром. Убийство харуту не осуждается, и не требует отмщения со стороны соплеменников, а значит, шанса остаться в живых, у Мирта практически нет никакого. Орды мургов, хизы или хищные прислужники Сам-Ру рано или поздно закончат начатое Рату, в этом ни Тур, ни Рурсур не сомневались. Периферия не место для подобных экспериментов. Уходя в отшельники, по собственной воле, кочевник целенаправленно обрекал себя на страдания, вверяя аруту в руки богов, но такие случаи, скорее исключение, чем правило. Чаще всего, новоиспеченный харуту отправлялся за Перевал, где выбирал себе близкий по духу один из многочисленных кланов Беглой Сойки и становился мургом.

Ни тот, ни другой вариант Тура не устраивал.

Когда потухнут все костры, им предстояло проделать путь в земли охносов и там отслеживать, возможные, перемещения сиронгов по рампа, до тех пор, пока не прибудет новый дозор, чтобы сменить их.

С наступлением рассвета, как только окончательно стемнело, отряд из тога, возглавляемый Туром, отправился к Царогским скалам. Неспешно, ворчливые гураму везли на своих мощных спинах воинов, наказанных жрецом. А тем временем, тусклый свет, льющийся через отверстия купола, лениво отвоёвывал у Сам-Ру земли Диких Голубых озёр.

С тёмной, похожей на крюк, скалы, взлетел охнос. Его желтые глаза, жадно просматривали зелёный ковер, лоскутным одеялом, покрывающий ближайшие холмы. Где-то далеко внизу, из зарослей папоротника высунул, словно сурок из норы, свою жёлто-зелёную голову маленький кут. Этого оказалось достаточно, для того, чтобы его небольшое тельце попало в цепкие лапы молодого ящера, вышедшего на охоту. Несколько пар маленьких глаз, наблюдали сквозь раскидистые ветви кустарника, за хищником, уносящим их собрата. Темная сторона Периферии просыпалась.

 

 

 

III ГЛАВА

 

Безумно хотелось пить. С наступлением рассвета, как никогда, стало очень жарко. Казалось, свет, льющийся откуда-то сверху, пытается прогрызть кожаный шлем и поджарить мозг. По-прежнему, после последней стычки с Рурсуром, ныла спина – на этот раз тога явно перестарался. Мерзкий прислужник Сам-Ру! Но юноша уже привык к подобным выходкам: от скуки долгого пути, грубый по своей природе кисару часто издевался над воином. Мирт шел, еле переставляя ноги, изрядно истёртые засаленными путами, из грубого волокна. Их сняли с какого-то гураму и, немного переделав, навесили на Мирта. Правое плечо распухло, сильно кровоточило от постоянных уколов копья. Рурсур решил, что отличным способом скоротать время в пути, будет поддержание бодрого самочувствия юноши, посредством нанесения ему мелких увечий. Поэтому, как только ноги Мирта начинали заплетаться, под тяжестью пут, тога, смакуя мгновения, наносил новоявленному харуту очередной болезненный укол. Племя отторгло юношу, а значит, теперь его жизнь ничего не стоит. По крайней мере, для Рурсура – юноша стал не дороже любого кута, трясущегося по кустам от страха. И Мирт это прекрасно понимал, поэтому старался как можно меньше раздражать кочевника.

Тога, забавы ради, навьючил на юношу походный мешок, в три раза больше, чем требовалось, набив едой под завязку. И вот: на одном из подъёмов, молодой кисару не выдержал, сделав очередной шаг, споткнулся, после чего рухнул вместе с поклажей под ноги гураму Рурсура. Ах, ты ж, охвостье кута! Обида подступила к горлу, а с ней пришло, и дикое желание вырвать копьё из рук тирана и загнать в раскрытую алую пасть. Бить до тех пор, пока от некогда могучего воина не останется лишь кровавая масса пригодная разве что для прокорма топориска. Мирт смерил пыл, выдохнул. В ушных отверстиях звучал смех ненавистного тога. Искаженное истерическим хохотом лицо врага стояло перед глазами. Юноша зажмурился и явно представил, как обидчик будет захлёбываться собственной кровью, принимая от его рук благодарность Сам-Ру.

Нет, нужно успокоиться и взять себя в руки. Если это происходит с позволения богини, значит так должно быть. Мирт обратился к Великой Ра-Аам с мольбой о содействии. Смирение – только смирение поможет ему разорвать тесные оковы Сам-Ру: он допустил ошибку и должен её искупить, доверив судьбу Великой Ра-Аам. Так ему подсказывала аруту, так их учил Рату, давая наставления за молитвой.

– Братец, посмотри-ка, а этот малый не так силён, как ты мне давеча говорил! Тьфу! Никчемное охвостье кута! Вставай, болотная гниль, нам ещё топать и топать! Это разве сын своего отца? Эх, измельчали нынче кисару! Мне всегда казалось, что Роса гниловат внутри. Вот и плоды от него пошли никудышные. Срам, да и только! Поднимайся! Нам, лопни твоя скорлупа, до привала ехать ещё пару сикелей: а он, заметь – уже на полпути в обитель Сам-Ру. Вздернуть бы его на первом дереве, да и дело с концом, такой падалью травиться и охнос побрезгует! Разве, что топориски, да и то раз десять подумают, прежде чем оттаскать его за хвост.

Рурсур, ядовито оскалился. Спешился с гураму. Животное издало благодарное ворчание, ощущая долгожданную свободу от весьма увесистой ноши. Почувствовав себя намного лучше, ящер тут же уткнулся крючковатым носом в сочную траву, густо растущую по обе стороны от тропы. Зелёного лакомства в долине всегда предостаточно. Громко чавкая и пуская слюни, гураму стал пережевывать сочную листву, не сводя при этом маленьких глаз с тога.

Мирту пришлось приложить немало усилий в попытке подняться с колен. Но окончилось это всё неудачей. Рурсур с силой обрушил ногу между лопаток юноши, под одобрительные возгласы и хохот соратников по оружию. Ах, ты ж, грязь со стоп Сам-Ру! Тога не собирались испытывать жалость к слабому члену племени, тем более получившему статус харуту. А многие вообще не понимали, для чего они тащат за собой этого мальчишку. Путь до дальнего дозора получался теперь в три раза длиннее и намного дольше, а пользы от него,  что от кута. Рурсур дело говорит. Вздернуть мальчишку на ветке, как предлагает тога и дело с концом. Мало ли что могло по пути с ним произойти, на Периферии и не такое случалось. Харуту, он и за Перевалом останется харуту.

Вся поза Рурсура, а также выражение лица указывали на то, что он не собирается на этом останавливаться. Наступив сапогом на затылок юноши, воин начал постепенно вдавливать голову кисару в жесткий колючий мох. Мирт рвал руками дёрн, стараясь перевернуться. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! Осталось только задохнуться! На скромные попытки жертвы освободится, тога ответил сильным ударом древка копья. Действия кисару вызвали очередной приступ смеха среди соплеменников. От раскатистого хохота самого Рурсура, у маленького кута, который случайно забрёл на тропу, нервно задергался глаз. Жуткое зрелище. Животное издало стрекочущий звук и со скоростью пущенной стрелы данака, бросилось прорываться сквозь заросли папоротника, стремясь поскорее укрыться среди спасительной темноты джунглей. Куты не из тех, кто ради праздного любопытства готов рисковать жизнью.

Внезапно, начавшееся веселье – стихло. Где-то совсем недалеко послышались крики кровожадных хозяев Царогских скал. Рурсур нервно сглотнул. Он вытер тыльной стороной ладони слюни, выступившие вокруг рта. Глаза, нашкодившего мальчишки, забегали по зелёному массиву деревьев. Там могло скрываться то, от чего хвост воина покрывался инеем. Чего-чего, а ящеров долины он терпеть не мог. Особенно тех, что значительно превосходили его размерами.

– Прекрати, дурень! Этот недотёпа мне нужен живым, – неожиданно рявкнул Тур, проезжая мимо. Забавы брата, только ещё больше затягивали переход. Тога отвесил звонкий подзатыльник по бронзовому шлему Рурсура, – Если он, да помешает этому Великая Ра-Аам, оправится в обитель Сам-Ру раньше, чем следует, то наживкой у меня, станешь ты. Лучше ничего не придумал? Мы для того, делаем такой крюк, чтобы он издох по пути? Оставайся теперь с ним, пока не придет в себя. Да, и перестань портить парнишке шкуру! Она ему ещё пригодиться.

– За каким кутом? Охносам поверь все равно. Ха-ха-ха! – залился лающим смехом воин.

– Рурсур, ты меня знаешь, повторять больше тебе не стану. Отстань от него, на все воля Великой Ра-Аам, ей и решать. Понял?

Небольшой караван всадников, ехавших верхом на гураму, продолжил путь по рыже-зеленому мху холмистой долины. Яркая зелень кустов радовала глаз. То с одной, то с другой стороны лесной тропы, появлялись головы любопытных кутов. Маленькими стайками они прочёсывали лес в поисках желанной пищи. Лучи света, проникавшие через отверстия в куполе Ра-Аам, постепенно начали тускнеть, и совсем скоро со стороны горного хребта потянуло приятной прохладой. Кисару торопились. Стоило, как следует постараться, чтобы успеть разбить лагерь до наступления темноты. Быть застигнутыми, на полпути к скалам, в тёмное, холодное время Сам-Ру – не лучшая перспектива для кочевника. Без тирсов кисару не чувствовали себя в безопасности, особенно когда дело касалось диких кровожадных тварей Периферии, сновавших то тут, то там.

Рурсур огорченно вздохнул. Какое-то время стоял, переминаясь с ноги на ногу, не зная как лучше поступить. И ведь тут ничего не скажешь. Братец прав, раздери его агато! Он действительно иногда не мог совладать с собой, чтобы в нужный момент остановиться, особенно когда дело касалось Мирта. Тога растеряно огляделся вокруг себя, затем с досадой плюнул в сторону, лежащего навзничь, юноши. Шутка, как обычно, зашла слишком далеко, однако перечить брату было бесполезно, спорить с ним, все равно, что доказывать правоту голодному охносу.

Он прекрасно помнил, как жестко за недосмотр Тур наказал дозорного, который уснул на посту, а в лагерь в это время ворвались мурги. Тога до сих пор носил презрительное прозвище Хвостик. Тур изловил молодого топориска, привязал к хвосту тога сочного кута, связал руки воина за спиной и, приказав бежать, что есть мочи, пустил ящера по следу. Кочевник чудом вернулся, но остался без хвоста, топориск не стал с ним церемониться. С тех пор в племени Рату появился тога Энук-Ри Хвостик.

– Что ты, за непуть-то такой, лопни твоя скорлупа?! Какого кута тебе не сиделось на пастбище? Связался с  девчонкой, Тьфу! Надеюсь, хоть на приманку, сгодишься, грязь со стоп Сам-Ру! Не понимаю. И ведь хочется Туру с тобой возиться. Как по мне выгнал тебя Рату из кочевья и правильно сделал. Даже тога ты никудышный. Позор племени и только! Так бы и дал по пустой башке, да с Туром связываться не больно-то хочется. Ну, ничего, паршивец, ещё пересекутся наши с тобой тропки, а там посмотрим.

Воин присел на некотором расстоянии от лежащего кисару. Снял с пояса конусообразный оселок и принялся неторопливо, методично заправлять саяк. Ему нравилось, как, после каждого движения камнем, сопровождаемым характерным звуком скрежета, по поверхности лезвия пробегал яркий луч света. Блеск Сам-Ру манил аруту кочевника, притягивал, заставляя вибрировать невидимые струны дикой натуры. Время от времени, приходилось присматриваться, отыскивая зазубрины на клинке, благо таких оказалось не мало. Тогда он хитро щурился и всматривался в холодную поверхность клинка, пуская на грудь тягучие слюни. В этот момент для тога вокруг ничего не существовало. Это были какие-то странные только ему понятные отношения. Больше всего Рурсура привлекало оружие, воин даже спал не редко, сжимая эфес саяка в руке, и это Мирт прекрасно знал.

Немного погодя, кода юноша, наконец, смог подняться, он внимательно посмотрел на угрюмого кочевника, сидевшего неподалёку. Тога не мог налюбоваться мечом. Что-что, а клинки хизы Ги-Рапида делать умеют! Несмотря на хромоту, Рурсур был неплохо сложен, а в мышечной силе уступал разве, что Туру и ещё нескольким тога из приближенных к Рату. Блестящее, изогнутое полумесяцем, лезвие клинка, вызывало в аруту юноши стремление овладеть данным оружием. Возможно, чувство, которое Рурсур испытывал по отношению к саяку не чуждо и ему? Сам-Ру манил и толкал на импульсивные поступки. Тщательно выточенная, стараниями какого-то хиза, костяная рукоять, сама напрашивалась в ладонь. Она словно магнитом приковывала взгляд, предлагая себя кисару. Возьми и ударь, возьми и ударь – звучало в голове. До сих пор ему приходилось использовать, на охоте, только парунду, хотя все кочевники племени, в его возрасте, уже давно носили на поясе боевой саяк. Однако Мирт помнил, что нет среди кисару такого воина, кто бы обращался с мечом лучше, чем Рурсур. Здоровяк, если поднатужится, мог одним ударом снести голову топориску, а это уже не шутки. Порой встреча с резвым ящером страшила намного сильнее, чем бой с агато. Мощный и неповоротливый гигант существенно уступал в маневренности и скорости топориску, а для выживания в джунглях это всегда ценилось куда выше.

«Интересно, что будет, если попытаться, собрав последние силы, напасть на этого прихлебателя Сам-Ру, попробовать отнять саяк, а если богиня расщедриться, то и скрыться? Опасно, конечно, очень опасно! Да и хватит ли сил? Голыми руками такого не возьмешь, тут хитростью надо брать. Стянуть саяк и …С каким удовольствием я перерезал бы ему шею, о, помоги мне Великая Ра-Аам! С другой стороны – опасно оставаться одному! Первый же охнос отправит мою аруту прямиком в лапы бога огня. Да, дела мои – немногим лучше, чем у дохлого кута! По-другому и не скажешь»

Погружённый в раздумья, Мирт не сразу заметил, устремлённый на него хищный взгляд ярко-оранжевых глаз соплеменника. Они светились не столько ненавистью, сколько какой-то особенной ревностью, понятной только ему одному.

– Даже не думай, стервец! Если, конечно, не хочешь, чтобы я оторвал тебе тупую башку и доставил Туру лишь хвост. Уж я-то с превеликим удовольствием, покрошу твою хлипкую тушку на куски, чтобы посмотреть, каков ты там изнутри. Будь спокоен. Чего уставился, спрашиваю, кутий выводок? Нравиться? То-то! Мне за него не одним гураму пришлось рассчитаться. Так, что прикрой рот. Это штуковина точно не для тебя, я вообще сомневаюсь, что ты когда-нибудь сможешь носить что-то подобное, – пробурчав это, Рурсур дождался, пока Мирт покорно отведёт взгляд в сторону, а затем продолжил заправлять меч.

– Хотелось бы только знать, как скоро, после этого, ты догонишь меня на пути в обитель предков?!- еле слышно, с некоторой опаской, парировал Мирт.

– Побурчи мне ещё, болотная гниль.

– Подумаешь, выменял саяк, тоже мне достижение.

Мирт понимал, что подобные игры с Сам-Ру до хорошего не доведут, но ничего с собой поделать не мог. Его и так унизили, лишив всех «статуса» кисару племени, так теперь последнее пытаются отнять?

Злобно сверкнув на юношу глазами, Рурсур не спеша поднялся, сделал несколько глотков, а затем демонстративно стал выливать содержимое поясной фляги на землю. Перемешав, как следует, грунт с водой, он старательно размазал, полученную смесь, по блестящей поверхности шлема, а затем занялся сатунгасу. Неторопливо проделал с ней тоже самое. Воин был единственным из тога племени Рату, кто всегда начищал доспехи до идеального блеска. Он мог даже отказаться заступать в дозор, если амуниция, по его мнению, была не достаточно отполирована. Часто по этому поводу между ним и Туром вспыхивали довольно серьёзные ссоры. Возя грязными руками по гладкой поверхности нагрудной кирасы, Рурсур тяжело дышал. Кончик языка свисал из раскрытого рта. Большое тело кочевника вздрагивало от негодования, а лицо выражало крайнюю степень огорчения. Чего только не сделаешь ради спасения аруту?! На короткое мгновение Мирту даже стало жаль воина, наблюдая насколько Рурсур зависим от желаний Сам-Ру. Однако стоило тога посмотреть на юношу и от жалости не осталось и следа. Ничего кроме ненависти и вселенской злобы он там не увидел. Захотелось уколоть тога, да как можно больнее.

– Прихорашиваешься перед долгожданной встречей с подружкой? Мне кажется агато тебя и таким примет.

Рурсур, не обращая внимания на язвительное замечание младшего соплеменника, поправил на голове шлем, покрытый обильным слоем грязи. Затем расправил плечи, сладко потянулся, разминая суставы пальцев, после чего с силой бросил кожаную фляжку, попав в голову юноше, и проревел:

– Захлопни пасть, олух! В отличие от тебя, я собираюсь вернуться назад! Темнота Сам-Ру не вечна, лопни твоя скорлупа! А излишний блеск сатунгасу привлекает охносов, пора бы уже знать, недотёпа. Других тога рядом нет, если ты не заметил, от тебя же пользы не больше, чем от кута. Ты даже не представляешь, куда мы едем, здесь нет тирсов, мало пищи, а прихлебателей Сам-Ру больше чем листьев на деревьях вокруг нас, смекаешь, о чем я, нечестивец?! Все по твоей вине. Ничего, когда это закончиться, я заставлю тебя отполировать языком сатунгасу до блеска. Так что не радуйся, а лучше запасись терпением, оно тебе понадобиться. И не скалься, когда с тобой говорит тога, понял меня, стервец?

Рурсур нервно дёрнул упряжь, принуждая животное оторваться от поедания ярко-зелёной поросли. Оседлав, заворчавшего на него, гураму, не торопливо, тронулся за соплеменниками в направлении далёких скал. Их острые, словно пики копий, вершины, уже начали постепенно тонуть в наступающих сумерках. Маленькими, еле заметными точками, под куполом парили вездесущие ящеры. Юноша сглотнул подступивший к горлу ком страха: в одном тога был прав, дальше долины кисару никогда не заходил, а охносов, вблизи, видел чаше мёртвыми, чем живыми. Если не считать, конечно, последней встречи, когда гнался за всадниками Ситуст-Ры.

Мирту удалось сцедить из кожаной фляги пару затхлых капель, но такой пустяк лишь ещё больше обострил чувство жажды. В горле по-прежнему першило, словно ему до самого желудка натолкали с десяток колючек палисомы и заставили переживать. Кряхтя, как не смазанный жиром тирс, юноша взвалил на спину тюк, прихватил флягу, и, еле переставляя ноги, то и дело, спотыкаясь, побрёл следом за всадником. Парень сыпал, про себя, проклятия: на судьбу, на Рату, на ненавистные путы, бросая при этом злобный взгляд в мускулистую спину, ехавшего впереди тога. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! Как же он их всех презирает! И за что ему такие испытания от Великой Ра-Аам?

Отчего-то Мирт вдруг вспомнил Руту-Хита. Старый приятель Ма-Карай нередко наведывался к ним в кочали и рассказывал всякие небылицы. Чаще всего про свои походы через Перевал и схватки с бесчисленными ордами мургов. Кланы Беглой Сойки уже тогда вмешивались в размеренную жизнь кочевых племен. Руту-Хита любил прихвастнуть, рассказывая, как лично бился против полчищ Цабиру Кривого когтя, Сонбы Балуна или шайки свирепого Зумбы Драгуна. Особой гордостью старика был рассказ об их совместном походе с Росой. Он очень тепло отзывался о том времени. Помешивая жидкое варево в котелке, однорукий старик взахлеб, описывал схватку с наемником. Маленький Мирт пожирал горящими глазами Руту-Хита, представляя, как отец расправляется с ненавистными мургами, наводившими страх на всю округу. Руту-Хита, до последнего своего рассвета, ценил, что оказался рядом с первым тога племени, когда тот отправился в тот злополучный дозор.

Они выступили против Зумбы, раскидав наемников по долине Первой Слезы, но что-то пошло не так. Тот проклятый рассвет навсегда изменил тропу Мирта. Останься, Роса жив и все сложилось бы по-другому, но Великая Ра-Аам решила именно так. Руту-Хита говорил, что Рурсур и Тур побаивались отца, да и верховный жрец не горел желанием с ним связываться. Как бы все пошло, вернись Роса из того дозора? Мирт громко вздохнул, пнув, от досады, лежавшую на пути ветку. По кустам заверещали беспокойные куты.

– А ну, тихо! Только вас мне не хватало. Чего доброго приманите топорисков.

Кисару ускорил шаг. Как бы Рурсур его не раздражал, однако оставаться связанным посреди диких джунглей Периферии не лучший вариант для молодого кочевника.

Когда кисару, наконец, добрались до лагеря – совсем стемнело. Воины готовились ко сну, а мир вокруг них, словно, и не думал засыпать. Ни на одно мгновение не утихало обилие окружавших дозорный разъезд звуков. Полчища надоедливых насекомых, юркие свиристящие по кустам куты, плетущие сети откеты, порхающие то тут, то там, вопры, свирепые хищники, вышедшие на охоту и их потенциальные жертвы – всё это буквально пропитывало темноту Периферии. Здесь, на просторах Диких Голубых озер, никогда не бывает достаточно тихо, свет сменяет тьму, но борьба за жизнь между их приспешниками идёт постоянно. Тёмное время – господство сил Сам-Ру, время кровожадных убийств и жертвоприношений. И если путник не обладает хорошей реакцией, когтистыми лапами или мощными челюстями – свидание с тёмным божеством подземного мира ему обеспечено. Именно поэтому каждый уважающий себя тога, никогда не отправлялся в далёкий путь без полного комплекта вооружения и надёжных доспехов.

Кисару, не веря своему счастью, на дрожащих ногах, наконец, доплёлся до отведённого ему, под ночлег, места. Рухнув, точно подкошенный, на колени у оставленной кем-то возле костра фляжки, Мирт тут же прильнул к горлышку. Словно одержимый, он начал с жадностью пить, громко глотая и проливая на себя изрядную часть содержимого. Мерзкие прислужники Сам-Ру, гореть вам всем в его жаркой обители пока не потухнет свет Великой Ра-Аам! Мирта трясло не столько от дикой усталости, сколько от неиссякаемой ненависти к окружавшим его тога. Он успокаивал аруту только тем, что очень скоро непременно поквитаться с обидчиками. А в том, что это, рано или поздно, произойдет, можно было не сомневаться.

Рурсур, ещё не успел расседлать ящера, а юноша уже крепко спал под дружелюбное потрескивание пламени и приглушенный говор кочевников. Нервная система вынуждено запустила защитные механизмы в организме, как только получилось утолить первичные потребности. Воины лежа перешептывались, временами хихикая от сказанных кем-то сальных шуточек. На вершине ближайшего холма, раздался грозный рёв агато, сопровождаемый чьим-то жалобным воплем. Страх прокатился по лагерю, каждый, кто не успел ещё отойти ко сну, проверил рядом ли саяк. Тур сделал обход территории, проинструктировал дозорного, полагаться только на пугливых кутов довольно глупо. Порой маленькие ящеры сообщали своей трескотней о приближении угрозы слишком поздно. Какое-то время макушки гинктовой рощи покачивались, а затем вновь наступила привычная «тишина», прерываемая лишь размеренным щебетанием костра. Судя по всему, агато вышел на охоту, на поводке у Сам-Ру.

Тур внимательно осмотрелся вокруг. Цепкий взгляд профессионального воина не выявил никаких угроз. Тога вспомнил, свой последний поход за Перевал, когда им пришлось отбиваться сразу от двух молодых ящеров, и попросил богиню о снисхождении. На этот раз с них и охносов достаточно. Воин устало опустился у костра на поваленный ствол дерева. Какое-то время тога смотрел на купол, затем сделал несколько глотков ругу из поясной фляги и лег спать, накрывшись походным плащом. Сам-Ру отступил и за жизни тога можно пока не опасаться.

– Брат, осторожно – справа! Уходи, справа, слышишь меня? Да, чтоб тебя, болотная гниль! Ратун! Ты то, чего пасть раззявил, бей!

Мирт, резко открыл глаза. Первое, на что юноша сразу обратил внимание – это ужасный беспорядок по всему лагерю. Вокруг царила жуткая суматоха. Крики, застигнутых врасплох воинов, смешались с рёвом перепуганных, носящихся по всему периметру поляны, гураму. Ах, ты ж, охвостье кута! Не доглядели! Животные топтали всё, что попадалось под ноги, кусали, цепляли друг друга мощными рогами, от чего общий гвалт только усиливался. Дополнением, к дикой «какофонии», стали крики, издаваемые налетевшими на лагерь охносами. Как бы сейчас им пригодился тирс или на худой конец пара григеров сиронгов! Десяток ящеров вился над стоянкой кисару. А со стороны Царогских скал приближалась ещё одна группа. Да, чтоб тебя! Аруту юноши сжалось в предчувствии серьезной беды. Тут не знаешь, что лучше – крепкие зуботычины Рурсура или пасть и острые когти кровожадного охноса!

«Дозорный заснул! Никак не иначе! – первое, что мелькнуло в голове Мирта, – Висеть ему на Столбе Позора, если, конечно, выживет. Тур это так просто не оставит. Гореть мне на ладонях Сам-Ру, если я не прав. Теперь стоит подумать, куда бы спрятаться самому, а то можно и без головы остаться».

– Рурсур, стреляй! Чего уставился? Живее! Они возвращаются, – мощный голос Тура, прорвался сквозь общий гомон. – Какого кута, ты там копаешься? Рурсур!

Мускулы на руках кисару, вздулись буграми от чрезмерного перенапряжения – тетива натянута до предела. Только Рурсур, мог стрелять, отводя хвостовик стрелы максимально за слуховое отверстие. Свист от выпускаемых снарядов, вдоль и поперёк разрезал пространство над стоянкой. Желто-зелёные животы ящеров рисовали причудливые линии над головами оборонявшихся воинов. Повсюду стоял жуткий крик разъяренных охносов. Стрекотали по кутсам перепуганные куты, разбегаясь, кто куда. Вот она настоящая жизнь дикой Периферии! Сам-Ру предстал перед кочевниками во всей своей красе. Тёмное божество жаждало крови и по всему видно – оно не уйдет пока не получит своё сполна.

Мирт попробовал вскочить на ноги, но в стреноженном состоянии, ему удалось это только с третьей попытки, да и то ненадолго. Проделав пару неуклюжих прыжков, он запнулся и полетел как раз под обезумевшего от страха гураму. Животное, не разбирая ничего на пути, брызжа по сторонам слюной, неслось на распластанного по земле кисару. Сметая всё, что попадало под ноги, грузный самец пересекал поляну в поисках укрытия, испугано вращая глазками-бусинами. Ящер мотал рогатой головой из стороны в сторону, расчищая себе дорогу. Обезумевшее от всего, что происходило на поляне животное, стремительно сокращало расстояние между ним и кисару. Когда до столкновения оставалось буквально несколько шагов, Мирт, как мог, сгруппировался и зажмурил глаза, ожидая удара массивных ступней. Он собирался перекатиться, как только гураму окажется в паре хелей. Если повезёт, ящер его не зацепит, а если даже зацепит, то не сильно так сильно, как того требует Сам-Ру.

Тур, перевёл взгляд с подбитого, Рурсуром, охноса на мечущихся по лагерю гураму. Ах, ты ж, болотная гниль! Ему ужасно не нравилось, что эти исполины, при появлении летающих вестников Сам-Ру, мгновенно подаются панике, особенно если находятся в незнакомой местности. Проще выставить гураму против десятка топорисков, чем свести с одним охносом. Удивление, пробежавшее по лицу тога, тут же сменилось выражением глубокого разочарования. Воин громко выругался. В окружавшей их суматохе, кочевник выхватил взглядом, юношу, валявшегося на пути обезумевшего животного.

– Только этого не хватало! Мирт! Вот же, охвостье кута! Дернул меня Сам-Ру связаться с харуту!

Шрам потемнел на лице тога. Присев на одно колено, он привычным движением выхватил из висящего за спиной, колчана, стрелу. Она ровно легла на данак. На секунду замер, измеряя примерное расстояние до цели. Выдохнул. Отлично: свист пущенного снаряда оборвал жизнь охваченного безумным страхом ящера. Точный выстрел! Стрела, угодившая прямо в глазное яблоко, отправила гураму ровной тропой к праотцам, глубоко, в подземную обитель Сам-Ру. Но особой радости тога не испытывал – пришлось пожертвовать объезженным гураму, ради спасения жизни харуту. Рату за такое не похвалит. Придется сослаться на охносов, однако в стаде обученных ящеров от этого не прибавиться. А в условиях надвигающейся войны с сиронгами, довольно болезненная утрата. А кто во всем виноват?

Тога зарычал, злясь сам на себя за подобное упущение.

Не успел Тур посетовать на потерю хорошего боевого животного, как его внимание привлекла ещё одна группа охносов. Ящеры стремительно приближались со стороны Царогских скал.

«Тёпленькая встреча, нечего сказать! – мелькнуло в голове тога. – Как ни крути, а Рату прав – харуту несет на себе клеймо Сам-Ру. От этого никуда не деться»

– Всем быть наготове! Ещё охносы! И поднимите, наконец, кто-нибудь этого недотёпу, – крик Тура срывался на хрип. Он интуитивно выбрал удобное положение для обороны, спрятавшись за крупным, покрытым мхом, камнем, будто рукой великана, заброшенным в непроходимую чащу леса – Рурсур, оттащите мальчишку, хотя бы, к туше. Я прикрою! Живей же! Рурсур! Они уже на подлете.

Ещё не смолк голос Тура, отдающего распоряжения, как лагерь наполнился криками, атаковавших тога голодных ящеров. Казалось, охносы заполнили собой всё пространство вокруг. Клацая острыми зубами, хищники бросались на кочевников, пытаясь зацепить когтистыми лапами или того хуже – сразу отправить тропой к праотцам. На просторной поляне стало довольно тесно. Жадные до крови твари, вихрем, проносились над лагерем, стараясь расправиться с верткими тога или нанести серьёзные раны гураму. Мощные животные со спутанными ногами оказались заложниками ситуации. Парочка самцов уже сломала себе шеи, когда попыталась спуститься вниз по склону, спасаясь от преследования охносов. Ах, ты ж, никчемное охвостье кута! Тур негодовал на потери, но ничего поделать не мог. Даже у самых стойких кисару аруту сжималась от страха. Тёмный бог упивался кровью невинных жертв его коварства.

Один из охносов, успевший схватить воина, издал предсмертный крик и кубарем рухнул в кусты, сраженный стрелой кочевника. Рядом, совсем ещё молодому тога, крупный ящер остервенело, хлопая крыльями, пытался перекусить шею. Он словно заведенный работал челюстями, несмотря на то, что собственное тело, утыканное десятком стрел, истекало кровью. Сам-Ру злобно огрызался, не желая  уступать жертву. Буквально в нескольких шагах от ящера, уже другой тога отсёк конечность, его нерасторопному собрату. Однако совсем скоро сам оказался в пасти пролетавшего мимо хищника. Тактика охносов оставалась прежней: перед тем как начать пиршество летающие убийцы должны умертвить всех кочевников, и по возможности распугать гураму, которые могли оказать серьезное сопротивление.

Тур отбросил данак в сторону – стрел в колчане больше не осталось. Могучая грудь, скрытая под сатунгасу, тяжело вздымалась. Он не однократно бывал в подобных переделках, но на этот раз силы оказались слишком не равны. Ни тирсов тебе, ни достаточного запаса стрел. Ах, Рату, Рату! Жрец отлично знал, как наказывать за непослушание своенравных тога, гореть ему на ладонях Сам-Ру! В воздухе сверкнуло лезвие саяка. На мгновение кисару замер, обдумывая дальнейшие действия. Затем разбежался и прыгнул, с боевым кличем кочевника Периферии, на спину ближайшему охносу. Выбор был сделан удачно.

Окровавленный ящер, не обращая внимания на происходящее вокруг, упорно пытался прокусить шлем на голове поверженного им Рурсура. Мощная лапа, с коричневыми заскорузлыми когтями, намертво прижала тога к земле. Воин при всем желании не смог бы вывернуться, под тяжесть такого гиганта. Ещё немного и кочевник предстанет перед ликом Сам-Ру. Грязевой «камуфляж» кисару, в данных обстоятельствах, оказался бесполезен. Тога безуспешно пытался подняться, однако, вес хищника оказался слишком велик. Рурсур не сдавался, но прекрасно понимал, что пришло время, обратится к богине, моля о лёгкой тропе в обитель тёмного божества.

Добравшись до крепкой, жилистой шеи охноса, Тур, выкрикивая злобные проклятия в адрес противника, несколькими ударами распорол тугую плоть. Слава Великой Ра-Аам! Кровь тёплыми струями буквально заливала кисару, лежащего под ним. Ящер взревел, обезумев от боли. Забыв о жертве, он попытался достать зубастой пастью наглеца, посмевшего бросить вызов Сам-Ру. Клацая челюстями и брызгая по сторонам слюной, хищник источал на рыжий мох, тёмно-алую жидкость. Огонь ярости полыхал в глазах монстра, однако тога не собирался уступать. Не добившись результата, охнос ловко перевернулся на спину. Сбросив с себя, наконец, ненавистную ношу, он тут же атаковал врага, орудуя мощными когтями. Удар, ещё удар, ещё и ещё! Ах, ты ж, охвостье кута! Просто так он им не сдастся. Удар, ещё удар!

Жизнь тога висела на волоске: воин был уверен, что одно точное попадание мощной, лапы, при удачном стечении обстоятельств, выбьет напрочь из него аруту. Кувырок, ещё кувырок! Прыжок, удар, ещё прыжок, выпад, удар! Кувырок! Тога пригнулся к земле, пропуская над собой ящера. Поднялся. Увернувшись, сделал ещё несколько прыжков, в поисках лучшей позиции для атаки. Удар! Выпад, удар! Ах, ты ж, охвостье кута! А он не так прост, этот мерзкий прислужник Сам-Ру! Тур сначала лишил ящера одной конечности, а затем, запрыгнув на грудь, разрубил длинную шею. Отрезав зубастую голову врага, тога издал боевой клич племен кисару. Не имея возможности перевести дух, кочевник вытер на ходу клинок о край туники, пробежал взглядом по лезвию и вновь бросился в самую гущу схватки.

Битва, развернувшаяся на поляне, к тому времени, достигла своего апогея. Оставшиеся в живых, четверо кисару, исступленно сражались, поддерживая друг друга громким боевым кличем племени. Они старались нанести как можно больше смертельных ран, сдающим свои позиции, хищникам. Сам-Ру упивался кровью жертв, то и дело, демонстрируя кочевникам свирепый оскал смерти. Тур, направо и налево, методично размахивал клинком, нанося глубокие, порезы противнику. Главное не выказывать слабость, ящеры такое состояние жертвы очень тонко чувствуют. Громко и тяжело дыша, он, словно обезумевший от голода зверь, вращал зрачками оранжевых глаз в поисках очередной цели. Копившаяся столько времени энергия тренированных мышц тога искала выход. Кисару получал истинное удовольствие от схватки. Кровь прирожденного убийцы и сына дикой Периферии взывала к отмщению.

Кочевник бегло окинул свирепым взглядом место схватки и почувствовал, как не приятный холодок поднимается вверх откуда-то из самых глубин аруту. Вопли кисару и ящеров, брызги крови, куски вырванного мяса, разбросанного по всему лагерю – всё это принесено в жертву ненасытному Сам-Ру. Жуткое зрелище могло поколебать дух любого, но только не тога. За свою кочевую жизнь он и не такое видел. Не раз приходилось участвовать в схватках с шайками мургов, а это враг куда опасней охноса. Наемники не прощали обид и, как правило, редко мирились с поражением. Рано или поздно, каждый тога свыкался с этой мыслью. Жизнь среди племени – единственное, что спасало от не минуемой расплаты. О чем не один кисару, носивший на лице клеймо-тух никогда не забывал.

Тур зарычал, отражая очередное нападение ящера. Ах, ты ж, болотная гниль! Барабанным стуком о мощную грудную клетку напомнило о себе крупное сердце свободного кочевника. Его натужные переливы, оглушая, заполняли слуховые отверстия. Страх отступил, так и не успев появиться. Тур издал боевой клич племени, расправил плечи, усмиряя внутреннего зверя. Непередаваемое ощущение от схватки с тёмным божеством! Разыгравшиеся не на шутку эмоции заглушали рассудок, призывая тога нести на заклание к Сам-Ру все новые и новые сакральные жертвы. Можно убить в себе ребенка, повзрослев, но вытравить природную сущность невозможно. Хищник всегда  останется хищником, где бы, он не находился. Разница лишь в том, какие формы примет его агрессия, но она останется звериной, напористой, требующий крови противника.

Окровавленные пальцы, сжимавшие рукоять, слиплись и онемели от напряжения. Ноги перестали слушаться, их даже слегка трясло в коленях. Для растерявших в бою последние силы тога, уклоняться и парировать атаки ящеров, с каждым разом становилось всё труднее и труднее. Как долго ещё кисару смогут оказывать «активное» сопротивление, свирепым монстрам Периферии – оставалось только гадать. Но, несмотря на это, каждый из них мысленно обращался к богине: нельзя было отправиться по тропе Сам-Ру, не поблагодарив Великую Ра-Аам за поддержку и помощь при жизни.

Тем временем Мирт, подобрав кем-то брошенный саяк, наконец-то разрезал путы. Быстрыми и уверенными движениями он размял затёкшие ноги, затем поднялся, оглядевшись по сторонам. От вида свирепых ящеров леденела кровь в жилах. О, Ра-Аам, как же они громко кричат! Жуть! Внутри всё сжималось: хотелось, подобно маленькому куту, забраться в густые заросли палисомы и не показывать носа, пока всё само собой не разрешится. Юноша крепко сжал костяную рукоять меча, выдохнул, постарался собраться, успокоить аруту. Саяк плохо ложился в руку, хотелось поскорее избавиться от него, а не то, что биться. Мирт внезапно ощутил всю беспомощность своего положения. Да о каких подвигах может идти речь, если при первой встрече с охносами у него меч из рук выпадает? Вот же, болотная гниль! Как с этим, вообще, можно двигаться?

Юноша выдохнул, постарался собраться, сейчас не время раскисать. Ма-Карай говорил, что только поначалу так страшно, а после первой смерти, все пройдет. Значит нужно пробовать, иначе тропа Сам-Ру окажется куда короче, чем того хочет богиня. Юный кочевник отлично понимал, что на него сверху, через отверстия купола, смотрит Великая Ра-Аам. А обмануть ожидания богини, настоящий тога не имел права. Несмотря на низкий статус, сам себя кисару давно уже считал тога, кто бы, что на это ни говорил.

С громким криком, больше походившим на истеричные вопли, чем на боевой клич, Мирт атаковал одного из охносов, которого с противоположной стороны мощными ударами осаждал Рурсур. Тога бился яростно, рыча, как бешенный гураму, получая при этом большое удовольствие от схватки. Воин буквально жил битвой. В отличие от Тура, Рурсур никогда не тушил в себе пламя Сам-Ру, скорее наоборот – всячески потворствовал низменным инстинктам хищника. Один вид крови вызывал в нем непреодолимое желание «утолить жажду» темного божества. Бесконечные кровавые вылазки по секретным заданиям Рату, сношения с мургами Беглой Сойки, кровососами Цабиру, темные делишки с сиронгами ближайших рампа – все это смысл его существования.

На лице кисару играла надменная ухмылка. Что-что, а вот в отваге ему точно не откажешь! Мирту даже показалось, что Рурсур готов отбросить саяк и набросится на ящера с голыми руками. Настолько самозабвенно тога нападал, хищно скалился, рычал и выл, упиваясь смертельным ходом схватки. Вот же, несносный фокуру! Ему самое место среди мургов, такой и до главы клана легко доберётся. Вскоре юному воину, после нескольких неудачных бросков и падений, удалось все-таки запрыгнуть на спину хищнику. Мирта трясло, но он стоико преодолевал ловушки, расставленные Сам-Ру, надеясь в глубине аруту на благосклонность богини. На мгновение у него даже появилась уверенность в особом её благоволении, когда на лице Рурсура мелькнуло некое подобие одобрения. Молодой кисару сразу воспарял духом и начал прикладывать ещё большие усилия.

Словно огромный откет, интенсивно работая конечностями, кисару карабкался по чешуйчатому телу, стремясь добраться до длинной шеи противника. Однако Сам-Ру не собирался уступать так легко – руки начали предательски скользить, утягивая его вниз. Юноша с трудом попытался найти опору, переступая ногами по играющим мускулам хищника. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! Это не так-то просто, когда под тобой живая мышечная масса, которая к тому же находиться в непрерывном движении! Того и гляди улетишь под ноги ящеру. Оседлать вестника темного божества оказалось довольно непростой задачей, как ему представлялось поначалу. Да и кому, вообще, подобное могло прийти в голову – охнос самое ненавистное создание Сам-Ру на Периферии всего кочевого мира. Идея – дрянь, что и говорить, но отступать поздно! Другого шанса у него точно не будет, по крайней мере, в этой жизни.

Не удержавшись, Мирт начал медленно сползать со спины хищника. Страх вновь вернулся в аруту, проткнув сердце ледяными иглами. На этот раз он испугался ещё больше, чем прежде. Мысль о том, что нужно все бросить и попытаться сбежать, пока не поздно, не покидала голову, назойливой мухой, докучая аруту. Ах, ты ж, несносный сын кута! Саяк выскользнул из руки, как раз в тот самый момент, когда охнос решил взлететь. Боясь, свалится и свернуть себе шею при падении, Мирт обхватил мускулистыми руками твёрдый, немного влажный, хвост ящера. Он напряг мышцы с такой неистовой силой, что казалось ещё чуть-чуть, и они полопаются, отделившись от костей, словно порванные жилы данака.

Кочевник почувствовал скопление муравьёв страха у себя на загривке, громко закричал, непроизвольно зажмурив глаза. Прыгнуть или нет, прыгнуть или нет? Ах, ты ж, никчемное охвостье кута! Поздно! Сам-Ру упивался, наслаждаясь огромными порциями страха, которые излучал молодой воин. Так жутко ему ещё не было никогда у жизни. Теперь главное не разжимать пальцев – постараться стать с ним единым целым. В лицо, срывая с головы, потрепанный походами шлем, ударил сильный поток воздуха. Голова закружилась, то ли от высоты, то ли осознания собственного безрассудства. Теперь перелом шеи, вопрос времени, нужно только набраться терпения и подождать. Взлетели к самому куполу, о таком повороте событий он как-то сразу не подумал, когда карабкался по ящеру вверх. Лишить хищника головы, затея еще, куда ни шло, но взлететь на самый вверх, фактически коснуться самой Ра-Аам – это перебор! Для кочевника привыкшего перемешаться большую часть жизни пешком, либо на спине гураму, оказаться в воздухе, да ещё верхом на охносе сродни чуду.

Мирт открыл глаза, не переставая при этом громко кричать. Сам не понимая, зачем он вдруг стал выкрикивать имена всех божеств почитаемых на просторах Периферии, коих на его памяти набралось не так много. Поэтому пришлось перечислять их по кругу. Дрожь пробирала до костей, а глаза готовы были вывалиться из орбит. Вот же, болотная гниль! И за что все это? Сам-Ру оставался глух к мольбам юноши. Аруту сжалась ещё сильнее, практически до размеров горошины – новое испытание от тёмного божества. Как же высоко! О, Ра-Аам! Охнос спикировал к верхушкам деревьев. Сильно запахло сосняком. Кисару уже готов был спрыгнуть вниз пока не поздно, но страх сковал конечности настолько сильно, что снять его теперь можно было разве, что тягловой силой десятка добрых гураму, да и то пришлось бы изрядно попотеть.

Наконец собравшись с духом, Мирт оторвал голову от твёрдого тела охноса и попытался оценить обстановку, стараясь при этом не соскользнуть вниз. Далеко позади, остался залитый кровью лагерь кисару. На небольшой поляне, плешиво торчащей среди густых зарослей, валялись распластанные трупы соплеменников. Три выживших тога, с трудом, державшихся на ногах, окружили последнего охноса. Участь ящера предрешена, но теперь это не столь важно. Неожиданно кисару почувствовал прилив сил и бодрости. Он, наконец, свободен, а значит прощай Рату и все его приспешники, включая ненавистного Рурсура! Хвала шедрости, Великой Ра-Аам!

Юноша заметил, как от кочевников отделился один из воинов и бросился догонять улетавшего ящера. Осознав тщетность попытки, кисару остановился, провожая взглядом набиравшего высоту хищника. Наверняка это Тур. Уж Рурсур, если, конечно, выжил на радость Сам-Ру, точно за ним не побежит. Мирт постарался угадать направление маршрута, которое предположительно выберет охнос. Однако, по непонятной, для кисару причине – ящер понёс случайного седока совершенно в противоположную сторону от Царогских скал, через долину Диких Голубых озёр. Вот же, мерзкий сын кута! Паника вновь охватила юношу. Кисару почувствовал, что дрожит всем телом: он не знал никого, кому бы удавалось когда-либо оседлать охноса. Даже сиронги смогли справиться только с топорисками. Очень скоро страх сменился восторгом. А незнакомое ему ощущение полёта под куполом богини вызвало бурю эмоций в аруту.

«Ну, как тебе, Рату?! А, мерзкий старик? Это ли не помощь Великой Ра-Аам! Фокуру! Теперь посмотрим, что ты скажешь потомок откета и вопры! Ха! Я ещё заставлю тебя проглотить собственный язык, никчемный прислужник Сам-Ру! Как же высоко-то! Ну, Рату, где ты там, болотная гниль? Да, так вам и надо. Всем! Попробуй теперь поймай меня. Вы все, до единого, пожалеете, поганые прихвостни темного божества, что изгнали меня из племени, особенно этот хромоногий. Я и до тебя, когда-нибудь доберусь! Что скажешь, на это, Рурсур?! А? Говоришь, что я не сын своего отца, да? Вот, получи, фокуру – ещё, посмотрим, кто кого!»

Издав протяжный, слегка надрывный крик, охнос взял курс к незнакомой кочевнику горной гряде. Очень скоро от ликования, захватившего аруту кисару, не осталось и следа. Мирт видел, как один за другим, летящие вдалеке убийцы возвращались к насиженным гнёздам. Охносы слетались к горным хребтам со всей Периферии. Разочарованные неудачной охотой, успевшие скрыться от острых мечей, ящеры, попрятались, готовясь зализывать раны. Они прекрасно знали – кисару скоро уйдут. Тога заберут павших в бою соплеменников, но грузные тела гураму останутся лежать на поляне. Вот тогда вестники Сам-Ру смогут вернуться, чтобы вдоволь полакомиться свежим мясом.

Маленькая тупоносая мордочка осторожно высунулась из зарослей. Самец кута втянул, пахнущий кровью, насквозь пропитанный смертью, воздух. Посмотрел вверх на летящих ящеров и исчез между раскидистых веток саговника. Страх неизменно довлел над любопытством. Однако скоро кут вернулся. Какое-то время, поглядывая краем глаза на кисару, он, жадно глотая, набивал желудок. Зелёный кончик хвоста мелькал среди листвы. Но как только трапеза закончилась, джунгли поглотили малыша.

С высокого скалистого обрыва за полетом молодого кисару наблюдало существо, скрытое в тени горного выступа. Внимательные глаза скользили по зеленому ковру зарослей, вычисляя траекторию движения. Охнос сидевший рядом взмахнул крыльями намереваясь взлететь, но жест руки заставил ящера пригнуть голову и замереть, дожидаясь разрешения покинуть насиженное место. Как только юный кочевник скрылся из виду, охнос поднялся к куполу, унося на спине всадника.

 

 

IV ГЛАВА

 

Каждый взмах перепончатых крыльев, увенчанных острыми когтями, отдалял от родных мест. Потоки воздуха, время от времени, глухой пробкой, закладывали слуховые отверстия. Зрелище, представшее перед ним, завораживало. Глаза жадно впитывали красоты Периферии, ни один кочевник не мог даже мечтать о таком. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! Какая же она огромная – эта Периферия дикого мира Ситуст-Ры?! Сколько ещё неизведанного и не познанного? Стада диких гураму пасущихся на полях, стаи голодных топорисков рыщущих по лесам в поисках еды, ленты горных рек заполненных диковинной живность, кочевья не знакомых ему племен – да мало ли, что ещё скрывают эти необъятные леса. Важно, что все это теперь только для него! Свобода опьяняла юношу, как и сам, полет верхом на самом ужасном хищнике Периферии.

Аруту кочевника приятно вибрировала от волнения. Видел бы его сейчас Рату! Он и мечтать не мог о подобном! Пролетели уже довольно большое расстояние. Мирт даже боялся предположить, сколько сикелей осталось позади. Так далеко могли заходить только дозоры тога, да и то, по специальному указанию верховного жреца. Без особой надобности воины кисару не нарушали чужих границ. Это не мурги! Мирт жадно впитывал глазами, все, что попадалось по пути. Кочали, джунгли, снова кочали, гураму, джунгли и так до бесконечности. Как же тут много всего! И все это жило какой-то своей, особенной, отличающейся от привычной ему жизнью! Будет чем поделиться с племенем, если придется вернуться. На короткое мгновение юноша вспомнил, что отныне является харуту, однако подступившее ненадолго уныние не смогло понизить уровень возбуждения от увиденного ранее.

Охнос зашёл на крутой вираж. Под желтым брюхом ящера мелькали густые, окрашенные темным изумрудом, заросли, а пышные шапки древесных исполинов, практически цеплялись за лапы ящера. От просторных долин и холмов, покрытых островками растительности, осталось лишь одно воспоминание. Привычный глазу, приземистый лес, с частыми прорехами, окружавший земли его племени отступил назад. Высоченные секвойи, смотрящие пиками в купол, покрывали территории, к которым устремился охнос. Зелёное море, раскинувшееся внизу, дружно заполняли сосны и распухшие кипарисы. Полысевшие возвышенности, покрытые гигантским папоротником стали встречаться намного реже. Так далеко от долины Диких Голубых озёр кисару не забрасывало ещё никогда. Вот она – истинная свобода! Радостная эйфория очередной волной накрыла юношу, заполнив аруту теплым благостным светом.

Однако суровая действительность быстро вернула его в реальность. Руки и ноги практически задеревенели. С большим трудом, удавалось держаться за чешуйчатую хребтину ящера. Словно специально, мышцы под толстой кожей хищника, вздувались и начинали перекатываться в самый не подходящий момент. Мирт даже предположил, что хитрый от природы, охнос, делает это специально. И словно вторя, желанию монстра пытавшегося, всеми правдами и неправдами, освободится от тяжёлой ноши, усилился поток встречного воздуха. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! Кисару отлично понимал – цепляйся не цепляйся, а рано или поздно, ему суждено будет сорваться со спины кровожадной твари. Мирт прекрасно помнил слова Ма-Карай о том, что Сам-Ру никогда не дремлет, даже когда ты уверен, что он о тебе забыл. Темное божество Периферии не спит, а значит всегда нужно быть готовым к любому варианту развития событий, кто бы, что не говорил

Как только юноша набрался смелости и решил, наконец, попробовать спрыгнуть на вершину секвойи, раздался громкий трубный звук сиронзу. Мирт напряг мышцы, чтобы охнос ненароком не сбросил его, зайдя на очередной вираж. После сигнала, сквозь поток воздуха до кисару долетел свист от пущенных по цели стрел. Воин ощутил резкий толчок, после чего юношу подкинуло вверх, а затем приземлило на спину ящера. Ах, ты ж, охвостье кута! Мышечные волокна хищника в одно мгновение напряглись. Пальцы юноши почувствовали, как мускулы под кожей сбитого животного расслабились, став на удивление мягкими и податливыми. Крик возмущения провалился куда-то в глубину пустого желудка хищника – началось стремительное падение. Хорошенькое дельце, нечего сказать!

Мирт ощущал внутри аруту ледяной холод. Тело кисару трясло не столько от потоков ветра сменявших друг друга, сколько от страха. А вот и Сам-Ру пожаловал! Давненько не виделись! Воин судорожно пробовал сообразить, как же спуститься со спины хвостатого убийцы, чтобы не свернуть при этом себе шею, раньше времени. Но получалось не очень. Как он не прикидывал, а кроме обычного падения на ум ничего не приходило. Прежде чем кисару, сорвался и полетел вниз – в охноса попало ещё как минимум с десяток стрел. За короткий промежуток времени, гроза кочевого мира стал походить на огромную сосновую ветвь. И дело тут не в везении, а просто кто-то очень сильно хотел его приземлить!

Однако, вопреки ожиданиям кисару, всё закончилось довольно быстро. Тело Мирта, сделав несколько кувырков в воздухе, с шумом погрузилось в густую шапку зелени из листвы и веток. Получив серию болезненных ударов, он окончательно запутался и повис среди лиан на длинных червеобразных отростках. Зеленые в красную крапину стебли растения, плотной сетью опутывая мощный ствол. Они начинались где-то высоко наверху и тянулись практически до самой низа, касаясь узловатых корней дерева. Упругие лианы бугристыми канатами прошили практически до земли ветвистую крону могучего исполина. Такого, юноша, выросший среди невысоких лесов долины Диких Голубых озёр, не видел никогда. Подумать только: гигантские стволы и не менее, гигантские листья на ветках. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру!

Когда кисару пришёл в себя, после падения, то обнаружил, что висит вниз головой, медленно раскачиваясь, подобно маятнику, из стороны в сторону. Концы обломанных веток колючими копьями втыкались в тело, причиняя неимоверную боль. Нужно срочно выбираться, пока не нагрянули хозяева тех стрел, что так ловко приземлили его ездового охноса. В то время как юноша пытался сориентироваться в окружающей обстановке, вокруг него началось, едва заметное, движение. Какая-то невидимая сила заставляла листву двигаться, издавая едва различимый шелест. Раскачиваться пришлось довольно долго, прежде чем начало что-то получаться. Наконец, ему удалось зацепиться свободной рукой за один из ближайших вьющихся стеблей. Мирт ощутил подушечками пальцев, крепко сжимавших растение, лёгкую пульсацию. Это невероятно! Под толстым слоем плотных растительных волокон ощущались явные признаки движения. Приступ панического страха, холодными лапами Сам-Ру, вцепился в аруту. Воин, будто укушенный языком жаркого пламени, одёрнул руку. Прикоснулся ещё раз, результат тот же. Кисару отказывался верить своим глазам. Что это, если не происки Сам-Ру?

«Клянусь светлым ликом Великой Ра-Аам – оно движется! Движется! Эти стебли извиваются, словно кари, гореть мне на ладонях Сам-Ру! Подумать только! Чем же, я так прогневал богиню, что она позволила темному божеству устроить мне такую западню? Да, сохранит мою аруту Великая Ра-Аам!»

Кисару попробовал освободиться – бесполезно! Он настолько запутался при падении в длинных стеблях растения, что почувствовал себя мухой в сетях откета. Вскоре, Мирт ощутил довольно неприятное прикосновение, лианы едва заметно двигались вдоль всего тела. Вот же, фокуру! Внизу живота ощущался неприятный холодок, а по рукам забегали ненавистные муравьи страха. Кисару заметил, что каждый стебель действует совершенно самостоятельно, и даже имеет едва различимую, густо заросшую листвой, «голову». Страх заигрывал с воображением юноши, забавляя Сам-Ру. Кто мог знать, что произойдёт дальше?! Какое коварство со стороны темного божества: сохранить аруту в схватке с охнусами, чтобы погибнуть на ветвях дерева! Мирт не выдержал напряжения: поддавшись эмоциям, закричал, да так, чтобы даже самый глуховатый ящер Царогских скал мог его услышать.

Несмотря на дикие вопли жертвы, растение продолжало методично оплетать кочевника, сантиметр за сантиметром, притягивая его к стволу. Оно обвивало и крепко стягивало тело, никак не реагируя на отчаянное сопротивление жертвы. Тугие кольца не допускали, даже малейшего движения со стороны кисару. Паника буквально вгрызалась в аруту юноши, вытесняя напрочь рассудок. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! Он кричал до хрипоты, это единственное, что оставалось в данной ситуации. Хотя в аруту засело сомнение: кто может услышать вопли кисару, кроме рыщущих по лесам хищников? А от них, как известно помощи ждать, точно не стоит.

Страх стал значительно разрастаться, когда пульсирующие стебли начали сочиться из овальных отверстий тёмно-зелёной жидкостью, которая, очень быстро превратилась в прозрачную плёнку. Да, чтоб тебя! Глаза юноши готовы были вывалиться из орбит. Что вообще здесь происходит? Более нелепой смерти для кочевника, нельзя себе представить. Постепенно, висящий вверх ногами, юноша стал походить на огромную древесную грыжу в виде зелёного кокона сплетенного гигантским монстром под раскидистой кроной.

Дальше произошло то, от чего у юного кисару перехватило дыхание. К своему ужасу, Мирт заметил, что липкие стебли начали стремительно расширяться в диаметре. Только этого не хватало, мерзкое ты охвостье кута! Набухая, они распространяли вокруг себя весьма неприятный запах. Казалось, будто растолстевшие лианы наполнились сотнями маленьких кутов, бегающих по стеблю из конца в конец. Они толкались между собой, желая быстрее выбраться наружу. Через какое-то время, всё тело кочевника онемело, начался нестерпимый зуд в носовых отверстиях. Ужасно хотелось пить. Мирт сладко зевнул, появилось непреодолимое желание закрыть глаза и больше никогда их не открывать. Ощущалось лёгкое головокружение, от которого вскоре ещё больше потянуло в сон. Кисару не сдавался, раз за разом попробовал оказывать сопротивление, напрягая мышцы рук и ног поочередно. Напрасно. Ничего не менялось. Несмотря на все потуги, стебли растения успели довольно плотно спеленать жертву. Мирту оставалось лишь, прикрыв глаза, просить помощи у богини света и тепла, так как кричать он больше просто не мог.

«Великая Ра-Аам – дарительница жизни! Прошу обрати свой всевидящий взор на злой рок уготованный мне кровожадным Сам-Ру. Да не откроются его очи, не треснет скорлупа младенца и останется навсегда сомкнутой пасть любого прислужника темного божества! Неужели ты на этот раз уступишь Сам-Ру и позволишь так рано забрать мою аруту? О, Великая Ра-Аам! Да будут …»

Не успел кисару закончить обращение, как где-то, внизу под самой головой воина послышались приглушенные голоса. Кочевники? Или может мурги? Скорее всего, последние. А кто ещё мог бродить по непроходимым джунглям вдали от кочевых пастбищ Периферии?! Юношу обдало жаром Сам-Ру изнутри. Не зная, пока, стоит ли радоваться собственной догадке или плакать, он закончил молитву, в надежде на скорейшее избавление от склизких пут. Мурги для него ничем не лучше тога, эти вообще дикари, готовые убивать и грабить налево и направо. Несмотря на едкие выбросы растения, Мирт открыл глаза. Превозмогая боль, неестественно выгнул шею, желая лучше рассмотреть пришельцев.

Снизу на него таращились удивленные лица незнакомых воинов. Телосложением они мало чем отличались от соплеменников, если не считать более высокого роста. По их мускулистым фигурам и тёмно зелёному цвету кожи, Мирт догадался – перед ним стояли зрелые воины. Яркий боевой окрас на лице и мощных руках, недвусмысленно намекал на их враждебность. Племя явно находилось в состоянии войны – подобное часто встречалось на Периферии. Особенно на её окраинах. Мелкие кочевья в борьбе за территорию с пастбищами то и дело конфликтовали, порой истребляя друг друга до последнего воина в кровавых сражениях.

Нанесение краски на открытые части тела, во время военных походов, было характерно и для племен кисару. Но соплеменники Мирта уже давно не вступали ни с кем в открытый конфликт: тучные времена и политика изоляции, проводимая Рату, позволила вырасти целому поколению, не знавшему серьёзных войн. На короткое мгновение терзаемый страхом рассудок юноши представил их как слуг самого Сам-Ру, пришедших за аруту кочевника. Группа суровых вооруженных пришельцев производила на него довольно отталкивающее впечатление. Особенно уродливо, по мнению Мирта, смотрелся роговой выступ по центру лба, который отсутствовал у его соплеменников. Что-то подобное он видел у мургов, однако те порой носят такие причудливые доспехи, что сразу не разобраться, что это часть тела или защитный элемент экипировки. Юноша знал, что среди наемников присутствуют представители большинства племен Периферии, но тесно общаться с похожими воинами ему никогда не доводилось. Кисару так разволновался, что даже позабыл, как принято себя вести при встрече с представителями других кочевых племен. Возможно, это Сам-Ру прислал их, решив закрепить окончательную победу над силой Великой Ра-Аам.

Мирт также успел обратить внимание на различие в экипировке. Они не носили на голове привычный для его народа бронзовый или кожаный шлем и не скрывали грудь под сатунгасу из кожи грубой выделки. Прекрасно развитые грудные мышцы, а также плечи ясно говорили о не дюжей физической силе их обладателей. На небольших макушках красовалось только очелье из толстой стеганой кожи и зубов топорисков, с которого сзади свисали кроваво-алые ленты, доходившие практически до лопаток, скрывая мощные шеи, которым мог позавидовать сам агато. У некоторых, по очелью располагались, похожие на наконечник копья, тонкие пластины. Как позже выяснилось, их выдирали из голов поверженных в бою сиронгов. И чем больше таких пластин насчитывалось на головном уборе воина, тем он стоял выше по социальному статусу среди соплеменников.

Все пришельцы, как один, носили небольшие, выполненные из толстой кожи, нагрудники, едва ли доходившие до середины живота, а также набедренные повязки из широких полос, свисавшие чуть ниже колен. Выделка кож – очень качественная. Мастерская работа хиз, стоившая, судя по всему, довольно дорого по меркам Периферии. Значит перед ним, скорее всего отряд элитных воинов. За спиной у каждого незнакомца висел небольшого размера упругий составной данак. А привычный для всех кисару саяк, заменял обоюдоострый топор. Главной конструктивной особенностью которого, была очень широкая рабочая лопасть, закреплённая на, сравнительно скромном, по размерам, топорище. Издалека могло показаться, что воины держат в руках остро заточенные бронзовые диски. Внешний облик незнакомцев даже при быстром осмотре говорил о неимоверной силе и мужестве, внушал глубокое уважение, отбивая всякое желание вступать с ними в конфликт.

По направлению взглядов незнакомцев Мирт понял, что они смотрят немного выше того места, где висел он. Собрав последние силы, юноша изловчился: выгнул шею, как мог, намереваясь посмотреть вверх. Получилось не сразу, стебли плохо подавались давлению. Неожиданно для себя, юноша обнаружил, что выше него на пару ярусов сидел на ветке, раскрашенный яркими цветами, воин. Пришелец, приветственно, улыбнулся, обнажив ленту острых, как саяк, зубов. Ухватившись за одну из лиан, незнакомец спустился ниже, двигаясь подобно откету, он приблизился к Мирту, затем парой точных взмахов, рассёк пленившие кисару стебли. Растение, булькая и пузырясь, исторгло из себя дурно пахнущую желеобразную субстанцию. Словно по команде, уцелевшие лианы начали возвратное движение наверх, издавая при этом тихий едва различимый шипящий звук. Все это действо сопровождалось ликующими возгласами долетавшими снизу. Кисару выдохнул с облегчением. На этот раз Сам-Ру проиграл схватку.

Следом за смердящим содержимым стеблей, вниз полетел и сам Мирт. Больно ударившись о выступающий корень секвойи, юноша застонал, не лестно отзываясь про себя о нерадивом спасителе. Оказавшись на твёрдой почве, юноша сделал несколько неудачных попыток подняться самостоятельно. После очередной бесполезной потуги встать на колени, кочевника водрузили на крепкие плечи одного из пришельцев. Мирт попытался задать вопрос, но у него получилось не лучше чем у гураму. Сплошное мычание с обильным слюноотделением. Видимо от изрядной дозы токсических веществ, язык кисару распух и просто отказывался повиноваться. Когда один из пришельцев попробовал обратиться к нему на неизвестном наречии – то кроме невнятного бормотания, да порции липкой слюны в лицо, воин не смог ничего от него добиться.

На протяжении всего пути, кисару разбирал диалект, на котором переговаривались между собой его спасители. Временами даже получалось выхватить некоторые, слегка исковерканные, знакомые слова, но общий смысл беседы оставался неуловим. Вскоре кочевник окончательно смирился со своим положением, отдавшись на милость богини. Да и что можно было, в принципе, предпринять в его-то положении? Свисая, мешком, с могучего плеча, Мирт удивлённо вращал глазами по сторонам и пускал на спину воина мутные слюни. Прелесть, а не путешествие! Вот же, грязь со стоп Сам-Ру!

Детёныш кута, пристально наблюдал за стрекозой, севшей на длинную ветку саговника. Желтками маленьких глаз он рассматривал её длинное вытянутое саяком тельце. Предательское урчание внутри голодного желудка, тут же напомнило о себе. Кут подпрыгнул и звонко щёлкнул челюстями. Насекомое вспорхнуло, но словно подразнивая наглеца, перелетело на соседний папоротник. Игра понравилась малышу. Синий хитин брюшка завораживал ящера. Он приоткрыл пасть и сделал осторожный шаг в сторону маленькой вопры. Затем ещё один и ещё!

Шум позади кута заставил стрекозу вспорхнуть, и, маневрируя между ветвями кустарника, исчезнуть из поля зрения. Не успел раздосадованный кут юркнуть в спасительную зелень папоротника, как мимо его любопытного носа прошли несколько пар ног обутых в кожаные сандалии. Взгляд маленьких глаз, был направлен на толстые когти, торчащие между засаленных полосок кожи. Издав стрекочущий звук негодования на довольно бесцеремонное появление не прошеных гостей, кут, махнул хвостиком и исчез среди густых зарослей.

Проделав довольно долгий путь и преодолев не один сикель, отряд, наконец-то, остановился, намереваясь разбить лагерь. К этому времени Мирт окончательно пришёл в себя, а последние пару сикелей и вовсе шел самостоятельно. Хвала Великой Ра-Аам! Юношу удивило отсутствие, каких-либо средств передвижения. У его новых знакомых не было даже привычных для кочевников ворчливых гураму. Преодолевать расстояние больше пятнадцати сикелей пешком – соплеменникам Мирта, наверняка, показалось бы непростительной глупостью. Кисару искренне верили, что именно с этой целью богиней созданы рогатые ящеры. Да и как пешком перетаскивать весь кочевой скарб? Те же сиронги активно используют топорисков. Ма-Карай поговаривал, что племена каруша, освоили управления огромными кари, но в это Мирт верил слабо. Хотя чего не встретишь на Периферии?! От старейшин племени, кисару знал о существовании подобных племен, так называемых ходоков, обитающих за долиной Диких Голубых озёр, но самому встречаться с ними никогда не приходилось.

Воины племени Рату просто не видели смысла в том, чтобы уходить с территории, на которых вдоволь еды, как для них, так и для гураму. К тому же изоляционная политика, проводимая верховным жрецом, существенно ограничивала территорию кочевого племени. Ходили слухи, что после Большой войны с сиронгами, ввиду отсутствия возможности быстрого перемещения, племена за границей земель кисару были истреблены сахигарлами Ситуст-Ры. Эта война закончилась очень давно и с тех пор контакты кисару с жителями района Забытых пещер окончательно прекратились. Тем более что соплеменники Мирта слабо интересовались как своей, так и чужой историей. По мнению Рату настоящий кочевник должен заботиться только о пастбищах, да тучных стадах гураму. Остальное – происки Сам-Ру, а значит опасно. Жрец всячески ограничивал контакты молодых кисару с той частью Периферии, что не признавала его власть над кисару и величие богини Ра-Аам.

Группу из двенадцати рослых воинов возглавлял статный «крепыш», как про себя обозвал его Мирт. Правый глаз предводителя украшала витиеватая татуировка, такие он не раз встречал на лицах хизов, а из дыхательных отверстий торчала крупная костяная серьга овальной формы. Костяные вкладыши украшали также надбровные дуги, причем их количество разнилось, видимо подчиняясь какой-то племенной иерархии. Смотрелось довольно жутковато. Помимо этого, от собратьев, воина отличали широкие голубые ленты из крашеной кожи кутов. Они спадали с очелья на мощную спину. Взгляд Мирта упал на пояс, на котором покоился рог – сиронзу в красивой бронзовой оправе. Отличная работа хиза! Именно звук из этого рога гураму послужил сигналом к атаке, перед тем как они подстрелили охноса. На очелье, дружной компанией, торчало с десяток перьевых пластин, причём большая часть из них имела ярко красный оттенок. «Крепыш» производил впечатление хмурого и не многословного воина. За весь путь, который им пришлось преодолеть вместе, Мирт слышал от него, разве что пару сухих фраз, да и то по крайней необходимости.

Кисару решил для себя, что прежде чем попытается сбежать, а об этом он начал думать сразу после спасения, попробует лучше узнать представителей незнакомого ему племени. Любопытство снедало его изнутри. К тому же статус харуту не обещал юноше ничего хорошего, останься он в землях кисару. Изгои редко находили поддержку и понимание среди других кочевых племен. Кисару боялись впасть в немилость к богине, к тому же в каждом кочевье имелся какой-никакой жрец, который обязан поддерживать все решения, верховного ставленника Великой Ра-Аам. Тут от Рату точно не спрячешься. Любой тога соседнего племени или, к примеру, мург мог покуситься на его аруту, не боясь кровной мести. Жизнь изгоя стоила не больше дохлого кута, так к чему спешить? Плюс природное любопытство свойственное юноше все-таки брало верх над страхом, быть принесенным в жертву.

«В конце концов, я верю, что Великая Ра-Аам не оставит меня! Для начала хорошенько осмотрюсь, что здесь, да как, а там посмотрим. Узнаю куда держим путь, а главное – как они вообще собираются поступить со мной дальше? Может не все так страшно. Сбежать-то я всегда успею!» – так про себя рассуждал юный кисару, прежде чем заснуть, под мирное потрескивание костра.

Пара крупных мотыльков заигралась, кружа над лагерем, и вспыхнула синеватым пламенем, залетев на территорию охваченную пламенем Сам-Ру. Их подпалённые крылья, некогда украшенные пёстрым узором, мягко упали, подхваченные лёгким дуновением ветра, смешались с остывшим пеплом костра и выгорели до конца. Кут, все это время внимательно следивший за ними из зарослей папоротника, недовольно крякнул, а затем удалился в поисках новой жертвы. Порой мы не знаем, где нас поджидает опасность, и какой путь будет действительно верным.

Грако-ох, задумчиво всматривался в угловатые каменные столбы, уходившие вершинами далеко ввысь – там, по поверьям ртупов, правил, восседавший на панцире, склеенном из костей древних вождей, могущественный Цоронг. Почитаемый ртупами, как воинственный бог света, жизни, а также мудрости, он пристально следил за всем, что происходило на землях Периферии и за её пределами. Зоркие глаза воина не могли различить сквозь тягучую дымку основание столбов, но под самым куполом можно было разглядеть отвесные склоны и острые выступы. Еле заметными мушками на их фоне, высматривая очередную жертву, мелькали летающие убийцы Периферии – кровожадные охносы.

Воин вышел из состояния оцепенения, когда в темной чаще леса раздалось глухое рычание невидимого хищника. Нижняя губа ртупа едва заметно дернулась вверх, обнажая клыки. Быстрым движением рука выхватила из-за спины сору. Встретить агато на пути в светлое время удаётся не так часто, а вот столкнуться с ним, когда возрастает сила Сам-Ру, проще – простого. Грако-ох посмотрел в ту сторону, откуда раздавался рёв. Возможно, именно в это мгновение мощные челюсти лесного гиганта разрывали плоть очередной жертвы. Удача – штука капризная! Крепкая, опутанная мышцами, рука непроизвольно сжала рукоять топора. Он всегда помнил, как первый раз ему, совсем ещё юному ртупу, посчастливилось столкнуться лицом к лицу с этим грозным противником. Позже он повстречался с ним ещё раз, и тогда уже для агато все закончилось довольно печально. Одна тропа на двоих и ни тот, ни другой уступать не собирался. Но первый раз Грако был вынужден признать поражение.

Вместе с отрядом из пяти ртупов, среди которых был и отец Грако, они совершали утомительный ночной переход от Парящих холмов, что скрываются за долиной Диких Голубых озер к Забытым пещерам. Холодный влажный воздух, неприятно окутывал тело. Хищник появился внезапно из-за поворота и преградил им путь, выбравшись на лесную тропу. По воле Цоронга, скрыться удалось только мальчишке. Увлеченный схваткой, ящер просто не обратил на него внимания. С тех пор с наступлением тёмного времени, ртуп, несмотря на всё своё мужество и смелость, а также немалый боевой опыт, всегда ощущал тревожный ветерок где-то глубоко внутри аруту. Свирепый взгляд убийцы всплывал перед глазами, возвращая память воина к тому неудачному для него походу.

– Послушай-ка, зачем мы тащим за собой этого мальчишку?– воин очелье, которого украшали два длинных клыка, расположенных вертикально, и несколько красных пластин, дружески похлопал по мощному плечу соплеменника. Он встал рядом, желая проследить за направлением взгляда товарища, – Напада ждал нашего прихода ещё пару рассветов назад, боюсь, мы опоздали. А вдруг, сохрани их аруту Цоронг, поганые сиронги добрались до границы или того хуже …

Ртуп оборвал фразу, словно боялся произнести вслух свою мысль до конца.

– Сурмо, прекрати, ты прекрасно всё понимаешь. Сейчас наше племя слишком малочисленно. Мы не сможем справиться с творцами Каменной Кари. Даже, если поставим в строй весь молодняк, всех ртупов племени – воин вернул сору на место, развернулся к костру, рядом с которым, мирно похрапывал Мирт, – Нужно узнать у парня, зачем он явился в наши земли? Очередная уловка Рату или что-то больше? А может происки жрецов Ра-Аам? Или наоборот? Подумай: что, если это знак Цоронга, если нам удастся вновь объединить племена Периферии, как в прошлый раз?! Помнишь, те славные рассветы, великих героев. Не забыл, ещё? Ты только представь, Сурмо-ох, насколько возрастут наши шансы, используй мы все силы кочевых кисару против армии Ситуст-Ры?! Свобода! Свобода, дружище, она опьяняет, похлеще ругу. Сколько ртупы могут кочевать по пещерам, пора бы вернуться к истокам. Ради такого стоит попробовать пошатнуть власть Сабатаранги над землями Периферии, а заодно пощипать жреческую братию. Как считаешь, дружище?

– Эх, Грако. Сколько можно? Когда из тебя уже выветриться вся эта наивность юнца?

Мрачный лик Грако-ох озарила сдержанная улыбка. Воин живо представил, какой шум начнётся в приграничных рампа сиронгов, когда им донесут о готовящемся сопротивлении. При благоволении богов ртупы возглавят кочевников и разобьют в прямом столкновении Сабатарангу. Если поспешить агатра не успеет перекинуть через Пояс необходимое количество воинского контингента, способного эффективно противостоять объединенной армии Периферии. Главное, чтобы сейчас выстоял Напада. С таким вождём ртупы могут надеяться на победу.

– Это единственное, что заставляет меня жить и бороться.

Сурмо-ох саркастически усмехнулся в ответ, глубокий шрам, полумесяцем, заиграл на верхней губе.

– Проходили уже! Вспомни хотя бы Большую войну. Посмотри на него: все твои доводы просто наивны, эти хвостатые не способны справится даже с древом множества стеблей – они же не воины, Грако! Глупо. Вспомни сам! А этот, вообще смешно – да он же  вовсе безоружный! С кем, ты собираешься идти против Ситуст-Ры?! Сабатаранга сомнёт нас, при первом столкновении и даже не заметит. Не важно успеет он нагнать в рампа фарангов или нет. Ты готов подставить под удар григеров остатки племени? Во имя чего? Нет, дружище. Как по мне, так нужно убедить Напада увести ртупов от границ, пока ещё не поздно. Сколько голов молодых воинов требуется ещё положить, чтобы вождь утолил свои амбиции, раздери его Цоронг?! Ведь и так понятно одним нам не выстоять, а от этих одурманенных жрецами помощи ждать, что от кутов. Хватит смертей, Грако, это глупо. Повторюсь: глупо и бессмысленно. Нет в этом никакого смысла. Прекрати грезить наивными мечтами! В конце концов, это тебя погубит.

– Ты видел его руки, Сурмо? – словно не слыша товарища, продолжил Грако-ох. Ртуп вопросительно посмотрел на соплеменника желтыми глазами, наполненными сочувствием. В них совсем ненадолго вспыхнул огонёк надежды, – Лютая жестокость. Слабый сердцем не перенесёт подобное. Я верю в мудрость и помощь Цоронга. Вот увидишь, мы не просто так повстречали здесь кисару. Это знак свыше только не нужно спешить, а во всем разобраться. С чего-то же надо начинать. Не противься воле творца, Сурмо. Не стоит судить обо всей Периферии по одному неудачному примеру.

– О, Грако, прекрати, ради Цоронга! Иногда ты меня просто поражаешь. Мало ли кисару бродит по лесам Периферии. Ну, с чего ты вдруг решил, что он посланник Цоронга? Я понимаю, что ты настолько отчаялся, что готов любую божью тварь принять за свет Цоронга. Но поверь, дружище, это совсем не тот случай. Никакого отношения этот малый не имеет ни к жрецам, ни к их желанию объединиться с нами. Они и так прекрасно уживаются с сиронгами. А шрамы на нем, от того, что он смутьян или пройдоха и больше ничего!

Грако-ох, вновь отвернулся к лесной чаще. Тяжело вздохнув, он дополнил сказанное ранее, но так, чтобы слышал только собеседник:

– Подумай сам: в нашем положении глупо привередничать. А вдруг сиронгам удалось выбить Напада, да не допустит этого сила Цоронга, из Верхних пещер? Что тогда? Бежать? Ртупам некуда будет возвращаться. Не исключаю, что фаранги разыскали цобо?! Если Сабатаранга возьмёт след – его не остановить, и как нам тогда поступить? Что тогда, Сурмо? Где искать прибежища и защиту? У кого? Хотим мы этого или нет, но, нам придётся договариваться с кочевниками Диких Голубых озёр. Ни у этого племени, так у другого мы вынуждены будем просить помощи. Периферия широка и обильна кочевьями, кто-нибудь да согласиться.

Сурмо-ох недовольно хмыкнул, посмотрел задумчиво вдаль. Как же с ним непросто! Грако носился с этой идеей давно, однако Напада, как и большинство ртупов весьма скептически относились к союзу с Рату или с иным приграничным племенем. Появление мальчишки, лишь в очередной раз всколыхнуло в нем несбыточную мечту. После встречи с Напада Грако наверняка успокоиться, как бывало сотни раз до этого. Вождь умел приземлять мечтателя на землю. А пока придется, терпеливо сносить его мудрствования. Резким движением, Сурмо прихлопнул комара, примостившегося на его мощном плече.

– Ладно, думаю, нам тоже стоит пойти вздремнуть. Неизвестно, что принесёт следующий рассвет, – воин хрустнул костяшками четырёх пальцев и, не глядя на Грако-ох, направился в сторону спящего лагеря. Разговор не задался, и продолжать его дальше не имело смысла. Сурмо всегда был жестким противником любых контактов с хвостатыми кочевниками долины Диких Голубых озер, а сейчас тем более.

Постояв ещё немного в отблесках костра, предводитель отряда ртупов обошёл дозорных, после чего отправился спать, вслед за Сурмо-ох. Грако был встревожен не только, вероятной неудачей Напада, но и судьбой своей Лои. Они ждали первенца. Именно после возвращения, из пограничного дозора, возлюбленные собирались вместе наведаться в цобо. Воин прекрасно знал – сиронги забирают женщин с собой, а наткнувшись на цобо ртупов не оставляют целым ни одного яйца. Ради безопасности и сохранения племени, Грако-ох пошёл бы на любой эксперимент, включая новый союз с кочевниками долины, от чего до сих пор воздерживался Напада. Вождь ртупов предвзято относился к племенам кисару, считая их весьма легкомысленными, трусливыми и даже дикими. Ещё не истлели в памяти соплеменников воспоминания о былой войне с сиронгами. Опытные воины, кому посчастливилось выжить, до сих пор не простили позорного бегства союзных племен кисару. К тому же, промеж ртупов, ходили слухи, что некоторые из кисару состояли в сговоре с командованием рампа Ситуст-Ры. Сабатаранга вёл своеобразную и довольно подлую политическую игру среди отсталых, полудиких племён Периферии.

Однако, Грако-ох, считал, что нельзя судить по одному гнилому плоду обо всём дереве. Воин не сомневался в рискованности плана, но другого выхода для своего народа, он пока, не видел. Слишком долго соплеменники терпели притеснения от приграничных разъездов сиронгов. Сабатаранга не выносил присутствия своенравных ртупов на границах с рампа. Размышляя над всем, что произошло, воин закрыл глаза, перевернулся на бок, подставив широкую спину костру, и крепко заснул. Будь, что будет, на все воля Цоронга!

Желтые глаза лягушки с интересом наблюдали за смелостью мухи, которая добралась до самого края листа. На мгновение они оба замерли, словно окаменели. И прежде чем её липкий язык смахнул насекомое с зелёной поверхности растения, земноводное само оказалось в зубастой пасти охноса. Коварство Сам-Ру не знало границ. Иногда, чтобы принять важное решение нужно смотреть немного дальше собственных амбиции. Хищник взмахнул крыльями, довольно щелкнул челюстями, ощущая желеобразный комок внутри. Отличное завершение охоты. Ящер в несколько прыжков оторвался от земли, стремительно набрал высоту. Вглядываясь в тёмную даль джунглей, свирепый убийца отправился к Царогским скалам.

 

V ГЛАВА

 

Рассвет неспешно подбирался к землям ртупов. По кустам зашевелились беспокойные куты. Холод, пробирал до костей. Нехотя, упорно сопротивляясь, он поддавался натиску тёплых лучей Великой Ра-Аам. Темнота лениво, переваливаясь через горы, сползала по холмам, карабкалась на вершины деревьев. Она огрызалась и скалилась, но продолжала пятиться во владения Сам-Ру. Периферия просыпалась ото сна. Серыми гейзерами дымили становища кочевников. Как и сотни лет до этого, небольшие племена продолжали бродить по зелёным просторам долин, перегоняя стада гураму с места на место.

Запахло жареным мясом. Открыв глаза, воин осмотрелся, прислушался – вода. Судя по всему, где-то поблизости бежит ручей. В этих звуках, что окружали юношу, присутствовало, что-то до боли знакомое. Он словно вновь оказался на одной из многочисленных полян родной долины. Сквозь привычный гомон обитателей лесной чащи, если напрячь слух, можно было разобрать, едва различимое журчание. Точно ручей, а может даже небольшая речка! Стоит проверить. Тем более что освежиться перед дальней дорогой, никогда не помешает.

Мирт откинул походный плащ, который ему одолжил один из ртупов, зевнул и лениво потянулся. Как же хорошо-то! Благодать! На мгновение он даже забыл, что находится среди незнакомых воинов, на чужой территории, да ещё в статусе харуту. Взгляд, заспанных глаз, ненадолго задержался на потёртых сандалиях. Удручающее зрелище. Позор для тога, да и вообще! Пошевелив, когтистыми пальцами, кисару недовольно скривил рот. Его стопы давно уже выросли из этой обуви. Того и гляди они разорвут потёртые ремни и он вовсе останется босиком. Но на новые сандалии, а тем более сапоги как у тога, в ближайшее время рассчитывать не приходиться. Поэтому придётся бегать, до тех пор, пока подошва окончательно не отлетит, а там на все воля Великой Ра-Аам! Если, конечно, не получиться разжиться сандалиями у новых знакомых. Но это маловероятно.

Как только в голове прояснилось, и окончательно улетучились остатки сна, кисару уверенным шагом направился через просыпающийся лагерь. Запах прогоревших поленьев щекотал ноздри. Юноше захотелось очистить аруту и смыть с себя следы Сам-Ру. Тем временем ртупы начали приводить в порядок амуницию, заправлять сору, сворачивать походные мешки, собираться в дорогу.

– Может, стоит его всё же связать ненадолго, а, Грако? – Сурмо-ох, недовольно фыркнул, косо поглядывая на, бредущего через лагерь, Мирта,- Как думаешь: куда это он направился?

Кисару на ходу разминал затёкшие за ночь конечности, не обращая никакого внимания на лагерную суету.

– Мне кажется, пока это лишнее. Он же не пленник, – Грако-ох покосился на товарища. – А, ты, думаешь, стоит?

Сурмо многозначительно посмотрел в ответ, когда кисару, проходя мимо одного из ртупов, запнулся о колчан данака и чуть не свалился в дымящий костёр.

– Цоробо-ох, присмотри за парнем! – Грако, сделал знак рукой воину, сидящему неподалёку.

Крепкий ртуп, лицо и предплечья, которого были окрашены краской синего цвета, взглянул на кусты, в которых только что исчез юноша. Закончив поправлять тетиву на данаке, он неспешно отправился по следам Мирта. Выслеживать чудаковатого кисару, когда товарищи собираются завтракать, воину хотелось меньше всего. Однако переубеждать Грако-ох или спорить с ним бесполезно, даже Напада не часто решался на это.

Сурмо, махнул рукой на собеседника:

– Мне кажется, Грако, вся эта затея с кисару, не стоит скорлупы младенца. Лично я, полностью поддерживаю Напада. Зачем нам связываться с пастухами?! Подумай, сам. Какой от этого прок? Смех, да и только. Ну, сколько раз пытались? Не лучше ли попробовать выменять парня у сиронгов на кого-либо из наших? – ртуп вопросительно посмотрел на товарища.

– Кисару на ртупа? Хватит Сурмо, это даже не смешно. Ты прекрасно знаешь, что никакого разговора с ними не получится. Да и с чего ты вообще взял, что этот недотёпа, не достойный лобызать стопы Цоронга, нужен Ситуст-Ре?

– А нам-то он – так нужен! Не проще было начать переговоры с любым жрецом или тога его же племени? Какой толк от мальчишки? Тьфу! Никогда не верил этим хвостатым.

– Тога, говоришь? Да это, конечно, хорошо, но попал к нам именно этот малец, причем, как раз, когда Сабатаранга вторгся в земли ртупов. Зачем искать встреч, отправлять посыльных, ведь каждый воин на счету. Он может стать нашим посыльным к кочевникам Диких Голубых озер. Как ты смотришь на мое предложение. С этим-то думаю парень справиться? Я все же склонен верить воли Цоронга, Сурмо. Когда ты последний раз видел кисару, летящего на спине охноса, скажи, друг мой?

– О, Грако! Вот только не начинай. Ты готов рискнуть будущим своего племени из-за …? Бр-р! Нет хуже идеи, чем связываться с хвостатыми. Глупость! Напада даже не станет рассматривать это предложение! Пустое!

– Всё! – Грако-ох поднял вверх раскрытую ладонь, останавливая соплеменника, – Всё. Достаточно. Лучше подумай о том, как не нарваться на разъезд Ситуст-Ры. Вопрос по кисару будем решаться на совете, в присутствии вождя и старейшин. Среди тех, кто останется в живых, конечно, храни нас Цоронг. Последнее слово за Напада, а пока, нужно за парнем просто присматривать.

Грако-ох повернулся спиной к собеседнику и уверенно зашагал к прибывшим дозорным, отправленным ранее на поиски безопасной тропы.

– Что я вам – нянька?! Присмотреть! Пусть идёт своей тропой, пока цел! – крикнул Сурмо-ох вслед уходящему товарищу, – задери его Цоронг! Тоже мне, вестник богов!

Тем временем, Мирт, наскоро умывшись, решил пройти немного вниз по течению небольшой речушки, наблюдая за булу. Возможно, одну или две удастся изловить? Холодная вода придала бодрости и сил, поэтому возвращаться назад, пока, не хотелось. Да и побыть одному будет не лишним, нужно привести мысли в порядок. Словно назойливая муха, одна из них крутилась в голове, подталкивая к побегу. Однако, любопытство уступило здравому смыслу. С рассветом желание познакомится с представителями другого племени, немного ослабло. Страх быть обманутым незаметно подкрадывался к аруту. Легенды про кровожадных питонгу пожиравших после битвы плоть врагов напомнили о себе в самый неподходящий момент. Мирт внезапно осознал для себя, что совершенно ничего не знает о новых знакомых и возможно, вообще, его ведут на заклание к чужому божеству. Эта версия прекрасно объясняла их дружеское расположение.

Кисару и те, не принимали чужаков, чего тогда ждать от ртупов? Не лучше ли идти своей тропой, в конце концов, так и поступают все харуту?! Он чувствовал себя не совсем комфортно в обществе угрюмых воинов, особенно раздражал здоровяк с безобразным шрамом на пол лица. Хотя нужно отдать им должное: не смотря на незначительные минусы, все же у рогатых воинов он ощущал себя куда безопасней, чем на спине охноса и тем более среди соплеменников.

На протяжении всего пути пробираясь через густые заросли, никак не получалось избавиться от чувства, что за ним кто-то пристально наблюдает. Сам-Ру холодными лапами касался аруту кочевника, заставляя то и дело оглядываться по сторонам. Несколько раз Мирт оборачивался назад, но кроме едва заметной вибрации травяных кустов ничего подозрительного не заметил. Возможно это всего лишь куты, которых в землях ртупов было не меньше, чем в долине Диких Голубых озёр, а может просто поток воздуха. Да мало ли кто: откет, либо вездесущая вопра. Мелкой живности на Периферии всегда хватало.

– Спешить точно не стоит. Прежде, чем дать дёру, неплохо бы разжиться у этих ребят, любым оружием. Ну, хоть бы той же парунду. Конечно, самым лучшим для харуту будет данак. Но как его достать? А если повстречаю агато? Нет, так не пойдет. Решено – выкраду данак, а затем отправлюсь к рампа. Может даже получиться, что-то разузнать о Сите. Приведу ее, и тогда разговаривать с Рату будет куда проще. Там и до клейма-тух недалеко.

Осторожно ступая вдоль берега, Мирт вышел к широкой заводи. Его сопровождали стрекочущие по кустам куты и большой жук, который почему-то решил, что кисару будет несказанно рад подвести его до места на собственном хвосте. Громко жужжа насекомое, проводило Мирта до самой реки, так и не успев ни разу присесть.

– Здесь точно должна водиться булу. Неплохо бы перекусить, прежде чем отправляться в путь. Эти ребята вряд ли захотят меня накормить. К тому же неплохо воздать хвалу Великой Ра-Аам. Богиня нуждается в подношении за моё спасение.

Выбравшись, наконец, из непроходимой чащи, юноша постарался найти надежный участок берега, где спуск к реке удобен, а вода максимально прозрачна. Несколько раз ему казалось, что он слышит за спиной треск веток. Но, вспомнив о пронырливых кутах, кисару занялся реализацией своего замысла. Жареная мякоть рыбы так и стояла перед его глазами, вызывая обильное слюноотделение.

Еще, будучи мальчишкой, Мирт, время от времени, отрабатывал приёмы ловли булу голыми руками. Иногда ему даже везло – хватало поесть самому, да ещё угостить уловом Ма-Карай. В такие моменты старик необычайно радовался, всячески подбадривая воспитанника к новым свершениям. Он оказался единственным из соплеменников, кто согласился присматривать за маленьким кисару, когда родителей Мирта забрал к себе кровожадный Сам-Ру. В каком-то смысле Ма-Карай заменил малышу отца и мать. Мирт каждый раз вспоминал с улыбкой это светлое время его кочевой жизни!

Вот и сейчас надеясь на полученные когда-то навыки, кисару застыл над ребристой поверхностью реки. Играя мелкими бликами, вода мешала ему разглядеть в её толще мясистую рыбину, достойную внимания богини. Сделав несколько неудачных попыток, юноше лишь единожды удалось, коснулся хвоста потенциальной жертвы. Всё же, казалось бы, даже такие элементарные для кочевника приемы рыбной ловли требовали постоянных тренировок.

Неожиданно треск веток и шелест листвы усилился. Нечеткий до этого звук, говоривший о продвижении неизвестного существа через заросли начал стремительно нарастать. Кисару стало понятно, что на него через джунгли движется что-то большое, и оно, судя по всему, было намного крупнее любого кута. Мирт поднялся. Тревожно огляделся по сторонам, выбирая наиболее удачный маршрут для отступления, на случай, если это действительно окажется чем-то серьезным. Аруту юноши стала ритмично сжиматься, предчувствуя скорую встречу с возможным вестником Сам-Ру. Как же сейчас не хватало саяка.

И вот внезапно все стихло. Мирт замер вслушиваясь в каждый шорох и движение зелени. Когда сочная листва медленно расступилась, на расстоянии вытянутой руки перед юношей, словно из неоткуда, выросла большая змеиная голова. Первый муравей страха, уже вскарабкался на загривок кочевника. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! Мирт не мог пошевелиться, словно его тело пригвоздили к земле копьём тога. Два жёлто-зелёных глаза, в обрамлении ярко-красных чешуек, застыли, как раз, напротив лица юноши. Вот он, истинный взгляд Сам-Ру. Мерзость и красота одновременно боролись в этом ужасном воплощении темного божества. Мясистый раздвоенный язык активно двигался, словно кистью, ощупывая воздух. Кисару громко сглотнул ком страха, ощущая на спине, неприятное прикосновение маленьких лапок. Надо же было так вляпаться! Близость кровожадного Сам-Ру сковывала конечности кочевника, не позволяя осуществить задуманное.

Таких огромных кари ему ещё никогда не приходилось встречать. Эти, ползающие по лесам Периферии, хищники в землях племён кисару в длину вырастали не больше средней парунду, а такой экземпляр сам по себя достоин уважения. Мирт не отводил глаз от змеи, лихорадочно набрасывая в голове план дальнейших действий. Наконец разум поборол в нем первобытный страх. Пора, или сейчас или никогда! Дальше затягивать нельзя! Юноша собрался, сделал, уверенный шаг назад. Сделал глубокий вдох, максимально заполнив лёгкие воздухом, затем резко повернулся на сто восемьдесят градусов и, высоко подпрыгнув, погрузился в поток холодной воды. Издав зловещее шипение, кари, выпрямилась, словно натянутая струна, и бросилась вслед за Миртом. В раскрытой пасти, сверкнули два смертоносных клинка Сам-Ру.

Уже в полёте кисару ощутил острую боль в правой ноге – прислужнице темного бога, всё же удалось вогнать клыки в голень кочевника. Не успела ледяная вода сойтись над головой Мирта, как большую часть тела, плотными жгутами, обвили тугие кольца. Ах, ты ж, никчемное охвостье кута! Невыносимая боль терзала юношу. Он даже не представлял, сколько силы тёмного божества Периферии таит, в себе мощь кари. На короткое мгновение ему показалось, что сквозь толщу водной массы он слышит хруст собственных костей. Крик о помощи потонул в бурном потоке, стремительно заполнявшем лёгкие, а тщетные попытки освободится, только ослабляли. Беспорядочно размахивая руками и пуская пузыри, кочевник уходил на дно, понимая, что силы покидают тело. Совсем скоро он потеряет контроль над аруту, которая полностью окажется во власти Сам-Ру. Несмотря на все его нелепые потуги и попытки, освободится, кисару продолжал тонуть.

Цоробо-ох осторожно пробирался за Миртом, успевшим продемонстрировать, по мнению воина, полное отсутствие инстинкта самосохранения. Так беспечно ходить по землям ртупов, не соблюдая элементарные меры предосторожности, мог разве что ребенок. Цоронг – коварен, беспощаден к тем, кто проявляет подобное легкомыслие. Здесь редко встречаются открытые площадки, на которых, можно сразу заметить и распознать угрозу. Это ему не земли Диких голубых озер! За каждым стволом секвойи, сосны или кипариса, неосторожного путника могли поджидать крепкие объятья Цоронга.

Джунгли, как источник пропитания, всегда привлекали самых опасных хищников периферийного мира. Район Забытых пещер не стал исключением. Обилие травоядных, словно магнитом притягивало, жадных до крови, ящеров, населявших земли ртупов, включая свирепого великана агато. Не каждый воин оставался спокоен, когда над джунглями разносился рёв самого опасного хищника Периферии. С раннего возраста кочевникам внушали, что выжить после встречи с ним практически невозможно. И только самые смелые, отважные тога решались на поединок. Не столько по необходимости, сколько из личного желания испытать себя на прочность. Выстоять против силы и мощи Сам-Ру получалось далеко не у всех и не всегда. Зная всё это, ртупы старались не перемещаться поодиночке без крайней необходимости. Поэтому, воин заранее натянул тетиву данака, стараясь не упускать из вида, копошившегося на берегу Мирта. Ну, мало ли что! Это парень не внушал ему доверия, как и все, что он делал. Не совсем было понятно кого нужно больше защищать его от диких обитателей джунглей или джунгли от него.

Молодой ртуп заметил приближение крупной кари гораздо раньше кисару. Он видел, как её темно-зелёное тело с красно-желтой продольной полосой, острым клинком, вспороло сочное полотнище прибрежной растительности, направляясь к берегу реки. Ртуп значительно увеличил скорость, стараясь держать в поле зрения, чешуйчатую спину убийцы. Воин успел выстрелить в тот самый момент, когда змея бросилась вдогонку за юношей. Нужно действовать быстро: кари не прощает легкомыслия и пренебрежения! Цоробо побежал к берегу, у него получилось выпустить на ходу ещё несколько стрел, прежде чем змея погрузилась в воду. Но судя по все они прошли мимо, слишком велико расстояние, а кари на удивления подвижна, несмотря на ее размеры. Вот же, немытая скорлупа Цоронга! Разозлившись на себя за нерасторопность, ртуп отбросил данак в сторону, быстрым движением сдёрнул сору с ремня и кинулся следом за хищником.

С кари – шутки плохи!

Стараясь не задеть кисару, Цоробо-ох наносил точные удары топором. Массивные мышцы буграми вздувались под кожей воина. Удар ещё один! Ещё удар! Змея выпрямилась, снова собралась в кольца, одно из таких массивных колец обвилось вокруг ртупа. Цоробо не обращал на это внимания, продолжая размахивать сору. Река не лучшая площадка для битвы с кари. Но другого подходящего варианта у Цоронга для ртупа не оказалось. Удар! Ещё удар! Попал! Вода тут же вспенилась и заалела от обилия крови, хлынувшей из змеиных ран. Ртупу удалось схватить жесткий хвост, а затем подтянуть к берегу, уходившие на глубину, тела. Когда, израненная кари, наконец, выпустила из своих крепких объятий кисару, Цоробо-ох обхватил объёмное туловище ногами, стиснул, словно клещами и попробовал разрубить хищника пополам.

Кари неистово билась о бурлящую речную плоть. Она действовала довольно агрессивно, несмотря на раны: вращалась вокруг своей оси, сокращалась, то выныривала, то упускалась, пыталась любым способом сбросить противника. Штопором, разрезая водную массу, змея медленно, но верно затягивала оба тела за собой на дно. Лёгкие ртупа буквально разрывало от нехватки кислорода. Из последних сил воин старался попасть по кари, но получалось довольно не уклюже. Бурлящие водные потоки не позволяли даже такому сильному воину быстро расправиться с кари. Хищник всеми возможными способами стремился скинуть с себя мучителя. Наконец погружение прекратилось, Прилагая неимоверные усилия, Цоробо достиг результата – змея всплыла на поверхность. Вскоре ей удалось выползти на берег вместе с, оседлавшим её спину, Цоробо. Воин ослабил хватку, жадно хватая ртом воздух. Ещё немного и его самого пришлось бы спасать. Змея представляла довольно жалкое зрелище. Цоронг бушевавший внутри неё стих, так и не получив обещанной жертвы.

Оказавшись на твердой почве и почувствовав себя намного уверенней, ртуп в несколько сильных взмахов рассек, кари на несколько частей. Змеиная кровь фонтаном прошлась по лицу и рукам воина. Цоробо едва держался на ногах. Грудь ртупа тяжело вздымалась, колени дрожали, а перед глазами поплыли мутные круги. В конец обессилев, он выронил сору из рук. Не сделав и шага, Цоробо-ох рухнул в кровавое месиво из грязи крови и тины, а также мяса смешанного с водорослями. Сил на то, чтобы помочь кисару выбраться на берег у него просто не осталось. Цоронг ему в помощь! Ртуп закрыл глаза с полным осознанием выполненного долга.

На звук схватки прибежали соплеменники Цоробо, из той группы, что Грако-ох отправил на поиски тропы ведущей к Забытым пещерам. Они подоспели как раз к самому концу битвы. Не обнаружив на берегу реки кисару, воины кинулись в заводь, на которую им указал Цоробо-ох. Лежа на земле после встречи с опасным хищником, он не смог заставить себя подняться, чтобы присоединится к собратьям. Тяжело дыша, ртуп так и остался лежать на берегу после схватки, жадно глотая воздух насквозь пропитанный смертью.

За всем происходящим у реки, пристально наблюдал охнос, удобно устроившись на, растолстевшей за прошедшие века, ветке секвойи. В янтарных глазах ящера отражались маленькие фигурки, суетившихся ртупов. Он недолюбливал рогатых воинов – уж слишком метко стреляли их данаки. Из раскрытой пасти стекала, мутная слюна, между зубов свисали тонкие жилы недавней жертвы. Муха, привлечённая запахом крови, надоедливо вилась вокруг длинного носа хищника. Клацнув на неё несколько раз зубами, охнос издал недовольный крик, а затем, взмахнув крыльями, лениво полетел к скалистым выступам. Охота сегодня оказалась, на удивление, удачной, поэтому, ящер быстро потерял интерес к метавшимся на берегу кочевникам. Если он и надумает вернуться, то это будет намного позже.

Отыскать кисару удалось не сразу. Ещё сложнее оказалось его реанимировать, чего только ртупам не пришлось сделать, чтобы заставить юношу дышать. На каком-то этапе они даже решили, что всё бесполезно. Сердце кочевника остановилось, перестав биться. И лишь упорство одного из ртупов оттолкнуло Сам-Ру помешав завладеть аруту кисару. Не сразу, но ему удалось запустить сердце юноши. Слишком рано темный бог пришел за кочевником. Какое-то время Мирт лежал неподвижно, пока ртупы воздавали похвалу своему божеству, прося о защите и спасении. И вот, наконец, кисару прокашлялся, срыгивая остатки воды, он задышал, поной грудью. Мирт пришел в себя, хотя глаза открылись с большим трудом, не сразу на этот раз у него получилось пробиться сквозь сети Сам-Ру.

Ртупы расселись вокруг юноши, увлеченно обсуждая все произошедшее и восхваляя мужество Цоробо-ох. Время шло. Кисару постепенно возвращался к реальности. Очень скоро смог самостоятельно перевернуться и сесть. Правда, немного подташнивало, но это уже не так существенно. Голод тут же напомнил о себе глухим урчанием, он явно не желал отступать, несмотря не на что, а значит не все так плохо. Мирт снова лег. Мало-помалу вернулся слух, а следом и зрение. Картинка перед глазами, как и прежде, стала четкой и ясной.

– Вот же, никчемный сын откета и вопры.

Юноша посмотрел прямо перед собой, над ним склонилось недовольное лицо Сурмо-ох. Этого ещё не хватало! Не совсем то зрелище, что мечтает видеть кочевник, только что избежавший встречи с тёмным божеством. На каком-то интуитивном уровне, Мирт ощущал, что этот грозный ртуп, с лицом похожим на гураму, сильно его недолюбливает. Всматриваясь в большие ясные глаза кисару, воин обратился к, стоящему поодаль, соплеменнику:

– Очнулся! Грако, я настаиваю на том, чтобы оставить этого парня здесь. Чего спрашивается, нам тащить его за собой? Разберется без ртупов, как-нибудь, куда ему идти. Что нам больше заняться нечем, как только нянчиться с детворой?! А лучше пусть вообще топает своей тропой, и желательно подальше от наших земель – воин поднялся с колен, немного косолапя, подошел к Грако-ох. Он ужасно переживал за то, что из-за происшествия с кисару им пришлось серьезно изменить график передвижения. Напада в опасности! – Сам же видишь от него нам одни неприятности. Мы едва не лишились опытного ртупа! Чего ещё от него ждать? Ты не хуже меня знаешь, Грако – у нас сейчас каждый данак на счету! Какого кута мы рискуем своими аруту?! Может, хватит уже?

Грако-ох раздраженно посмотрел вокруг. Сначала на ползающего по поляне кисару, а затем перевел взгляд на стоявших поодаль воинов. Ему ужасно не нравилось, как всё обернулось для него и для племени в целом. Слишком часто Цоронг, за последнее время, вмешивался в планы кочевника. Кольцо над верхней губой ртупа задёргалось. Воин явно нервничал больше обычного, безуспешно пытаясь найти выход из сложившейся ситуации.

– Хорошо, будь, по-вашему – как только парень немного придёт в себя, оправим его домой. А сейчас необходимо соорудить носилки. Сурмо, как нога кисару?

– Пф! Нашел о чем переживать! Пустяки! После такого, он должен был прямиком отправиться в обитель Цоронга, а  это ерунда. Уверен пару рассветов, и мальчишка будет, словно младенец покинувший скорлупу. Грако-ох, подожди! Не хочешь ли ты нам сказать, что мы будем теперь таскаться с ним по лесам, когда в нашей помощи так нуждается Напада?! Ты в своем уме, дружище? Одумайся!

– А что ты мне предлагаешь? Ну не бросать же его прямо здесь! Вот всегда ты так, Сурмо-ох! Чего ты ждешь от кисару, когда сам плевать хотел на них?

– Тьфу! Конечно! Давай забудем о собственных проблемах и пойдем к Рату с поклоном, так что ли?

– Не передергивай, Сурмо.

– А мне надоело, что ты трясешься с этим хвостатым, словно от него что-то зависит. Я не передергиваю! Даю руку на отсечение, он живого ртупа и не видел-то никогда! По его глупости, мы чуть не лишились Цоробо! Ты вообще, на чьей стороне, Грако?

– Хорошо, в таком случае придется сделать крюк. В чём-то, конечно, ты прав – нести кисару к пещерам бессмысленно, через десяток сикелей будет кочевье Зоркого Шуму, там и оставим парня. А дальше, уж как решит Напада, храни нас Цоронг!

– Ха-ха-ха! Нет, ну вы послушайте его! На кой, спрашивается, кутий хвост, он нам сдался-то? Грако, ты опять за своё? Какой ещё крюк?! Мы и так потратили слишком много рассветов зазря. Жизнь наших братьев – вот, что важно! Этим кисару – веры нет, и не было никогда!

Татуировка на лице Грако-ох растянулась, он посмотрел в желто-зеленые глаза друга.

– Сурмо-ох! Что ты предлагаешь? Бросить его здесь?! Ртупы не поступают так с воином, попавшим в беду, или я не прав? Что мы – мурги? Он кочевник. Решено: мы оставим парня у Зоркого Шуму и пойдём дальше к пещерам, как и договаривались. Если вы не согласны со мной – можете идти без меня. Только сначала ответьте себе на один вопрос: кем мы станем, если забудем, всё чему нас учили предки? Может, решишь присоединиться к мургам, Сурмо-ох? Превосходно! Вольная жизнь – никому ничем не обязан. Об этом ты мечтал? Правда, в любой момент, кто-то из них, готов вогнать в тебя саяк, как только подставишь спину. Давайте, вперед! Ситуст-Ре только этого и надо! Сначала разобщить племя, а затем превратить в полуголодный сброд кочующих наёмников, а там правь ими, как хочешь, на свое усмотрение – Грако-ох тяжело выдохнул. – В любом случае, соплеменникам сейчас уже не помочь, даже, если оставим парня умирать. Мы уже задержались и без него. Не надо сваливать все в один котел, Сурмо. Я лишь говорю о том, что нужно завернуть в кочевье отшельника, а не бросать племя в беде. Не передёргивай!

– Ты забыл, Грако – старик Шуму не жалует чужаков? Да и с чего вдруг, ему нам помогать? – Сурмо-ох, с досадой посмотрел в сторону сидящего Мирта, который заинтересовано, наблюдал за бурной перепалкой двух крупных ртупов, – Да, представляю, как отшельник обрадуется. Ты ещё ему поведай о своих планах на союз с кочевниками долины. Вот будет потеха! Так и вижу, как одноглазый радостно мчится расчехлять данак, сразу после твоих слов. Единая, неделимая Периферия свободного кочевого братства! Прекрасно! Могу поклясться, дружище, чистотой аруту Цоронга – он даже слушать тебя не станет. Повезёт, если сходу не попортит нам шкуры, а за ним не заржавеет. Нрав у старика сам знаешь! Легче договориться с агато. Он, как-то раз нашпиговал стрелами шайку Сахра, да так, что те ели унесли ноги. И до сих пор мурги обходят кочевье отшельника стороной, а этих ребят, скажу тебе, так-то просто не напугать.

Мнение Сурмо-ох поддержала добрая половина ртупов, стоявших рядом. Все, включая Грако-ох, лелеяли надежду на спасение хотя бы части племени, поэтому перспектива задержки, из-за кисару, никого особо не радовала. Фаранги на территорию ртупов могли принести только беду. Однако, врождённое чувство долга присущее каждому порядочному ртупу, а также мнение предводителя, в конце концов, пересилило желание бросить раненого и идти своей тропой. Воин, проявивший отвагу, заслуживает уважения, а вот ведомый глупостью – смерть.

– Подумай хорошо, Грако-ох. Собери ты хоть все племена кисару, против фарангов Сабатаранги нам всё равно не выстоять. Этот старый сын агато и кари, только и ждёт достойного противника. Ты же прекрасно знаешь, сколько всадников у него разведено по рампа. Каждый новый рассвет отдаляет от нас победу. Или может я не прав? Молчишь! Зачем заигрывать с Цоронгом, Грако? – никак не унимался Сурмо-ох.

– Довольно! Пора выдвигаться. До темноты нужно попасть в кочевье Шуму, – Грако-ох, ещё раз, окинул угрюмым взглядом разбросанные по берегу окровавленные куски кари и уверенным шагом направился в сторону лагеря.

Тем временем, охнос, наконец, добрался до своего гнезда. Выслушав тираду со стороны недовольной самки, он расположился около яйца. Не обращая внимания на крики, несколько раз, носом, перевернул его, желая, убедится, что скорлупа по-прежнему цела. Затем замер привлечённый движением жука, которому посчастливилось, после длительного полёта, зацепится за одну из торчащих веток гнезда. Смоляной зрачок ящера сфокусировался на панцире насекомого. Не успел жук понять, где находится, как очутился на корундовом языке хищника. Охнос несколько раз подкинул жертву, чтобы лучше ухватить. И когда ему это, наконец, удалось, отправил беднягу в раскрытую пасть голодной самки. Бывает для счастья достаточно какой-то мелочи, но мы ее упорно не хотим замечать, либо делаем вид, что не видим.

VI ГЛАВА

 

Темнота обнимала кочевье племени кисару, заставляя костры гореть намного ярче. Заполняла кочали до самого верха. Редкие бутоны цветов, разбросанные, то там, то здесь, по зеленой шапке кустарника, свернулись улиткой и до рассвета поникли. Время от времени в тишине раздавалось сопение, смешанное с ворчливым бормотанием гураму. Животные, как обычно, не могли поделить между собой место ночлега. Топтались на месте, лениво толкая друг друга рогами. После нескольких внушительных ударов хлыста по горбатым спинам, они успокаивались и уже через несколько мгновений снова начинали дремать. Запах приправленного специями жареного мяса змейкой струится от кочали к кочали, смешиваясь с ароматом пряных трав, которыми старухи обкуривали свои жилища, из опасения прихода Сам-Ру.

Большие семьи кисару собрались вокруг костров, так как настало время ужина. Последние несколько поколений кочевники могли похвастать хорошим приростом численности племени. Несмотря на всю жестокость политики Рату, ему удавалось удерживать общину от распада и сохранять цобо нетронутым. Жрец шёл на любую подлость, авантюры и коварство, чтобы поддерживать привычный режим кочевой жизнь. Некоторые противники Рату в тайне даже поговаривали, что старик отдал аруту Сам-Ру желая остаться у власти. Так или иначе, но верховный жрец крайне негативно относился к любым послаблениям, особенно если это касалось молодого поколения. Своеволия он вообще на дух не переносил.

Этот хрупкий авторитарный мир, созданный им, после гибели вождя Атуата, скорее всего, рухнет сразу после его смерти – Рату это прекрасно понимал. Однако пока сердце бьётся, он не позволит нарушить покой кочевья ни одному кисару. Хотя не все было так плохо. Женщины успешно откладывали яйца, потому что служитель культа Ра-Аам всегда удачно выбирал место под инкубатор. Дети вырастали, проходили инициацию, получали заветное клеймо и становились на защиту племени. И так по кругу! Пастбища удовлетворяли потребности стада, поэтому без мяса кисару никогда не сидели. Как с мургами, так и с сиронгами он умел договариваться, избегая нашествия одних и соглашаясь идти на уступки другим. Старик безмерно гордился, что не допустил племенного размежевания, пусть даже и при помощи довольно радикальных мер. Он свято верил в правильность принимаемых решений, особенно когда это касалось личной выгоды.

Раздумывая над тем, что произошло, Тур чуть было не прошёл мимо кочали жреца. Ситуация складывалась не в пользу тога и с этим нужно что-то срочно делать. Но, что? Таких промахов Рату не прощает. Минуло четыре рассвета, как они вернулись из неудачного похода к Царогским скалам. Настроение у кочевника последнее время сквернее – скверного: он потерял товарищей, нескольких гураму, попал в немилость к Рату, да ещё этот мальчишка сбежал, разорви его агато. Куда уж, хуже?! Судя по всему, Сам-Ру начал свою обыкновенную игру на выживание. Пересекая широкими шагами площадку перед Столбом Позора, кочевник услышал позади себя знакомый голос тога:

– Братец, лопни твоя скорлупа! Да, подожди ты, – сильно прихрамывая, к нему приближался запыхавшийся от быстрой ходьбы, Рурсур, – Слышал последнюю новость? Говорят в землях ртупов, что у Забытых пещер, то и дело проходят регулярные стычки с сиронгами. Зашевелилась Ситуст-Ра! Думаю, сейчас там жарковато! Прошлый рассвет, дозор видел в паре сикелей от нашей границы их разъезды. Как бы Сабатаранга не зацепил и нас. Старики перепугались, брюзжат, давят на жреца – мол, пора сниматься с кочевья. Затягивать нельзя, опасно. Тоже считают, что Сабатаранга не остановится на этом. Видать, за свежей кровью пришли, мерзкие фокуру! Не за этим ли тебя вызвал к себе жрец, а? Как считаешь?

Тур недовольно хмыкнул, пожал плечами и уже собирался продолжить путь, но почувствовал на запястье широкую ладонь Рурсура.

– Не спеши. Слушай, братец, я не слышал о том, что твориться в землях ртупов, с тех пор, как получил право носить саяк. Прежде чем, давать какие-либо обещания Рату, хорошо подумай, – не унимался воин, – Да, вот ещё, вспомнил: поговаривают, что после последней битвы сиронги полностью зачистили их земли, забрав в рампа всех женщин и детей. Дело известное – Ситуст-Ра не любит, когда кто-то слишком высоко поднимает голову. Поганцы! Представь: вскрыли цобо и не оставили ртупам ни единого яйца. Да подожди, ты! Лопни твоя скорлупа! Тур! За тобой не угнаться.

Тога резко повернулся к Рурсуру, лицо, которого, от переполнявшего его волнения, стало болотного цвета, и процедил сквозь зубы:

– Хватит меня учить! Послушай: тебя сейчас только это интересует – сплетни старых ворчунов? Ртупы, насколько мне известно, бесспорно, храбрые воины, но с сиронгами им все равно не справится. Напада собирается показать Периферии, а заодно и Ситуст-Ре, какой он отважный вождь – пожалуйста! Мне наплевать! Жаль, конечно, малышей, но на всё воля Сам-Ру. Поверь – кисару ждёт участь не лучше, мы не сможем постоянно прятаться от них! Даже Великая Ра-Аам нас не спасёт, если Сабатаранга вздумает закрепить успех по всей Периферии. Ему и за Перевал пройти ничего не стоит. Видно настала пора приносить жертвы, – Тур, заметил вышедшего из кочали жреца и бросил брату, – Не уходи, дождись, я скоро.

Выражение лица служителя культа и походка выдавали скверное расположение духа. Нет, ждать чего-то хорошего не приходиться! Тога терпеть не мог разговаривать со стариком в такие моменты. Импульсивные поступки кисару замешанные на лютой ненависти ко всему чуждому, могли вывести из себя любого. Ждать от него в такие минуты можно было чего угодно, терпеть же, подобные выходки, становилось с каждым разом все труднее и труднее.

– Да убережёт твоё кочали Великая Ра-Аам, жрец Рату, – воин покорно склонил голову не дойдя до старика пары шагов, – Ты хотел меня видеть, Светлоликий?

– Тур, мой верный тога, мне стало известно, что может начаться очередная война кочевых племён с сиронгами. Это недопустимо. Безрассудная глупость некоторых вождей кормит Сам-Ру, – прохрипел старик и повернулся в направление Царогских скал. Поглаживая морщинистой рукой аметист амулета, он, не поворачиваясь к собеседнику, продолжил, – Нам придется уйти! Понимаешь о чём я? Да, согласен не подходящий момент. Я, как и ты, весьма опечален, но выбора-то нет. На этот раз для племени другого варианта просто не осталось. Прошлый рассвет отправил две большие группы, чтобы разобрали цобо, их – нужно перевозить в первую очередь. На сумпу приняли решение идти за Дикие Голубые озёра, туда ближе к Туманной земле.

Тур открыл рот от удивления, бросив через плечо взгляд на стоявшего в стороне Рурсура. Братец заметно посветлел с лица. Новость так себе! Тога, еле сдержался, чтобы не возмутиться подобной глупостью. Кому это вообще могло прийти в голову? Проталкивая внутрь себя ком возмущения, с трудом выдавил сквозь зубы:

– Но, жрец, там же нам совсем нечем будет кормить стада! Пустырь!

– И, что с того?

Шрам на лице воина потемнел, стал почти не заметен, на тёмной коже. Тога захлестнула волна негодования.

– До каких пор, кисару будут жить как падальщики?! Мы загубим половину из отборных ездовых гураму, если не больше! Рату, ртупы борются за свою землю, а их значительно меньше, чем кисару. Тебе ли не знать этого. Может, хватит уже прятаться по кустам? Нам стоит, наконец, последовать их примеру. Только не будем поступать как Напада. Поодиночке с Ситуст-Рой никому не справиться. Это очевидно. Можно попробовать призвать соседние племена кисару. Совместными усилиями, думаю, стоит попробовать отстоять рубежи.

Глаза служителя вспыхнули злобным огнём. Не контролируемый гнев разъедал аруту. Тот, кому положено защищать его интересы, решил размахивать саяком на своё усмотрение. Как бы, не так! Такого Сам-Ру уж точно не допустит.

– Послушай меня, тога! Я ещё помню, как держал в руках скорлупу твоего отца, поэтому оставь никудышные советы при себе. И не вздумай никому рассказывать эти нелепые бредни, забери тебя Сам-Ру! Фу, какая, мерзость! Не лучший момент ты выбрал, тога, чтобы перечить мне! Ох, не лучший!

Рату взвизгнул, насупился и грозно посмотрел на воина. Посох в руке старика затрясся, а с губы тонкой нитью на живот сползла липкая слюна. Тога знал по опыту: в такие моменты с ним лучше лишний раз не связываться. Мало ли что! Тур потупил взгляд. Ему ужасно не хотелось смотреть в раскалённые глаза, источающие лишь надменность и презрение. Каждый знал, что верховный жрец ненавидит, когда ему перечат. Однако тога, рискуя аруту и положением, продолжил настаивать на своём:

– Светлоликий, у нас есть все силы для этого! Можешь не сомневаться! Только не надо затыкать мне рот, не я затеял все, то, что сейчас происходит у Забытых пещер! Ни одно племя кисару в округе не имеет такого количества зрелых тога и это не может нас не радовать. Богиня будет счастлива, уступить тебе, Рату. Стоит только попытаться. Мне кажется …

– Тур! Ты прекрасно знаешь, что оставляют после себя в землях кочевников сиронги! – жрец демонстративно выдержал паузу, – Ничего! Слышишь меня, тога?! Ничего! Если Сабатаранга решил размять кости, мы не станем ему мешать. Пусть тренируется, к примеру, на ртупах. Давно ли кисару оплакивали ушедших в обитель Сам-Ру?! Вот то-то же! А чего добились ртупы? Смерть, смрад повсюду и разорения! Глупость. Нет, Тур, наша тропа ведёт к Туманным землям. Там переждём, пока старый страж Ситуст-Ры перебесится! Уж, поверь, надолго сиронга не хватит. Вернемся, все успокоиться и пойдет так, как угодно богине.

Тур нахмурился. Пытаясь усмирить аруту, тога положил руку на эфес саяка. Тяжело выдохнул. Это несколько успокоило его, а заодно охладило пыл раздражённого старика. Жрец косо посмотрел на красивый меч воина. Рату понимал, что когда-нибудь их тропы пересекутся и рука тога не дрогнет, ну а пока уступать нельзя. Сделать послабления даже в личной беседе, означало выказать неуверенность в собственных силах, а этого кочевники не прощали, тем более верховному жрецу. Рату насупился, придавая лицу ещё более суровое выражение.

– Светлоликий, если племена кисару поддержали их, возможно, всё пойдет по-другому. Неужели наше предназначение только в том, чтобы гонять охносов по долине?

– Нет, но это не наша война, тога! Нам не зачем жертвовать ненасытному Сам-Ру лучшую часть племени! Или может, ты наберешь воинов из женщин? А? Я водил вас по земле дарованной Великой Ра-Аам нашим предкам – племя росло, наши стада тучнели и приумножались. Думаю, отрицать глупо? Согласен? Ну, то-то и оно! Тур, ты считаешь, что мне легко одобрить предложение сумпу? Нет. Но ради будущего всех кисару, мы подчинимся воле Великой Ра-Аам.

– Мне кажется, творцам Каменной кари выгодно поддерживать раздор в землях кочевников. Сам посуди, договорись Напада с нами, результат битвы мог быть совершенно иной. Нечестивцы Ситуст-Ры все просчитали. Ртупы их старый и грозный враг разгромлен, а значит, очень может быть дойдёт дело и до нас. Долго ли они будут мириться с кочевьем на границе, нужно, я бы сказал необходимо, нанести удар первыми. Здесь наша земля, в этих реках прах наших отцов и предков. Неужели, жрец, ты и вправду надеешься, что Сабатаранга станет, молча наблюдать, как у него вблизи рампа набирает силу одно из самых многочисленных кочевых племён? А если рахгута донесут на тебя, что тогда?

Тога становится невыносим. Рату охватил приступ старческого кашля. Разбрызгивая слюни по сторонам, он согнулся, точно надломленная ветвь. Его, без того тёмный окрас кожи, стал практически чёрного цвета. Возраст всегда берёт своё, как бы мы от него не отмахивались. Тур брезгливо отвернулся в сторону. Рату постепенно сдавал, как и весь кочевой мир, который он отождествлял вместе с тем порядком, что завели задолго до его появления на свет. Воин чествовал себя, неловко наблюдая слабость жреца. Он встал спиной к сгорбленному старику, нервно сжимая рукоять саяка. Сомнения терзали аруту воина, а совесть душила так, что хотелось кричать. Нет, ему далеко до Росы.

Наконец, прокашлявшись, Рату, небрежным движением руки, вытер рот и продолжил:

– Я позвал тебя не за этим, мы уходим к Туманной земле – это больше не обсуждается, – жрец положил костлявую руку, увенчанную длинными кривыми когтями на плечо воина, – Мои планы несколько поменялись. И вот об этом я хотел поговорить с тобой, Тур. По воле богов, мне вряд ли пока удастся вернуть Ситу. Уж так захотела Великая Ра-Аам. Да, да, надежды практически нет. Но осталось одно незаконченное дело, скорее даже дельце, и для этого мне нужен ты, Тур. Нет покоя моей аруту. Старость берет своё, как понимаешь рано или поздно, придётся встать на тропу ведущую к обители Сам-Ру.

Рату наклонился к кисару настолько близко, насколько, это было возможно. Притянул воина к себе за сатунгасу и тихо прошептал:

– Тур, тебе необходимо найти мальчишку, и избавится от него. Этого хочет богиня. Принеси мне лживое сердце поганого нечестивца. Слышишь меня, тога?

Воин, резко вскинул голову, шрам на лице вновь померк. Глаза кисару наполнились гневом. Вот же, фокуру! Рату вздрогнул, и сделал шаг назад. На мгновение старому кисару даже показалось, что тога ударит его. Нет, всё это заходит слишком далеко.

– Хватит! Великая Ра-Аам дала ему своё прощение, жрец! Даже не собираюсь говорить об этом, нельзя идти против воли богини! Какой пример, мы подаём молодым? Я – тога, а не мург, в конце концов! Не пристало воину гоняться за беглым харуту, когда племя в опасности! Сабатаранга сидит на хвосте, а тебе захотелось новых жертв? Мои руки и так по локоть в крови невинных аруту. Нет, Светлоликий, худое дело затеваешь, не стану мараться и так пятен на мне, не отмоешь никаким зельем.

Гордость сжигала Рату изнутри. Как этот поганец посмел ему перечить. Угасают силы, а с ними уходит и власть. Жрец нервно дёргал амулет, надеясь напитаться от камня смирением. Пытаться заговорить тога, думая, что тот все забудет, уже не получится.

– Конечно, конечно, но привести-то его ко мне ты не откажешься? Тур? О племени я, как-нибудь, позабочусь, будь спокоен, – служитель культа задумчиво посмотрел в ту сторону, где стоял Рурсур. – Порадуй старика, тога, обещаю, кровь нечестивца не будет на твоих руках. Не хочешь убивать, пусть живет, но приведи ко мне. Не ты так другие, он же харуту, да его кто хочешь, обидеть может, а так… Я всегда щадил тебя Тур. Не забывай этого хочет сама Великая Ра-Аам!

– Жрец, зачем было тогда отправлять его в горы? Тем более, что он харуту. Сумпу принимает решение о возвращении мальчишки? Они одобрили? Да и вообще с чего вдруг такие перемены?

Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! Нет, надолго терпения точно не хватит. Рату пожал плечами, а затем неприятно улыбнулся, демонстрируя собеседнику неровный ряд кривых зубов.

– Верни Мирта в племя, а там посмотрим. Уж такова воля Великой Ра-Аам. За сумпу ты не беспокойся. Пусть тога ведут войну, а жрецы исполняют желания богов. Тут-то ты со мной, надеюсь, спорить не станешь?

– Светлоликий, не тебе ли знать, что охносы оставляют после пиршества только кости. Наверняка парень уже мёртв. Стоит ли мне его искать, когда от меня здесь пользы будет больше?

– Не забывай про сапору, друг мой. Просто, доставь мне эти косточки! – как можно ласковей пропел жрец, – Тур, никому кроме тебя я не могу такое поручить, а чтобы было легче, возьми с собой братца. Сам видишь сейчас не спокойно, больше одного тога в помощь я тебе не выделю, проси – не проси.

– Справлюсь и так.

– Вот и ладненько. Вот и хорошо, храни вас Великая Ра-Аам! Я всегда знал, что на тебя можно положиться. Будь спокоен – это богоугодное дело. Каждый рассвет Великая Ра-Аам будет получать причитающуюся ей жертву, да и сумпу останется доволен, – Рату облизнул губы, посмотрел в глаза тога и хищно оскалился,- Иди же, мой друг. Поторопись.

Тур нехотя направился к Рурсуру. Неприятный осадок от разговора, сейчас не поддастся даже ругу. Жрец отвернулся, сгибаемый приступом сильного кашля. Три маленькие девочки, проходившие мимо, с поклажей на плечах, отшатнулись в сторону, от хрипящего старика. Они ускорили шаг, испуганно косясь на чёрное лицо Рату. В глазах юных кисару страх, давно уже, вытеснил уважение. С того самого момента как их вынули из скорлупы и по настоящее время – мамы пугали непослушных детей именем Рату. Поэтому, когда самая маленькая из них споткнулась и случайно выронила свой тюк, она даже не стала его подбирать. Потирая, на ходу, ушибленные колени, малышка бросилась догонять старших подруг. Чуть позже, когда Рату уйдёт, за ним вернётся одна из сестер и унесёт тюк в кочали.

«Тоже мнит себя великим стратегом. Смотри-ка, взялся рассуждать! Так и до бунта не далеко, мало им одного Росы. Ох, не нравятся мне порядки у этих тога! Если бы я знал, что нечестивец сбежит, давно бы попросил Рурсура о деликатном одолжении. Этот сделал бы, всё не задумываясь. А горе праведника Тура, видимо мать принесла из соседнего цобо. Поганец! Наверняка, всё ещё корит себя за Росу. Мерзкий сын фокуру! Жаль, что братец-то его туповат вышел. А то бы нам с ним вершить великие дела. Эх!»

Рату выдохнул: чуть дал слабину, и вот появились ростки недовольства, которые теперь не бояться открыто, проявлять. Нужно что-то срочно делать. Жрец брезгливо вытер забрызганную слюнями грудь и отправился к себе. По пути, он несколько раз оглядывался по сторонам, ища глазами Рурсура. Добравшись до кочали, старик решил на время отложить разговор с хромоногим кисару, надеясь на помощь богини. Он ещё немного потоптался возле входа, вглядываясь в темноту и привлечённый запахом сочного, ароматного мяса, проскользнул под полог.

На краю поселения кисару, среди зарослей папоротника, столпилась небольшая группа кутов. Животные, которых приманил свет костра и запах еды, перебегали с места на место, не решаясь выйти на открытую площадку. Перебрасываясь между собой редким стрекотанием, куты двигались вдоль кустов. Неожиданно несколько самцов издали протяжный крик и оказались подвешенными за лапы вниз головой. Сработали ловушки, которые по периметру расставили маленькие кисару. Некоторое время висящие куты бурно выражали свое недовольство, но выбившись, наконец, из сил, постепенно один за другим затихли. С рассветом их снимут и отправят в чан.

Когда первые теплые лучи, неуверенно, словно боясь обжечься, коснулись верхушек кочали, братья выдвинулись к Забытым пещерам. Они взяли дополнительно ещё одного гураму, на тот случай, если поход окажется удачным, и у них всё-таки получится отыскать Мирта. Перед отъездом, Рату настаивал, чтобы кочевники не возвращались без головы юного кисару, чем ужасно разозлил Тура. Тога давно тяготился особыми поручениями старого жреца и только искал повод, чтобы разорвать союз с Рату. С каждым разом заставлять себя выполнять поручения становилось всё труднее и труднее. С тех пор как они с братом вошли в ближний круг служителя культа, мнение Тура о старике кардинально изменилось. Жадность Рату порой не знала границ. Слишком много крови вокруг, и вся она оставалась на руках тога, а жрец выходил как всегда чистым даже перед лицом богини.

Размеренно покачиваясь в седле, всадники покидали земли кисару. Гураму привычно ворчал, не желая оставлять родное стадо. Свет искривляя тени, наконец-то дотянулся до кочевья. Тога скинул капюшон, подставляя шлем лучам Великой Ра-Аам. Внутри аруту сразу сделалось как-то тепло и ясно, наконец-то хоть ненадолго их будут окружать только джунгли. Тур легонько стукнул стрекалом задремавшего гураму, животное тяжело переносило ранние подъёмы. Ящер дохаживал под ним последний срок, так как давно состарился и мел кучу болячек.

Тога посмотрел на группу бегущих по поляне малышей. Маленькие кисару волокли за веревки нескольких кутов и бурно обсуждали свою добычу, размахивая друг перед другом руками. Улыбка лишь на короткое мгновение осветила лицо воина. Иногда он им сильно завидовал, но былое не вернуть, как бы ты этого не хотел. Тур сжал рукоять саяка, как только вспомнил о врагах, о Рату и ненавистном поручении. Желание избавиться от всего и сразу, ни на минуту не оставляло его. Гураму все-таки заснул, накренился на бок и сошел с тропы. Только этого не хватало! Пришлось спешиться, чтобы помочь животному обойти препятствие и вновь вернуться на тропу. Тур снова занял свое место и двинулся следом за Рурсуром, размышляя о том, что, возможно, ещё совсем недавно, так же, счастливые и беззаботные, к своим пещерам бежали маленькие ртупы, не подозревая, что на их границах стоят готовые убивать по первому приказу хамру Сабатаранги.

«Храни их аруту, Великая Ра-Аам!»

Тога устремил взгляд вдаль, где за пограничными рампа и Поясом Сам-Ру серой змеёй каменных стен притаилась коварная Ситуст-Ра.

 

VII ГЛАВА

 

Противная ноющая боль пронизывала всё тело. Жжение в ноге опять не позволило нормально выспаться. Ступня отекла, надулась и стала похожа на уменьшенную копию ноги гураму. Как только наступал рассвет, Мирт начинал тщательно осматривать себя. Каждый раз он ожидал заметить улучшения, но судя по всему – Сурмо-ох сильно ошибся. Голень кисару потемнела, намекая на серьезные проблемы со здоровьем. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! Плохие мысли всё чаще тревожили покой воина. Что если придется пожертвовать ногой?! Дело – дрянь! С какой стороны на это не посмотри. Сам-Ру непрерывно напоминал о себе, явно не желая признавать себя проигравшим. Жар, пожиравший тело изнутри, никак не проходил, а с каждым рассветом становился все сильнее и сильнее. Следующий рассвет Мирт, как и ожидалось, встретил в жарком бреду.

Пробираясь по непроходимым лесным тропам, ртупы к рассвету добрались до кочевья Зоркого Шуму. Около двадцати гураму, со спутанными ногами по обычаям кочевников, паслись недалеко от кочали, на просторной, залитой светом поляне. Стадо состояло только из взрослых особей, молодняк отшельник держал отдельно. Ловко орудуя крючковатыми носами, они выкосили практически всю траву на прилегающей к кочали территории. При появлении чужаков крупный самец поднял массивную, словно вытесанную из камня, голову и угрожающе заворчал. Желтые глазки, заалели. Ящер впился подслеповатым взглядом в приближавшиеся фигуры, силясь рассмотреть пришельцев. Казалось ещё чуть-чуть, и он броситься в атаку. Действовать стоило осторожно, так как в период спаривания самцы становились, особенно агрессивны.

Чтобы не поднимать лишнего шума, ртупы предпочли обойти стадо, и зашли с подветренной стороны. Даже стреноженное по всем правилам животное, впадая в гнев, могло доставить весьма серьёзные неприятности. Ртупы Забытых пещер не держали у себя гураму, поэтому не знали, как с ними взаимодействовать. Шуму же, завёл ящеров больше от скуки и желания вести независимый образ жизни. Да и старость мешала доброй охоте: он был уже не в том возрасте, когда можно пешком преодолеть не один десяток сикелей в надежде заполучить хороший трофей.

Жилище отшельника пустовало. После не продолжительного совещания, воины пришли к выводу, что старик вероятней всего отправился на обход территории, а значит, вернётся не скоро. А если, к тому же, надумает поохотиться, то и подавно. Выслеживая добычу, он преодолевал достаточно большое расстояние и мог отсутствовать несколько рассветов. Мурги побаивались заходить на земли Шуму, поэтому воин особо не переживал за сохранность стада. Ждать возвращения старика Грако-ох не собирался. Ещё до наступления сумерек ртупы намеревались отправиться в пещеры, на поиски Напада. Однако состояние Мирта стремительно ухудшалось, поэтому им пришлось заночевать в кочевье. После того, как Цоробо-ох убедил соплеменников, что опасность миновала, Грако стал собираться в путь.

Ещё только первый, скромный лучик света мелькнул в отверстиях купола, а воины во главе с Грако-ох уже спешили по узкой тропинке вверх к Забытым пещерам. Дожидаться Шуму, а заодно присматривать за кисару оставили Цоробо-ох.

– После того как передашь отшельнику нашу просьбу – смотри не задерживайся. От парня не отходи ни на шаг. Да, и приглядывай за стадом, мало ли что, – давал наставления ртупу Грако.

Он смотрел на не привычное серое, покрытое крупными пятнами лицо кочевника и гадал, сможет ли кисару выбраться из цепких лап Сам-Ру. Мирта трясло, юноша то и дело просил пить, временами бредил на языке своего племени. Кричал, размахивая руками в воздухе над собой. Временами начинал выть, толи от боли, толи от кошмарных ведений, которые никак не покидали его.

Грако-ох, положил руку на плечо товарища и тихо добавил:

– Да поможет вам сила Цоронга!

– А что, если Зоркий Шуму не согласится?

– У нас нет выбора, Цоробо. Главное дождись отшельника. Откажет – просто оставишь мальчишку здесь и уйдёшь, пусть старик своей волей отправит его к Цоронгу, – ртуп посмотрел себе под ноги. К нему подползло довольно крупное насекомое. Бросив взгляд на кисару, Грако-ох наступил на жука, затем уверенно сказал, – Нет. Он не сможет отказать, Шуму старой закалки, он не из таких.

Крупная фигура Цоробо-ох выделялась на фоне кочали. Мощный и необычайно сильный воин. Зоркие глаза оранжевого оттенка пристально вглядывались вдаль. Он наблюдал, как соплеменники бодро маршируют поднимаясь по тропе топориска в гору. Им предстояло проделать долгий нелегкий путь. Когда, широкую спину, последнего воина в группе, поглотила ярко-зелёная листва, ртуп отправился к юноше, жизнь которого угасала быстрее, чем пламя дежурного костра.

Время шло. Цоробо-ох и Мирт, провели в кочевье уже два рассвета, а отшельника всё не было. Ртупа не радовала перспектива встречи со старым и очень упрямым ворчуном. Сколько он себя помнил, Зоркий Шуму, как правило, сторонился соседних племён кисару и, по возможности, избегал общения с ртупами, даже с теми, кто приходил из родного ему племени. Только хизам он никогда не отказывал в гостеприимстве – хорошая сбруя всегда пригодится для хозяйства. Поговаривали, что Шуму ушел из племени Напада, когда их отцы ещё даже не пробили скорлупу яиц. В Забытых пещерах не осталось никого, кто бы помнил отшельника молодым, а тем более знал причину, побудившую ртупа покинуть племя. Сам Цоробо-ох видел Шуму всего один раз в жизни, будучи совсем юным воином.

Это случилось, когда они откочёвывали из района Забытых пещер в пещеры Цоронга и проходили рядом со становищем Шуму. Цоробо-ох не помнил точно из-за чего, тогда, ещё молодой и горячий на расправу, Напада крепко повздорил со стариком. Аргументы у Шуму были весьма убедительны. Перед затуманенным взором воина всплыл образ Напада с приставленным к горлу копьём. Шуму всегда вел себя довольно резко. Это был единственный, раз, когда Цоробо видел страх в глазах своего вождя. Отшельник никогда не отличался особым гостеприимством, поэтому, у ртупа не было никаких оснований надеяться на радушный приём со стороны Шуму.

С рассветом, когда воздух окончательно прогрелся, Цоробо-ох отправился на поиски пищи. Мирту, благодаря стараниям ртупа, к тому времени, стало немного лучше. Воин знал своё дело! Юноша больше не походил на пылающий костёр. Дышал ровно, практически прекратил бредить. Цоробо понимал в травах, не хуже тех бабок, что лечили травмы и раны кисару. Мирт, наконец, перестал просить воды и пришёл в сознание. Однако слабость, а также боль в ноге, по-прежнему, ограничивали свободное передвижение кочевника по становищу.

В кочали стоял затхлый, немного кисловатый запах с легкой примесью подгнившего мяса и сырой кожи. Это усиливало контраст с атмосферой утренней свежести царившей вокруг жилища отшельника. Воздух на поляне насытился ароматами от роскошных красно-белых и лиловых цветов, которые осыпали невысокие кусты, росшие по всему периметру кочевья, так, словно их кто специально посадил. Лёжа на жесткой тростниковой подстилке, Мирт размышлял о том, что хорошего и плохого произошло с ним за все это время. Проводил параллели между своей жизнью в племени, и судьбой уготованной Великой Ра-Аам отшельнику.

«Возможно, мне тоже стоит выбрать тропу, по которой идёт старый ртуп. А, что такого? Конечно, кочевать одному – то ещё удовольствие. Ну, а с другой стороны: жизнь среди кисару разве была безопасной? Сколько пришлось пережить?! Всего так сразу и не упомнишь! Никто кроме Сиены, да старого Ма-Карай, никогда меня не поддерживал, как бы я не старался заслужить уважение соплеменников. Рату всегда оказывался поблизости. Мерзкий прислужник Сам-Ру! Вот, возьми хотя бы, того же хромоногого Рурсура! Дай ему волю, и он, не моргнув, переломает мне все кости. Хотя, нет. Сразу не переломает. Сначала поиздевается, помучает, как следует, а уж потом … Да, думаю, тропа отшельника не самое худшее из того, что может предложить таким как я Великая Ра-Аам!»

Юноша тяжело выдохнул и осторожно повернулся лицом к выходу из кочали. Ему нравилось смотреть на сочную зелень, усыпанную большими душистыми бутонами цветов. Если глубоко вдохнуть, то можно ощутить их аромат через дух времени, пропитавший жилище отшельника. Внутреннее убранство кочали отличалось суровой скромностью аскетизма, не характерной даже для кочевых кисару. По мнению юноши – Шуму мог вообще не утруждать себя разбивкой лежака, а просто спать, где придётся. Хотя возможно это свойственно всем ртупам?

В рассуждениях об особенностях кочевой жизни Мирт забрался глубоко в кладезь собственных воспоминаний. Он попробовал представить лицо отца, про которого ему иногда рассказывала жрица Сиена, но безрезультатно. Как тут представить, когда даже смутно его не помнишь? Со слов девушки мать юноши – Ни-Соок, исчезла сразу после того как Мирт проклюнулся. Среди старух, до сих пор ходили слухи, что к её исчезновению причастен лично Рату. Правда или нет, но после этого происшествия в отношениях между жрецом и Росой – пролегла пропасть. Роса пытался найти возлюбленную. Воин упорно нарушал запреты жреца, доходя с отрядами тога, до самых границ земель сиронгов. Ситуст-Ра, конечно, не могла не обращать на это внимания. Сабатаранга выражал крайнее недовольство – всё чаще разъезды всадников появлялись в долине Диких Голубых озёр. И так продолжалось до тех пор, пока однажды, Рату не объявил на совете о героической гибели лучшего тога племени – отважного тога не стало.

Несмотря на мужество и подвиг Росы, отношение соплеменников к Мирту нисколько не изменилось. Скорее даже наоборот: казалось, кочевники ждали кончины храброго воина. После гибели отца, кисару, практически перестали интересоваться жизнью мальчика. Мирт искренне надеялся на помощь из чертогов Сам-Ру. Однако аруту родителей оставались глухи к мольбам малыша. Получая тумаки да затрещины, мальчик продолжал твёрдо верить – рано или поздно всё настроится. Хотя порой наказание было вполне заслуженным. Впоследствии, став юношей и осознав своё незавидное положение, он все ещё надеялся заслужить доверие со стороны соплеменников. Именно с этой целью, юный кисару вызвался охранять единственную дочь жреца. Казалось, вот оно – сейчас всё переменится. Он наконец-то перестанет быть предметом, для насмешек и колкостей. Однако не тут-то было! Опасаясь прослыть трусом и пасть ещё ниже в глазах Ситы и ее ровесников, Мирт поддался на провокацию девушки.

Юноша тяжело выдохнул. Воспоминания взволновали аруту. Почувствовав, что конечности стали затекать, аккуратно перевернулся на спину. И, неожиданно, прямо над собой, обнаружил изумрудного цвета небольшую кари. Свет, проходящий сквозь дымовое отверстие, падал на чешуйчатую спину хищника. Змея начала старательно ощупывать бардовым языком воздух, при этом, практически касаясь лица юноши. Взгляд Сам-Ру пронзил Мирта до кончика хвоста. Вот же, немытая скорлупа Цоронга! Только этого ему не хватало! Ужас сковывал конечности, выгоняя из глубин аруту полчища муравьёв. Они ринулись со спины к пяткам, заставляя кисару трястись от страха.

Кочевник мгновенно забыл про слабость и боль. Он готов был сорваться с лежанки, как только представится такая возможность. Но как? Мирт не мог заставить себя даже отвести глаз от взгляда, наполненного золотым блеском. Главное её не провоцировать. Всего одно неловкое движение и тогда его от тропы Сам-Ру уже ничто не спасет. Вопрос стоит ли пытаться или нет, терзал мозг кисару. Жажда безжалостно скребла по пересохшему горлу. Внезапно раздался свист выпущенной стрелы, сопровождаемый громким криком. Тёмный бог, наконец, получил свою жертву. Внутреннюю стену кочали Шуму окропили тёмно-алые брызги густой крови.

Тур не сразу смог отыскать следы юного кисару. Поначалу надежда на то, что Мирт выжил, ему казалась довольно призрачной. Мало ли что – джунгли не лучшее место для того кто лишился защиты племени. Но когда удалось набрести на покинутую стоянку ртупов, а затем на подгнившие останки кари, которые ещё не успели растащить хищники – шансы значительно возросли. Надежда на то, что воины Забытых пещер могли что-то знать про сбежавшего кисару, затаилась в арату тога. Хотя маршрут, выбранный охносом, все же вселял некоторые сомнения. Обычно земли ртупов, включая Забытые пещеры, не привлекали летающих ящеров. Охотиться в густых зарослях крылатым вестникам Сам-Ру было всегда довольно неудобно, да и делиться с агато добычей не очень-то хотелось.

Суровый воин, никогда открыто не симпатизировал Мирту. Как истинный тога, уважающий, прежде всего силу и доблесть, а такжечтивший кодекс – он предпочитал, просто не замечать юношу. Словно боялся, что тот догадается о его тайне. А скрывать Туры  было что. Тога не обращал внимания на проделки Мирта. Конечно, кроме тех случаев, когда мальчишка грубо нарушал обычаи племени. В своё время молодой Тур был учеником Росы – лучшего тога среди кисару. Друзьями они не являлись, но Тур всегда относился уважительно к своему старшему наставнику. Поэтому, несмотря на все старания Рату, желавшего настроить тога против юного кисару, воин вёл себя всегда сдержано.

Чего не скажешь про его братца. На беду Мирта, у Рурсура отсутствовали даже зачатки какой-либо благодарности. Мерзкое порождение Сам-Ру! Он, никогда не мог найти общего языка с Росой. Где-то глубоко в аруту, Тур признавал брата худшим учеником наставника. Ленивым, недальновидным, но ужасно хитрым. В дальнейшем вся скопившаяся в Рурсуре неприязнь, зависть и злоба против Росы обернулась для юного кисару постоянными затрещинами, зуботычинами, хлесткими шлепками и пинками. Только это и дало повод Туру, не отказываться от совместной поездки – Рурсур сделает всё, чтобы в очередной раз получить удовольствие от созерцания мучений юноши. А значит, искать беглого кисару станет с большим энтузиазмом. Воин не забыл, как брат, ещё совсем недавно, собирал остатки сил, для нанесения ритуальным хлыстом последнего удара по телу Мирта, висящего на Столбе Позора. Позже Рурсур хвастался перед ним, демонстрируя стертые в кровь ладони.

Осторожно раздвинув густую листву, Тур, вдохнул приятный аромат. Бегло оценил обстановку: небольшая поляна с одиноко стоящим кочали, полтора десятка, или чуть больше, пасущихся гураму, слабый дымок потухшего костра. Именно ароматный запах жареного мяса, доносившийся сквозь благоухание цветов, привлёк их внимание. Рурсур издал щёлкающий звук, подмигнул брату, и хищно оскалился. Началось! Как же сильно он жаждет поймать этого юношу! В оранжевых глазах вспыхнул, знакомый тога, злобный огонёк. Он живо представил искажённое от страха лицо Мирта, а затем страдания, которым его непременно подвергнет Рурсур.

Внимание воина привлекло движение внутри кочали. Там явно что-то происходит. Цоробо-ох с наступлением рассвета всегда откидывал полог, чтобы свежий воздух помогал восстанавливаться юноше, вытесняя привычную затхлость кочевого жилища, поэтому Тур сразу смог легко оценить обстановку. Мускулистая рука в одно мгновение слилась с рукоятью саяка. Крепкий как тысячелетний дуб, воин, покинул жилище, прихватив с собой данак. Ртуп! Передвигаясь на длинных ногах обутых в высокие сандалии, он направился в противоположную сторону от того места где притаились тога.

– Пора?

Тур отрицательно покачал головой, давая понять Рурсуру, что тому лучше оставаться на месте.

Перед тем как яркая зелень скрыла ртупа, он повернулся на звук, хрустнувшей под ступней Рурсура, ветки. Вот же, упрямый фокуру! Тур сверкнул глазами на брата. Временами ему казалось, что Рурсур делает это нарочно. Вглядываясь в густую листву, Цоробо-ох втянул ноздрями воздух, прислушался, а затем растворился среди зелени. На это раз, пронесло! Тога одновременно выдохнули. Не то, чтобы они сильно боялись встречи с представителем соседнего племени, просто поручения Рату нужно всегда стараться делать быстро и желательно без свидетелей. Жрец ужасно не любил, когда его имя связывали с темными делами, происходившими на Периферии, и полоскали от кочали к кочали.

Не успел Рурсур сделать и шага, как листва, на нижних ветках, гинктового дерева, за которым исчез ртуп, вновь зашевелилась. Ах, ты ж, охвостье кута! Сердце кочевника сжалось, от недоброго предчувствия. Тур прищёлкнул языком, оба тога замерли на месте. Все-таки вернулся, мерзкий прихлебатель Сам-Ру! Однако их опасения оказались напрасными. На поляну, друг за другом, выскочили два кута. Рурсур выдохнул, после чего не громко выругался. Животные тут же замерли, насторожились, сканируя маленькими глазками кусты на противоположной стороне кочевья. Убедившись, что им ничего не угрожает, ящеры перебежали поляну и скрылись в зарослях папоротника.

Терпеливо выждав некоторое время, пока всё стихнет, кочевники стали осторожно пробираться через цветущие кусты. При малейшем шорохе кисару прятались в тени деревьев. О том, кто ещё мог находиться в кочали, можно было только догадываться. Они обступили кочали отшельника с двух сторон. Тур до боли в плече натянул тетиву данака. Шаг, ещё один. Сердце воина билось ровно, страх перед встречей с ртупами испарился. Плавно и практически бесшумно, переступая, он оказался, как раз, напротив входа в ветхое жилище Зоркого Шуму. Сделав ещё пару шагов вперёд, так, чтобы было удобно видеть обстановку внутри кочали, тога аккуратно встал на одно колено. Главное не издавать лишних звуков. Наконечник стрелы слегка задрожал. Кисару замер, разглядывая кари, нависшую над Миртом. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру!

Медлить было нельзя. Издав боевой клич кисару, который использовался для того, чтобы ошеломить жертву и одновременно отвлечь внимание противника, Тур отпустил тетиву. Тем временем, Рурсур с противоположной стороны, услышав призывный клич брата, одним ударом распорол сыромятную кожу гураму, натянутую на каркас кочали. Буквально ввалившись внутрь, воин, ловко орудуя саяком, рассёк на несколько частей зелёное тело змеи, пробитое меткой стрелой Тура. На этот раз Сам-Ру отступил.

Как только снаряд поразил цель, Мирт скатиться с лежанки. Он таращился по сторонам, широко открытыми глазами, не понимая, что произошло. Юноша сразу подумал о Цоробо-ох. Противные муравьи страха исчезли, но вот холодок внизу живота, не спешил уходить. Осознание действительности подтолкнуло противоречивые чувства нахлынуть на аруту. Волну благодарности за спасение, мгновенно сменила лютая ненависть, которую тут же вытеснил страх. Особенно угнетало юношу появление хромоногого Рурсура.

– Давно не виделись, поганец! Соскучился? Значит, решил-таки от меня спрятаться, лопни твоя скорлупа?! Ничего, ничего, теперь не сбежишь, уж поверь! Ну, что уставился, нечестивец, не признаёшь своих?! Пора обниматься или может жаркий поцелуй? Ха-ха-ха!

Рурсур тут же отвесил юноше хорошую оплеуху, чтобы, наконец, привести в чувства. Мирт уткнулся лицом в сырую землю. Трясло не то от страха, не от непомерной злобы на мерзкую выходку Сам-Ру. Тур присел рядом.

– Сколько с тобой ртупов, малец?

– Один.

Рурсур расплылся в ухмылке.

– Ну-у-у, это меня радует. Собирайся, фокуру, Рату жаждет встречи, вот велел доставить тебя домой. Хватит, нагулялся! Говорит: не могу уснуть, когда думаю о том, как там холодно и голодно нашему харуту! И не вздумай бежать, раздери тебя агато! Переломаю кости в один миг! Понял?

Обида захлестнула юношу. Он, зарычал, попытался подняться, но, ударом ноги в челюсть, Рурсур отбросил кисару назад. Отлично, не придётся выслушивать наставления братца! В одно мгновение воин оказался на спине юноши, шлёпнул рукой по затылку, после чего крепко придавил голову к земле. С силой ударил между лопаток. Выругался и нанес ещё несколько ударов кулаком по корпусу. Мирт стиснул зубы, корчась от боли. Вот же, презренный сын кута! И как же, наконец, Сам-Ру приберет тебя?

– А я-то, как соскучился! Ух! Если будешь злить, отрежу тебе никчёмную башку, лопни твоя скорлупа! Такому мерзавцу, она ни к чему. Согласен? Ну, что ты с ней будешь делать, а я стану носить в качестве сувенира. Обращусь к хизам, они это умеют. Лучше не дергайся! А то, уже начинаю жалеть о том, что отправил, кари в обитель Сам-Ру. И не смей больше огрызаться, поганец! Ух ты, Тур, ты посмотри, как он на меня палиться?! Ух! Жуть! Ха-ха-ха!

Аруту Мирта сжалось. Кисару застонал не столько от боли, сколько от обиды. При всем желании справиться с тога у него не получится. Ему никак не хотелось верить, что богиня так быстро лишила его желанной свободы. Не иначе очередные происки Сам-Ру. Злоба точила изнутри, заставляя ненавидеть соплеменников всем сердцем. Мерзкие, поганые прислужники безумного старика! Когда же вы угомонитесь и оставите меня в  покое?

– Прекрати! – Тур приподнял брата за сатунгасу, стащил с юноши, а затем отшвырнул в сторону выхода, – Иди, лучше присмотри за ртупом, наверняка он слышал нас. И успокойся, наконец! Чего разорался-то как голодный охнос? Он и так от страха едва дышит.

– И пусть! Чего с ним канителиться? Брат, как тут стерпишь-то? Мы поганцу жизнь спасли, а эта мерзкая грязь со стоп Сам-Ру ещё и не довольна! Это как, по-твоему, а?

– Проваливай, говорю, Рурсур! Не зли меня. Ну! Живее!

Повернувшись, тога, прихрамывая, с большой неохотой, поковылял к выходу. Глаза его покраснели, а внутри клокотало возмущение. Ничего, скоро он напьётся крови поганца. Главное доставить мальчишку к Рату, а там … Но не успел воин выйти из кочали, как хлёсткий удар, длинной жердью, по ногам, свалил его наповал. Следующий удар пришелся как раз по хребту, на этот раз жердь переломилась пополам.

Тога, сам не понял, как оказался на коленях с приставленным к горлу топором, когда попытался подняться. Неожиданное нападение ртупа окончательно лишило Рурсура сил к сопротивлению. Кисару оставалось испугано вращать глазами по сторонам, ожидая помощи от брата. Тур обнажил саяк, прикидывая в голове варианты по обезвреживанию противника. В дверном проёме мелькнуло раскрашенное, синее с белыми полосами, лицо ртупа. Цоробо-ох осторожно попятился назад. Пришлось изрядно напрячь мускулы, чтобы оттащить тога, за ремни на сатунгасу, от входа в жилище.

– Оставайся на месте, если не хочешь чтобы я отрезал твоему другу голову. Как только мы отойдём, медленно выходи на свет. Руки держи так, чтобы я их видел. Не вздумай шутить со мной! И выбрось саяк, – запыхавшийся Цоробо-ох обратился к стоящему по центру кочали тога.

Тур водил глазами по сторонам, обдумывая план защиты. Однако скудные пожитки отшельника мало в чем могли ему помочь. Пришлось надеяться только на милость Великой Ра-Аам.

– Мирт! Мирт! Эй, парень, ты меня слышишь? Чего хочет этот ртуп?

Тур поднял руки раскрытыми ладонями вверх, чтобы зря не провоцировать воина. Такой прием безотказно действовал даже на мургов. Он понимал отдельные слова, но сложить из них логическую цепочку пока не получалось. Слишком редко приходилось общаться с ртупами.

– Хм! Я практически ничего не понимаю. Но мне кажется, ему нужно, чтобы ты бросил оружие и вышел из кочали на свет Ра-Аам. Да, что-то ещё про руки …то ли выгни их, то ли загни, но это не точно.

– Серьёзно? И как это я сам-то не догадался! Ты так помог мне, парень. Ума не приложу, чтобы я без такой помощи делал?!

Воин полоснул жестким взглядом по лицу Мирта и, осторожно переступая через куски кари, покинул кочали. Юноша выдохнул, жилище старика, словно наполнилось свежим воздухом и светом. Тур расправил плечи, встал напротив Цоробо, оценивая свои шансы на победу. Тога пристально смотрел в глаза противника не желая выдавать внутреннее волнение. Без меча справиться с воином будет труднее, но иного выхода не оставалось. Нельзя же позволить ртупу пленить себя без боя, иначе, вся Периферия будет потешаться над братьями. Рату такого уж точно не простит, раздери его агато!

– Эй, недотёпа! Чего притих-то? Ползи сюда, будешь хоть что-то переводить. Надо же нам как-то с ним договариваться. А с тобой, Рурсур, я ещё, как следует, поговорю!

– А я-то причем? – просипел кисару.

– Как всегда, ни при чём! Надо было стоять на карауле, а не потешаться в своё удовольствие над мальчишкой. Говорил, же отстань от него, так нет же! Тупица!

Цоробо-ох так сильно вдавил лезвие сору в твёрдую кожу Рурсура, что на режущую кромку выступила капля ярко алой крови. Постепенно бусинка за бусинкой, она начала скапливаться у обуха топора. Рурсур закатил глаза, застыв в почтительной позе, боясь, лишний раз пошевелиться. Ах, ты ж, никчемное охвостье кута! Ртуп немного ослабил хватку, когда из кочали показался Мирт. Цоробо-ох чувствовал явное намерения тога – этот просто так не уступит. Ртуп пристально смотрел на подходящего к нему, Тура, изучая внешность и делая для себя определенные выводы.

Неожиданно общее внимание привлекло движение листвы с той стороны, где мирно паслись гураму. На короткое мгновение ртуп отвлёкся, потеряв контроль над ситуацией. Однако этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы пальма первенства перешла в мускулистые руки тога. Рурсур отпрыгнул в сторону, выбив при этом сору из руки воина. Тур тут же накинулся на ртупа. Мощные кулаки кисару старательно выбивали аруту из тела противника. Удар, ещё один, уклон, выпад. Удар! Тога не жалел себя, нанося сокрушающие удары по голове Цоробо-ох. Ртуп в сою очередь не собирался уступать кисару, проверяя на прочность грудь и живот противника. Оба рычали и глазами буквально испепеляли друг друга. Со спины на Цоробо-ох запрыгнул Рурсур, произвел захват и начал душить. Но не так-то просто взять воина Забытых пещер! Ртуп изловчился и ударил тога по лицу затылком. Кочевник завыл, скатился вниз, а когда пришел в себя, снова набросился на Цоробо.

Три мускулистых тренированных воина сцепились в смертельной схватке, стремясь нанести, как можно больше, увечий сопернику и перехватить инициативу. Особенно яростно бился Рурсур, он не использовал саяк, а пускал в ход – зубы и когти, боясь ненароком зацепить в ближнем бою брата. Как бы ни был силен, опытен и ловок Цоробо-ох, но преимущество оказалось на стороне превосходящих сил противника. Опытным кисару не раз приходилось биться с теми, кто намного опасней и сильнее ртупа. И как правило они выходили победителями.

Не зажившие раны лишили Мирта возможности хоть чем-то помочь товарищу. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! Аруту юноши металась в груди. Пальцы сжимали воздух в бессильной злобе. Избиение продолжалось, а ему оставалось лишь молча наблюдать со стороны за ходом схватки. После того, как Рурсур потерял зуб, ртупа, наконец, удалось завалить на спину и связать по рукам и ногам. Воина бросили, словно походный мешок, рядом с лежащим Миртом, при этом Рурсур успел несколько раз ударить врага ногой по лицу для верности.

– Ты посмотри, Тур, лопни моя скорлупа! Он мне зуб выбил, поганец! Вот же фокуру, грязь ты со стоп Сам-Ру! Ну, ничего, ещё сочтёмся! – Рурсур отошёл в сторону. Наклонился, уперев руки в колени, как следует, прокашлялся, после чего сплюнул кровь себе под ноги. – Ах, ты ж, верзила-переросток, так я, этого не отставлю! Сейчас отдышусь и перережу твою поганую глотку, вражина недобитая!

Мирт улыбнулся. Глазами полными благодарности юноша посмотрел в окровавленное лицо ртупа.

– Успокойся. Скажи спасибо Великой Ра-Аам, что этот парень оказался здесь один, – посоветовал брату Тур.

Он присел сверху на связанного воина, чтобы перевести дух. Ртупы никогда не были слабыми воинами, но этот стоил десятерых. Тяжело дыша, тога снял остатки растительности и прилипшей почвы со своей сатунгасу. Рурсур, брезгливо шаркнул носком ноги по кровавому островку мха. Бросил угрюмый взгляд на жёлтый зуб, одиноко лежавший на земле. Затем с важным видом поправил сатунгасу и подошел к лежащему ртупу.

– Воин, ты, конечно, не плохой, соглашусь, но вот с рожей-то явно не повезло. Такой сразу вылупился или может, кто помог? Ха-ха-ха! Чего это тебя скособочило-то? Ха! Тур, как думаешь – они все такие отпрыски Сам-Ру или этот особенный? Чего уставился-то, непуть. Жить тебе осталось не долго, погоди чуток. Я вот сейчас немного передохну и поквитаюсь с тобой, поганый сын кута!

Кисару противно захихикал, а затем принялся увлеченно разглядывать костяной выступ на крепком лбу Цоробо-ох. Несколько раз щелкнул по нему пальцем. Попробовал потереть краску на лице воина, слюнявой ладонью. Цоробо поморщился от боли. Не добившись желаемого, Рурсур достал саяк, и поскрёб им по щеке ртупа. При этом он старался причинить противнику как можно больше страдания. Довольная улыбка выплыла на лицо кочевника.

– Хватит!- сквозь зубы прорычал Мирт и тут же получил сильный подзатыльник.

– Цыц, поганец! Ещё ты будешь разевать на меня свою немытую пасть! Тебе-то, нечестивец, лучше сейчас помолчать. Вот посмотрим, как запоёшь, когда привезём тебя к Рату. Ох и обрадуется старик, такому подарочку! Эх, даже руки зачесались, – Рурсур расплылся в хищной ухмылке, демонстрируя отсутствие переднего зуба.

Вид слюнявых губ с запёкшейся кровью в уголках рта, заставил юношу вздрогнуть и отвернуться в сторону безмятежно пасущихся гураму. Какой же, все-таки, мерзкий гад этот Рурсур. Падаль, а не кисару!

– Брат, как быть с переростком? Или может …?

Рурсур провёл рукой по шее, разминая затекшие мышцы.

– Нет. Бросим здесь. За мальчишкой ртупы – ясное дело, не погонятся! Ссориться с ними лишний раз нам ни к чему и без этого проблем хватает. Ещё не известно, что придумает Сабатаранга. Мы забрали то, что принадлежит нам, а остальное дело Великой Ра-Аам.

Беседуя с братом, Тур рассматривал рукоять сору. Его, как бывалого воина, заинтересовало оружие Цоробо-ох. Он покрутил топор в руках, затем попробовал нанести рубящие удары по воздуху.

– Не плохо, да? Думаю …

– Эй, нечестивец, ты на кого это там пялишься, лопни твоя скорлупа?!

Кисару одновременно повернулись в том направлении, куда был устремлён перепуганный взгляд Мирта. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! Через поляну к ним, неспешно, направлялась странная процессия. По центру шёл худой, поджарый старик из ртупов. Он держал в жилистых длинных руках большой, почти в рост взрослого кисару, данак. Такому оружию позавидует любой тога. Почтенный возраст воина выдавал тёмно-фиолетовый цвет кожи. На нём был длиннополый жилет без рукавов и набедренная повязка цвета увядшей листвы. С острых плеч свисал походный плащ с большим капюшоном, какой имеется у любого кочевника. На поясе с левой стороны висел сору, а за спиной покачивался колчан, наполненный длинными синими стрелами.

Слева от старика, слегка подскакивая при ходьбе, шло серое существо ниже отшельника раза в три. Форма головы пришельца поразила кисару – черепная коробка напоминала солот, тянувшийся к куполу. Через высокий лоб пролегла красная вертикальная полоса краски, небрежно нанесенная большим пальцем руки. Нижняя половина лица, начиная от больших чёрных глаз, была выкрашена в белый цвет. Из одежды на нём присутствовал лишь широкий кожаный пояс и скромных размеров набедренная повязка. Два кинжала в ножнах, засаленными верёвками, крепились на длинных доходивших почти до колен сандалиях.

Животное, бежавшее на четвереньках справа от старика, издали напоминало детёныша гураму. Однако оно не имело такого большого костяного панциря с рогами. Отчего казалось довольно полным. Зато обладало вполне увесистым хвостом, которому мог позавидовать топориск. Благодаря ярко-зелёному окрасу, ящер, судя по всему, довольно успешно маскировался под местный ландшафт.

Не успели кисару прийти в себя, как пришельцы уже остановились перед ними в десяти шагах.

Самец гураму приветственно заворчал, когда разглядел группу кочевников. Смахнул толстым языком с верхней губы маленькое насекомое. Облизнулся. Шустрые глазки животного фокусировались на объекте, и через мгновение ящер подал голос.

Рурсур громко чихнул, переведя растерянный взгляд с незваных гостей на брата.

VIII ГЛАВА

Долгое молчание стало утомлять. Колючий взгляд длинноголового пробуждал неприятное чувство душевного дискомфорта в каждом из кисару. Особенно неуютно чувствовал себя Рурсур. Тур прекрасно знал вспыльчивый характер брата, из-за которого они не раз попадали в сложную ситуацию. Затягивать больше нельзя. Он следил за незнакомцами, прикидывая различные варианты решения проблемы. Мирт оказался напуган не меньше тога. Он понимал, что необходимо как-то разрядить обстановку, но никак не мог сообразить, с чем можно обратиться к странной компании. Тога крепко сжимали костяные рукояти мечей, готовые в любой момент пустить их в ход. Тишину, кроме привычных звуков джунглей, нарушало лишь сопение четвероногого ящера, сидящего возле больших стоп старика.

Наконец, удовлетворившись беглым осмотром, отшельник обратился к Цоробо-ох:

– Что ртупу, из племени Напада, нужно в землях старого Шуму?

Сиплый голос старика, мгновенно привел лежащего воина в движение. Цоробо-ох, кряхтя, перевернулся на другой бок и даже попытался сесть. Но, не добившись результата, предпочёл не тратить силы понапрасну, а общаться как есть – лежа на боку. Все кисару, как один, насторожились, прикидывая про себя возможные варианты дальнейшего развития событий. Для всех было очевидным – тот, кто не желает жить в племени вряд ли будет рад видеть у себя не званых гостей. Тур оценил шансы и пришёл к выводу, что открытого столкновения сейчас им нужно по возможности избегать. Одной стрелы будет достаточно, чтобы сразу вывести кисару из игры.

– Юный воин ранен, нести его дальше опасно – не выдержит. Грако-ох просит Шуму о помощи. Он велел мне дождаться твоего возвращения, передать кисару из рук в руки, а затем вернуться к Забытым пещерам.

На лице старика не дрогнул, ни один мускул. Он посмотрел в сторону Мирта, не обращая внимания на стоявших перед ним тога. Шуму сделал вид, что не замечает их, чем ещё больше разозлил Рурсура. Отшельник оказался слеп на один глаз. Скромных размеров вырост по центру лба выдавал в нём принадлежность к племенам ртупов. На нижнюю часть лица от большого рубинового глаза до подбородка нанесена краска, как у большинства ртупов. Но в белый цвет, вместо синего добавлен ярко-красный. Через носовые отверстия проходило костяное кольцо. Правда, на высохшем лице Шуму, оно казалось куда больше, чем то, что носил Грако-ох. Юноша моргнул и почувствовал прикосновение Сам-Ру к своей аруту. Кисару боролся с желанием отвернуться от замутнённого пеленой воспоминаний неживого глаза ртупа, но никак не мог на это решиться.

– Шуму не хочет помогать вам. Глупо. Кисару приведут других – поганый народец. Грязный, упрямый, к тому же довольно тупой. Мне проще убить вас всех и скормить топорискам, – старик продолжил, обращаясь к связанному воину.

Цоробо-ох поменялся в лице.

– А как же гостеприимство кочевых племен? У нас просто не было выбора, Шуму. Решать тебе, но Грако-ох очень надеялся на твою помощь.

Мышцы на лице Шуму заиграли, напряглись, а затем вновь замерли. Он максимально раскрыл единственный видящий глаз, но ничего на это не ответил. Ни от кого из присутствующих не ускользнуло, что отшельник с трудом подавил в себе возмущение. Наконец Шуму выдохнул. Следом выдохнули и остальные. Старик повернулся к Туру и заговорил на ломаном наречии племен кисару, чем нимало, удивил гостей:

– С каких это пор воины кисару чувствуют себя хозяевами в землях ртупов? Вы зашли ко мне без приглашения, словно мурги, а с мургами в любом племени разговор короткий. Не отводи очей, тога, когда я с тобой говорю. Иначе ты их просто лишишься, раз они тебе больше не нужны.

Кочевники стояли моча. Как Тур не старался успокоить аруту, у него ничего не получалось. Ощущение, что он ученик, который стоит перед наставником не покидало кисару. Было что-то в этом хлипком на вид старике, какая-то внутренняя мощь, которой они ничего не могли противопоставить. Тишина затянулась. Шуму снял с плеча данак, продолжая сверлить глазом Рурсура. Отшельник хотел показать, что начнёт именно с него. Напряжение между воинами вновь возросло. Тога, почувствовал себя довольно неловко, словно нашкодивший кут. Прищёлкнул языком и уставился на большие ступни старика. Нет, это просто не возможно, видимо требовалось больше смирения и выдержки, которой Рурсуру катастрофически не хватало.

– Мы пришли с миром. Клянусь светлым ликом богини Ра-Аам, мы только хотим забрать своё. Получим то, зачем пришли и тут же покинем эти земли. Парень бежал из племени и нам поручили его вернуть. Он принадлежит народу кисару из племени верховного жреца Рату. Ничего чужого нам не нужно. Можешь проверить, мы ничего у тебя не взяли. Кисару не ищут войны с ртупами.

Тур немного успокоился, услышав понятную ему речь. Разбирать конфликтную ситуацию при помощи жестов и мимики у тога не было никакого желания. Да и закончится, всё это могло для них довольно печально. Предугадать, как поведёт себя Рурсур всегда очень сложно. Кисару в трудной стрессовой ситуации мог легко впасть в бешенство, принеся вред, как себе, так и окружающим. Подобное случалось не раз, и только умелая дипломатия Тура спасала их головы от верной гибели. Рурсур намного комфортней себя чувствовал на поле боя. Когда вокруг крики, вопли, кровь и звук скрещенных клинков. Переговоры уж точно не его конёк!

– Это, по-твоему, мирное решение?

Зоркий Шуму указал на связанного Цоробо-ох.

– Или может это?

Отшельник кивнул в сторону лежащего Мирта.

– Мне поручено … В общем, парнишку необходимо вернуть, кисару не бросают своих, а он часть племени. К чему нам ссориться, ртуп. Ещё раз повторюсь – мы не ищем войны с тобой.

– Ха! Он просто врёт! Я – харуту, и больше не обязан подчиняться законам этого племени. Гнусная ложь! Происки верховного жреца! Скажи правду, Тур! Зачем мне бежать из племени. Ну, зачем? Любой знает: такой путь выбирают либо глупцы, либо отверженные. Чего молчишь, тога? Наши тропы разошлись уже давно, так чего теперь кривить арутой. Клянусь ликом, Великой Ра-Аам, все, что пытается сейчас наговорить этот тога, сплошная лож и ничего более!

– Захлопни пасть, сын кута! – рявкнул на юношу Рурсур.

Отшельника передёрнуло – слишком часто кисару клялись своими богами. Неожиданно вместо Шуму заговорил «большеголовый» воин, сделав два уверенных шага в сторону Рурсура.

– А тебе, верзила, советую пока не встревать. Раненный кисару так-то гость в землях Шуму, и только Шуму будет решать, жить ему или нет! Уяснил?

– Ну, это мы ещё посмотрим, фокуру!

Воин резко присел, сделал кувырок. Быстрым движением маленьких рук выхватил одновременно оба кинжала, и направил их остриём в пах тога. Смоль глаз малыша поглощала и завораживала аруту. Кисару нервно сглотнул – на такой поворот в беседе он явно не рассчитывал. Одно неловкое движение и Рурсуру никогда не сможет сесть верхом на гураму. Тога буквально ощущал прикосновение клинка, в то время как по загривку поднималась волна страха.

– Уно, не спеши! Не стоит так горячиться. Думается мне – тога осознали всю абсурдность этой ситуации и готовы принять верное решение. Так ведь?

– Послушай, старик, лопни твоя скорлупа! Не слишком ли ты зазнаёшься? Мальчишка, принадлежит нам, он воин нашего племени, а значит, мы решаем, как с ним поступить! Если сейчас этот головастый не уберет клинки в ножны, я за себя не отвечаю!

Рурсур не выдержал. Самые худшие опасения Тура сбывались. Кисару отступил на шаг назад, а затем с силой ударил ногой по кинжалам Уно. Грозно зарычал, демонстрируя неприятелю звериный оскал. Ссутулился ещё больше, и приготовился отразить нападение. Адреналин, накопленный в крови кочевника, искал выход. Тур занервничал. Если Рурсура сейчас не остановить мало никому не покажется! Маленький воин отскочил назад, звонко лязгнул кинжалами и зарычал на тога в ответ. Казалось ещё мгновение, и они накинутся друг на друга. Тур в очередной раз пожалел, что не оставил брата сторожить гураму, там от него было бы куда больше пользы.

Шуму действовал очень быстро. Привычным движением вытянул стрелу из колчана, и, натянув тетиву данака, направил остриё снаряда в голову Тура. Кисару никогда в жизни не видели такой скорости у стрелка. Он даже не успеет моргнуть, а Сам-Ру уже получит его аруту. По синему древку скользнул лучик света и отразился в больших чёрных глазах маленького воина, готового, по команде старика, вогнать оба кинжала в сердце Рурсура. Четвероногий зверь, издав громкое рычание, начал переминаться с ноги на ногу, ожидая сигнала к атаке. Стоило не сомневаться, что он будет действовать также стремительно. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! В воздухе ощущалось явное присутствие тёмного божества.

Красуясь расписными крыльями, словно специально желая привлечь к себе внимание, перед лицом Зоркого Шуму, пролетела бабочка. Она сделала небольшой вираж вокруг стрелы и уселась на гребень шлема к Рурсуру. Тога не сводил глаз с отшельника.

– Довольно! Успокойтесь и сложите оружие. Мы уходим, – чересчур громкий голос Тура заставил заволноваться гураму на противоположной стороне поляны.

Поначалу самцы лишь прислушивались к беседе, задрав вверх головы, а затем принялись рёвом выражать своё недовольство. Сильные животные, проявляя суровый нрав, начали расталкивать более слабых. Стадо отшельника пришло в хаотичное движение, свойственное стадам гураму в стрессовых ситуациях. Наступая друг на друга, они так и норовили зацепить, кого-нибудь рогом. Шуму нахмурился.

– Да ты чего, братец, мы ещё даже не начинали! Кого ты испугался?

– Заткнись, Рурсур! И делай, как говорю.

– Да я …, да чтоб …

Остановив жестом руки тираду возмущения готовую сорваться с губ Рурсура, Тур добавил, обращаясь к Зоркому Шуму:

– Но клянусь чистой аруту Великой Ра-Аам, старик – ты совершаешь серьёзную ошибку. Рату никогда не отступает от своих слов и всегда получает, то чего хочет. Запомни это.

– Ну, это мы ещё поглядим. Мне нет никакого дела ни до вашей богини, ни, тем более, до её жреца. Но на своей земле хозяин я! Так и передай Рату!

– А ты, нечестивец, не спеши радоваться, лопни твоя скорлупа! Мы ещё вернёмся и тогда уж я закончу начатое! Ты меня знаешь! – рявкнул Рурсур.

Хромоногий тога осторожно попятился назад, косясь на рычащее животное. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! Рурсур оскалился, демонстрируя острые клыки, словно это могло отпугнуть ящера. Крючковатый нос малыша практически касался земли, так что два небольших рога оказались, направлены на воина. Расчет был сделан на то, чтобы кисару не вздумал бежать.

– И тебе достанется, коротышка! Всем вам! Слышите? Я лично накажу каждого. Никто не может безнаказанно присваивать то, что принадлежит племени Рату.

– Так чего же откладывать? – задал вопрос Уно.

– Лучше молчи! – Тур толкнул Рурсура принуждая идти впереди себя.

Отойдя не безопасное расстояние, кисару ещё добавил несколько оскорблений в адрес Шуму и, прихрамывая, бросился догонять брата. Тога уже успел скрыться в густом ограждении из листвы и ароматных цветов. О том, что здесь кто-то, только что прошел, напоминала лишь стайка бабочек, пёстрыми брызгами, разлетевшаяся в разные стороны. Перед тем, как Рурсур, следуя за братом, погрузился в заросли, ему навстречу выбежал кут. Удивлённый и напуганный не меньше чем тога, самец подпрыгнул на месте и стрелой рванул в сторону, сверкая желто-коричневой подошвой когтистых лап. Вот же, мерзкий прислужник Сам-Ру!

Шуму наклонился и примирительно похлопал по зелёной крупной голове своего маленького четвероного друга.

– Ну-ну, Яка, тише! Тише, малыш. Уно, осмотри раненного, а я пока разберусь с этим ртупом.

После того, как освободили Цоробо-ох и обработали раны Мирта, ртуп с Уно занялись разведением костра, так как на кочевье постепенно опускалась тьма. Гураму, наконец, успокоились. Вокруг установилась привычная для Периферии «тишина». Дремотно-сонную атмосферу кочевья лишь изредка нарушал полёт припозднившегося жука, грозный рёв голодного хищника или стрекотание маленьких ящеров, снующих по кустам взад и вперед.

Пока Уно и Цоробо-ох занимались разделкой тушек кутов, которых отшельник предусмотрительно оставил на краю поляны, Яка развлекал сам себя, приставая к полусонным гураму. Мощные животные, по обыкновению, топтались на месте, негодуя на выпады неугомонного существа. Яка же, в отличие от грузных ящеров, получал неописуемое удовольствие, пробегая между ними и больно ударяя носовым выступом, либо своими недоразвитыми рожками по их колоннообразным ногам.

Шуму, сгорбившись, сидел возле костра, задумчиво перебирал цветные камушки, и время от времени подбрасывая сухие ветки в огонь. Яркий свет пятнами вырубал на его лице следы прожитых лет. Смутное предчувствие скорой беды не покидало аруту. Нет ничего хорошего в появлении кисару, да и в самих кисару тоже. Старик то и дело задирал голову верх и что-то шептал, обращаясь к куполу, издавая при этом щёлкающие звуки пальцами. Временами щепотка, предварительно измельчённого травяного сбора, отправлялась в огонь, слетая с ладони ртупа. На короткое время тьма расползалась, уступая место свету, но очень быстро возвращалась назад. Отшельник тяжело дышал, пристально всматриваясь в пламя, словно хотел там разглядеть для себя что-то важное.

Аромат, исходивший от котелка, висящего над костром, напомнил кисару, запах порошка, которым часто пользовался жрец его племени. Мирт, удобно расположился на походных мешках, прямо напротив старика. Размышляя о своей судьбе, он и с интересом наблюдал за действиями Шуму. Ушные отверстия юноши не могли разобрать бормотания, но всё, что ртуп делал, явно имело для него сакральное значение. Единственный глаз старого воина, то широко открывался и смотрел, куда-то вдаль, сквозь кисару, то почти полностью смыкал веко, оставляя, небольшую, едва заметную щель. При этом зрачок перекатывался из стороны в сторону. Довольно жуткое зрелище. Иссохшие, почти чёрные от старости, пальцы методично перебирали камешки. На каждом, одна из сторон была украшена причудливым символом, похожим на маленькую букашку, каких много водилось вокруг любого кочали. Кисару не знали письменности, поэтому Мирту знаки-букашки ни о чём сказать не могли.

Дождавшись окончания обряда, кочевник робко заговорил:

– Братья вернуться и скорее всего уже не одни. Рурсур чуть не съел собственную сатунгасу от злости. Этот точно ничего не простит и не забудет. Поганый сын кута!

– Конечно, вернуться.

– Да и Рату, никогда не смирится с поражением. Он обязательно найдёт способ отомстить тебе, даже если к их возвращению меня здесь уже не будет. Жрец отправит к тебе тога, а то и сам заявиться.

– Всё может быть.

– Ну, раз так, – Мирт сделал небольшую паузу, – может, я останусь в вашем кочевье, идти мне всё равно некуда? Да и раны ещё толком не затянулись. Поживу, осмотрюсь, что здесь да как?

После появления братьев, кисару решил отложить запланированный ранее поход к сиронгам. Спешка могла только навредить.

– Нет! Даже не думай.

– А что такого-то?

Зоркий Шуму, прикрыл глаза и застыл в таком положении на довольно продолжительное время. Только жесткие подушечки пальцев продолжали прощупывать камешки.

«Да, старика не так-то просто разговорить, лопни моя скорлупа! Видимо общаться с камнями ему нравится куда больше. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру!»

Не довольный результатом беседы, Мирт отвернулся. В голове зародились некоторые соображения по поводу того, против кого или чего выступал отшельник. Каждый кочевник Периферии, знает – просто так носить боевой окрас никто не будет. Старик ведет какую-то свою войну, но с кем?

– Хм! Грако, считает, что я должен помочь тебе, – Зоркий Шуму, собрал разноцветную гальку в потёртый кожаный мешок, перетянул шнурком из сухожилия кута, а затем подвесил себе на пояс.

– А как считает Шуму?

– Шуму чувствует в тебе силу Цоронга, но Шуму, пока сомневается. Сильно сомневается, знаешь ли. Зачем она такому кисару как ты? Что такое бесполезное создание способно сделать? Напрасная трата божественной силы Цоронга, как мне кажется, но кто я такой, что судить его?

– Цоронг – это что-то вроде Великой Ра-Аам для ртупов?

Свет от костра выхватил из темноты рубиновый глаз старика.

– Он истинное божество, вы же кисару обыкновенные отступники! Глупцы и неряхи от веры, коим нет числа. Забери у вас жрецов и станете не чем не лучше мургов, а то и хуже. За это Цоронг и не любит вас.

– Слышал бы тебя сейчас Рату, – усмехнулся Мирт.

– Шуму нет дела до жрецов кисару. Они все лжецы и лицемерные палачи. Их место у хвоста гураму.

– А ваши жрецы, чем же лучше?

– Хм! Вздор! Зачем мне жрец? Цоронг вездесущ, – старик развёл руками по сторонам, – Он способен услышать Шуму, где бы тот не находился. Я говорю с ним от своего лица и не нуждаюсь в поводыре. Плохой жрец – что кривая стрела и летит не туда и бьёт мимо.

Кисару улыбнулся. Ему понравилось, как Шуму сказал о Рату. Но вот выпады против богини задели нежные струны в аруту юноши. Как можно сомневаться в могуществе и силе Ра-Аам?! Робко, словно боясь, что боги его услышат, он пробубнил, обращаясь к Шуму:

– Ну-у, не знаю, надеюсь Великая Ра-Аам не лишит тебя единственного глаза, за такие слова, старик.

Костяное кольцо Шуму завибрировало, реагируя на дерзкое высказывание кочевника. Мирт прикусил язык и предпочёл сменить тему:

– А кто научил тебя понимать речь кисару? Не каждый ртуп, как я заметил, расположен к этому. Возьми хотя бы того же Цоробо-ох.

Отшельник прикрыл глаз, перейдя на внутренний диалог с собой и не желая больше отвечать на глупые вопросы юноши.

– Ты часто кочевал по соседству с племенами кисару? Вот я, например, почему-то, никогда не слышал о тебе, даже от хиз? – не унимался юноша, всматриваясь в тёмное лицо старика, на котором играли причудливые тени костра. Шуму негромко выругался и обратился к подошедшему Уно на наречии ртупов:

– Уно, как поедим, возьми Цоробо, и отнесите кисару в кочали. Устал я от него. Что-то дремота одолевает, а парень весьма болтлив, как погляжу. Даже слишком! Боюсь, такая назойливость помешает мне вздремнуть. Да и не забудь дать парню выпить из фляги. Хороший, крепкий сон ему сейчас точно не повредит.

После того как все до отвала наелись, чертоги безмятежного сна распахнули ворота для обитателей кочевья. Цоробо-ох устроился у входа в жилище, рядом с тем местом, где обычно спал Яка. Они очень быстро сблизились. Маленькому ящеру сразу понравился сильный, как агато, ртуп. В знак их дружбы, он не стал протестовать против такого соседства и заснул рядом, свернувшись калачиком. Уно забрался на небольшой шест, возвышавшийся над кочали, в сооружение, чем-то напоминавшее издалека гнездо охноса. Спал он весьма оригинально: ноги торчали из конструкции и свисали вниз, а руки были сцеплены, над головой.

Отшельник, ещё какое-то время сидел у костра, пытаясь разобрать скрытый смысл выпавшей комбинации знаков на камнях. Шуму искренне верил в то, что ничего просто так не происходит. А значит, если Цоронг решил привести в его земли этого юношу, то он определённо преследовал какую-то цель. Но какую? Загадка появления хвостатых кочевников на территории ртупов, после того, как они прекратили всякое общение с кисару, не давала ему покоя.

Старый ртуп, конечно, не боялся угроз тога, слишком долго Цоронг удерживал его аруту в телесном плену. Настолько долго, что цвет кожи давно уже из светло-зелёного стал практически черным, а некогда белые зубы покрылись ржавым налётом. Но нарушать размеренный ритм жизни ему не хотелось. Шуму и так отошел от своих принципов, когда позволил, надолго задержатся у себя Уно и Яке. Он всегда считал, что идти против собственных убеждений, стоит только ради великой цели. Но, к сожалению, она не всегда понятна ему, а, не разобравшись во всем как следует, можно легко оступиться и потерять ориентир.

Все оставшееся время до самого рассвета Шуму провел в размышлениях. Отшельник никак не мог успокоиться, безуспешно пытаясь, настроится на сон. Ситуация довольно непростая. Как бы он не убеждал себя, она все-таки вызывала в нем сильное беспокойство. Но в итоге не найдя выхода, решил просто выждать время. Он понадеялся на то, что Цоронг поможет и подскажет какую тропу ему стоит избрать. На худой конец, если что-то пойдет не так, от кисару всегда можно избавиться, используя острый саяк.

– Ну, так тому и быть, – сказал Шуму сам себе, поднялся, и уверенной походкой направился в кочали.

Тёмная пелена прояснялась, стало намного теплее, а необходимость поддерживать огонь отпала. Редкие лучи кое-где рассекали и начинали будоражить темноту, обжигая светом верхушки зелёных исполинов. Сам-Ру отступил. Зашевелились гураму, почувствовав приближение рассвета. В глубинах леса, сытые хищники, отправились в свои норы. А так как дневные обитатели ещё не проснулись, вокруг кочевья, совсем ненадолго, воцарилась умиротворяющая тишина. Зоркий Шуму сделал глубокий вдох, точно пытался вобрать в себя весь воздух Периферии. Как же хорошо и привольно! Цоробо с Якой мирно сопели у входа в жилище. Старик посмотрел рубиновой грустью на поляну и проскользнул под пологом кочали.

Крупный чёрный жук, приминая подушку мха, направился на слабый свет углей потухшего костра. Не успел он проползти и несколько шагов, как над ним нависла тупоносая морда кута. Набравшись смелости, животное, давно наблюдавшее из кустов за передвижением насекомого, наконец, решилось и выскочило на поляну. Кут не стал задерживаться на территории врага. Ловко подхватив жука, из которого тут же потекла зелёная жидкость, стремительно скрылся в зарослях саговника. Сам-Ру получил от Великой Ра-Аам очередную жертву.

IX ГЛАВА

 

Свет косым лучом бил в землю сквозь дымовое отверстие кочали. Лицо Рату почернело от гнева, дыхание участилось. Со стороны, могло показаться, что он задыхается. Сердце, переполненное кровью, буквально проламывало грудную клетку. Прищуренный взгляд коралловых глаз был направлен на стоявших перед ним тога. Мерзкие сыновья, кута, разорви их агато! Напряжение витало в воздухе. До боли сжаты губы, поджарые крючковатые руки нервно теребили заветный амулет. Казалось, что верховный жрец пытается выдавить аметист из оправы вместе с гневом, бушевавшим у внутри него.

На голове служителя культа Великой Ра-Аам красовался Шлем Предков. Данный элемент жреческой экипировки представлял собой, верхнюю часть от довольно крупного черепа какого-то ящера. Острые клыки и редкие зубы верхней челюсти обрамляли лицо старика. Являясь очень древним, шлем, конечно, не мог обеспечить ни какой защиты в бою, несмотря на свою массивность, хоть и смотрелся он очень эффектно. Головной убор лишь подчёркивал социальный статус владельца. Легенды кисару хранили воспоминания о первопредке, водившим близкие знакомства с богами, пока Сам-Ру не прервал эту связь. Жрецы кочевых племён присвоили головной убор себе, как потомки первого борца за свободу всех кисару Периферии.

Старики утверждали, что если из глубин земли когда-нибудь вырвется жаждущий отмщения Сам-Ру, Великая Ра-Аам защитит от уничтожения только, то племя, которое смогло сохранить Шлем Предков. Со временем, головной убор обветшал, растерял практически все зубы и перешел в разряд культовых украшений. Жрецы племен кисару передавали его из поколения в поколение. Рату редко использовал Шлем Предков, как правило, он доставал его для проведения торжеств и в период военных действий. После возникновения угрозы нападения со стороны сиронгов, старик стал намного чаще появляться на публике в шлеме.

Напротив жреца, преклонив колено и виновато опустив головы, стояли Тур с Рурсуром. Их кровоточащие расцарапанные тела, прикрывали рваные лохмотья. Жалкое зрелище! Старый кисару ёрзал в плетёном кресле не находя своим тощим конечностям удобного положения. Внутренний гнев раздирал его от нетерпения. Рату визжал и трясся от возмущения, разбрызгивая слюни по сторонам.

– Фокуру! Да поработит ваши аруту Сам-Ру, мерзкие сыны кута!- служитель культа, вскочил со своего места и подбежал, запинаясь носком правой ноги о посох, к Туру, – Разве я не просил тебя, тога, – просто привести мне мальчишку? Просил! Это так сложно?! Вот же грязь, со стоп Сам-Ру! О каком сопротивлении Ситуст-Ре вы давеча мямлили мне, жалкое подобие охвостья кута, посмотрите на себя! Позорище, а не тога! Тьфу!

– Светлоликий Рату, старый ртуп упёрся и не пожелал отдавать нам…

– Заткнись, мерзавец! Не желаю слышать твои вялые оправдания. Советую захлопнуть пасть, и молча слушать, пока я не разрешил её открывать! Ты настолько размяк, что не можешь справиться со старым сумасшедшим?! Бестолочь! – жрец размахнулся и наотмашь сильно ударил воина по лицу. Массивный костяной шлем съехал старику на глаза. Он прикусил губу, глядя одурманенным взглядом на возмущенного тога. Недобрый блеск, сверкнувший в глазах кисару, не понравился жрецу. Рату съёжился внутри от страха и замер, стараясь не подавать вида. Сам-Ру безжалостно прогрызал брешь в сердце служителя культа.

Рурсур вскинул голову, испугано посмотрел на брата, было заметно, что тот едва сдержался, чтобы не размозжить старику голову. Молчание затянулось! Тур шумно втянул ноздрями воздух, сомкнул веки, но ничего не сказал.

Рату продолжил:

– Ничтожество! Подлый фокуру. Я спрашиваю тебя, тога, о каком противостоянии сиронгам, ты посмел мне брюзжать?! Да фаранги просто скормят вас своим топорискам в первом же столкновении. Глупец! Сабатаранга вас перетрет в порошок и распылит по ветру! Этот потомок кари только и ждёт, чтоб я оступился! Арутой чую сын кута давно тяготиться нашим с ним уговором.

Жрец вышагивал перед воинами, которым он, пока, не позволял подняться с колен, как того требовал обычай. Они провинились и обязаны терпеть это унижение. Рату опирался на посох с такой силой, что старая древесина начинала потрескивать. Он целенаправленно раздувал внутри себя огонь гнева, сжигая страх засевший глубоко в аруту.

– Несколько рассветов мы кружили вокруг кочевья старика, но они постоянно находились с ним. Отшельник не так прост, как может показаться. Идти на открытый конфликт с ртупами на их же землях …

– Какие ртупы?! Тур, да поглотит твою аруту Сам-Ру, скажи – ну какой ртуп мог подумать на кисару? Нас не было в их землях, со времён Большой войны! Всего-то, нужно было избавиться от этих бродяг и привести нечестивца. Кто вступится за старого безумца, живущего среди кутов? Кто? Нашествие мургов – вот и весь сказ! И после такого провала, ты ещё будешь мне говорить о войне с сиронгами? Бред! Никогда! Слышишь меня, тога – никогда более не перечь мне! И выкинь эту дрянь из своей головы! Не забывай: Сабатаранга, что пламя костра – сначала лишь греет, но стоит зазеваться и обгоришь до кончика хвоста. Уяснили? Что-то по вам не заметно.

– У племени есть и другие заботы, чего ради мы гоняемся за харуту? Пусть идёт своей тропой.

– Опять?

Рату, резко повернулся, подошёл к Туру. Нижняя челюсть непроизвольно подергивалась. Старик явно сильно нервничал. Наклонился, глядя сквозь глазницы шлема, испепеляющим взглядом посмотрел в лицо тога. Сам-Ру заставил руку жреца схватиться за рукоять ширу. Жизнь воина повисла на волоске. Всего один точный удар и его ничто не спасет. Тур это прекрасно понимал, но пойти против воли богини не мог. Рату втянул воздух, полной грудью, и внезапно рявкнул, заставив вздрогнуть Рурсура и стоявшую при выходе стражу:

– Слабак! Чувствуешь, Рурсур, как от твоего братца повеяло страхом?! Боишься, презренный сын кута? Тьфу! Тогда повесь свой саяк на крюк кочали, тога, мы доверим тебе уход за гураму. Пойдёшь пасти или начищать им пятки? Мне кажется, на выгоне от тебя будет больше пользы для племени, раз ты так о нём печешься! Будешь чистить их подошвы от навоза. Прекрасно! Как тебе? Мне кажется Великая Ра-Аам одобрит. Посмотри на него, Рурсур. Какое же, жалкое зрелище!

Рату залился раскатистым смехом, переходящим временами на визг. Напряжение в кочали возросло и буквально ощущалось каждой клеточкой тела. Тур приподнял голову, посмотрел мутным взором на скрюченного старика, выдохнул и вновь стал разглядывать плетение в коврике под ногами. За брата попробовал вступиться Рурсур. Он не громко, опасаясь вновь вызвать у жреца приступ гнева, промолвил:

– Светлоликий, если это так важно для тебя, дай нам несколько тога, да добрых гураму. Клянусь чистой аруту Великой Ра-Аам – мы приведём тебе мальчишку.

– О, что я слышу: у меня в кочали, видимо забил родник тупости?! Убогие бездари! Лучше заткнись, несносный фокуру! В одном твой братец прав – у нас есть чем сейчас заняться! С отрядом кисару я и сам могу вернуть нечестивца. Может, ещё на сумпу объявим об этом, а?! Фокуру! Прошлый рассвет дозорные опять у границы заметили разъезд сиронгов, вот о чём лучше подумай! Всё нужно было сделать тихо, чтобы никто в племени, никто, слышишь меня, Рурсур, никто ничего не заподозрил. Особенно члены совета старейшин! Он должен был исчезнуть для племени, как харуту. И всё! Забыли! А сейчас благодаря вам…

Рату подошел к Туру и сжал до хруста в костяшках пальцев, перед лицом воина, дрожащий, покрытый старыми шрамами, кулак.

– Вы уже погубили трёх взрослых боевых гураму, олухи! Прекрасно знаете: мы откочёвываем и каждое животное на счету! На нас наступают сиронги, и они уже не за горами. Что задумал Сабатаранга, кто мне сейчас скажет, а? Знаешь, Тур, или может ты, поведаешь нам, мой догадливый друг? Пройдёт мимо, или до него дошли слухи о ваших бреднях? Чего уставились-то?

– Земли ртупов мало знакомы нам, мы торопились вернуться. Случайно напоролись на большую стаю топорисков. Вожак оказался молодым и сильным. Ситуация серьёзная, просто так не отбиться. Если бы попытались спасти гураму – погибли бы сами!

– Тоже мне, новость! Да лучше бы вы там издохли, мерзкие прихлебатели Сам-Ру! Всё равно от вас никакого толку. Вы, что первый раз? Тур!

Рату доковылял до кресла, глотнул воды из большого ковша и устало опустился на плетеное сиденье. Закатил, глаза откинув голову на спинку. Выдохнул. Общение с тога потребовало много сил. Втягивая носовыми отверстиями кисловатый запах кочали, служитель культа ждал, когда немного упокоиться аруту. Затем поправил на голове Шлем Предков, и, словно насекомых на ладони, принялся пристально рассматривать своих подопечных. Нужно было решить, что с ними делать дальше.

Изнурённый долгой дорогой Тур, наконец, попробовал закрыть вопрос.

– Жрец, я тога, а не посыльный. Если на то пошло, лично мне никогда не нравилось участвовать в твоих тёмных делишках. Надоело! Можешь поручить это любому другому. В племени много славных и опытных воинов. Любой из них я уверен рад будет согласиться. А с меня хватит.

Кисару выставил раскрытые ладони перед собой. Служитель культа Ра-Аам, недовольно хмыкнул. Терять хорошего воина, когда на пороге кочали стоят фаранги Ситуст-Ры ему не очень-то хотелось. Медленно поднявшись, он повернулся к выходу, и скрестил костлявые руки на тощей груди.

– Тур, не пытайся себя обелить. Не нужно, вот этого – я тога и у меня есть гордость, а может даже честь. И вся остальная тарабарщина. Кодекс! Ты отлично знаешь, кто был последним истинным тога, за что и пострадал. Если сумпу станут известны некоторые подробности гибели Росы, тебя ждёт участь намного хуже той, что постигла нечестивца, – процедив сквозь зубы, Рату развернулся, самодовольно ухмыляясь, – а исчезновение его матери? Неужели память тога настолько коротка, а? Тур? Понимаешь о чём, я? Так, что не надо мне рассказывать про ваш кодекс и остальное.

Натянутые, словно тетива данака, нервы кочевника не выдержали. Воин вскочил на ноги и взревел, словно раненный гураму:

– Грязный старик! Поганый прихлебатель темного божества! Гореть тебе на ладонях Сам-Ру! Обвиняешь?! Даже не надейся, что я буду молчать! Их кровь на твоих руках, никчемный падальщик! У меня тоже найдётся, что рассказать сумпу. Только попробуй открыть рот и тогда они узнают о тебе очень много интересного!

Рурсур переводил взгляд полный удивления и ужаса с брата на жреца, и обратно, понимая, что их, некогда крепкий, тандем на грани разрыва. Никогда ещё, со времен гибели Росы, никто из троицы не вспоминал подробности тех событий.

– Захлопни свою поганую пасть, мерзкий сын кута!

Подскочив к тога, Рату со всего маху ударил концом посоха в крепкий лоб воина. Капли алой крови, причудливым узором, окропили циновку у ног кисару. Не давая кочевнику прийти в себя, старик несколько раз пнул ногой лежащего тога по лицу.

– Я научу тебя покорности, фокуру! Даже не думай, что это сойдет тебе с рук! Не-е-ет! Решил играть в благородство, пожиратель падали?! Ну-ну! Сейчас посмотрим!

Тур всё же поднялся, кляня себя за то, что согласился оставить саяк при входе в кочали. Не дожидаясь пока сторожевые кисару ворвутся, он схватил жреца за тощее горло и начал душить. Жизнь стремительно покидала тело Рату. От неожиданности жрец даже не пытался сопротивляться. Воздуха в легких и так катастрофически не хватало. Шлем Предков слетел с головы служителя культа и откатился к самому выходу из кочали.

– Брат остановись, лопни твоя скорлупа! Что ты делаешь? Оно того не стоит. Этим делу не поможешь. Тур! Тур, уймись, говорю!

Рурсур накинулся на воина. Обхватил сзади руки тога, пытаясь хоть немного ослабить железную хватку. Тур уничтожал не жреца, а себя самого – ему не позволят покинуть племя даже в статусе харуту. Единственное, что могло избавить от терзающих аруту мук воспоминаний это немедленная смерть Рату. Именно жрец оставался живым напоминанием о прошлых ошибках, которые так долго мешали им вести нормальную жизнь.

– Послушай, брат, ты оскверняешь кочали верховного жреца, одумайся! Это же оскорбление Великой Ра-Аам. Прекрати! Тур! Богиня покарает нас! Тур! Ты погубишь и меня и себя! Остановись!

Несколько крепких воинов ворвались в жилище, как раз в тот момент, когда, несмотря на все старания Рурсура, глаза Рату закатились, а руки, плетьми повисли вдоль туловища. Старик почувствовал, что начинает терять сознание. После небольшой потасовки, страже всё же удалось усмирить, а затем скрутить разбушевавшегося тога. Шрам на лице кочевника почернел, а грудную клетку разрывало от тяжёлого дыхания. Аруту воина трепыхалась, стремясь вырваться на свободу. Всё закончилось намного хуже, чем предполагал Рурсур. Кисару жестоко избили тога, вытащили наружу и, не мешкая, по распоряжению жреца, подвесили на Персте Сам-Ру. На этом всё – обратно в племя ему путь закрыт!

Какое-то время, Рату ползал на четвереньках, жадно хватая ртом воздух. Старик сгорал от стыда и унижения, через которое ему пришлось пройти на глазах у тога. Никто в племени кисару никогда не слышал о подобной выходке. Служитель культа отлично понимал – весть о том, что верховного жреца богини Ра-Аам, как следует, потрепал старший тога, надолго останется в памяти кочевых племён Периферии. Сам-Ру не прощает обид.

«О, Великая Ра-Аам! Праматерь первого яйца, прошу, защити своего слугу. Помоги покарать нечестивца, посмевшего осквернить твою обитель! Не дай тёмному богу одержать надо мной верх!»

Рату стоял, на коленях, направив взгляд наполненный злобой и ненавистью, через дымовое отверстие кочали. Его губы нервно вздрагивали, глаза блестели, а глухие удары сердца отчётливо раздавались в ушных отверстиях. Чувство тошноты не проходило. Наконец жреца вырвало. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру!

«Какое оскорбление! О, Великая богиня света и тепла! По-видимому, я действительно становлюсь стар. Теряю хватку. Перечить служителю культа Ра-Аам, вы только подумайте – неслыханное дело! Позор! Позор для всего племени! В былые времена слово верховного жреца всегда стояло даже выше мнения сумпу и, тем более, любого из этих проклятых тога. А ведь всё это началось после выходки, этого мерзкого фокуру! Грязь со стоп Сам-Ру! Надо было сразу вывести всё их семя из племени! Так нет, пожалел! Всех придать огню, во славу богов. Ну, ничего Роса, да поможет мне Великая Ра-Аам, ты скоро встретишься со своим отпрыском в крепких объятиях Сам-Ру! Вот тебе моё слово, мерзкий потомок кута!»

Жрец, сидя на коленях, уперся головой в коврик. Крючковатыми пальцами сгрёб концы циновки и завыл на всё кочевье. Злоба душила изнутри, усиливая обиду и желание уничтожить каждого, кто посмеет встать на его пути. Он не успокоится, пока, ещё трепещущее, сердце изменника не ляжет ему в ладонь. Месть! Только беспощадная месть утолит голод темного божества! Они ещё пожалеют, что вовремя не покаялись перед ним. Даже Сам-Ру содрогнётся от вида кисару, когда тот явится к его обители.

Рату успокаивающе поглаживал, острые выступы затылочной части Шлема Предков. Реликвия лежала на коленях кочевника, тускло отсвечивая жёлтой костью. Глубокое чувство жгучей обиды захлестнуло старика, разрывая аруту в клочья. Ему казалось, что ещё немного, и она разорвёт его на части. В голове не укладывалось, как верный до сих пор помощник, лучший тога племени, мог взбунтоваться и пойти против него. После гибели Росы, жрецу и в кошмарных снах не могло присниться, что ещё кто-то пойдёт по стопам нечестивца. Да к тому же посмеет подвергнуть служителя всесильной Ра-Аам публичному унижению. Такое просто невозможно!

Новость о происшествии, тут же облетела всё племя, вой Рату заставил соплеменников, на какое-то время, обходить кочали служителя стороной. До наступления темноты никто не решался потревожить старика. Кисару стали поговаривать о неизбежной каре со стороны Великой Ра-Аам. Особо боязливые предрекали болезни и мор среди гураму. Иные твердили о разрушении цобо, либо вообще о нападение на них всадников Ситуст-Ры. Брожение среди недовольных усиливалось, волны ропота катились от кочали к кочали.

Совет старейшин поддержал Рату, жрецу удалось хитростью, не без помощи Рурсура, избежать щекотливых вопросов. Зная гордость своенравного тога, старик не боялся разоблачения. Тур будет молчать. Рурсур же надеялся, что, потворствуя капризам жреца, сможет отвести беду от брата. Но он ошибся, недооценил жажду Сам-Ру и злобу сокрытую внутри Рату.

Не желая лишний раз рисковать, жрец приказал привести к нему бунтаря. Сделав укол ядовитым шипом, он обездвижил связанного тога, после чего напихав ему в рот мха пропитанного ругу, зашил его тонкими жилами кута. Сумпу Рату объявил о том, что Тур не имеет больше права сквернословить, оскорбляя богиню, поэтому наказание будет сносить молча.

Костёр играючи потрескивал, выбрасывая в темноту яркие искры и рождая на стенах кочали причудливые тени. Ритмично бил ритуальный барабан, на площади собралось всё племя. Взор кочевников был прикован к танцующему вокруг огня служителю культа. Умащенное благовониями тело жреца двигалось довольно пластично. Вокруг ощущалась атмосфера загадочности – кисару застыли в терпеливом ожидании. На Персте Сам-Ру, не подавая признаков жизни, висело окровавленное тело Тура с зашитым крупными стежками ртом.

Временами, приходя в сознание, он приоткрывал затёкшие глаза и ловил на себе одинокий взгляд полный сострадания. Сиена, белой свечкой, стояла в нескольких шагах, окруженная молодыми жрицами Ра-Аам. Он обратил также внимание на дрожащую чашу в её руках, и понимающе улыбнулся. Это не взгляд кисару. Нет! Девушке нужно быть более стойкой находясь в близком окружении старика. Сам-Ру не дремлет, кто может знать, кого следующим назначат виноватым, запретят говорить и повесят на Столбе Позора?!

Тога молча страдал. Лицо воина превратилось в сплошное месиво, даже безобразный шрам, который обычно, сразу бросался в глаза, стал незаметен. Тур попытался подмигнуть девушке, стараясь придать себе бодрости, и тут же почувствовал, что вновь теряет сознание. Сиена виновато опустила глаза. Потупив взгляд, она смотрела на пламя, стараясь понять причину, столь резкой перемены в отношениях между старшим тога и верховным жрецом. Что толкнуло Тура на подобное безумство? Почему он вдруг, не с того, не с сего, бросился оскорблять Великую Ра-Аам и осквернил ее святилище? Или жрец просто врёт? Аруту Сиены сжигала ненависть к Рату и всему, что их окружало.

Обильно смазанное пахучим жиром, тело служителя играло бликами, кружась, вокруг костра, в неистовой пляске. Жрец, то подпрыгивал, высоко вверх, издавая боевой клич кисару, то падал в пыль и начинал выть, словно укушенный ядовитой кари. Паленья потрескивали, выбрасывая в лицо тьме мелкие искры. Лёжа на земле, в такт ударам барабана, он выкидывал поочередно – то одну, то другую руку перед собой и выкрикивал заклинания, обращаясь к полыхавшему пламени. Крючковатые пальцы жадно сжимали разогретый воздух. Мышцы играли на оголённом, поджаром торсе. Танец смерти окончательно завладел жрецом, наполняя страхом юные сердца маленьких кисару.

Рату неистово тряс головой, на которой красовался Шлем Предка. Живот перекатывался волнами, а руки совершали круговые движения, подставляя ладони языкам пламени. В безумном взгляде, от которого становилось не по себе даже самому отважному тога, отражалось яркое пламя костра. Грозный блеск рубиновых глаз выискивал в толпе либо сочувствующих, либо несогласных и душил в зародыше. Сам-Ру ликовал в предвкушении скорой расправой над жертвой.

Ледяная вода привела тога в чувство. Собравшись с силами, он приоткрыл заплывший от побоев глаз – второй не реагировал на раздражение совсем. Судя по тому, как вел себя жрец, он начал дико уставать. Старик подал сигнал жрицам, что собирается заканчивать церемонию. Дольше ему не продержаться. Он уже выплюнул кровь Тура в огонь и пошел на последний круг ритуального танца. Кровь кипела, но силы уходили, как ни крути, а возраст брал своё.

Кисару не страдал от полученных ран, он считал себя настоящим тога, чтобы там не говорил обезумевший старик. И такой пустяк, как ему казалось, сможет перенести легко. Гораздо больше вреда приносили душевные муки. Аруту воина трепыхалось в смятении, вынуждая сознание метаться в догадках. Мрачные мысли терзали кочевника.

«Мерзкий червь, потомок Сам-Ру! Я уверен, что Рату заставит исполнить приговор именно Рурсура. Фокуру! Он наверняка постарался оставить меня без поддержки. О, Великая Ра-Аам, как же это на него похоже! Добраться бы мне, ещё раз, до твоей тощей шеи, поганый слизняк! Он явно воспользовался слабостью Рурсура, даже не сомневаюсь, как всегда, прошелся по самому больному – давил на тщеславие. Знает куда бить, потомок кута. Когда-нибудь, амбиции брата погубят его. Любому понятно – если уж Рурсур не поддержал меня, то никто не посмеет оспаривать власть старика. Ни один тога не рискнет подать голос против Рурсура, особенно сейчас. Ну, ничего, Рату, рано или поздно, а ты получишь своё! Поганый прислужник тёмного божества!

О, Великая Ра-Аам, дарительница жизни! Я виноват перед тобой, и прошу о снисхождении. Да не проклюнется ни один мой потомок и буду гореть я на ладонях Сам-Ру, если нет искренности в этих словах. Великая Ра-Аам! Если нет мне прощения, то не лишай возможности вступить достойно в обитель Сам-Ру. Хочу уйти, как истинный тога. За все когда-то сделанные мной ошибки, готов смиренно понести наказание. Сам-Ру прими же меня в свою обитель».

После скорого суда и жесткого наказания, Рату не спешил отпускать Тура. Беспрецедентный проступок, по его мнению, должен повлечь исключительную, особо изощрённую расправу. Про себя жрец решил держать Тура на Столбе до тех пор, пока плоть кочевника не покроется червями и не начнёт гнить. Рату всегда стремился подавлять желание к любому сопротивлению даже у детей кисару, не говоря о взрослых. Он не потерпит больше инакомыслия среди соплеменников. Нужно с корнем вырывать из аруту кочевых кисару этот гнилой порок, даже если придется передушить половину из них голыми руками. Рату готов на все!

Поэтому, несмотря на то, что обряд был завершен, Тур продолжал висеть на Столбе Позора. Постепенно воин потерял счет времени и уже не мог сказать точно, сколько рассветов он провёл на Персте Сам-Ру. Жрец, с лёгкостью, убедил кочевников, в том, что пока Великая Ра-Аам не подаст знамение, Тур не сможет считаться прощённым. И до тех пор, каждый рассвет тога обязаны воздавать похвалу Ра-Аам, в надежде на её скорую милость. Служитель культа лично менял ритуальные хлысты, выбирая для обряда самые прочные.

Тур, как войн, пользовался большим авторитетом в племени, из-за чего немногие желали участвовать в наказании. Они прекрасно понимали, какого результата добивается служитель культа, но суеверный страх перед религией предков, стальным обручем сковывал их крепкие, мускулистые руки. Только слепое поклонение жрецу и гнев богини, заставляли тога каждый рассвет смиренно брать в руки ритуальный хлыст. Кочевник не осуждал соплеменников. Душевные силы ему понадобятся для последней схватки со стариком. А то, что этот момент, рано или поздно, настанет, он нисколько не сомневался. Тур берег силы и надежду внутри аруту.

Время шло! Рату не пропустил ни одну церемонию. Каждый рассвет, старик садился в кресло, возле своего кочали, и с наслаждением слушал свист от рассекавшего воздух прута. Он даже дал распоряжение Сиене, увеличить в мази дозу экстракта растения, вызывавшего нестерпимое жжение, и лично проконтролировал жрицу. Необходимость данной меры Рату объяснял, как единственный способ получения скорейшего прощения для тога от Великой Ра-Аам.

– Знаю, знаю, но так нужно. Сиена, мы всем племенем просим богов о снисхождении. Пойми и запомни, девочка, чем сильнее страдания воина, тем быстрее Ра-Аам пошлёт ему прощение. Она не даст воину то, что он не сможет вынести. Поверь мне. Тур – сильный тога, который всего лишь оступился на тропе, а наш долг помочь ему найти верный путь назад. Идти по краю тропы очень опасно, особенно одному. Согласна? Ну, так вот: всегда нужно думать о последствиях, прежде чем на что-то решаться. Сомневаешься, что голоден, не нарушай целостности скорлупы, иначе яйцо протухнет и придет в негодность.

Жрец собирался откочевывать, как только уладится вопрос с Туром. Все тирсы, кроме одного, разобрали и приготовили к транспортировке. Отряд лучших воинов отправился в путь, увозя демонтированный цобо. Они покинули становище в сопровождении престарелых и немощных кисару. А Рату всё никак не мог окончательно определиться с дальнейшей судьбой воина. Тур упорно не хотел покидать этот мир, заставляя жреца нервничать от нетерпения. С каждым рассветом становилось всё труднее придумывать отговорку. Никто не мог гарантировать, что когда тога поправится, подобное не повторится вновь. Жрец всё чаще стал задумываться над тем, как лучше, не замарав рук, помочь аруту Тура освободится и найти, наконец, тропу в обитель Сам-Ру.

Тога агатовым блеском глаз следил за удалявшейся повозкой. Колёса чертили две чёткие линии по поверхности холма. Ещё чуть-чуть и темнота проглотит ее, отрыгивая скрипучий звук тележной оси. Тур облизнул потрескавшиеся губы, протискивая язык между стежками сухожилий. Сухость во рту нещадно скребла горло. После того, как он переживал мох с ругу и проглотил, пить хотелось ещё больше. На язык попалась назойливая муха, кочевник с большим удовольствием клацнул зубами, ощущая, как маленькое тельце превратилось в кашицу на его языке. Брезгливо поморщился и вытолкнул наружу останки насекомого, судьбе которого сейчас искренне завидовал. В поле зрения кисару попал летящий под куполом охнос. Ящер не обращал никакого внимания на копошащихся, вокруг тирса, тога. Широко размахивая перепончатыми крыльями, он устремился вслед за уходящим вдаль караваном повозок.

«Тяжело и опасно идти по краю тропы одному»

Безответной мантрой звучали сухие слова Рату в сознание Тура.

 

X ГЛАВА

 

Заплывший глаз сильно ограничивал обзор. Пустынная сухость ротовой полости, заставляла тога держать рот всё время открытым, однако из-за стежков кута это стало для него просто невыполнимой задачей. Язык неприятно цеплял нёбо. Рату запретил поить пленника, поэтому несколько рассветов подряд Тур провисел, слизывая с распухших губ собственную кровь: кочевник надкусывал верхнюю губу и втягивал жидкость внутрь до тех пор, пока она не покрылась коростой. И так по кругу! Казалось, этому не будет конца, мучения кисару продолжались рассвет за рассветом, приближая его аруту к обители Сам-Ру.

Нестерпимая боль не позволяла хоть ненадолго забыться сном. Она расползалась по всему телу от соприкосновения с неровной поверхностью почвы, по которой грубо волокли воина. Неприятные ощущения, наконец, заставили прийти в себя, вынуждая разум отвечать на внешнее раздражение. Из могучей, стянутой тугими мышцами, груди, вырвался приглушенный, схожий с завыванием ветра, стон. Сам-Ру манил кисару к себе, а сил сопротивляться, уже практически не осталось.

– Т-с-с! Тише.

В темноте, воину трудно было рассмотреть того, кто тащил его истерзанное тело. Тур отметил про себя, что спаситель справляется с ношей с большим трудом. Он периодически останавливался, делал глубокой вдох, после чего, переступив несколько раз на месте, рывком протаскивал тога на небольшое расстояние. А затем всё повторялось заново. Тяжелое дыхание незнакомца говорило о том, что он нуждается в длительной передышке.

Внезапно впереди раздался треск хрустнувшей под тяжёлой ступнёй ветки. Спаситель остановился и замер. В слуховых отверстиях раздавалось размеренное биение сердца. Вся надежда на то, что маршрут кисару пролегает по краю поляны перпендикулярно тропе, а значит, есть шанс остаться незамеченными. Рука незнакомца прикрыла рот воина, чтобы заглушить стон. Тур понял, что нитей сухожилий больше нет, их видимо все-таки срезали.

– Пить! – прохрипел тога.

Рука вновь прикрыла ему рот, призывая к тишине.

Разговор стал громче. Это шли тога! Дозорные вели между собой непринуждённую беседу, возвращаясь с очередного обхода.

– Как думаешь, долго Рату продержит его на Столбе? Клянусь светлым ликом богини, жрец зашел слишком далеко. Так обращаться с тога! Что он, вообще, о себе думает? И так шагу не сделать без его соглядатаев. Что мы хуже мургов, в самом-то деле?!

– Не знаю, не знаю, но Сам-Ру уж точно не посвящает в свои планы Рату. Даже не сомневайся – Тур, на полпути к праотцам. Как по мне – может так даже и лучше. Ханвирт вот накануне предложил облегчить участь Тура и помочь найти тропу к тёмному божеству. Мол, все равно жрец добьётся своего, так чего тянуть?!

– Этому прислужнику Хайи, только бы избавиться от братьев. Известно, куда он метит. Всё кружит возле Рату, поганый фокуру. Рано или поздно Ханвирт выдаст себя, никчемное охвостье кута!

Кочевники, неспешно, шли по узкой тропе, стараясь ступать по твердому грунту, так чтобы не привлекать внимания. Мало ли кто из хищных обитателей джунглей бродит поблизости. Их скоро сменят, поэтому, воины не слишком торопились вернуться на пост – кто знает, что ещё придумает старший дозора? Данное обстоятельство могло существенно задержать укрывшихся в кустах беглецов. Тур заметил, что его спаситель сильно нервничает. Ещё бы – риск быть раскрытыми очень велик!

– Я даже поспорил насчёт Тура с младшим Зоромбо, на хороший саяк от хиза. Дельная вещица, с большим камнем, ну как мне нравится, ты знаешь. Так он, лопни моя скорлупа, прошлый рассвет вместе с Радустой не вернулся из дозора. Вот и спорь после этого.

– Да, мне брат рассказывал. Проделки Сам-Ру. Они нашли только пробитый шлем Радусты, там за излучиной реки. Уверен, без сиронгов здесь не обошлось, накажи их аруту Ра-Аам! Если и дальше будем здесь киснуть, Сабатаранга перетаскает нас в рампа как молодняк кутов. Куда только смотрит жрец? Да, без Тура нам придётся туго. Выстоим ли?

– И не говори. Рату набрал силы как никогда. Он видимо решил, что с Ситуст-Рой можно вести переговоры. Глупо. Договариваться с ними, что гураму учить языку кисару. Смех, да и только!

– Тога практически все недовольны действиями верховного жреца. Вместо того, чтобы оказать фарангам достойное сопротивление, он расправляется с лучшими из нас, а остальных уводит к Туманным землям. С чего вдруг? А ведь, Тур прав – при таком положении дел, не одно племя кисару нас не поддержит. Может попробовать надавить на совет старейшин? Как считаешь?

– Брось! Ты ещё брякни такое при Хайе! Умник! Хочешь оказаться на месте Тура? Думаю, стоит всё же положиться на силу Великой Ра-Аам и немного подождать.

Где-то поблизости затрещали ветки. Воины остановились. Насторожено прислушались, а затем продолжили беседу.

– После исчезновения Ситы и бегства Мирта, Рату ведёт себя как безумец.

– Я слышал, он отправил Тура к охносам, только затем, чтобы тот избавился от мальчишки. После гибели Росы юнец у старика, что колючка между пальцев. Слухи или нет – старейшины соседних племен поговаривают о смещении верховного жреца и избрания нового. Вроде как – хватит соглашаться на его авантюры. Слишком уж дорого Периферии может обойтись заигрывания Рату с Ситуст-Рой. Верно, врут, не иначе?

– Старе-й-шины, погов-а-ривают! Да, они трясутся при виде Рату, как куты перед пастью агато. Я тебе уже сказал – держал бы ты лучше язык за зубами, не то сам повиснешь на Персте Сам-Ру. Дуешь на пламя, так ведь и морду недолго опалить! Трепло!

– А мне-то, что до этого? Главное, чтобы больше было корму для гураму, а вся эта возня за Шлем Предков между жрецами меня вообще мало интересует. Я ж так – больше разговор поддержать.

– Ну вот, то-то и оно! Помалкивай. Сопротивление. Не твоего ума дело. Висит уже один недовольный! Нечего крайних искать, коли у самого руки по локоть в крови. А то, мы Тура не знаем. Давай пошевеливайся, чего хорошего Ханвирт опять начнёт рычать, раздери его агато!

Воины, вспомнив, наконец, что их ждёт старший дозора, прервали разговор и уверенным шагом направились к кочевью. Тур чувствовал себя ужасно, острая пульсирующая боль наполняла измученное тело. Она волной прокатывалась от пяток до макушки и доставляла ему нестерпимое страдание. По отдалявшемуся от них ворчанию гураму и приглушенным голосам, он сообразил – они движутся от кочевья. Но кисару не знал, стоило ли радоваться данному факту. По пути тога время от времени впадал в забытье, пока ветка или корень дерева не возвращали кочевника к реальности. Когда он в очередной раз очнулся и застонал, спаситель прикрыл рот тога куском походного плаща. По руке, на которую упал слабый свет от костров, горевших по всему кочевью, Тур сразу догадался, кому обязан спасением.

– Сиена, я …

– Т-с-с, тише. Потерпи, ещё немного. Знаю, что больно. Там, в кустах нас дожидается гураму. Потерпи, почти дотащила.

Сиена, прилагая огромные усилия, тянула двумя руками за верёвки, которыми обвязала тога. Девушка совершенно выбилась из сил – перерывы для отдыха теперь приходилось делать намного чаще. Наконец, рывками, с натугой, стараясь насколько это возможно сохранять тишину, она дотащила Тура до места. Почуяв их приближение, ящер недовольно заворчал, за что тут же получил от девушки легкую оплеуху, по крючковатому носу.

– Здесь собрано всё самое необходимое, – жрица указала на походный мешок, висевший на спине животного, – Даже если, это безрассудство, попытаться стоит. Слышишь меня, тога? Гураму накормлен до отвала, так что можешь не переживать – назад он точно не повернёт. Надеюсь, Великая Ра-Аам сохранит твою аруту. Тур?

– Ты…?

– Я остаюсь, не могу бросить племя и предать богиню, буду надеяться на её милость. Как старшая жрица, я не должна сходить с тропы, которая уготована мне Великой Ра-Аам. По крайней мере, пока, это просто не возможно.

– Сиена, – Тур, трясущейся рукой откинул черный капюшон жреческой мантии с головы девушки. Осторожно коснулся окровавленными костяшками пальцев свежего шрама оставшегося после ожога на её молодом лице, – Спасибо.

Девушка кивнула головой, давая понять, что все поняла без лишних слов. Отвернулась в сторону, делая вид, что прислушивается к шелесту кустов. Потревоженные незваными гостями куты действительно засуетились, но Сиене не было до них дела. На большие глаза навернулись слёзы. Она с трудом взяла себя в руки – расслабляться нельзя. Не место, да и не время для приступов сентиментальности!

Только сейчас тога заметил, насколько красивы её налитые горем глаза. Кроме своего отражения он видел в них то, чего раньше никогда не замечал. Для себя Рату отбирал лучших из девушек племени. Старый червь! Какое-то время кисару буквально тонул в алом море, стараясь запомнить каждую деталь. Тога не должны себя так вести. Воин попытался задушить крик возмущения, разрывавший аруту на части.

«На что я потратил свою жизнь?! О, Великая Ра-Аам!»

Кочевник взял в руку изящную кисть жрицы, почувствовав кровавые мозоли на влажных ладонях. Девушка прикусила кончик языка, отдернула руку, и, набросив капюшон, повернулась к гураму. Стараясь не шуметь, привязала веревки к седлу животного. Ей пришлось изрядно повозиться с телом тога, прежде чем удалось взгромоздить кисару наверх и надежно закрепить. Но, в конце концов, все получилось.

Не успела Сиена закончить, как по всему кочевью раздались тревожные крики. Рату! Девушка испугано оглянулась. Там, где в отсветах костров виднелись острые макушки кочали – замелькали огни факелов. Началось! Сам-Ру не позволит так легко отобрать у него жертву. Она не ожидала – пропажа обнаружена слишком рано. Тога понимал, что жрице теперь вряд ли удастся вернуться не замеченной. Он даже готов был поклясться, что слышал истошный вой Рату, требовавшего найти изменников и немедленно привлечь к ответу. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру!

Пора возвращаться. Девушка в последний раз посмотрела на кисару. Влажные глаза отражали далекие огни факелов. Шансов, что воин выживет – практически нет, но попытаться все же стоит. Мало ли что! Свежая кровь от растревоженных ран, тонкими нитями стекала по грубой коже ящера. Сиена выдохнула, большие глаза с грустью посмотрели на соплеменника.

– Прощай, тога.

Прошептав последние слова, она стиснула зубы. После чего с силой, которую удалось собрать в хрупкой руке, ударила ритуальным хлыстом по крепкому заду ящера. Взвыв от дикой боли, животное, бросилось напролом сквозь заросли кустарника, не разбирая ничего на своём пути. Орудуя мощными рогами, гураму уверенно удалялся от кочевья кисару, унося на себе, лучшего тога племени. На этот раз Сам-Ру придётся подождать.

Жрица ещё немного постояла, пытаясь по движению верхушек молодой поросли разглядеть маршрут выбранный животным. Затем вспомнив, где она находится, повернулась и, пригнувшись, чтобы не попасть в свет факелов, короткими перебежками устремилась на звук тревоги. Сиена прекрасно осознавала, что, именно она является причиной переполоха. Девушка не сомневалась в грядущем наказании, которое может её ожидать, если прихвостни Рату окажутся проворней. Выбрать же другую тропу для себя жрице даже не приходило в голову, решение было принято сразу, как только Тур оказался на Персте Сам-Ру. Поэтому, осторожно пробираясь в тени деревьев, девушка готовила себя к любому повороту событий. Следующий ход за Рату, забери его аруту Сам-Ру!

Когда Тур вернулся к реальности и открыл глаза, на Периферии наступил рассвет. Гураму неторопливо пережёвывал сочную мякоть листвы вперемежку с молодыми побегами. Животное, до первых лучей Ра-Аам, беззаботно брело в неизвестном направлении. И вот, наконец, успокоившись, ящер, как ни в чём не бывало, принялся, набивать вкусной зеленью довольно внушительный по размерам живот. Все было бы хорошо, если бы не изрядно надоевшая ему ноша, натиравшая всё это время бока веревками из плетеных лиан. Как же хотелось освободиться от нее и продолжить путешествие налегке. Ящер заворчал на свою не простую долю, вырвал клочок молодой травки и громко причмокивая, поплелся вдоль лесополосы.

Лишь изредка гураму отрывал рогатую морду от сочной зелени, и то, только для того, чтобы удостоверится в собственной безопасности. Маленькие желтые глазки всматривались в заросли папоротника на другой стороне поляны, из которых периодически выглядывали любопытные мордочки кутов. Животное громко сопело и втягивало воздух с такой силой, что любая зазевавшаяся муха, тут же оказывалась у него в носу.

Верёвки, которыми Сиена неумело примотала воина к седлу, от долгой езды, растянулись и обвисли лианами. Тур понимал – если продолжать ехать, таким образом, дальше, он очень быстро окажется на земле, а гураму скорее всего пройдётся по нему, даже не заметив. Не успел, тога найти решение, способное хоть как-то помочь справиться с возникшей проблемой, как до ушных отверстий долетел знакомый звук хлопающих крыльев.

– Охнос, чтоб тебя! Только этого мне не хватало. Сохрани наши аруту Великая Ра-Аам!

Протяжный крик ящера, а также неуклюжая попытка воина освободиться от пут, заставили гураму не на шутку разволноваться. Животное заворчало и стало крутить по сторонам мощной головой, пытаясь разглядеть возможную опасность. Охнос, словно огромный осенний лист, снижался над поляной, оглашая округу жутким, наводящим ужас на кутов, криком. Когда ящер заметил, что гураму собирается скрыться в джунглях, то тут же камнем пошел на сближение. В последний момент, перед тем как острые когти погрузятся в разгоряченную плоть, Туру, ценой неимоверных усилий, удалось, сползи на один бок животного. Кисару не намерен так просто уступать аруту Сам-Ру! Охнос зацепил лишь поклажу в седле, промчавшись над горбатой спиной навьюченного мешками животного. Содержимое походной снасти вывалилось под ноги гураму. Недовольный своим промахом ящер, пошёл на второй заход. Вот же, мерзкий фокуру, никак не угомониться!

Гураму заревел, негодуя, на обидчика и начал разгоняться, пытаясь прорваться сквозь густую зелень джунглей. Тур, превозмогая слабость, постарался как можно ближе притянуть себя за верёвки к телу животного, пока какой-нибудь встречный ствол секвойи не разорвал его на части. Упругие ветви, словно желая, проверить тога на прочность, злобно хлестали по израненной спине. Ах, ты ж, охвостье кута! Как же больно-то! Воин посетовал на то, что Сиена не смогла достать ему шлем и сатунгасу. Стиснув зубы, кочевник из последних сил цеплялся за жалкие остатки упряжи. Ветви саговника, хлесткими ударами, прошлись по рукам и плечам тога. Кисару надрывно взвыл, не в силах больше терпеть адскую боль. Он готов был голыми руками вцепиться в длинную шею охноса, чтобы сполна отомстить за перенесенные страдания. Но в данной ситуации это было просто не возможно. Гураму продолжал нестись через лесные дебри, а перепуганные куты разбегались стайками при виде рогатой морды ящера.

По настойчивым хлопкам крыльев, кисару понимал – охнос не собирается оставлять их в покое. Сам-Ру явно жаждет кочевой крови. Вот же, несносный фокуру! Выждав удобный момент, когда неповоротливое животное начало пересекать небольшое открытое пространство, ящер атаковал. Его агатовые когти не раз оказывались за время погони в опасной близости от горбатой спины гураму. Грузное тело не могло развить скорость достаточную для того, чтобы оторваться от преследователя. Вспарывая рогами гигантский папоротник, топча молодую древесную поросль, он спешил в спасительную темноту зарослей, надеясь найти там защиту укрывшись среди вековых исполинов.

Вопль обезумевшего от страха гураму, на мгновение заставил замереть все живые существа в округе. Охносу, наконец, удалось вырвать из спины жертвы небольшой кусок. Рубиновая россыпь, скатившись с когтей хищника, окропила лицо воина. Но и этого оказалось достаточно, чтобы потерявший над собой контроль, гураму, вопя от отчаяния, развил максимально возможную для него скорость. Тёплая кровь, паутинкой ручейков, струилась по оголённому торсу воина и смешивалась с его собственной. Ужасно укачивало. Ветки так исхлестали тело тога, что в конец, обессилев, он перестал реагировать и уклоняться от препятствий. Гураму со страшной силой мотало из стороны в сторону, казалось ещё чуть-чуть и они полетят, кубарем ломая на ходу ребра и кости. Получив сильный удар толстой веткой по голове, кочевник повис вверх ногами, потеряв сознание.

Сумасшедший ритм погони сделал своё дело – практически все, натянутые до предела, верёвки с треском разорвало. После очередного удара, о ствол дерева, Тур, мешком солота, рухнул в папоротник. Какое-то время гураму ещё тащил его за собой, но когда нога кисару освободилась от веревки, животное оставило всадника наедине с голодным ящером. Прожорливый хищник выбрал добычу более доступную, чем мощное животное, способное дать отпор. В одиночку ни один охнос не мог справиться со взрослым, покрытым прочной кожаной бронёй, гураму. И, если бы эти великаны Периферии были, хоть чуть-чуть посмелей, то ещё неизвестно кому из них пришлось бы прятаться. Однако, на все воля Великой Ра-Аам!

Вокруг, наконец, наступила привычная, уху кочевника «тишина». Придя в сознание после падения, Тур сделал попытку на руках проползти оставшейся путь до зарослей молодого саговника. Он решил попробовать забраться в густой кустарник, надеясь, хоть ненадолго, отсрочить встречу с темным божеством. Однако ежедневные истязания и отсутствие нормального питания настолько подточили силы тога, что преодолеть даже столь незначительный отрезок для него стало невыполнимой задачей.

Сделав ещё один круг, охнос приземлился, расправил грудную клетку и уверенно зашагал к жертве. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! Мощные крылья впивались крючковатыми когтями в мох, выбрасывая на сторону при каждом шаге куски почвы. Клацая острыми зубами и обильно поливая слюной рыже-зелёный ковёр у себя под лапами, он без особого труда добрался до кисару. Голодными янтарными глазами Сам-Ру ящер пожирал уползавшую от него жертву.

Кочевник обратился к богине, продолжая упорно работать руками. Он из последних сил напрягал мышцы, однако они отказывались слушаться. Ах, ты ж, охвостье кута! Тур давно забыл о чувстве страха. Череда последних событий, сделала из него законченного фаталиста. Где-то в глубине своей аруту, он уже, не раз, обращался к Сам-Ру за избавлением. Но видимо такой простой способ избавления кисару от земных страданий не утраивал темное божество Периферии. В голове тога ни осталось, ни единой мысли хоть как-то касающейся спасения собственной жизни. Заботила только ситуация в которой из-за него оказалась Сиена. Ради воина, девушка, возможно, пожертвовала собственным статусом старшей жрицы и положением среди соплеменников. Тур даже боялся представить, какое наказание постигнет девушку, если Рату все-таки раскроет, кто помог ему бежать.

Силы закончились – до заветного куста всего пара хелей, но руки отказываются подчиняться воле хозяина! Видимо Сам-Ру одержал очередную победу на просторах Периферии! Лежащего в траве Тура накрыла огромная тень охноса. Ящер внимательно разглядывал жертву желтым глазом, издавая при этом неприятный щелкающий звук. Хищник, словно издеваясь над воином, тянул время, разминая мощные челюсти перед пиршеством. Даже лёжа на земле, кочевник ощущал смрадное дыхание, исходившее из алой пасти чудовища. Кисару открыл глаза, чтобы посмотреть прямо в лицо смерти. Он ощутил внутренний зов Сам-Ру, голодный блеск зрачков хищника обещал скорое избавление от телесных пут.

– Ну, же! Давай, чего ты тянешь, мерзкий фокуру?!

Из густого облака зелени, на него смотрела пара маленьких глаз. Любопытство кута взяло верх над чувством страха. Готовый в любой момент сорваться и убежать, он просунул свою тупоносую мордочку между ребристыми ветвями саговника. Молодой самец втянул ноздрями запах смерти, издал стрекочущий крик и скрылся, сверкая коричневыми подошвами лап.

Тур подался вперёд навстречу охносу. Он встретит тёмное божество, как полагается истинному тога. Вытянув мускулистую руку перед собой, воин злобно прокричал:

– Ну, давай уже, слуга Сам-Ру!!! Давай! Делай своё дело! Ну!

Раздался глухой хруст костей. Рубиновая кровь, горячим веером, окропила мох.

Маленький кут, подпрыгнул, услышав громкий крик кисару, и рванул вперёд по пересеченной местности, догоняя перепуганных собратьев. Словно зелёная волна, куты прокатились по окрестностям, и для некоторых из них это закончилось довольно печально. Надрывный крик охноса устремился вверх, вдоль гигантских стволов секвойи, к самому куполу, а достигнув его, разбился на множество осколков эха. Наконец, все вокруг стихло. Порой страх перед наступлением неизвестности, намного опасней самой неизвестности. И лишь столкнувшись с ней, мы понимаем, насколько этот страх был оправдан. Обычное явление для кочевой Периферии, когда более сильный противник расправляется с более слабым, а значит не имеющим право на жизнь. Такова воля Великой Ра-Аам.

 

XI ГЛАВА

 

Свет, провожаемый потоком тёплого воздуха, плавно пробирался через приоткрытый полог кочали. Великая Ра-Аам набирала силу. Ноющая боль, терзавшая тело несколько рассветов подряд, наконец, ненадолго отступила, оставив после себя шлейф ненавистной ему слабости. Опухоль на ноге спала благодаря стараниям и целительным навыкам Уно. Мирт всё чаще делал попытки для самостоятельного передвижения по кочевью. Он явно шёл на поправку.

Проводя время в компании отшельника и воина из племени ртупов, юноша быстро освоил их наречие. Цоробо-ох хвалил Мирта за успехи, мало-помалу перенимая язык кисару. Рассвет сменялся рассветом, вынуждая юного кочевника забыть прошлые неурядицы вместе со сказанными на прощание, угрозами Рурсура. Хромоногий тога лишь изредка являлся кисару в кошмарных снах. Но очередной наступавший рассвет вытеснял страхи, заполняя аруту светом Ра-Аам и уверенностью в лучшем будущем. Размеренная жизнь кочевья Шуму стирала из памяти плохие воспоминания. Уже давно он не ощущал такого спокойствия внутри аруту. Череда капризов Великой Ра-Аам, перевернула жизнь юного воина, причём не в лучшую сторону. Однако в обществе странной компании Зоркого Шуму, Мирт действительно почувствовал себя, как ему казалось, равноправным членом маленького коллектива.

Он очень быстро сдружился с Уно, несмотря на чудной вид малыша и некоторую  грубость в общении. Своим заботливым отношением, преданностью товарищам, маленький воин очень быстро расположил к себе юношу. От Шуму Мирт узнал, что отшельник нашел Уно совсем крохой, где-то высоко в горах, когда прятался там от фарангов ненавистной Ситуст-Ры. Это произошло как раз после очередной карательной операции молодого Сабатаранги. Прожив долгою кочевую жизнь, Зоркий Шуму никогда не встречал представителей такого племени – никого кто бы выглядел как Уно.

Ртуп решил, что данное существо ниспослано ему на воспитание самим Цоронгом, поэтому не стал оставлять малыша на расправу сахигарлам и прихватил с собой. Всадники ещё долго после этого случая навещали кочевье Шуму, словно какая-то невидимая сила притягивала их к землям отшельника. Ему то и дело приходило прятаться, поднимаясь высоко в горы. Нужно было срочно что-то менять – старик ушел за Перевал, а когда вернулся и Уно подрос, разъезды рампа Од-Ра перестали, показываться в его краях. Шуму принёс жертву Цоронгу и постарался больше не вспоминать о случившемся.

Как-то раз после хорошей охоты, сидя у костра, Мирт решил расспросить у Шуму о необычной форме головы воспитанника.

– Вот такого и нашёл, как есть – с перевязанной скорлупой охноса на макушке. Ну, думаю – травма, подождём. Мало ли! Может, упал не удачно, или ушибли, одному Цоронгу ведомо. Сменялись рассветы, росла голова, а он – нет. Тут я смекаю: верно, потому и не растёт, что всё в голову пошло. Воздал хвалу Цоронгу, как полагается, взял да расколотил эту скорлупу-то. Черепок перестал расти – значит, подействовало, но и сам Уно, с той поры, больше не рос. Так вот и бегает до сих пор. Ростком не высок вышел, но своих в обиду не даст, не смотри, что чуть больше покасту.

Отшельник, по ходу рассказа, подтолкнул, наконечником стрелы, догоравшее полено в костёр. Россыпь мелких искр взметнулась вверх, навсегда покинув пламя. Старик громко чихнул, утёрся рукой и проводил их рубиновым глазом.

– Шуму уверен, что где-то наверно есть у него родные-то, но пока ему и здесь неплохо. Слишком много земель, до которых кочевникам нет никакого дела. Может когда, и свидятся, на всё воля Цоронга.

Отшельник аккуратно рассыпал перед собой камни. Бережно разложил по диагонали. Поменял местами. Мягко поглаживая каждый символ, начал перебирать. Не удовлетворившись полученной комбинацией, недовольно фыркнул, сгрёб всё жилистой рукой и закинул в мешочек. Хорошо потряс, крепко зажав в широких ладонях. Повторил все манипуляции с камнями ещё несколько раз, после чего обратился к юноше:

– У кочевья нам нынче с Уно попались свежие следы кисару, – воин тяжело выдохнул, – Охота от них плохой стала. Не нравится мне все это. Хорошего мало, так пойдет дальше, придётся сворачивать кочали да уходить в горы.

Слова Зоркого Шуму, заставили Мирта напрячься внутри аруту, будто чем-то острым сковырнули давно затянувшуюся рану. Последнее время, любой вопрос, связанный с его прошлой жизнью вызывал в аруту кисару нехорошее предчувствие. Конечно, воин задумывался о прошлом и о дальнейшей судьбе, но, как правило, старался отгонять подобные мысли. Непроизвольно, Мирт коснулся предплечья, усыпанного сеткой свежих, едва затянувшихся, шрамов. Сам-Ру не позволял ему расслабиться, то и дело, напоминая о себе.

– Настырные, забери их Цоронг! На этот раз повезло им! Всё же сбежали от топорисков! Ох, и славно потрепали этих тога зубастые! Видимо в долину Диких Голубых озёр подались, никак не иначе. Только вот, надолго ли? Судя по всему, очень уж ты им нужен, парень.

Шуму с хитрым прищуром посмотрел на кисару, ожидая ответа. Мирт лишь пожал плечами, неловко пряча глаза. Говорить на данную тему не было никакого желания. Да и есть ли смысл? Юноша не раз задумывался о причине, которая заставляет Рату и его прихвостней досаждать ему. Но этот вопрос, для юноши, пока оставался открытым.

Пружинящей походкой, к костру подошёл Уно. Пламя вспыхнуло с новой силой. Огонь небрежно выхватил из темноты нефритовое тело Мирта и грубое, цвета спелых оливок, лицо Шуму. Старик поправил капюшон своего плаща, чтобы несколько расширить обзор.

– Вот кто мне скажет, где носится Яка, а?! Надоело! Отдельно от вас кормить его не собираюсь! Слышишь, Шуму! Почему нам каждый раз приходится за ним бегать? Хватит с меня! Все. Пусть сам себе ловит кутов, что я ему нянька?!

– Чего расшумелся-то?! Он и сам о себе прекрасно позаботится – не маленький.

– Конечно, позаботится, раздери его Цоронг! Поганец! В прошлый раз, забрался в кочали и, что вы думаете – пожрал всё заготовленное мной. Всё слопал, подчистую! А там, так-то, на пару рассветов припасов. Как тебе такое, Мирт? А кто утащил в лес новые путы гураму, а? Он и стянул, больше некому.

– А ты попробуй, найди, может и не он вовсе, – возразил Шуму.

– И найду …, и попробую …, а только кормить его все равно не стану, и не уговаривайте!

Раздраженный Уно плюхнулся на край бревна, на котором сидел Мирт. После того как увеличилось число едоков, он стал уставать от занятий хозяйственными делами. Уно считал делом для настоящего воина охоту, но никак не приготовление пищи и тем более мытьё грязных плошек. Да к тому же в последнее время Шуму всё чаще брал с собой Цоробо, оставляя малыша за старшего по кочевью.

Чтобы хоть как-то успокоиться и восстановить равновесие внутри аруту, Уно занялся осмотром своих кинжалов. Воин считал, что залогом продолжительной жизни, в кочевых условиях, являлось содержание оружия в полной боевой готовности. Методично двигая по лезвию поясным оселком, он выводил зазубрины с тонкой поверхности клинка. Скрежет абразива о бронзу начал убаюкивать Шуму; веки постепенно отяжелели и опустились, приоткрыв рот.

– Шуму, я возьму с собой Мирта, поохотиться? Чего ему прохлаждаться-то? – как ни в чём не бывало, словно и не осталось следа от проблемы с Якой, Уно обратился к отшельнику.

Старый ртуп вздрогнул, клацнул зубами:

– Думаешь, готов?

– А, то! Цоробо-ох, с рассветом возвращается в племя. Мы с Миртом его проводим, а на обратном пути поохотимся, там, ниже ручья, у поваленной сосны. Совсем недавно приметил там парочку справных кутов, повадились же парами ходить на водопой.

Уно по-дружески похлопал по плечу сидящего рядом юношу, а затем посмотрел на отшельника большими, словно чаши глазами.

Зоркий Шум лениво зевнул, неторопливо поднялся и по-стариковски крякнул:

– Только возьмите Яку, пусть разомнётся.

– Нужен больно. Не мешало бы ещё знать, где он пропадает, этот твой Яка!

Внезапно из темноты, быстро перебирая маленькими ножками, вылетел ящер. Повизгивая от удовольствия, он нарезал круги вокруг старика, идущего к себе в кочали. Подпрыгивая настолько, насколько позволял рост, Яка пытался достать до изрезанных морщинами сухих ладоней Шуму. Приседал, замирал на мгновение, ожидая ответной реакции старика, и вновь принимался за старое.

– Тише, тише! Я устал, иди вон к Уно, с ним поиграй, он уж больно по тебе соскучился.

Мирта всегда удивляло, как существо, обладая такими короткими лапами, могло развивать скорость топориска. Проводив отшельника до кочали, Яка, также стремительно растворился в темноте. Кисару решил, что малыш, скорее всего, отправился на поиски Цоробо-ох. Ртуп по обыкновению совершал последний обход, перед сном. Тога оставили землю Зоркого Шуму, но терять бдительность всё же не стоило. Слишком хорошо кисару знал своих соплеменников.

– Куда это ты помчался? Яка! Ах, ты ж, никчемное охвостье кута! Я больше не собираюсь кормить тебя. Яка, предупреждаю в последний раз: только сунь свой тупой нос в кочали, даю слово – скормлю твою долю гураму! Ты меня слышишь? Яка! – Уно вскочил с бревна. Подхватил валявшуюся под ногами ветвь, размахнулся и запустил в темноту, надеясь попасть в животное.

– Мерзавец!

Яка не обращал никакого внимания на крики соплеменника. Его заинтересовали мерцающие в темноте огоньки. Ящер развлекал себя тем, что пробовал их поймать, громко клацая зубами. Но только он добегал до границы кочевья – они тут же пропадали, так же внезапно, как и появлялись. Изрядно измотав себя, этим забегом и не поймав не одного, он, наконец, отправился спать, послушно труся следом за Цоробо-ох. А те самые огоньки любопытных глаз кутов, какое-то время, ещё продолжали мелькать среди зелёной листвы кочевья Зоркого Шуму, дополняя привычный пейзаж умиротворённой Периферии.

С рассветом, согревшись, стойбище отшельника опустело. Старик неспешно выдвинулся к реке, чтобы напоить гураму, а остальные отправились на поиски пищи. На границе с землями ртупов племени Напада, Цоробо-ох распрощался с Уно, Миртом и Якой, пообещав, в ближайшее время, вернуться, как только исчезнет угроза нападения со стороны Ситуст-Ры.

– Когда Грако-ох узнает, что тебе посчастливилось выжить, наверняка захочет встретиться. Надеюсь, ему удалось отыскать Напада, храни их аруту Цоронг? – воин широко улыбнулся, оголив ровный ряд зубов, и добавил, – Мы вернёмся, раз Шуму не хочет тебя оставлять у себя. Ртупам глупо отказываться от помощи, если на границе стоят фаранги Од-Ра. Так, что дождись нас, а там на все воля Цоронга.

Воин, присев на одно колено, провёл загрубевшей от рукояти ладонью по «каменному» лбу Яки. Зверь недовольно заворчал, как бы предчувствуя, скорое расставание с закадычным другом. Попрощавшись, они разошлись в разные стороны. Уно первым пропал в зарослях саговника. Яка медлил. Маленький ящер несколько раз оборачивался в ту сторону, где густая листва проглотила фигуру рослого воина. Убедившись, что ртуп уже не вернётся, повизгивая, засеменил по тропинке следом за Миртом и Уно.

Вдоволь поохотившись, друзья выдвинулись к дому. Оказалось Уно, просто виртуозно обращался с парунду, не говоря о кинжалах. Фехтование клинками, продемонстрированное товарищу просто завораживало. После дружеского поединка на кинжалах, Мирту стало понятно, почему малыш равнодушно смотрел на завидный данак Зоркого Шуму. С такими навыками он ему просто без надобности.

Внезапно их внимание привлёк скрипучий крик охноса. Мирт подал Уно условный знак рукой. Оба, как по команде, присели, вглядываясь в зелень ближайшего холма. Враг мог оказаться поблизости. Им стоило поторопиться, возможно, Шуму попал в опасность. Так как юноша был, ещё слишком слаб, для быстрого передвижения по лесным тропам, ему пришлось приложить массу усилий, чтобы не потерять друзей из виду. Уно забрался на верхний ярус деревьев. Перемещаться таким способом ему было куда удобней, чем петлять по еле заметной, местами непроходимой, тропинке. Яка, мчался по зарослям, напролом следуя за Уно, прокладывая рогатым лбом путь для кисару.

Когда Мирт запыхавшись, наконец, доковылял до кочевья Зоркого Шуму, к крику свирепого ящера прибавился звонкий голос Уно смешанный с жалобным воем Яки. Кисару обнаружил возле разрушенного кочали лежащего на спине отшельника, вокруг которого бегал Яка, нарезая большие круги. На поляне остервенело, хлопая крыльями, раненый охнос, старался скинуть с себя Уно. Малыш вцепился в крыло ящера мёртвой хваткой. С пеной у рта, он размахивал кинжалом, в попытке нанести максимальный вред противнику. К этому времени прислужник Сам-Ру сам был не рад, что так бесцеремонно вторгся на территорию отшельника.

Рукоять одного клинка уже торчала из массивного тела охноса. Уно быстро перебрался на спину ящера, но не удержал равновесия и выронил второй кинжал, когда хищник начал усиленно махать крыльями. Ах, ты ж, охвостье кута! Не теряя зря времени, воин вцепился зубами в твёрдую шею врага, используя свободную руку, попытался разодрать толстую кожу когтями. Из этого ничего путного не получилось. Малыш отлично понимал, что раненый охнос для них не менее опасен, поэтому необходимо использовать любую возможность, чтобы лишить его аруту. Тем временем ящер не переставал кричать. Он отчаянно, мотал головой, клацал по сторонам длинным клювом, в безуспешной попытке добраться до врага. Аруту кисару сжалось от лютого холода нагоняемого страхом перед крылатым убийцей. Не зная за что схватиться в первую очередь, он просто стоял на месте, раскрыв от удивления рот.

– Мирт, ты чего встал-то, я так долго не выдержу?! – из последних сил прокричал Уно.

Кисару, как завороженный, наблюдал за мелькавшим перед ним массивным хвостом охноса. Страх перед новой встречей с летающим ящером, словно ледяным канатом, опутал ноги и прочной нитью пришил язык к небу. Бежать или рискнуть аруту ради спасения Уно? Может быть, спрятаться и переждать где-нибудь в кустах пока все не закончится? Нет. А как же Уно?! Как Шуму и Яка? В голове прозвучал жестокий смех Рату. Вот же, фокуру! Нет! Нужно как-то выходить из положения. Мирт зарычал, стараясь пробудить в себе смелость тога, прокричал боевой клич племен кисару. Отбросив сомнения и трезво оценив ситуацию, юноша схватил лежавший возле Шуму данак, на ходу, вытянул стрелу из колчана. Прилагая титанические усилия, ему все-таки удалось натянуть тетиву до особой боли в руке, как учил Цоробо-ох. Прицелился, постарался успокоить сердце. Сейчас, сейчас! Вдох – выдох. Вдох! Остановил дыхание, замер, а затем расслабил пальцы.

«Прошу, Великая Ра-Аам, дай мне силы выстоять против мерзкого слуги Сам-Ру!»

Кисару первый раз в своей жизни использовал данный вид оружия. Естественно попасть точно в цель и уж тем более умертвить одним выстрелом ящера у него не получилось. Стрела со свистом прошла над головой Уно, насквозь пронзила длинную шею хищника, не задев при этом жизненно важных артерий. Вот же, фокуру! Сам-Ру явно не собирался так просто уступать! Уно громко закричал, чувствуя как пальцы, один за другим, начинают сползать по рукояти кинжала.

– Мирт! Мирт, сделай уже что-нибудь! Долго я так не выдержу!

Отбросив данак в сторону, кисару, прыгнул за кинжалом, выпавшим из рук его маленького товарища. Удачно увернувшись от когтистого крыла охноса, юноша схватился двумя руками за рукоять. Несмотря на ужасную боль в ноге, кисару собрал последние силы и прыгнул на спину хищника, на котором всё ещё висел Уно. Малыш скрепя зубами держался за саяк, не позволяя охносу подняться вверх. Хищник должен ответить перед Сам-Ру за все, что сделал!

Первая попытка оказалась совсем неудачной: юноша пролетел под брюхом ящера, получив сильный удар по спине, когтистой лапой, взвыл от боли и откатился на сторону. Ещё попытка – тот же результат. Ах, ты ж, охвостье кута! Уно, что-то кричал, но из-за постоянных воплей охноса, кисару ничего не мог толком разобрать. Считанные мгновения и он снова на ногах. Размахивая кинжалом перед собой, Мирт дождался, когда мечущийся по кочевью хищник снова удачно повернётся к нему спиной, после чего атаковал. Он настолько резво взлетел на шею противника, что сбил ногой, в конец, ослабевшего от долгой борьбы Уно. Выкрикивая проклятия в адрес крылатого убийцы, малыш кувырком покатился по поляне.

«Быстрей, быстрей! Помоги же мне, Великая Ра-Аам! Не успею, взлетит! Ну же! Давай!»

Юный кисару, крепко обхватил основание длинной шеи и начал подтягиваться на руках, пытаясь добраться до нужного участка. Помогая себе ногами при подъёме, он раз за разом погружал кинжал Уно, по самую рукоять, в твёрдое тело противника. Кисару пожалел о том, что не имел при себе саяка. Для битвы с охносом маленький клинок Уно явно не годился. Ящер истекал кровью сочившейся из десятка ран, но всё ещё был способен оказать ему серьезное сопротивление. Охнос расправил крылья, а затем издал шипящий звук, говоривший о крайней степени раздражения. Хищник устал и выказывал явное намерение оставить поле битвы.

Пока Яка каменным лбом упорно атаковал ноги охноса, юноша, наконец, добрался до желанной цели и серией сильных ударов перерезал горло ящера. Горячая струя крови, булькая и фырча, окатила Мирта с головы до ног. Тело охноса мгновенно обмякло, рухнуло на рыже-зеленый мох, увлекая за собой юношу. Противник отправился прямой тропой в обитель Сам-Ру, и вернуться назад у него уже не получиться!

Дрожа всем телом, кисару поднялся на ноги, знаменуя победу над приспешником темного божества, закричал во все горло. Его трясло от крайней степени перевозбуждения. Такая схватка! Сколько же силы Сам-Ру в этом мерзком фокуру?! Такое просто так не забудешь! Чувство удовлетворения и счастья захлестнуло юношу и растеклось по всему телу, согревая ликованием аруту изнутри. Кровяной столб: то бил в голову, то отливал назад к пяткам. Это первый на его счету убитый ящер. Мирт прекрасно знал, что не каждый тога может похвастаться рукопашной схваткой с охносом, а тем более победой над ним, пусть, даже полученной с чьей-либо помощью.

– У меня получилось! Уно, я завалил охноса! Хвала тебе, Великая Ра-Аам!

– Подумаешь. Тоже мне невидаль. Ты посмотри, что он тут устроил, поганец!

Мирту стало как-то не по себе, и он, словно извиняясь, добавил:

– Ну, не то, чтобы я один. Я хотел сказать, что это мы … это у нас получилось.

Уно никак не отреагировал, его больше интересовало состояние Шуму, а также беспорядок, который ему придется теперь устранять. Маленький воин, поднялся и быстрым шагом направился к лежащему поодаль Шуму. Рядом со стариком выл и метался, из стороны в сторону, Яка. Животное как никто другой оценило масштаб катастрофы. Старик всегда был центром этого маленького кочевого мира, его светочем. И сейчас этот бастион порядка и спокойствия рушился на их глазах.

Наконец юноша взял себя в руки и поспешил на помощь другу. Кисару чувствовал неловкость за то, что не смог совладать с собственным тщеславием в первые минуты после схватки и так быстро забыл о товарище, попавшем в беду. Оказав помощь отшельнику, они, как смогли, собрали кочали, после чего занесли Шуму внутрь. Охнос, перекусив сухожилия, серьёзно повредил правую руку ртупа. Закончив первичный осмотр, Уно сообщил, что, скорее всего, старик не сможет больше охотиться, используя любимый данак.

– Ладно, если ещё саяк осилит. Даже не знаю, как он это переживет. Видимо придется запастись терпением.

Как только стемнело, развели костёр и расселись вокруг, чтобы провести маленькое совещание. Шуму лежал неподвижно в своём кочали. Тяжело дыша, с закрытыми глазами, старый ртуп мысленно пытался примириться с новым этапом в его кочевой жизни. Цоронг не зря терзал сомнениями аруту, когда они первый раз столкнулись с кисару. Нужно было все-таки отдать мальчишку богам! Но, что толку теперь об этом вспоминать?

– Ну как там Шуму? – Мирт обратился к Уно, только что покинувшему жилище старика.

– Боль ему нипочём. Такого, как он Цоронгу не просто запугать. Наверно думает, как теперь с одной рукой и одним глазом будет охотиться, и оберегать кочевье. Шуму уверен, что потерял расположение Цоронга! Даже не знаю, чего этот длинноносый забыл здесь? Какого кута, он, вообще, решил, что здесь можно безнаказанно щипать гураму?

Уно, присел рядом с лежащим Якой. Краска на лице не могла скрыть растерянности маленького воина. Шутка ли остаться одному посреди непроходимых джунглей, с немощным стариком на руках! Он задумался и уставился стеклянными глазами в пылающий костёр. В них, как и внутри аруту, все ещё полыхал пожар негодования, связанный с дерзкой выходкой охноса. Ему казалось, что так будет всегда и с Шуму  никогда ничего плохого не случиться, а тут такое!

– Не вешай нос. Ты же знаешь, как управляться с данаком Шуму? Наверняка видел, как он это делал, да и сам пробовал не раз! Обучи меня, Уно, – Мирт придвинулся ближе, вглядываясь в, выступающее из темноты, раскрашенное лицо воина, – Я, конечно, никогда не носил ничего кроме парунду, но думаю, если постараться у меня должно получиться. Чем я хуже-то? Да поможет нам Великая Ра-Аам в этом начинании! Даю слово, что не покину вас, пока Шуму не поправиться.

– Научи, скажешь тоже! Для Шуму данак – всё. Спрашивал уже. Он не хочет, чтобы я тебя учил. В нем вроде как что-то надломилось, был крепкий старик и вот. Попробуй, разберись тут, как сделать лучше! Эх, будь моя воля, я бы собрал всех лучших стрелков Периферии да перестрелял бы всю эту падаль, летящую с гор!

– Послушай, Уно, Шуму всё равно больше не будет его использовать. Верно? Так чего думать-то? Я отправлюсь на поиски ртупов и приведу их. А там, как решат боги. Не упрямься, стоит попробовать. Если тога вернуться – нам точно не выстоять. Подумай сколько пройдет рассветов, прежде чем он найдёт в себе силы встать на ноги? Без помощи ртупов, мы вряд ли здесь долго протянем! А, если Цоробо-ох окажется прав и сиронги действительно заявятся сюда, что тогда? Куда бежать? Всадники Ситуст-Ры это не тога и даже не охнос! Тут одним кинжалом не отделаешься. Решайся, Уно!

Маленький воин посмотрел на мирно храпящего Яку, затем перевел взгляд на пасущихся гураму, которых, после налета охноса, им пришлось собирать по всему лесу, и, нехотя, пробормотал:

– Договорились. Но старику пока говорить не стоит. Ему и так тяжко.

После обсуждения вопросов касающихся организации новой жизни в лагере, друзья отправились спать. Уно забрался на свой насест. Мирт расположился рядом с храпящим Якой, а Зоркий Шуму остался лежать в кочали. Общая усталость и сильное нервное перенапряжение внесли свою лепту – на этот раз выставлять дозорного не стали: понадеялись на милость богов и шумных кутов, способных разбудить даже мертвого своей трескотнёй. Вездесущие ящеры не раз предупреждали кочевников об опасности, бурно реагируя на приближение хищника.

Над кочевьем Зоркого Шуму, наконец, установилась привычная тишина, изредка нарушаемая криком голодного ящера или его потенциальной жертвы. Любопытные куты высовывали свои мордочки из кустов и вглядывались в тлеющие угли костра. Самые смелые делали несколько шагов в направлении лагеря, но услышав храп Яки, тут же испарялись, тая в раскидистых зарослях папоротника.

Не мог уснуть только отшельник. Мысли роились в голове и тонули в нахлынувшем море сомнений. Всё это время, он искал тишины и покоя, объявил войну принятым среди ртупов обычаям, не признал над собой ничьей власти, стоял на своём, но Цоронг распорядился иначе – опытный и когда-то сильный воин, стал обузой. Обузой для тех, о ком должен был заботиться. Как ему защитить двух малышей, если внезапно нагрянет реальная опасность. Перед глазами ртупа тут же всплыл образ сидящего на топориске Сабатаранги. Мощные челюсти сахигарла и злобный огонь в глазах. Взгляд голодного хищника Периферии. Аруту старого воина впервые за долгое время по-настоящему содрогнулась в предчувствии скорой беды. Он не говорил об этом с Уно, но от малыша ничего не скроешь. Рано или поздно ему придется столкнуться с этой реальностью и на чьей стороне тогда окажется Цоронг, вот в чем вопрос?!

По окровавленной повязке ползала, ни о чём не подозревавшая, муха. Она простукивала своим хоботком травмированную руку отшельника, ровно до тех пор, пока он надрывно не выдохнул. Подхваченное сильным потоком воздуха, насекомое, недовольно жужжа, полетело к выходу из кочали. Иногда вместо того, чтобы упорно сопротивляться обстоятельствам, гораздо правильней отпустить ситуацию и дать возможность внешним факторам довести дело до конца. Шуму ещё раз громко вздохнул и закрыл глаза.

Ему приснились жёлтые пески смерти и полоска каменной стены Ситуст-Ры, от которой веяло ледяным холодом. Послышались голоса давно ушедших предков стенающих под гнетом ненавистных поработителей. Шуму громко закричал, проснулся и больше не смог заснуть до самого рассвета. Когда-то давно Ситуст-Ра попала в аруту старика с кровью и с тех пор никогда не покидала ее, время от времени напоминая о себе болью зарубцевавшихся ран.

XII ГЛАВА

 

Лёгкий аромат цветов действовал успокаивающе на аруту Мирта. Глубокий вдох, затем ещё один. От чрезмерного напряжения свело дельтовидную мышцу. Слабое потрескивание тетивы, изготовленной из крепких сухожилий топорисков, было едва уловимо, для ушного отверстия. Затягивать – нельзя, силы стремительно покидают руку, перемещаясь на древко стрелы, а от этого она начинает ещё больше вибрировать. Мирт расслабил указательный и средний пальцы. Звук от спущенной тетивы, слился со свистом пущенной стрелы – всё закончилось. В том, что цель поражена, юноша нисколько не сомневался, но вот насколько эффективно, оставалось пока только гадать.

Осторожно продвигаясь вперёд, Мирт пригнулся под массивной веткой, затем перешагнул через изогнутый корень растения. Легкая дрожь охватила аруту. Втянул носовыми отверстиями влажный воздух и замер, прислушиваясь к окружающим звукам. Ничего подозрительного. Быстрым шагом пересёк поляну – не исключено, что где-то поблизости мог находиться ещё один ящер. Кисару остановился напротив огромной секвойи. Прямо перед ним, закатив глаза, лежала первая жертва, убитая им из данака Зоркого Шуму.

Чуть ранее, когда ещё толком не успел, заняться рассвет, юноша тайком от всех отправился тренироваться, прихватив с собой данак отшельника. Каждый раз, когда ему удавалось выносить оружие с территории кочевья, внутри аруту становилось не спокойно. Словно изголодавшийся червь, совесть точила юношу изнутри. Ртупы, также как кисару, весьма трепетно относились к своей амуниции. Кочевник прекрасно помнил, что в его родном племени не каждый воин соглашался дать подержать или осмотреть саяк. Только тога и служители культа Ра-Аам имели право на это. И только им разрешалось носить при себе оружие, находясь на территории кочевья. Саяк тога, что аруту – всегда был при нём. Мирт каждый раз тяжело вздыхал, когда мимо проходили молодые тога, поблескивая острой заточкой клинка. Совесть заедала кочевника, но желание овладеть навыками стрельбы из данака, в конце концов, одерживало верх над страхом оказаться уличённым в краже, поэтому Мирт на время душил в себе зов совести и продолжал упорно тренироваться.

Старик ни на шаг не отпускал от себя Уно. Юноше редко удавалось попрактиковаться вместе с маленьким воином. Поэтому, проснувшись, кисару решил не дожидаться общего подъёма. Нога, свисавшая из гнезда и приглушенный заливистый храп, указывали на то, что ждать его сегодня не имеет смысла. К тому же Зоркий Шуму, как проснется, наверняка захочет опять поговорить с малышом, а это затянется надолго – после травмы у старика проявилась особая тяга к общению. Мирт попросил прощения у Великой Ра-Аам, бережно завернул данак в походный плащ и короткими перебежками направился к реке.

Отойдя от кочевья на довольно приличное расстояние, юноша приступил к тренировке, начав со стрельбы по неподвижной мишени. Ему ужасно хотелось, как можно быстрей, овладеть необходимыми навыками. Мирт едва освоил данный вид оружия, но уже, со слов товарища, делал значительные успехи. У самого Уно не получалось даже как следует, натянуть тетиву, чтобы отправить снаряд на приличное расстояние. Вследствие чего, маленькому воину приходилось просто таскать колчан за кисару, делая время от времени, незначительные замечания, когда Мирт при стрельбе допускал грубые ошибки.

Пробираясь сквозь заросли, кочевник услышал протяжный крик охноса. Подобные звуки мог издавать только ящер преследовавший жертву. Вот наконец-то настоящая возможность закрепить полученный на тренировках навык! Мирт облизнулся в предвкушении хорошей охоты. Во рту от волнения все пересохло. Стоит попробовать завалить нечестивца с одного выстрела! Воин насторожился, присел, оперся спиной о ствол дерева и приготовил стрелы. Однако уже через мгновение вокруг наступила непривычная для этих мест тишина. Казалось, что даже вездесущие куты вместе с кисару застыли без движения. Где же охнос, раздери его агато?! Выждав некоторое время, Мирт пошел в ту сторону, откуда как ему показалось, доносился крик хищника.

Осторожно пробираясь через заросли, юноша постарался определить на слух, на кого напал ящер. Получилось практически сразу: вопли и недовольное мычание перепуганного гураму, невозможно было спутать ни с чем. Быть свидетелем схватки таких мощных животных ему ещё никогда не приходилось. Тирсы в умелых руках тога просто не оставляли летающим ящерам никакого шанса. Наконец-то любопытство взяло верх над страхом, и кисару, не выпуская из рук данака, устремился на крик гураму, решив воспользоваться представившейся ему возможностью. В конце концов – не зря же он расчехлял колчан!

Оставаясь, среди листвы, невидимым для ящера и его жертвы, кочевник приготовился к выстрелу. Он лишь удивился отсутствию перед охносом ворчливого противника, которого ожидал обнаружить на поляне, пробираясь сквозь заросли саговника. На кого наступал хищник, сразу разобрать не удалось, но на тот момент для Мирта это было не столь важно. В агатовых глазах кочевника пылал азарт юности. Его до кончика хвоста поглотила сама возможность разобраться с порождением Сам-Ру и доказать Зоркому Шуму, что молодой кисару может не только ставить силки на кутов, но и бросить вызов более достойному противнику. Два убитых ящера за такой короткий промежуток времени, для юного воина – серьёзная заявка на статус тога. Сердце выбивало громкую дробь о внутреннюю стенку грудной клетки. Кисару хищно облизнулся, на лице заиграла самодовольная ухмылка.

«Ну что же, крылатый прихлебатель Сам-Ру, посмотрим насколько много силы Ра-Аам в твоей аруту!»

И вот теперь, приближаясь к неподвижной туше самого опасного хищника Периферии, Мирт чувствовал приятное волнение. Вибрация доходила до кончиков когтей, заставляя аруту вздрагивать при каждом шаге. Не передаваемое ощущение. Он, наконец-то сделал это! Кочевник готов был взлететь от счастья подобно охносу и облететь всю Периферию под каменным куполом.

«Великая Ра-Аам, благодарю тебя за твёрдую руку и острый глаз!»

Кисару буквально распирало изнутри от гордости. Он даже подпрыгнул, словно перепуганный кут, когда обнаружил, куда попала стрела. Такой меткости юноша от себя точно не ожидал. Снаряд вошел в череп охноса через правый глаз, пронзил мозг и вышел с другой стороны. И не придерешься! Вот же, удача!

«Ты только подумай! Ах ты, грязь со стоп Сам-Ру! Вот бы Шуму посмотрел, как я управляюсь с его данаком. Хвала тебе, Великая Ра-Аам! Нет, думаю пора рассказать старику всю правду! Мало ли что там бубнит Уно »

Свободной рукой Мирт ухватился и дёрнул за синее древко стрелы – бесполезно, она словно срослась с ящером. В голове промелькнула шальная мысль о том, что если продолжать усердно практиковаться, то можно попробовать справиться в одиночку даже с агато. Старики до сих пор помнили такие случаи на охоте. Но за давностью времён, никто не мог сказать, как звали этих героев, посмевших бросить дерзкий вызов Сам-Ру. Желая удовлетворить собственное честолюбие, юноша решил при первой же возможности попытать удачу и выйти в одиночку против свирепого агато. Вот это будет охота, если все пройдет гладко, то о нем также станут слагать легенды!

Пришлось, немного помучится, прежде чем удалось сдвинуть тяжёлую тушу охноса в сторону. Аруту юноши терзало любопытство, а также желание выяснить, на кого же все-таки напал ящер. Мирт аккуратно перевернул окровавленное тело крупного воина, затем вытер тыльной стороной руки запекшуюся кровь с лица жертвы. Глаза кочевника округлились от увиденного, а нижняя челюсть слегка отвисла. Кисару был неприятно удивлен, так как узнал, в истерзанном и покрытом рваными ранами теле, своего соплеменника.

«Ах, ты ж, охвостье кута! Великая Ра-Аам, как такое возможно?»

Мирт потряс тога за плечи, пытаясь привести его в чувство.

– Как я погляжу, Рату не слишком-то печётся о здоровье своих прихвостней! Добегался, значит, великий тога! Ну-ну! Вот она, благодарность старика, нечего сказать!

Юноша осторожно приподнял кочевнику голову и влил внутрь раскрытого рта несколько капель из старой фляги, снятой с пояса. От прикосновения к свежим ранам, а возможно от прохладной воды с добавлением экстракта лекарственных растений, Тур начал постепенно приходить в себя.

– Мирт, … Ра-Аам, – еле ворочая, языком с трудом выдавил, из полураскрытого рта, тога. Затем вновь закатил глаза, словно собирался расстаться с аруту и вытянул рот воронкой. Юноша осторожно влил в него ещё немного содержимого фляги.

– Чем же провинился тога, перед богиней, что оказался в таком месте?

Мирт продолжал, маленькими порциями, вливать в соплеменника напиток, приготовленный для него Уно.

– Прогневать её не сложно …, сам знаешь, достаточно просто пойти против воли жреца, – тога сделал большой глоток, – Мирт, мне нужно будет вернуться назад, иначе … Иначе, они отправят Сиену к Сам-Ру. Помоги мне …

– А как же твой братец? Где прячется этот хромоногий прислужник тёмного божества?

Кисару оглянулся по сторонам, в надежде найти поблизости, растерзанный охносом, труп заклятого врага. Тур сомкнул веки и громко сглотнул слюну. Тяжёлое дыхание, с надрывом, говорило о том, что воин встал на тропу Сам-Ру. Глаза впали, а лицо изрезали, проступившие, резкие морщины. Что-то явно поменялось в нём, и это что-то не ускользнуло от цепких глаз Мирта. От прежнего могучего тога, которого ещё помнил юноша, остался лишь безобразный шрам на все лицо.

– Можешь не говорить, так все понятно.

Мирт не стал больше мучить воина расспросами. Каждое слово кочевнику давалось с большим трудом. Перетащив раненого в тень ближайшего дерева, он занялся изготовлением подвеса для быстрой транспортировки соплеменника. Мастерить такую сеть Мирта научил Уно. Данное приспособление довольно быстро сплеталось из тонких, но крепких лиан и позволяло переносить достаточно большой вес на значительное расстояние.

Кочевник собрал большой пучок из прочных стеблей растения, и какое-то время сосредоточенно сопел над своим детищем, занимаясь плетением. Несмотря на старание, пальцы слушались из рук вон плохо. Стебли, склизкими червями, сползали, путались и несколько раз обрывались в самый ответственный момент. Требовалось обладать не дюжим терпением. Мирт недовольно сопел, однако даже не думал бросать начатого дела. Юный кисару вставал, собирал новые стебли, после чего заново вплетал недостающие фрагменты в общую сеть. Конечно, результат оказался далёк от идеала, но путь до кочевья Зоркого Шуму подвес должен точно выдержать.

Тур с благодарностью, блестевшей на глазах, смотрел в сторону юноши из-под опухших век. Размышления о собственном незавидном положении постепенно сменились тёплым потоком воспоминаний. Перед ним сидел сын Росы, последнего из настоящих тога, по мнению некоторых кисару племени Рату, и прилагал немалые усилия для спасения своего врага. Именно подобные поступки и схожая жизненная позиция завели, в своё время, доблестного Росу, путаной тропой, в тёмную обитель Сам-Ру.

Тур прекрасно помнил, как его наставник отстаивал свою, отличную от общепринятой, точку зрения. Да, Роса, не шёл слепо в общем ряду, не опустился до сговора с приспешниками темного божества. По любому вопросу тога имел собственное суждение. Роса не приветствовал чрезмерную жестокость ни к врагам, ни тем более к соплеменникам. Молодые воины, включая Тура, с почтением смотрели на лучшего тога племени, хотя старались тщательно скрывать симпатию. Он до сих пор оставался, единственным кисару посмевшим первым бросить вызов могуществу Рату. За что естественно вскоре жестоко поплатился. Храни его аруту, Великая Ра-Аам!

Жрец отомстил весьма изощрённым способом. Старик, конечно, догадывался о юношеских чувствах Тура к Ни-Соок. Молодой воин, совсем недавно получивший право носить саяк, сгорал от любви к красавице кисару. Разжечь пожар ненависти, которую подпитывала зависть, в аруту юного тога, не составило для жреца особого труда. Чувство раболепства и глубокого почитания быстро переросло в лютую злобу и желание поквитаться за все обиды. И вот, по капризу Великой Ра-Аам, Рату брошен очередной вызов: мальчишка явно пошёл по стопам отца. Вновь заблудшая одинокая аруту пробует изменить положение дел на Периферии.

Пока, Туру оставалось только строить догадки, хватит ли у Мирта сил и смелости выстоять против консервативных правил, которые среди собственного окружения пестовал жрец. И будет ли способен юный воин довести до конца то, о чём когда-то мечтал его отец. Именно сейчас, еле живой от ран, лёжа на рыже-зелёном мху, вдали от родного племени, тога решил идти с юным кисару до конца. Необходимо помочь Мирту снять, позорящий память Росы и Ни-Соок, статус харуту. За тога с тех времён тянулся неоплатный долг перед этой парой, и настало время его возвращать. Бессмысленно думать о себе. Кисару прекрасно понимал, что для него обратной тропы больше нет. Рату не прощает обид. Отныне кочевника, будет заботить лишь судьба юноши и старшей жрицы Ра-Аам.

После долгих мучений, Мирту, наконец, удалось кое-как спеленать тело Тура и взвалить к себе на плечи. Несмотря на сильное истощение организма, тога всё ещё оставался очень тяжёлым. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру!

– Мирт, я …, тебе … спасибо, да поможет Ра-Аам.

На губах юноши заиграла легкая усмешка. Поймав свободной рукой, подкинутый носком ноги данак, он взял курс на кочевье Зоркого Шуму. Весь путь, кисару гадал о причинах, которые подтолкнули Тура переменить своё отношение к нему. Он по-прежнему боялся и не доверял соплеменнику. Последние слова, сказанные тога, несмотря на внутреннее сопротивление, всё же добрались до аруту юноши. Как правило, кисару с ним всегда были очень скупы на похвалу, особенно на благодарность любого рода. Поэтому получить признание даже от одного тога оказалось чертовски приятно, пусть и сказано оно было без свидетелей. Перешагивая через корни древних исполинов с тяжелой ношей на плечах, он мысленно поблагодарил за всё Великую Ра-Аам, а заодно пожелал сам себе удачи. Теперь она ему точно не помешает!

Доставить до кочевья раненного воина оказалось не так-то просто. Мирт с большим трудом преодолел расстояние, неся грузного тога на спине. Четыре раза им приходилось делать привал, из-за обрыва лиан, вплетённых в подвес. Молодой кочевник спотыкался, падал, больно ударялся коленями о толстые корни, ругал себя, но продолжал идти. А количество передышек по причине усталости и жажды, вообще не поддавались подсчёту. Но, несмотря на слабость в ногах и боль натёртых плеч, юный кисару все-таки смог дотащить Тура на место стоянки до наступления темноты. Еле переставляя ноги и тяжело дыша, он пытался разглядеть в сумерках более ровную тропу, когда неожиданно прямо за спиной раздалось сухое:

– Я вижу, Цоронг сопутствовал тебе на охоте? Похвально!

Аруту воина холодными тисками Сам-Ру сжало позвоночный столб. Сердце истерично забилось. От сиплого голоса Шуму у кисару внутри всё замерло, а горстка муравьёв страха предательски высыпала на загривок. Старик ещё ни разу, за последнее время, не покидал кочали после той злополучной битвы с охносом. Поэтому истощённый долгой дорогой Мирт пренебрёг обычными мерами предосторожности, которые он каждый раз использовал, чтобы умело скрыть исчезновение данака.

Учитывая чудовищное переутомление, и отсутствие возможности отрицать очевидное, кисару предпочёл рассказать всё, как есть.

– Я хотел …

– Не торопись, для начала окажем помощь воину.

Мирт пожал плечами и виновато улыбнулся.

По кустам раскричались куты. Старик подал знак бежавшему к ним Уно, чтобы тот захватил с собой одного гураму. Малыш, стрелой перелетел через заграждения, и вскоре оказался рядом с ними, восседая на спине мощного самца, лучшего из стада отшельника. Животное, почувствовав запах крови и скорой смерти, громко заворчало, окончательно перепугав кутов копошившихся поодаль в кустах саговника.

Когда раны тога обработали и перевязали, а его самого занесли внутрь кочали, кочевники собрались у костра для вечерней трапезы. Как Уно, так и Мирт всё это время старались не встречаться взглядом с единственным глазом отшельника. Чувство вины, такое редкое для большинства кисару, и раньше не давало юноше покоя, а теперь буквально вдавливало аруту в землю. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! Сколько это будет длиться?! Судя по тому, как ёрзал, сидя на бревне, Уно, предстоящий разговор для него казался не лучше застрявшей в горле кости кута.

Шуму, лёгкими движениями, разминал травмированную руку, наблюдая, за Миртом, отрезающим себе сочный кусок жареного мяса. Старик погладил по спине Яку, который, насытившись, сладко дремал у его ног. Животное мирно сопело, разбавляя глухим сапом привычную тишину Периферии. Уно, чтобы не отвечать на неудобные вопросы, предпочёл впиться острыми зубами в ароматную филейную часть. Он тщательно пережёвывал каждый кусочек, пуская от удовольствия, слюни на грудь. Временами, малыш, причмокивая, закатывал глаза и надеялся про себя на то, что конфликтная ситуация разрешится сама собой без его участия.

Наконец, опостылевшую всем едкую тишину нарушил сам Мирт:

– Шуму, я поступил не правильно, я собирался тебе рассказать, но … Понимаю, как ценен для тебя данак. Но послушай, ведь ещё не ясно когда ты сможешь взять его в руки, а защита нам нужна уже сейчас. Мало ли что! Думаю я готов! Мне кажется, я не плохо им овладел, и даже …

– Интересно! Вот только думал ли ты о нашей защите, кисару? Разве Шуму сказал, что нуждается …- воин не смог закончить фразу. Ком боли подступивший к горлу помешал этому.

Отшельник прищурил единственный глаз и посмотрел на маленького воина, сидящего возле кисару. Уно с трудом протолкнул в себя очередной кусок и уставился глазами-блюдцами прямо перед собой, делая вид, что ничего вокруг не замечает. Он как-то пропустил тот момент, когда юный кисару поверил в свои силы. Но на всякий случай больно толкнул локтем товарища.

Мирт продолжил:

– А о чём же я думал, по-твоему? Да, я знаю, как сложно изготовить или выменять хороший данак у хиза. Ну а чего собственно с ним случилось-то, забери меня Сам-Ру?! – юный воин взял паузу, широко улыбнулся и первый раз за всё время уверенно посмотрел в глаз отшельника.

– Вот, значит как?! Ты пренебрег гостеприимством, мальчишка. Шуму никогда не доверял кисару – воровство у вас в крови. Раздери тебя Цоронг! Посмотрите на него, наглец! Словно кут пробрался в моё кочали, чтобы стащить самое ценное. Так?

– Да ладно, Шуму, брось! Признай: просто не желаешь мириться с тем, что больше не можешь в одиночку оберегать своё стадо. Я то причем?! Как бы тебе не хотелось, но выйти против охноса с одной рукой у тебя уже вряд ли получится. Так? О чем речь-то?!

Уно открыл рот, из которого вывалился не дожёванный кусок кута.

Шуму хранил молчание. Обстановка накалялась. Мирт уверенно встал, ударил себя кулаком в сатунгасу, скрывавшую покрытую свежими шрамами грудь, и громко заявил:

– Мне всегда хотелось стать великим тога. Помнишь, о чём говорил Цоробо? Так вот: я собираюсь помочь Грако-ох объединить кочевые племена, чтобы прогнать сиронгов с земель кисару и ртупов. Да чего там, со всей Периферии! А если понадобится, то дойти до самых стен Ситуст-Ры. И вовсе не собирался я ничего у тебя красть. Больно надо! Если уж на то пошло, да хранит меня Великая Ра-Аам, с рассветом могу уйти! Подумаешь!

Глаза кочевника вспыхнули пламенем костра. На какое-то время все вокруг замерли, обдумывая услышанное. А дальше произошло то, чего Мирт никак не ожидал. Кочевье огласил звонкий хохот Уно и хрипловатый, похожий на кашель, смех старика. К ним повизгивая, присоединился Яка. Мирт сел, скрестил руки на груди и с недовольным видом отвернулся от жаркого пламени. По, скрытому в тени, лицу пробежала обида. Над стоянкой вновь повисла тишина. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! Ну, ничего, посмотрим кто будет смеяться последним!

– Данак, пожалуй, забирай. Храни тебя Цоронг, – выдохнул Шуму, – Шуму, отдаст его тебе. А вот затею свою, глупую, выбрось из головы! Грако-ох, вынашивает эту бредовую идею уже давно. Ну, попадись мне только Цоробо-ох! Это же надо, выдумал. Забудь! Не стоит ворошить гнездо, иначе малой кровь не обойдёшься. Без того забот хватает!

– Что же плохого в том, чтобы выбить нечестивцев с нашей земли?

– Нет, вы подумайте только! Мальчишка! Что плохого?! Шуму ещё помнит тех, кто бился на Большой войне. Да, им удалось загнать сиронгов обратно в рампа, а кое-кого отогнали к Поясу Сам-Ру даже за него, но чем пришлось пожертвовать, а?! Чем, я тебя спрашиваю? Не знаешь? Вот то-то и оно! Горе-воин! А туда же – отвоевать, прогнать, забрать …

Глаз отшельника стал чёрным и практически слился с лицом, костяное кольцо задрожало. Мутным взором, он посмотрел на Мирта, с болью в сердце, вспоминая далекие события.

– До сих пор я слышу вой вдов и треск скорлупы. Жутко! Ди сих пор становиться жутко. Мне никогда не забыть, что значит скитаться по пещерам, отдавая каждый рассвет, околевших от голода, гураму Цоронгу. Знаешь ли ты юноша, что значит оказаться на грани вымирания, когда все, кого ты знал, покинули этот бренный мир и отправились на встречу к Цоронгу? У ртупов не осталось ни одного цобо. Ни одного яйца! Ужасно! Долго после прихода сиронгов мы не слышали детских голосов в Забытых пещерах. Слишком долго! Как сейчас вижу это перед глазами. Пронзающий холод одиночества, а повсюду лишь трупы, трупы и трупы. Это то, чем заканчиваются подобные авантюры. Понимаешь?! Сабатаранга вам не охнос!

Отшельник перевёл дыхание и продолжил:

– И его образ! От него не избавится. Нет! Он и сейчас стоит передо мной и преследует в кошмарах – Сабатаранга. Жуткое создание Цоронга! Такое не забыть! Этот взгляд, достающий из тебя аруту. Злобная ухмылка. Я видел, мерзкого сына кута, всего один раз, но мне хватило, чтобы понять, что даже Цоронг не остановит такое чудовище, если оно решит захватить земли кочевых племён. Кровь! Кровь повсюду, где ступает нога его топориска. Память, будь она не ладна, то и дело возвращает к тому рассвету. Сабатаранга не знал пощады, казалось вся злость, и ненависть Ситуст-Ры собраны в этом сиронге. Он не выпускал григер из рук, а когда закончились стрелы, выхватил раг и рубил, рубил, все что попадалось под руку! Нет, не стоит ворошить гнездо, покуда хозяин спит. Забудь и больше не вспоминай!

– А сейчас, ртупы разве не ведут войну? Зачем краска на их лицах! Куда так спешил Цоробо-ох? Кому Напада бросил вызов?!

– Глупость! Это вопрос всего лишь одного племени и их упёртого вождя! Он скоро разрешиться, а после все, как и прежде пойдёт своим чередом. Ситуст-Ре не впервой усмирять пыл отдельного племени, другое дело вся Периферия. Карательные меры коснуться каждой кочевой аруту. Ты не задумывался юный кисару, охотясь в моих землях, почему до сих пор тебе не попался ни один сиронг?

Мирт недовольно хмыкнул, ему и вправду не встречались даже следы их топорисков, хотя Забытые пещеры не так далеко.

– Помню я, помнят и другие. Ни один вождь или жрец сейчас не поддержит Напада в этой бессмысленной войне. Уж поверь старому Шуму. Даже я не отважусь на такое безрассудство. Мой путь к Цоронгу иной. Не по дороге мне с ртупами, – немного выждав, отшельник добавил, – Жаждешь войны? Думаешь сиронги пришли ради забавы? Забирай данак и уходи! Шуму больше не хочет неприятностей с фарангами Ситуст-Ры, накажи их Цоронг! Слишком дорого приходиться платить за короткий миг победы. Да и будет ли он?

– Конечно, лучше спрятаться от всех. Сделать вид что тебя это не касается, авось обойдет стороной, да? Паси себе гураму и помалкивай. Верно? Уж, куда проще?! Прав был Цоробо-ох.

– Замолчи! Глупый мальчишка. Сабатаранга сначала перегрызёт тебе хребет, а потом скормит своему топориску. Ты даже не представляешь, что это за существа! Нельзя перейти реку вброд и не намокнуть! Ситуст-Ра всегда оставляет после себя кровавый след! Всегда, запомни мои слова, парень! И след этот, юноша, будет следом твоих близких и твой лично. Повторяю – выбрось глупые мысли из головы, если не хочешь, конечно, отправиться к праотцам раньше положенного срока.

– Может как раз сейчас ртупы твоего племени проливают кровь, борясь за свободу! А мы …

Зоркий Шуму остановил кисару жестом руки.

– Всё, хватит с меня! Данак, как Шуму и сказал, заберешь, но воровство придётся отработать. А после, можешь уходить куда пожелаешь. Уно, проследишь за ним. Хватит! Ничего не хочу больше слышать.

Старик поднялся. Уно вызвался проводить отшельника до кочали. Слегка покачиваясь на трясущихся ногах, расстроенный разговором ртуп побрёл в жилище. Разболелась рука, к тому же, переполнявшие аруту, эмоции отбили всякое желание продолжать беседу. Шуму предпочёл перед сном пообщаться с камнями. Ему нравился молодой кисару, поэтому раздражала сама идея бессмысленного противостояния превосходящему их по силе и численности врагу. Кому, как не Шуму, лично убивавшему сиронгов, знать об этом.

– Подумаешь! Уно, ты тоже так считаешь?

– Сиронги – это тебе не охнос. Тут, как ни крути, а Шуму прав. У нас разные тропы с ртупами. Лучше оставить эту затею. Будут доставать, уйдем за Перевал и дело с концом!

Уно звонким свистом позвал Яку, и они отправились на вечерний обход. Уже давно стемнело, а среди гураму продолжалось беспокойное движение.

«Тоже мне, великие воины Периферии! Конечно, куда проще отсидеться за Перевалом, чем кровью и потом отстаивать земли предков! Ну, ничего, подождём. Ещё пару рассветов назад, я и представить не мог, что обзаведусь собственным данаком! Подумать только, у меня есть данак! Да Рурсур от зависти лопнет, когда узнает! Обгрызет свой собственный хвост и не подавиться! Ха! Сейчас главное освоить технику стрельбы, а там посмотрим, кому за Перевал, а кому показывать зубы Ситуст-Ре. Да поможет мне, Великая Ра-Аам»

Прежде чем лечь спать, Мирт решил совершить обряд жертвоприношения, чтобы заручится поддержкой богини и отблагодарить за столь ценный подарок. Прихватив, теперь уже на законных основаниях, данак, юноша отправился к тому самому месту, где было оставлено тело убитого охноса. Заходить к Шуму, сейчас не хотелось, поэтому юный воин, никому ничего не сказав, шагнул в темноту джунглей. Обида на внезапную трусость старика всю дорогу не давала кочевнику покоя, подбрасывая самые невероятные версии, призванные объяснить столь категоричную позицию отшельника. Ужасно не хотелось признавать Шуму трусливым старым ртупом, но то, что он выступил против прихвостней Рату ещё ни о чем не говорило. В итоге Мирт предпочел примирительно списать все на излишнюю осторожность опытного воина.

Несмотря на, кромешную тьму у кисару довольно быстро получилось добраться до знакомой поляны. Правда несколько раз, на протяжении всего пути, приходилось сбавлять темп и неспешно пробираться сквозь заросли, осторожно переступая через горбатые корни молодой секвойи. Джунгли дышали жизнью. Где-то совсем рядом раздавался грозный рык крупного хищника, приглушенное ворчание гураму, звуки ломавшихся, под тяжелыми лапами ящеров, веток, а по сторонам шелестела зелень от пробегавших мимо кутов. Мирт сам не заметил, как из него улетучилась недавняя решимость, в одиночку выйти против агато, имея в руках только данак.

«Возможно Зоркий Шуму, в чём-то прав. Спешить не стоит, мало ли что!»

Юноша уже готов был покинуть лесную чащу и выбраться на знакомую поляну, когда его внимание привлекло едва заметное движение рядом с мёртвым охносом.

Опять пришлось испытать неприятное ощущение от холода где-то внизу живота и маленьких лапок, сползавших вниз по шее. Сердцебиение гулкими ударами отдавалось в слуховых отверстиях. Кисару замер на месте, попытался напрячь зрение, разглядывая не прошеного гостя. Судя по габаритам это точно не куты. Не дожидаясь, когда его обнаружат, юноша начал медленно пробираться сквозь листву.

Стараясь держать объект в поле зрения, и не производить лишнего шума, он вытянул из колчана синий снаряд. Язык стал неприятно сухим, лип к небу, мешая, сосредоточится. Ещё мгновение и Сам-Ру насладится теплой порцией крови. Но по прихоти Великой Ра-Аам, стрела выскользнула из дрожащих пальцев и упала вниз. Ах, ты ж, охвостье кута! Юноше удалось её поймать, однако равновесие было потеряно – качнувшись на сторону, кисару распластался по мху. Прыгавшие за ним любопытные куты, рванули кто куда, усиливая шумовой эффект от падения.

Мирт ещё не успел поднять данак, а к нему, пересекая поляну размашистыми прыжками, устремился молодой самец топориска. Жёлтые зрачки хищных глаз, плохо различимые в темноте, сканировали предполагаемую жертву, определяя, на бегу, место куда эффективней всего нанести удар. Топориск не рассматривал кисару в качестве ужина, сейчас юный воин выступил в роли конкурента с претензией на добычу – а с соперниками ящер не привык, особо церемонятся.

Никаких игр – только скорая и мгновенная смерть. Считанные шаги отделяли злобного хищника от воина. Издав крякающие звуки, топориск высоко подпрыгнул. Он предпочёл сбить кисару с ног, а затем вспороть живот, отбив, таким образом, всякое желание к сопротивлению. Большие, острые как бритва, когти на мощных полосатых ногах, в один миг распороли старенькую сатунгасу юноши. Крупными кусками она разлетелась по сторонам. Вот она – плата за легкомыслие! Кисару почувствовал мерзкие муравьиные тропинки сразу по всему телу.

Мирту удалось увернуться, но прикосновение Сам-Ру и неприятный холодок, не покидали аруту. Неудачная атака топориска аккумулировала силы кисару для обороны. Хищник быстро сориентировался, и тут же развернулся на месте, намереваясь повторить попытку. Янтарные глаза покрылись алой поволокой. Клацая зубастой пастью, двинулся вперед. Он слегка наклонил на бок полосатую голову, как бы желая, убедится, что соперник в поле досягаемости его массивных когтей и вновь совершил прыжок. Нужно обязательно наказать мальчишку за излишнюю самоуверенность.

Однако юный кисару не терял зря времени: пока хищник примерялся для нанесения очередного удара, кочевник натянул тетиву, и как только ящер прыгнул, Мирт выстрелил. Стрела попала точно в цель, но, вопреки ожиданиям, топориск не рухнул к ногам юноши. Хищник пролетел над кисару, даже не коснувшись его. Затем повторил попытку, ещё и ещё раз! Сердце Мирта трепыхалось готовое выскочить из груди. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! Потерпев очередную неудачу, ящер зарычал. Отпрыгнул в сторону и вновь атаковал юношу, на этот раз, попытался добраться до шеи жертвы. Воин увернулся. Попробовал дотянуться до противника частью оружия, но получил сильный удар хвостом по лицу. Кисару вскрикнул от боли, отлетел на пару шагов и выронил данак из рук.

Яд стрелы, торчавшей, всё это время, из тела топориска, наконец, начал действовать, стремительно снижая активность животного. Сильные ноги, словно спутали: ящер топтался на одном месте, как бы ударяясь телом о невидимую преграду. Однако по-прежнему оставался очень опасным противником. Наконец громко щёлкнул массивной челюстью, стараясь привести себя в порядок, и оскалившись, двинулся на соперника.

Мирт решил не дожидаться очередной атаки слуги Сам-Ру. Выхватив из-за спины стрелу, он прыгнул под ноги топориску, крепко сжав древко снаряда в кулаке. Споткнувшись в темноте о кисару, ящер кубарем полетел на землю, подминая под себя воина. Выкрикивая проклятья в адрес врага, кочевник неистово работал стрелой, втыкая один ее конец в мускулистое тело противника. Когда же древко, наконец, треснуло, и листовидный наконечник остался внутри топориска, юноша продолжил вгонять древесный обломок стрелы под кожу ящера. При этом старался попадать в те места, где раны уже обильно сочились кровью.

Топориск исступленно катался по мху, желая скинуть с себя кочевника, а если удастся, то и растерзать на части. Он клацал зубами, выкручивал шею, всячески изощрялся, чтобы поймать какую-либо конечность назойливого соперника. Понемногу силы стали покидать, залитого кровью, юного воина. Схватка затянулась! Ослабленный длительным противостоянием прислужнику темного бога, кисару выронил растрепанное древко, но не принял поражения, а продолжил борьбу. Обхватив шею хищника руками и ногами, как голодный младенец обнимает мать, воин старался задушить противника в своих объятиях голыми руками. Мирт совершенно забыл про страх. Казалось вот – вот и ящер уступит, однако Сам-Ру не так прост. Крепкие мышцы животного наотрез отказывались поддаваться. Топориск, словно плугом, вспахивал длинными когтями землю, разбрасывая вокруг себя комки почвы и крупные лохмотья дёрна. Наконец, Великая Ра-Аам смилостивилась и оба соперника, затихли, лёжа среди измятой травы. Из алой пасти топориска вылетали липкие ошмётки слюны и пены. Всё кончено!

Когда Мирт очнулся, его по-прежнему окружала тугая темнота. Кисару, осмотрелся. Кряхтя и корчась от боли, он выбрался из-под топориска. Какое-то время юноша стоял, склонившись над неподвижным телом, прислушиваясь к дыханию противника и ожидая возможного нападения. Удостоверившись в том, что хищник действительно отправился в обитель Сам-Ру, воин отыскал данак, после чего приступил к розжигу костра. Достав из поясного мешка два белых кусочка кварцита, Мирт высек искры, с помощью которых подпалил, собранный тут же, трут. Перед глазами всё расплывалось, а мысли путались, наскакивая друг на друга, однако отступать уже поздно.

Самым сложным, оказалось, отделить голову топориска и охноса от их тел, не имея при себе саяка. Пришлось воспользоваться листовидным наконечником стрелы. Для начала он сделал небольшой надрез на шее топориска и сцедил себе во фляжку ещё тёплую кровь. Затем аккуратными движениями перерезал обе шей, провозившись при этом достаточно долго с позвоночником. К тому времени, когда юноша, наконец, закончил – огонь набрал достаточную силу для проведения обряда.

Расположившись, на коленях, перед костром, Мирт довольно долго воздавал хвалу богине, затем попросил о помощи. Обращаться к Великой Ра-Аам приходилось шёпотом, чтобы не привлекать внимание других хищников. Временами, когда кочевник оглядывался на тёмную стену джунглей, в поле зрения попадали горящие огоньки кутов. По завершении обряда, юноша закинул обе головы в огонь, предварительно лишив их языка и глаз. Так враг точно не сможет найти обратный путь из тёмной обители Сам-Ру. Чтобы закончить обряд и заручится благосклонностью богини, кисару отхлебнул часть крови, а затем выплюнул в огонь. То, что осталось на дне фляги, он употребил внутрь по окончании обряда.

По верхушкам деревьев забегали первые проблески наступавшего рассвета. Где-то совсем рядом, раздался уже привычный крик невидимого хищника, вынуждая юного воина собраться с последними силами, чтобы отправиться домой. Мирт быстро затушил огонь, и устало побрёл в кочевье. Возбуждение от победы, наконец, улеглось и вскоре сменилось лёгкой формой апатии. Весь обратный путь юноша думал только о том, где ему теперь достать новую сатунгасу и как объяснить остальным исчезновение старой. Хвастаться очередной победой, почему-то теперь не было никакого желания.

Не успела трава, примятая сандалий кисару, выпрямится, как на поляне где ещё тлели угли костра, появилась небольшая группа топорисков. Они с жадностью набросились на обезглавленные трупы собрата и крылатого ящера. Временами, хищники поднимали свои полосатые морды, чтобы прислушаться к шуму, долетавшему до них из лесной чащи. Убедившись, что им ничего не угрожает, вновь начинали разрывать острыми зубами остывшую плоть.

Мирт, спотыкаясь, брёл по узкой тропе, а в голове звучал сухой голос отшельника:

«Я помню его взгляд способный вынуть из тебя аруту!»

Интересно, какой он – Сабатаранга!

XIII ГЛАВА

 

Едкий запах дыма, исходивший от горевших по кругу факелов, заполнял носовые отверстия. Сердце колотилось в тщедушной груди, готовое в любой момент вырваться наружу. Всё складывается не так как задумано. Иногда перед глазами появлялась еле заметная паутинка. Свет от пламени плясал в хищном взгляде рубиновых очей служителя культа Великой Ра-Аам. Сам-Ру явно, в последнее время, испытывал жреца на прочность. Рату уже, какой рассвет не мог найти себе место: слишком часто на пути старика встречались неприятности, а вина за все это ложилась на неугодного мальчишку. Раздери его агато!

Жрец быстрым шагом подошёл к Сиене и, грозно хмурясь, заглянул в лицо, на котором оставил, светлую печать жертвенный костёр. Сколько стараний – всё зря! Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! Старик смотрел так, как будто старался разглядеть в глубинах аруту ответ на свой вопрос. Спокойствие больших алых глаз, а также отсутствие малейших признаков, наличия каких-либо эмоций на молодом лице, ужасно бесило и раздражало служителя культа.

– Сиена, тебя не было с младшими жрицами, когда сбежал Тур. И, никто из них, тебя не видел. Как по мне – это довольно странно. Твоё место рядом с жертвенным огнем богини, особенно после наступления темноты. Верно? Так, где же в таком случае пропадала старшая жрица Великой Ра-Аам?

– Мне не хватило несколько трав для приготовления отвара, о котором вы просили, Светлоликий.

– С чего вдруг такое рвение? Или может, эта трава наполнена светом богини Ра-Аам и будет освещать тебе путь? Какого Сам-Ру, ты потащилась за ней в кромешной темноте? Объясни мне, Сиена, на что вообще надеялась?

Рурсур стоявший всего в нескольких шагах от девушки презрительно хмыкнул – такая глупость не могла прийти в голову даже ему. Сиена не осталась в долгу и тут же  удостоила хромоногого тога взглядом полным презрения. Рурсур не собирался уступать, и как только Рату отвернулся, провел пальцем себе по горлу, демонстрируя девушке, то что, скорее всего ее ожидает, в ближайшем будущем.

– За ними пришлось идти в долину, а вышла я ещё засветло, но путь назад не близок. Вот и задержалась.

Тога широко улыбнулся – жрица совершенно не умела лгать. Придуманная на ходу версия, звучала довольно нелепо и рушилась на глазах, так как Рурсур встретил Сиену незадолго до исчезновения Тура. Девушка почувствовала угрозу со стороны коренастого тога, однако отступать было поздно! Она всем своим видом постаралась показать, что совершенно не боится его. Хотя получилось не очень.

Кочевнику не понравилось, как посмотрела на него старшая жрица, и он решил вмешаться в разговор:

– Светлоликий Рату, думаю, коли так, то Сиена сможет показать нам отвар из собранных трав? Он наверняка уже готов, так ведь Сиена?

Рату кивнул, стоящей рядом с выходом младшей жрице Великой Ра-Аам. Она практически на цыпочках подошла к служителю культа и воткнулась коленями в землю, ожидая дальнейших распоряжении.

– Наяна, сходи за отваром, что приготовила для меня Сиена, а заодно захвати свежих веток палисомы. Да не мешкай! Рурсур – проследи.

Девочка, лишь на секунду, подняла испуганные глаза на Рату, затем перевела растерянный взгляд на Сиену. Она явно колебалась, и это не ускользнуло от внимательных глаз Рурсура. Воин широко улыбнулся, хваля себя за находчивость. Младшая жрица слегка склонила голову в знак почтения, повернулась, просеменила к выходу и юркнула в дверной проём. За ней, бодрой походкой, слегка прихрамывая, отправился воин. Тога спиной ощутил на себе испепеляющий взгляд старшей жрицы, но все же переборол желание и не стал оборачиваться. Вот он – его звёздный час!

Рату совершенно не устраивало настоящее положение дел. Лучший тога бежал, возможно, с помощью старшей жрицы, мальчишка до сих пор не пойман, да к тому же, каждый рассвет тога сообщают о дозорных разъездах сиронгов вблизи границ кочевья. Неужели нет способа, с помощью которого можно решить хоть одну из этих проблем? Пока Рурсур и младшая жрица отсутствовали, старик, сычом, сидел в своём кресле и прокручивал в голове возможные варианты выхода из сложившейся ситуации. Дело – дрянь! Нежно теребя когтями массивный амулет, Рату, не отрываясь, пристально смотрел на смирно стоявшую перед ним Сиену. Всё также горда и неприступна. Вот же, мерзкая фокуру!

«Ну, ничего, так недолго будет продолжаться. Очень глупо девочка идти на поводу у чувств. Чувства – удел слабаков! Они туманят разум и толкают на безрассудные поступки. Жаль! Стоит признать, что жаль терять такую кисару, но на все воля Великой Ра-Аам»

Вскоре полог кочали откинули, и внутрь пробрался тога. За ним, не поднимая глаз, словно на верёвочке, тихо просеменила жрица. Рурсур небрежно махнул ей рукой, девушка, повинуясь, присела на своё место. По самодовольной ухмылке воина, старик без труда догадался о результате поисков. Он перевёл взгляд ядовитых глаз, на старшую жрицу. Попалась! До последнего момента, в кисару теплилась надежда, что подозрения не обоснованы, а значит, не придётся идти на крайние меры. Но, увы! Сам-Ру не терпит мягкотелых детей богини.

Всё это время, Сиена стояла с гордо поднятой головой и смотрела, чистым открытым взглядом, прямо перед собой. Ей нечего бояться, да и поздно уже. Девушка, ещё до того как её призвал жрец, приготовилась к худшему варианту развития событий. Она знала, на что идет, когда планировала спасти Тура. В такой ситуации глупо ждать от Рату сочувствия или требовать помощи от Великой Ра-Аам.

– Светлоликий, никто из младших жриц не видел, как Сиена принесла травы, там ничего нет. Старшая жрица просто тебе нагло лжёт! С твоего позволения я проучу никчемную лгунью.

Воин подошёл к девушке. Медленно провёл веткой палисомы по её оголённому предплечью, так, чтобы шипы оставили после себя след. Огонь Сам-Ру заставил светиться глаза кочевника. Рурсур расправил плечи, после чего грозно зарычал, сдёргивая плащ с хрупкой девушки. Откинул в сторону. Схватил жертву за горло, приподнял, так что она едва касалась стопами земли, затем втянул ноздрями воздух, словно ожидал почувствовать запах страха исходящий от жрицы. Облизнулся. Сиена приготовилась – ещё мгновение и монстр, таящийся внутри тога, вырвется наружу, чтобы обрушится на неё с первобытной жаждой насилия.

– Прекрати! Слышишь? Прекрати, кому сказано?

Рату вскочил со своего места. В один прыжок старик оказался рядом с Рурсуром. Размахнулся и, посохом, отвесил тога сильную оплеуху, от которой шлем воина отлетел под ноги юной жрице.

– Умерь пыл, нечестивец! Ишь, чего удумал, при мне такое учудил?! Не смей больше, без моего разрешения прикасаться к жрице Великой Ра-Аам! Не забывай своё место, тога. А ну, дай сюда! – жрец отбросил посох и протянул руку за ветками палисомы.

Всё ещё потирая ушибленное место на голове, Рурсур нехотя передал куст, концы стеблей которого были, предусмотрительно, обмотаны сыромятной кожей гураму.

– Итак, Сиена, ещё раз спрашиваю: где – ты пропадала?

– Я всё сказала, мой жрец. Мне нечего больше добавить, Светлоликий Рату, к тому, что тебе уже и так известно?

– Прикидываешься? Назло мне?! Не играй со мной, девчонка! Как, а главное, куда бежал Тур? Говори, несносная мерзавка или отдам тебя Рурсуру на растерзание. Поверь, уж он-то не будет с тобой так любезен, как я!

Жрец размахнулся и с силой ударил девушку по лицу, ветками палисомы. Ах, ты ж, мерзкое охвостье кута! От нестерпимой боли ноги Сиены подкосились. Перехватило дыхание, но она устояла. Нужно держаться – дальше, будет только хуже. Последовал ещё один удар, затем ещё и ещё! Сиена упала на колени, закрыла лицо руками, между пальцами, тонкими алыми змейками, проступила кровь. Рату хищно облизнулся.

– Поднимайся, жрица, богиня призывает тебя к ответу! А ну, подними ее, Рурсур!

Тога, словно пушинку, подхватил Сиену и заломил ей руки за спину, уперев колено ей между лопаток. Нестерпимая боль пронзила тело девушки. Прикусив язык, она едва смогла сдержать себя, чтобы не закричать. Вот же, фокуру! Воин ухмылялся, предвкушая дальнейшее развитие событий.

– Смотри, мерзкая кари, лопни твоя скорлупа! Смотри в глаза Великой Ра-Аам!

С лица кочевника не сходила самодовольная ухмылка. Тога упивался своим физическим превосходством над хрупкой девушкой, стараясь как можно больнее сжать тонкие запястья. Послышался хруст позвонков. Сиена не издала ни звука, смиренно принимая наказание от палача. Она не доставит Сам-Ру такого удовольствия – тёмному богу придётся давиться её аруту, пытаясь проглотить. Рурсур слегка ослабил хватку, но лишь настолько, чтобы не лишить её жизни раньше времени. Он давно заметил симпатию старшей жрицы к брату. И искренне считал, что только её чары могли сбить Тура с правильного пути, угодного богине. А значит во всём, что произошло с ними, виновата только она.

Боль вырывала стон из груди жрицы, однако, кисару сопротивлялась из-за всех сил, мешая Рурсуру, насладится моментом. Сиена подняла окровавленное лицо на Рату. Старый безумец! Как же она его ненавидит! Жрец посмотрел во влажные глаза переполненные ненавистью. Кисару жутко раздражало, что в них не было: ни страха, ни боли, ни тем более раскаяния, на которые он так рассчитывал. Рату кивнул тога, чтобы тот усилил давление, Рурсур с радостью исполнил пожелание служителя культа. Мышцы тога напряглись, выдавливая из тела жрицы последние остатки сопротивления. Сиена закрыла глаза, не позволив жрецу насладиться результатом.

– Не слишком ли ты дерзко ведешь себя со мной, жрица? Где Тур, спрашиваю, мерзкая дочь кута?! Молчишь?! Ну-ну! Рурсур, ты видимо утратил навык!

Надменность и дерзкий вызов во взгляде девушки, наконец, вывели Рату из себя. Потеряв остатки самообладания, он с остервенением принялся хлестать кустом по телу пленницы. Тога изворачивался, стараясь удержать жрицу и в тоже время не попасть под гнев старика.

– Где?

Старик провёл серию ударов.

– Где, этот фокуру? Говори, дитя Сам-Ру, или я скормлю тебя топорискам, ну же! Никакой пощады предателям Великой Ра-Аам! Никакой!

Каждая реплика старика сопровождалась крепким ударом наотмашь.

– Говори, подлая кари, не носить тебе яйца! Рурсур держи крепче, увалень! Да, держи её, говорю!

Крики внутри кочали привлекли внимание стражи. В жилище жреца осторожно заглянул воин, на лице которого читалось беспокойство и удивление.

– Пошёл вон, поганец! Вон! – жрец замахнулся на часового кустом палисомы.

Тога не стал перечить старику, но во взгляде, юная жрица, все это время, испуганно наблюдавшая за происходящим, заметила проскочившую тень негодования.

В результате упорных «стараний» служителя культа, на старшей жрице Великой Ра-Аам вскоре остались висеть лишь пропитанные кровью тряпицы. С куста палисомы облетели практически все шипы, оголив упругие тонкие прутья. Временами, жрец прибегал к подобной практике по отношению к особо нерадивым юным кисару. Но, никогда, ни он, ни кто-либо другой, не использовал данное средство для наказания жриц Великой Ра-Аам. Тем самым Рату фактически лишил Сиену статуса жрицы применив к ней наказание для не посвященнных кисару. Обида, раздирая аруту когтистыми лапами, подбираясь к сердцу Сиены.

Старик почувствовал, что силы покидают руки. Самое время остановиться. Тяжело дыша, Рату резким движением сорвал с головы кисару ободок с нефритом, обозначив этим, что отнял у неё звание старшей жрицы богини Ра-Аам, а затем с силой ударил напоследок рукой по лицу. Большего унижения Сиена вряд ли могла себе представить. Девушка, сидевшая у выхода, даже ахнула от неожиданности. Ах, ты ж, охвостье кута! Рату стоял, слегка покачиваясь из стороны в сторону, напряжение спало, и слабость давала о себе знать.

Жрец обвел мутными глазами кочали.

– Достаточно. С тебя хватит!

Кочевник брезгливо отбросил в сторону потрепанные ветки палисомы. Шаркая по земляному полу, с видом страдальца, доковылял до кресла. Не хотелось терять такого помощника, но иного выхода для себя он, увы, не видел. Нельзя допустить, чтобы у таких как Тур появились последователи, иначе ему самому долго не просидеть на месте верховного жреца Великой Ра-Аам. Старик скрипел зубами от злости, он присел на край сиденья, желая перевести дыхание, и немного успокоится. Сгорбленная фигура жреца, вздрагивавшая при каждом вздохе, представляла довольно жалкое зрелище. Рурсур отвел взгляд. Во всем, что произошло, виновата только одна она! Кочали жреца превращалось в место для пыток, и этот факт нисколько его не радовал. Казалось: рубиновые глаза Рату готовы вывалиться из орбит, а сердце удерживают внутри тощего тела лишь нестройный ряд желтых зубов.

Тога, случайно, получивший несколько ударов, с отвращением отбросил девушку в сторону и занялся осмотром собственных ран. Сок сорванных веток палисомы не даёт такого эффекта как сок живого растения, но и его действия вполне достаточно для того, чтобы любой кисару впал в кратковременное забытье. Прикладывая полные губы к ранкам, воин высасывал все, что получалось, и сплевывал себе под ноги. Вот же, никчемная фокуру! Ну, подожди, мы ещё с тобой посчитаемся!

Рату громко сопя, смотрел на жалкое существо, валявшееся у его ног. Взгляд девушки отражал полное безразличие по отношению к тому, что происходило вокруг. Её мысли устремились туда, где служитель культа уже не мог до неё добраться.

– Уберите её! Живее, я вам говорю! Уберите с глаз моих!

Младшая жрица, смиренно ожидавшая всё это время распоряжений Рату, испарилась в дверном проёме. Спустя некоторое время в кочали вошли несколько юных жриц, в сопровождении пары крепких тога. Они спеленали Сиену в грубую толстую мешковину, чтобы прикрыть неприлично выступавшую наготу, и вынесли наружу.

– Рурсур, пусть приготовят для неё Перст Сам-Ру, а я пока подумаю, как объяснить всё произошедшее сумпу.

– Жрец, нужно ли вообще, что-то им объяснять? Мне кажеться…

– Иди уже, займись делом, умник! Здесь есть, кому думать. Кажется ему! И не раздражай меня понапрасну, тупица!

Рату немного успокоился, после чего принялся, перебирать возможные варианты выхода из весьма щекотливой ситуации. Внезапно, прозвучал протяжный сигнал сиронзу, послышались крики и, буквально через минуту, в жилище жреца вбежал перепуганный до смерти Рурсур. Тога выглядел так, словно повстречал агато за пологом жреческого кочали:

– Светлоликий, сиронги!

– К-к-ак?! Сиронги? Откуда? Где дозор? Вы, что совсем ополоумели? Где, я тебе спрашиваю тога, что отвечают за дозор на границе земель? Сгною на столбе! Отвечай мне, фокуру!

– Я …, мы…, так мы …

Лицо старика вытянулось, словно свежее яйцо кута. Он подскочил с кресла и, опираясь на посох, по-стариковски косолапя, поспешил к выходу. Оказавшись среди галдящих и снующих по кочевью кисару, жрец направился к подъезжающим дозорным. На тога не было лица – из тёмно зелёных, они стали серыми. Рату мысленно похвалил себя за предусмотрительность и расторопность, так как большая часть племени успела отправиться в путь ещё пару рассветов назад.

Всадник проворно спрыгнул с горбатой спины запыхавшегося гураму. Зверь тяжело дышал, переступив пару раз с ноги на ногу, он, словно подкошенный саяком, завалился на бок. Тога подбежал к жрецу, сняв, на ходу, шлем.

– Светлоликий Рату, сиронги перешли границу, они уже в паре сикелей от кочевья.

– Почему прозевали? Почему? Фокуру, вы, чем там, вообще, занимались? Проспали, нечестивцы! Ну, подожди, я ещё с вами разберусь. Всех на Столб Позора! Всех до единого пере вещаю!

– Пощади, Светлоликий! Тебе ли не знать – тога, не хватает на все посты. Сиронги пришли со стороны Царогских скал. Кто же знал-то? Все рампа у нас под контролем.

– Вот же, фокуру! Я сдеру с тебя шкуру, когда всё закончится, – жрец замахнулся и силой ударил воина, метя попасть прямо по голове. Мало одной жрицы, теперь ещё придётся решать вопрос с Сабатарангой и его фарангами. – Бездарные сыновья кута!

Тога успел увернуться, посох звякнул о бронзовую поверхность новой сатунгасу. Дай старику волю, так его не остановить. Воин отскочил на безопасное расстояние, куда Рату не мог дотянуться.

– Сколько?

– Мы посчитали только передовой разъезд, за нами едет несколько хамру всадников на топорисках, никак не меньше.

Рату взвыл, подняв глаза к куполу. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! Все опять пошло не так! Он повернулся к стоявшему за спиной Рурсуру:

– Пусть живо скручивают кочали и разбирают последний тирс. Сам отбери лучших тога с гураму – выдвигайтесь навстречу сиронгам. Да поживее! Делай, что хочешь, но постарайся их задержать, как можно дольше. Необходимо, чтобы племя успело перебраться за озера, а там прямой тропой на Перевал, там уж они нас точно не достанут. Лазить по скалам на топорисках, то ещё удовольствие, скажу тебе!

Рурсур растерянно хлопал глазами:

– Думаю, мне лучше ехать за тобой, жрец.

– Ты опять за своё?!- зашипел Рату – Послушай меня, тога: я не пойму, твоей доблести хватает только на то, чтобы выступить против жрицы? Тоже мне – великое дело! Здесь пока решаю я! С Туром таких сложностей никогда не возникало, чтоб тебя! В том, что сиронги теперь наступают нам на хвост – полностью твоя вина. Недотепа! Это ты проморгал и не смей отпираться!

Лицо Рурсура мгновенно перекосило от приступа внезапного бешенства. Нижняя челюсть затряслась, а в глазах вспыхнул жаркий огонь мести. От жреца не ускользнуло, что кисару готов вцепиться ему в горло и придушить голыми руками. Где-то глубоко внутри аруту старик ощутил дыхание Сам-Ру, однако вида не подал.

– Вот именно – пока, лопни твоя скорлупа!- еле слышно пробубнил про себя воин, глядя исподлобья на верховного жреца.

От неожиданности, Рату, даже выронил посох. Сам-Ру завладел кисару изнутри. Сделав шаг навстречу тога, он выхватил саяк висевший на поясе Рурсура и полоснул наотмашь по мускулистой шее воина. Ах, ты ж, охвостье кута! Рука старика задрожала, и чтобы это скрыть от противника, он быстро отвёл её за спину. Небольшой кровоподтёк, а также угрожающий вид служителя культа заставили тога несколько изменить тон и склонить голову в знак повиновения.

– Мерзкий фокуру! Подлый сын кута!

Зловоние, исходившее от старика, вынудило Рурсура отшатнуться.

– Ещё одно слово и клянусь Великой Ра-Аам, я отправлю тебя к праотцам! Иди и выполняй то, что тебе сказано.

Рату отшвырнул саяк, словно рукоять была раскалена, и направился в кочали. Его жутко трясло от страха, с каждым шагом он закрывал глаза, обращаясь к богине за помощью и ожидая получить удар в спину. Однако этого не произошло. Страх перед нападением сиронгов не дал хромоногому тога осуществить задуманное. Убрав сейчас жреца, он лишиться поддержки соплеменников и скорее всего, станет изгоем. Рату выдохнул, пытаясь выгнать слабость изнутри скованной страхом аруту. Как этот сын кута вообще посмел с так ним разговаривать?!

В такие моменты, жрец отчётливо ощущал, как власть уходит из его дряхлеющих рук. Мысли о неизбежно надвигавшейся глубокой старости, которая рано или поздно вынудит уступить место верховного служителя, уже давно терзали жреца. Назад возврата нет! Но мирится с этим, Рату не собирался. Во всех своих неудачах он видел неизменный след Росы. Именно этот кисару первым рискнул пошатнуть авторитет жреца. Сейчас Рату проклинал себя за то, что в своё время не вырвал из груди его отпрыска сердце и не скормил Сам-Ру. Вот так минутная слабость, мизерный осколок малодушия может привести к дальнейшему краху всей системы.

«О, Великая Ра-Аам, клянусь, я постараюсь добраться до мальчишки и лично перегрызу ему шею, будь он не ладен! Нечестивец виновен уже тем, что вылупился из яйца этой мерзавки Ни-Соок, виновен в похищении Ситы, виновен, во всех моих проблемах! Виновен! Виновен! Виновен! У-у-у, поганый фокуру!»

Рату злобно оскалился, сглотнул порцию скопившейся, в предвкушении скорой расправы, горькой слюны. Как же он ненавидит весь их выводок! Никчемные выскочки, неблагодарные дети кута! Жрец вспомнил последние слова Росы о бесполезности жреческого сословия. Мерзавец! Покрасневшие глаза увлажнились, а нижняя губа задёргалась, словно растянутая струна. Ну, ничего ещё посмотрим, кто кого!

Кисару довольно быстро демонтировали оставшиеся кочали с последним тирсом. Рурсур придирчиво отобрал с десяток крепких тога, которых посадил на самых массивных и выносливых гураму. Воин распылял по сторонам грубость, при этом стараясь не попадаться на глаза жрецу. Укоряя себя за нерешительность, тога дал слово, что при первой же возможности заставит старика ответить за все оскорбления, сказанные им как до, так и после.

Проезжая мимо Рату во главе колонны угрюмых всадников, кочевник, нехотя, склонил голову. Рурсур с большим трудом смог побороть в себе желание нанести удар древком копья по голове старика. В его воображении, живо рисовались красочные картины расплаты. На них жрец, с разбитой головой, ползая на коленях, вымаливает у него прощение. Страх, остаться непонятым среди кисару, грозные хамру наступавших сиронгов и наличие Шлема Предков на голове служителя культа остановили руку кочевника. Не хватало ещё осквернить древнюю реликвию у всех на виду! Однако он смог успокоить себя тем, что непременно посчитается с Рату, при первом же удобном случае. Рурсур злобно фыркнул, больно ударил гураму стрекалом, чтобы животное увеличило скорость.

Весь путь, верховный жрец ехал в арьергарде группы кочевников, постоянно оглядываясь. Он ужасно нервничал, ожидая внезапного нападения со стороны Ситуст-Ры. Старик избегал встречаться глазами с соплеменниками. Всячески старался продемонстрировать заботу об их безопасности. Внимательно всматривался вдаль, пытаясь разглядеть патрульные разъезды противника. Вскоре Рату настолько себя взвинтил, что запретил кисару останавливаться, когда наступила темнота и у них возникла необходимость разбить лагерь. Страх прогрыз огромные дыры в аруту жреца, и не позволял их латать рассудку. Кочевник отлично понимал насколько опасно пробираться в полной темноте по узкой тропе топорисков верхом на ворчливых гураму, но Сам-Ру душил разум жреца и постоянно гнал вперёд.

Маленькие куты, то и дело перебегали дорогу каравану беглецов. Стайки ящеров, обуреваемые любопытством, сновали туда-сюда вдоль всего пути кочевников. Иногда, зазевавшиеся гураму давили самых любопытных. В темноте не все куты проявляли присущую им расторопность – некоторые так и остались лежать на тропе топорисков.

Первые лучики света, рассекая холодный воздух, выхватили пробиравшуюся сквозь заросли группу кочевых кисару. Равнинная местность давно сменилась высокими холмами. Стали чаще встречаться каменные столбы, которые приходилось объезжать, что существенно снижало скорость передвижения. Гураму беспрестанно ворчали, то и дело, получая стрекалом по носу. Животным страшно не нравилась местность, несмотря на обилие весьма вкусной растительности. Натыкаясь друг на друга, и голося на всю округу, они привлекали к себе излишнее внимание. Своим поведением ящеры, конечно, сильно раздражали служителя культа. Когда в авангарде колонны один из тога заснул и рухнул с гураму вниз, сломав себе руку, Рату, наконец, отдал распоряжение сделать долгожданный привал.

Пока кисару суетились в лагере, жрец поднялся с парой тога на ближайший к стоянке высокий холм, который давал возможность провести визуальную разведку. Страх быть настигнутым воинами Сабатаранги не покидал жреца. К удивлению Рату, они не смогли обнаружить передовой отряд сиронгов, хотя старик практически не сомневался, что воины Ситуст-Ры идут за ним по пятам. На всём пространстве долины не было заметно даже признака основных сил противника.

Зато вдалеке, если присмотреться острым глазом, можно было различить Пояс Сам-Ру. За этой серо-желтой полосой находились стены, ненавистной ему, Ситуст-Ры. Кочевник недовольно хмыкнул. Где-то там, за серыми стенами, в качестве пленницы, возможно, находится его единственная дочь, гарантия непоколебимости жреческой власти. Только эта девочка могла сладким бальзамом залечить душевные раны старика и успокоить, в конец, его расшатанные нервы. До сих пор, Рату никому не рассказывал тайну её появления на свет. И по сей рассвет ни одна женщина в племени не удостоилась звания супруги верховного жреца. Но от дочери старик не отказался. Воспоминания о Сите натолкнули на мысли о юном кисару.

– Забери его аруту Сам-Ру!- Рату с досадой сжал кулаки, затем обратился к одному из тога,- Камо, возьми тога, соберите дров, да побольше! Нужно принести жертву Великой Ра-Аам и приготовьте раненного гураму, а я пока выберу место.

Крепкий воин, на поясном ремне которого красовалось два больших саяка, молча, кивнул головой и удалился вместе с товарищем в лагерь, выполнять поручение служителя культа. А жрец, тем временем, пошел в противоположную сторону от стоянки кисару, присматривая площадку удобную для проведения обряда. Аромат красивых цветов, яркими пятнами украшавших редкие кусты, радовал глаз и пробуждал приятные воспоминания.

Тупой нос кута показался между веток молодого саговника. Животное осторожно втянуло воздух, облизнулось, как бы пробуя его на вкус. Набравшись смелости, ящер высунул из кустов массивную голову на тонкой шее. Словно по сигналу рядом с ним появилось ещё несколько собратьев. Они внимательно изучали старого кисару, бредущего с посохом вдоль холма. Старик то и дело оглядывался назад и громко вздыхал. Вновь прибывшие куты исчезли так же внезапно, как и появились. Какое то время он ещё поглядывал в сторону уходящего кисару, но при появлении дикой пчелы быстро ретировался. Насекомое, напуганное движением листьев папоротника, отлетело на небольшое расстояние и полосатой пробкой заползло в самый центр желтого бутона.

Внимание Рату привлёк темный грот, зиявший чёрным пятном, на склоне холма, Упавшие и наполовину сгнившие деревья только отчасти завалили его, но если, приложить немного усилии по очистке прохода от трухлявых древесных стволов, можно было легко проникнуть внутрь.

«Пещера была бы сейчас нам весьма кстати, учитывая возможную погоню. Интересно насколько она велика и получится ли загнать в неё всех гураму? Сохранить их сейчас для племени очень важно. Иначе среди кисару может начаться голод. Охотится в окружении сиронгов не безопасно, а на кутах долго не просидишь. Как же я устал от всего этого! Подумать только: рыщем по горам, словно мерзкие ртупы!»

После недолгих мучений Рату, наконец, удалось пробраться внутрь. Узкий проход сначала шёл вниз, но постепенно выровнялся, стал расширяться в горизонтальной плоскости и наконец, закончился довольно просторным помещением. Вокруг пахло сыростью, гнилью с примесью плесени. Жрец отметил, про себя, что вход придется здорово расширить, чтобы провести по нему гураму. После того, как глаза немного свыклись с темнотой, он принялся тщательно исследовать пещеру изнутри. Если вести через скальный проход племя, то нужно убедиться в полной его безопасности. Мало ли что! Оказаться запечатанными сиронгами в скале, ему хотелось меньше всего.

Пещера ничего особенного собой не представляла, одна из сотен, какими испещрены местные горные хребты. На потолке расположились дружным ансамблем сталактиты, до которых при желании можно было дотянуться посохом. В некоторых местах крупные камни запорошил мох. Осторожно прощупывая концом посоха бугристую площадку перед собой, Рату добрался, примерно, до центра пещеры. Прислушался: где-то вдалеке журчала вода. Старик улыбнулся, её запасы у кисару как раз подходили к концу. Начав продвигаться в том направление, откуда шёл звук, Рату упёрся в высокий выступ и неуклюже завалился на что-то жёсткое и склизкое.

«Так не пойдёт, лучше вернуться за тога и, обязательно, прихватить с собой огонь! Как же я сразу не сообразил?! Так ведь и ноги-то переломать не долго!»

Простукивая посохом путь, он направился к выходу. Идти получалось не совсем так, как подобает верховному жрецу кисару. От былого величия не осталось и следа. Позже Рату благодарил богиню, что его в тот момент никто не видел. Сколько унижения! Несколько раз, громко чертыхаясь, жрец спотыкался и падал на колени. Ударялся головой. Полз по склизкому полу, жалобно причитая и хныкая, словно капризный ребенок. Выбравшись, наконец, наружу, Рату отряхнулся, расправил сутулые плечи, вздохнул полной грудью чистейший воздух и поспешил к лагерю.

Обратный путь по склону не занял много времени. Не успела пчела собрать нектар с одного цветка, а жрец уже энергично раздавал распоряжения среди кисару. Убедившись в том, что их не преследуют сиронги, Рату проинструктировал дозорных, после чего вместе с несколькими воинами, вновь отправился в пещеру. На этот раз, по его замыслу, все должно было пройти куда лучше!

Как же было велико удивление кочевников, когда, при ярком свете факела, прямо по центру пещеры, они обнаружили скелет. На небольшом подиуме из неровной плиты, обложенный крупными булыжниками, восседал древний воин. Обильно покрытый пылью и плотной сетью паутины, он скалился на них, из-под массивного шлема большими острыми зубами. Судя по мощным жёлтым клыкам и костям внушительных размеров, при жизни это был довольно рослый, свирепого вида, тога, ртуп или кто-то ещё. Перед ним лежал топор, сильно припорошенный ржавчиной, с длинной, инкрустированной сложным орнаментом, рукоятью – таких хизы давно не делали. Справа и с лева, располагались ещё два небольших скелета. Разобрать, кому они принадлежали, у кисару не получилось. Немного посовещавшись, они пришли к выводу, что костяки, скорее всего, принадлежали кутам. Рату посчитал их жертвами богам, принесёнными, уже после смерти воина.

Один занимательный факт заинтересовал жреца, показавшись весьма необычным. Череп держался не на шейных позвонках, а на грудных костях. Казалось бы, понятное дело: от времени позвонки просто осыпались вниз, но когда жрец собрал те из них, что лежали у стоп воина он очень сильно удивился. Если этот тога когда-нибудь ходил по просторам Периферии, его шея была длиннее, чем у кисару минимум раза в два. Рату неторопливо обошел вокруг костяков. Глаза жреца остановились на оригинальном гребне шлема, берущим начало практически на макушке. Он оказался на удивление длинным. На конце гребень расходился на два отростка, внутри которых имелись небольшие отверстия. Они показались ему довольно бесполезными и даже уродливыми, если исключить тот факт, что их могли использовать в качестве своеобразной подпорки. Рату сопоставил длину шеи тога и гребень на шлеме и пришел к совсем неожиданным для себя выводам. Однако озвучивать мысли вслух он не решился.

-О, Великая Ра-Аам, прости мне мой нечистые помыслы. Такого просто не может быть!

Жрец сгреб позвонки с постамента и расшвырял по всей пещере. Он не желал, чтобы кто-либо из тога заметил эту странную особенность костяка и начал ему задавать неудобные вопросы. Созданный богами мир им понятен, и не в какой корректировке не нуждался и нуждаться не будет. Ни до него, ни после!

– Великая Ра-Аам, – прошептал Рату. Старик осторожно дотронулся до острого, лезвия топора, смахнул слой паутины и попытался стащить оружие. Его вес, как и размер, оказались дольно внушительными. Судя по всему, это точно не мог быть тога племени кисару, вряд ли подобное оружие использовал кочевник среднего телосложения. Оставался вариант с ртупом или… Рату поморщился от одной мысли, что внезапно пришла ему на ум.

– Вот же, грязь со стоп Сам-Ру!

Протяжный звук сиронзу заставил аруту жреца вздрогнуть, одёрнуть руку и забыть обо всём на свете.

«Сиронги! Храни нас Великая Ра-Аам!» – первое, что влетело ему в голову.

Даже не вспомнив про посох, Рату, вслед за перепуганными тога, энергично засеменил к выходу из пещеры. Сиронзу не переставая, трубил, возвещая об опасности и призывая жреца с воинами вернуться в лагерь. Неожиданно звук прервался, Рату нервно сглотнул слюну, чувствуя, как по спине задвигались муравьи страха. Он замер, прислушался к тому, что происходит снаружи, облизнул пересохшие губы, после чего двинулся осторожно к выходу. Мало ли что!

Когда служитель культа Ра-Аам, наконец, оказался на открытой местности, сатунгасу последнего тога исчезла за поворотом. Воины, не жалея ног, мчались на помощь товарищам – из лагеря доносились крики, звон и скрежет оружия. Вопли обезумевших гураму, казалось, долетали даже до вершин Царогских скал. Жрец остановился, впитывая ушными отверстиями голоса и крики животных. Им вторил стук его собственного сердца. Чем громче был шум битвы, тем меньше жрец испытывал желания, спешить на помощь соплеменникам. В какой-то момент Рату поймал себя на мысли, что погибать в неравной битве с фарангами Ситуст-Ры просто глупо. Он больше принесёт пользы племени, оставшись живым, чем мёртвым. Подобный поступок не будет, явятся чем-то героическим. Жрец остановился, потоптался на месте, а затем резко повернул обратно к пещере.

«Великая Ра-Аам, сохрани аруту своего слуги и не дай подлому Сам-Ру взять над тобой верх! О, всемогущая богиня всех народов Периферии!»

Старик довольно быстро, прихрамывая и спотыкаясь, доковылял до входа в пещеру. Сердце лихорадочно трепетало в груди, колени тряслись, а нижняя челюсть нервно подёргивалась. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! Глаза, наполненные ужасом, бегали по сторонам, пока он пытался сообразить, где лучше спрятаться от преследователей. Ледяной страх сковал волю изнутри. Пересохшее горло, заставило рот открыться и вытолкнуть язык наружу. Как же так-то?! Разум отказывался верить, что Ситуст-Ра все же нарушила договорённость.

Служитель культа упал на четвереньки и пополз, в темноте, к сидевшему по центру пещеры воину. Страх предал сил – ему, после недолгих мучений, наконец, удалось стянуть топор вниз, а затем дотащить оружие до выхода. Как бы ни так! Он лучше умрёт в заточении от голода, чем позволит агатра захватить его в плен. Отдышавшись, Рату принялся наносить удары по стенам у входа в пещеру. Сжимая рукоять двумя руками, кисару выбрасывал топор перед собой, целясь попасть по острым выступам.

Вскоре он перестал чувствовать собственные руки, которые очень быстро стёр до крови. Пальцы не слушались, то и дело выпускали рукоять топора в самый ответственный момент. Нельзя останавливаться! Ни в коем случае, нельзя! Удар, ещё удар, затем ещё и ещё! Из последних сил старик, раскручивал оружие, после чего бросал в направлении стены.

Подкинув топор, Рату, в очередной раз, споткнулся и с грохотом полетел вниз. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! Последнее, что жрец услышал, перед тем как удариться головой о выступ и потерять сознание – это звук падающих камней. Цель была достигнута. Вход, конечно, не завалило полностью, как бы хотелось старику. Но тому, кто никогда не знал о его существовании, вряд ли пришло бы в голову что-то там искать. Жрец с довольной улыбкой на грязном, покрытом пылью, лице, позволил сознанию беспрепятственно покинуть тело. Тёмно красная капля, скромно выступила на затылке и медленно скатилась на неровную поверхность известняка. Веки сомкнулись на глазах служителя культа Великой Ра-Аам.

Звуки далёкой битвы стихли, не стало слышно рёва ворчливых гураму, криков кочевников. Смолк гомон стрекочущих по кустам кутов, перепуганных внезапным вторжением сиронгов. С гор повеяло прохладой, темнота скрыла от любопытных глаз маленьких ящеров итог столкновения между кисару и их врагами. А где-то за большим холмом в заброшенной пещере лежало тело верховного жреца Великой Ра-Аам. Рату провалился в забытье, даже не представляя, что с этого момента, жизненный путь его будет проложен Сам-Ру совершенно в другом направлении. Темное божество вцепилось в аруту старика крепко-накрепко и уже не собиралось отпускать.

Над лесом пролетел охнос. В сумерках он различил тела погибших кисару, но полный желудок воспротивился первоначальному намерению совершить посадку. До самой темени ящер гонялся за мелкими животными и вот теперь, когда, насытившись, возвращался домой, ему попалась целая поляна вкуснейшей отборной еды. Охнос выразил свой протест против подобной несправедливости со стороны Великой Ра-Аам скрипучим протяжным криком. Но что на этот вызов ему могла ответить сонная Периферия?! Бросив прощальный взгляд на окровавленные тела поверженных в бою воинов, хищник растаял в темноте.

 

 

 

 

XIV ГЛАВА

 

Свет раскроил темноту на две части, повеяло тёплым воздухом, который заставил открыть глаза. Пахнуло костром. Затем вокруг опять воцарилась темнота. Послышалось неуверенное шарканье шагов. Очевидно, что кто-то прокрался в кочали, кисару попытался быстро разогнать остатки сна. Кочевая жизнь приучила быть всегда на стороже. Мирт сжал кулак и приготовился отразить возможное нападение. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! Данак бы сейчас очень пригодился, но хранился он всегда снаружи. Юноша отчётливо расслышал тяжёлое сопение вошедшего. Пока ещё не поздно кочевник обратился за помощью к Великой Ра-Аам.

– Мирт! Спишь, подлый нечестивец? Ну-ну! – раздался где-то над головой знакомый шёпот жреца. Юноша разглядел в темноте кочали сгорбленную фигуру Рату.

Сердце колотилось в груди кисару. Каждый шаг жреца гулко отдавался внутри головы. Вот же, мерзкий сын кута! Выждав удобный момент, когда над ним склонилось тело не прошеного гостя, кисару резко выбросил руку перед собой и тут же почувствовал, как упёрся во что-то жесткое. Не дожидаясь пока противник опомнится, Мирт подскочил на месте и с силой пнул врага. Острая боль в ноге, после удара, и поток нескончаемых ругательств слились в унисон с отборной бранью Уно.

– Какого фокуру, ты здесь вертишься? – юноша не смог сдержать улыбку, слушая сочную ругань товарища. По аруту воина прокатилась тёплая волна благодарности. Страх повстречать Рату оказался настолько сильным, что Мирта продолжало трясти даже после того как стало понятно, что перед ним никто иной как Уно. Малыш, тем временем, тихо постанывая, двинулся на четвереньках к выходу.

– Ты всё ещё никудышный воин! Да чего там – дрянь, а не воин! – раздался совсем рядом мощный голос Тура.

Поморгав, Мирт, как следует, протёр глаза и посмотрел на лежавшего напротив него тога. Темнота до этого момента скрывала воина от кисару. Кочевник зашевелился, тусклый свет упал на грубое, словно вытесанное из камня, лицо. Тога широко улыбался. Мощная нижняя челюсть едва заметно подрагивала. Юноше редко приходилось наблюдать какое-либо проявление радости со стороны воина. Как ни крути, а Рату, как никто другой, умел усложнять жизнь подопечным и превращать их покорных исполнителей собственных желаний.

В кочали, позвякивая костяными украшениями, вошёл Шуму, зажег, погасший за ночь, огонь в очаге. Пламя лениво разгорелось. Свет от огня, мало-помалу, вытянул Тура из темноты. Он, к тому времени, успел, удобно устроится на своём спальном месте и как предполагал Мирт, щерился на него острыми зубами. От юного кисару не ускользнуло явное изменение, произошедшее с тога после последней их встречи.

– Странные вы кисару. Боль, которую испытывает другой, а то и вовсе слабый, вас жутко забавляет? Ну и народец! Нравится? Только и можете, что скалится, горе – воины – старик бубнил, стараясь придать своему лицу серьёзный вид. – Мало мне одного было, теперь второй свалился на мою голову.

– Я случайно, ну как тут в темноте разобрать-то? – Мирт развёл руками в стороны и громко крикнул, повернувшись к выходу, – Уно, я не хотел. Это вышло случайно!

В ответ донеслось лишь недовольное бормотание, но в кочали никто больше не вошел.

– Он вообще-то тебе воду нёс, чего сразу руками-то махать?

– Я же сказал уже, что не специально.

– Сказал он! Тоже, мне гости, немытая скорлупа Цоронга!

Мирт потупил взгляд, старик выказывал явное недовольство их появлением на его земле. Хотя в чем-то он действительно оказался прав – образ жизни, установленный верховным жрецом, включал в себя намеренное игнорирование любого проявления жалости, а значит, оставлял глубокий след на каждом представителе племени. Чего стоит один только Столб Позора?! Именно это и не хотел пускать в свой маленький, уютный мир Зоркий Шуму.

– Шуму, всегда недолюбливал ваш народец. Все кисару отлиты Цоронгом по одному яйцу, что и говорить. Неблагодарные. Лучше скажи мне, юноша, не ты ли должен был поддерживать огонь внутри, а? Вставай, хватит валяться. Мне здесь лодыри ни к чему! Где твоя сатунгасу?

Зоркий Шуму указал наконечником стрелы в широкую, покрытую шрамами, грудь юноши.

Мирт не стал вдаваться в подробности ночного приключения, помня прошлый разговор с отшельником, поэтому предпочел промолчать и просто отмахнулся.

– Эх, кисару, кисару. Удивительно, как ты вообще смог покинуть скорлупу и дожить до своего возраста? Ладно, собирайся. Пойдем, поупражняемся в стрельбе, по пути всё расскажешь Шуму. Данак-то цел?

– Угу.

– Если ещё раз проспишь свою очередь, отправишься храпеть к Яке. Я не шучу.

Мирт почувствовал, как комок обиды подступил к горлу. Да, кем он вообще себя считает, этот Шуму?! Подумаешь! Однако вид тога сидевшего напротив заставил молодого кисару умерить пыл. Тур опять улыбнулся, глядя на юношу. Вот же, фокуру! Тога – те ещё, сыновья кута!

Где-то бродит его братец, который многим готов пожертвовать, лишь бы избавиться от ненавистного ему юнца. От возмущения, всколыхнувшего на мгновение аруту воина, не осталось и следа. Возможно, в чем-то старик действительно прав, но ведь он на самом деле не хотел, чтоб так получилось! Что тут такого?! А всё этот ненавистный жрец, забери его аруту Сам-Ру!

Наконец-то в кочевье Зоркого Шуму пришел рассвет. Запах пригоревшего на костре мяса сменился насыщенным цветочным ароматом. Послышалось жужжание пчел и отдаленное рычание неведомого хищника, возвращавшегося после охоты. Мерзкие создания Сам-Ру гонимые светом богини расползались по своим мрачным норам. Наступил черед Великой Ра-Аам.

Мирт быстро собрался, перекинулся парой сухих фраз с тога и побежал следом за отшельником. Старик не стал дожидаться кисару, оседлав любимого гураму, он направился в лес. Шуму заставил Мирта упражняться с данаком до наступления темноты. Они вернулись в кочевье, когда остальные уже поужинали и собирались готовиться ко сну. Юный воин, не чувствовал пальцев на руках и еле передвигал ноги. Плечи словно окаменели, сковав его движения, но внутри аруту порхали мотыльки Великой Ра-Аам. Никогда он ещё не был так счастлив. Трудно представить, сколько всего, оказывается, нужно знать, чтобы добить хоть какого-то результата.

Уно вместе с Якой бегал по полю за гураму, сгоняя непослушных животных в загон. Самые проворные из них всё время норовили отделиться от стада. Ящеры пытались добраться до участка, на котором зелень им, судя по всему, казалась особенно сочной. Несмотря на то, что в светлое время они занимались только тем, что поедали растительность, да лежали в тени деревьев, как только наступал вечер, молодые гураму становились практически неуправляемыми. Могло создаться впечатление, что животные всё это время сидели голодом. Только хлёсткий удар палкой по крючковатому носу помогал кочевникам, справляться с капризами ворчливых гигантов.

Тур полулежа, устроился рядом с костром. Он чувствовал себя намного лучше и попросил Уно помочь ему перебраться на свежий воздух. Тога не сразу заметил приближение товарищей, так как находился мысленно далеко от кочевья отшельника. Мозг напряженно искал выход из положения, в котором они оказались по воле богов. С тех пор как, Мирт принёс кисару к Зоркому Шуму, воин постоянно думал о Сиене и о том, как её спасти. Несмотря на высокий статус жрицы Ра-Аам, надеяться на помощь богини не стоило. Слишком очевидно участие Сиены в подготовке к побегу, а обмануть Рату не так-то легко. Оставалось гадать, как далеко намерен зайти старик, наделённый по воле богов неограниченной властью.

– Тур, мы сегодня заметили, на расстоянии в пару сикелей, большое скопление воинов. Если судить по блестящим черным шлемам – это всадники Ситуст-Ры. Они повернули в долину Диких Голубых озёр, – Мирт устало присел на поваленное бревно.- Видел бы ты, как эти нечестивцы быстро движутся! А как управляют топорисками! Ух! Аж, кровь закипает! Боюсь даже представить, что будет с нами, если эти сыновья кута доберутся до кочевья.

– Ах, ты ж, охвостье кута! Говоришь – много их там?

– Далековато было, конечно, так сразу-то не разглядишь. Думается мне – пару хамру или чуть больше, – юноша, не глядя на собеседника, принялся снимать тетиву с данака, пальцы не слушались, поэтому получилось не сразу, – Похоже Рату придётся здорово понервничать, раздери его агато на мелкие части и скорми кутам! Пойдут по той тропе, нам ничего не грозит, а вот тога достанется, тут уж гадать не приходится.

Тур бросил тревожный взгляд в сторону Шуму. Затем мысленно ненадолго провалился в себя. Тога пробежал глазами по свежим рубцам ран и, как бы оправдываясь сам перед собой, обронил:

– А, что я могу? Не ползти же к ним на брюхе. Да и много ли сейчас пользы от такой помощи?

Кисару нисколько не переживал за племя, он не сомневался в том, что наверняка большая часть уже откочевала. Но Рату, а с ним и старшая жрица, могли быть ещё в кочевье. Старик не слишком расторопен. Воин терзал аруту переживаниями, представляя, какая участь может постигнуть девушку, если жрец не поверит её оправданиям. Можно было не сомневаться, что провести казнь над отступницей служителю культа будет намного проще, когда вокруг останутся только тога.

– Мирт! Мирт…- Тур выждал паузу, – Послушай, понимаю – идея моя, конечно, безумна, но что, если тебе удастся добраться до кочевья и предупредить Сиену, а может даже помочь ей бежать?

– О том, что сиронги на подходе? Думаешь, они не знают? Не сомневаюсь, Рурсур выследил нечестивцев.

– Так-то оно так, да вот только … Я бы и сам вызволил Сиену. Знают или нет, а в суматохе это сделать куда проще.

Тога с надеждой, вспыхнувшей в оранжевых зрачках, посмотрел на юношу.

– Глупость! – вмешался Шуму,- его раны ещё свежи, да и кто способен обогнать топорисков? Тога, ты вообще, о чем нам тут говоришь?! Безысходность и отчаяние мутит твой рассудок, парень, а значит, толкает в объятья Цоронга. Несомненно. Слыханное ли дело – послать мальчишку против нечестивцев Ситуст-Ры, совсем голову отбил после падения? Долго думал, немытая скорлупа Цоронга?

Всем своим видом старый отшельник старался показать отрицательное отношение к затее кисару. Он недовольно скривил рот, кольцо, свисавшее из носовых отверстий, нервно подёргивалось. Шуму ужасно не нравилась вся эта затея против Ситуст-Ры, что не ускользнуло от внимательных глаз тога.

– Но ведь возможно у сиронгов нет цели напасть на кочевье Рату? Или просто дозорный разъезд заплутал? Мало ли, что вздумается проделать Великой Ра-Аам с нечестивцами?!

– Глупость! Заплутал, скажешь тоже! – не унимался старик, в голосе чувствовалось сильное раздражение, – Сабатаранга не отправляет дозорных в таком количестве! Да и земли эти известны им лучше, чем нам с тобой. Какая необоснованная самонадеянность, думай что говоришь!

Тур замер. Чего гадать. Всем понятно – на этот раз старик прав. Воин уставился стеклянными глазами на языки пламени, жадно пожиравшие темноту. Он прекрасно осознавал всю абсурдность ситуации, но ничего не мог с собой поделать. Тога отказывался мириться с мыслью, что нельзя придумать иной способ, при помощи которого удастся спасти жрицу из лап кровожадного старика. Очевидно, что даже, если Рату пожалеет Сиену, то сиронги наверняка, при первой возможности, отправят её прямой тропой в обитель Сам-Ру. К служителям культа они всегда, по неизвестной ему причине, относились с особой ненавистью.

– Почему вдруг тога стала беспокоить судьба старшей жрицы Ра-Аам? – подал голос Мирт.

– Что тут такого, я в долгу перед Сиеной, да и с Рату мне нужно посчитаться?- Тур развёл руками, демонстрируя собеседникам своё покрытое свежими ранами тело.

– А когда для вас с Рату долг стал, что-то значить? Сколько зла жрец сделал вашими с Рурсуром руками?

– Мирт, верховный жрец продал свою аруту Сам-Ру, но не тога. Не путай! Не забывай про кодекс, юноша! Один из постулатов говорит о том, что жрец является проводником аруту до самых ворот обители и нет ничего ценней для тога, чем защита помощников Великой Ра-Аам от нечестивцев. Вопрос только в том, что не всем племенам везет со жрецом, ну тут на все воля богини. Поверь мне, если бы не покровительство Великой Ра-Аам, Рату давно бы ушёл по тропе Сам-Ру.

– Что-то мне подсказывает, что Рурсур так не думает, если он поймает меня, то, клянусь чистым ликом Ра-Аам – не задумываясь, отдаст в лапы жрецу. Верно?

– Рурсур – глуп, не сдержан, амбициозен, а главное слушает жреца, но даже он рано или поздно отвернётся от Рату. Вот увидишь. Согласен – опасно. Если все же решишься, то тебе придётся рискнуть, парень, своей аруту и надеяться только на защиту богини.

Мирт некоторое время сидел, молча уставившись в трепещущее пламя костра. Зоркий Шуму внимательно следил за беседой кочевников. Ситуация ему не нравилась, однако старик не проронил ни слова, надеясь на силу Цоронга.

– А я всё-таки попробую, – Мирт повернулся к отшельнику, и посмотрел в его единственный глаз – Что мне терять-то, кроме аруту, верно, Шуму?

– И то, правда! Тогда прямо сейчас иди и положи свою бестолковую голову в пасть охносу! Чего тянуть-то? Раздери тебя Цоронг! – отшельник фыркнул, – Стоило, Шуму, с тобой столько возится, разорви меня агато! Молодость, что сорняк, накрыла мозг и мешает пробиться светлым мыслям в ваших головах. О чем вы вообще думаете? А ты, тога, горе-воин, на что надеешься, ты? Давно ли почувствовал силу? Как по твоему мальчишка-харуту должен переманить на свою сторону кисару, если тебе самому это не удалось, а? Вися над пропастью, хватаешься за последний выступ, а если и он ложный? Если оступишься, что тогда? Что спрашиваю, тогда, пустая твоя голова? Коль на то пошло, вставая, да иди сам!

– Да, если бы я мог!

– То-то и оно! – не унимался Шуму, – Сам стоишь на краю тропы и мальчишку за собой тянешь! Ух, кисару, Цоронга на вас нет!

Подошедший к этому времени Уно, даже приоткрыл рот от удивления – настолько сильно возросло напряжение между собеседниками. Он давно решил, что юный кисару плутает по тропе, ведущей в обитель Сам-Ру. Своими мыслями, на этот счёт, малыш не раз делился с Зорким Шуму. Уно успел привыкнуть к кисару, поэтому ему не хотелось расставаться с Миртом. Тем более что до этого момента их маленькое кочевье старалось не вмешиваться в дела соседей. Мало ли, что там у них происходит!

Между Шуму и сиронгами существовало хоть и шаткое, но все же, какое-никакое, перемирие, которое очень глупо разрывать из-за конфликта с племенами кисару. Шуму пришлось не одного сахигарла повесить на тропах дозорных разъездов, прежде чем у Ситуст-Ры пропало желание объезжать его земли. Да и что плохого Ситуст-Ре мог сделать одноглазый обезумевший старик?! Поэтому Шуму, конечно, выступал против присоединения к какой-либо общине. И, сколько помнил себя, всегда находился в состоянии войны со всеми, однако, искушать Цоронга, идя на необоснованный риск – считал величайшей глупостью.

– Ну, а чего? Фаранги же не знают, где конкретно кочует племя? Рату так просто не сдастся. Буду надеяться на покровительство Великой Ра-Аам, и, возможно, с её помощью срежу большую часть пути. В конце концов, Сиена единственная кто относился ко мне с пониманием. Не беспокойся, тога, успею!

Кисару широко улыбнулся. Несомненно, тога, наконец, разглядел в нём скрытый потенциал, раз поручает такое важное дело. Нужно постараться оправдать доверие, а заодно, по возможности, отомстить Рату. Яка больно ткнул юноше в спину твёрдым носом, то ли в знак одобрения, то ли осуждая грядущую авантюру. Мирт похлопал животное по мощному лбу, сколько же скрытой силы в этом небольшом существе?! Яка попятился назад, громко хрюкнул и растворился в темноте.

– Меня окружают безумцы!

Шуму поднялся и, не говоря больше ни слова, пошел в кочали.

– Хм! Решил проверить, что скажут камни, – прошептал Уно и присел рядом с Миртом, облокотившись одной рукой на горбатую спину прибежавшего Яки, – А ты подумал о том, что будет, если тебя всё же схватят сиронги? Что, если Цоронг не даст тебе добежать до своих?

– У харуту выбор не велик. Бегай, не бегай, а итог будет один – путь в обитель Сам-Ру или плен, – пояснил тога вместо Мирта, – Так сразу и не скажешь, что лучше. Рату все рассчитал, прекрасный способ избавиться от противника не замарав рук кровью.

На некоторое время вокруг костра снова воцарилась тишина. Она тревожными раздумьями окутала всех кроме храпящего Яки.

Вскоре Зоркий Шуму вернулся из кочали с мешочком в руке. Присел там, где яркий свет пламени позволил бы ему разглядеть символы, но так, чтобы ему никто не мешал. Старик заботливо расстелил перед собой потрепанный кусок циновки и принялся перебирать камни, что-то бормоча себе под нос. Из-за темного цвета кожи он практически оставался не видимым для сидевших вокруг костра. О его присутствии воинам напоминало лишь лёгкое постукивание каменных поверхностей друг о друга и еле уловимый шепот. Изредка из темноты свет от огненных языков выхватывал сухие пальцы здоровой руки, которой он перекладывал камни.

Пока отшельник пытался разобраться, о чём ему поведали духи, остальные отправились спать. У костра остался сидеть только Мирт. Попробуй уснуть, когда тебя впереди ждёт такое! Юноша чувствовал, как, несмотря на чудовищную усталость, искра восстания зажженная Туром, превращается в пламя, готовое выжечь аруту изнутри. Только это и помогало победить дикий страх перед встречей с приспешниками Сам-Ру. Искры костра причудливо вальсируя, взмывали вверх, растворяясь где-то в бескрайних владениях Великой Ра-Аам.

«Пока я здесь сижу, сиронги, возможно, разоряют кочевье и вырезают племя! Хотя, если задуматься – какое мне до них дело? Они нарекли меня харуту и собирались скормить охносу! Слепые глупцы, готовые пойти на все ради одобрения старого сумасшедшего. Шуму, по-видимому, не горит желанием, вмешиваться в дела кисару, а значит, нас не поддержит. С другой-то стороны! Если, Сабатаранга постарался и Рату давно мёртв, его плоть доедают прихлебатели Сам-Ру, а значит, есть шанс, что сумпу пересмотрит своё решение? Ведь могут же они снять и с меня и с Тура это позорное клеймо?»

Мирт, засыпая, склонил голову на грудь. Дрова в костре, тихо потрескивая, продолжали беседовать, приманивая своим светом любопытных мотыльков. Слышался громкий сап Яки, брюзжание комара, назойливо маячившего у самого уха.

– Даже не подумают!

– Чего?

Юноша, с трудом, разлепив глаза, испуганно посмотрел на стоящего перед ним Зоркого Шуму. Что-то в старике поменялось. Внутри аруту повеяло холодом. Болезненный вид собеседника наталкивал на мрачные мысли. Ртуп выглядел измученным, тяжело дышал, бегал глазами по сторонам. Мирт ощутил явное присутствие поблизости Сам-Ру.

– Не забывай, ты из племени кисару, а у вас нет ни чести, ни силы слова. Глупый, я бы сказал бездарный народец. Вы кочевые отребья, питающиеся падалью на Периферии мира Цоронга! Наконец-то Сабатаранга добрался до вас – поделом! Так считает Шуму.

– Ты чего? Бредишь что ли, старик?

– Шуму сказал, что Цоронгу давно пора вырезать ваше племя руками агатра рампа Од-Ра! Тот, кто предал один раз, обязательно предаст вновь.

– С чего это вдруг? Кисару ничем не хуже ртупов! Мало ли среди вас предателей? Уж очень я сомневаюсь, что среди ртупов нет таких, Тур рассказывал, что они не редко оказываются вожаками мургов, это как объяснить?!

– На то есть свои причины …

Мирт резко поднялся. Огляделся вокруг. Возможно, духи этих земель затуманили разум старику и сейчас собираются накинуться на него. Однако ничего подозрительного не заметил. Юноша уверенно шагнул навстречу ртупу. Аруту сжалась в предчувствии скорой беды.

– Возможно, и есть такие. Но ртупы не убивают своих лучших воинов! Я говорю сейчас про Росу. Они не падальщики. Хочешь войны, мальчишка, – уходи к своим. Возвращайся туда, откуда пришёл! Кисару не задумываясь, отправят твою аруту к Цоронгу. Нечестивец!

Мирт не смог себя больше сдерживать – хотелось вцепиться в шею старика и вырвать мерзкий язык. Юноша выхватил из костра горящее полено, как следует, размахнулся и начал наносит сильные удары по лицу и телу старого ртупа. Кисару кричал, злобно ревел, даже выл от охватившей его аруту ярости. В носовые отверстия ворвался запах палёной кожи. Итог был ужасен: он подался вперёд всем телом и глубоко воткнул горящий кусок древесины в единственный зрячий глаз отшельника. Послышался хруст ломающихся костей черепа, шипение, а затем тонкая струйка пара поднялась к куполу. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру!

Мирт отшатнулся назад, ошеломлённый собственным поступком. Старик схватился за голову, из которой торчал конец палки, и начал громко смеяться. От хохота Шуму у юноши заложило ушные отверстия. Горящее полено заставило череп отшельника значительно увеличиться в размере. Кисару продолжал пятиться назад по мере того, как голова воина становилась всё больше и больше. Мирт почувствовал знакомый холод внизу живота, который сменился легким приступом тошноты. В какой-то момент, из пробитого черепа ртупа начал исходить шипящий звук, после чего голову-шар разорвало на части.

Юноша закричал, свалился с бревна и больно ударился затылком о камень.

– Мирт. Мирт, иди уже в кочали, скоро рассвет.

Опять – кошмар! Эти проклятые сны мучали кочевника с раннего детства. Пока Ма-Карай не отправился к Сам-Ру, они приходили не так часто, но в последнее время после конфликта с верховным жрецом сон стал сливаться с явью. Герои его сновидений оказывались довольно реалистичными и, как правило, заканчивалось все очень, очень плохо. Это настораживало и пугало. Юноша вздрогнул. Оглянулся вокруг – чувствовалась прохлада от окружавшей его темноты. Костёр к тому времени практически погас. Лишь слабый огонёк по центру прогоревшего костровища едва теплился в одиноко тлеющем полене. Рядом с кисару стоял Зоркий Шуму. Старик не больно коснулся древком стрелы плеча воина.

– Иди, говорю, спать, юноша. Тебе видно что-то приснилось. Иди. У тебя впереди трудный путь.

Отшельник повернулся и, шаркая по зелёно-рыжему мху, побрёл в кочали. Мирт, не поднимая головы, последовал за стариком. Он так и не решился больше взглянуть на Зоркого Шуму. Послевкусие от сна никогда не проходило бесследно.

По периметру поляны то тут, то там раздавалось стрекотание кутов. Потухший огонь придавал им смелости и вскоре некоторые из самых отважных начали делать попытки, приблизится к кострищу. Но всё очень быстро закончилось, так как со своего насеста спустился Уно, для того чтобы подкинуть дров, а затем провести обход территории кочевья. Ящеры громкими криками выразили недовольство, после чего привычно попрятались по кустам.

С рассветом Мирт засобирался в дорогу, несмотря на протестное ворчание Зоркого Шуму. Тур, как мог, проинструктировал юношу, ведь кисару нужно было воспользоваться наикратчайшим маршрутом до кочевья Рату. Дело не простое. Однако Мирт верил в то, что сможет добраться до лагеря раньше, чем это сделают всадники Сабатаранги. Попрощавшись со всеми, и горячо поблагодарив Шуму за гостеприимство, а заодно ещё раз, за подаренный данак, юноша отправился на поиски верховного жреца и Сиены.

Сначала Мирту предстояло идти по узкой едва заметной тропе до росшего на холме раздвоенного дерева, которое Тур выбрал ему в качестве ориентира. После двигаться по берегу Двух Озер, через Кривой горб, оставляя Столбы Предков по правую сторону от плеча. А далее уже идти, на свой страх и риск, держа курс по указанному направлению в район Диких Голубых озёр. Добраться до дерева юный воин рассчитывал раньше, чем на Периферию опустится темнота и Сам-Ру спустит с цепей своих прислужников.

Передвигаться приходилось практически бегом, рискуя не заметить притаившуюся опасность. Пару раз Мирту везло. Оставаясь не замеченным, он удачно проскакивал через тропы, по которым то и дело курсировали дикие топориски, скаля в темноту зубастые пасти и грозно рыча. Столкновение с ящерами существенно замедлит продвижение. Конечно, можно было попробовать, расправится с ними при помощи стрел, но кисару старался по возможности экономить снаряды для встречи с тога Рату. К тому же внутри аруту все ещё оставалось сомнение, что рука не дрогнет против такого свирепого хищника, как топориск. Это все таки не куты, гореть им не ладонях Сам-Ру!

Глубоко впечатывая след сандалий во влажную почву, юноша приблизился к очередной тропе. Слизкая жижа под ногами неприятно хлюпала, вызывая в памяти мерзкие воспоминания о жреце – Рату любил громко причмокивать, чавкать, облизывать отвисшие губы, поглощая кровь нечестивцев, когда проходили церемонии в честь величия богини Ра-Аам. То ещё зрелище! Мирт поежился, словно пытался скинуть с себя страшные воспоминания. Тропа постепенно стала вилять, начался подъем. Каждый раз у него замирало сердце, когда впереди появлялся зелёный коридор, пробитый мощными телами хищников. Не успел Мирт воздать хвалу Великой Ра-Аам, как где-то позади послышался хруст ломающихся веток под когтистыми лапами прислужников Сам-Ру. Не успел! Ах, ты ж, охвостье кута!

«Убегать от напавших на след топорисков бессмысленно, не припомню никого кто бы бегал также быстро. Чего-чего, а скорости им не занимать! Лучше забраться на дерево и попробовать двигаться по верхним веткам, да хранит мою аруту Великая Ра-Аам! Лазать они точно не умеют. А там, на всё воля богини!»

Времени, выбирать надежное дерево у юноши не осталось. Поэтому он вскарабкался на то, что росло ближе всего к тропе. Не успел Мирт подтянуть за собой наверх данак, как одна из веток ближайшего кустарника отклонилась и на свет показалась зубастая пасть, истекающая мутной слюной. Вот же, мерзкий прислужник Сам-Ру! Только тебя здесь не хватало! На тропу выскочила довольно крупная самка топориска. Округлые мышцы заиграли на мощном торсе животного, а когтистые лапы, примявшие сочный дерн явно намекали на жаркие объятия для потенциальной жертвы. Кисару вздрогнул, не раз ему приходилось слышать от тога, о вспоротых животах и спинах воинов. Хищник имел, для своего вида, внушительных размеров когти. Острыми серпами, с отливом тёмного нефрита, они впивались в землю. Янтарно-желтые глаза, как бы нарочно подведённые фиолетовым цветом, высматривали подношение темному божеству. Хуже всего для Мирта оказалось то, что вслед за первым ящером, из-за поворота, выбежало ещё два точно таких же, если не больше.

«Неплохо они отъелись в этих землях-то, сохрани меня Ра-Аам! Надеюсь, порождения Сам-Ру гнались не за мной, а маршрут, выбранный Туром, совпал с ними случайно. О, Великая Ра-Аам, дай силы, защити аруту от прихвостней подлого Сам-Ру!»

Мирт замер, ожидая, когда под ним прошмыгнут эти отвратительные создания, выглядевших так, словно только что сбежали из обители темного божества. Хищные псы Сам-Ру вышли на охоту и малейшая ошибка для кисару чревата серьёзными последствиями. Он крепко сжимал данак, боясь случайно выронить – без него ему точно не добраться до становища кочевников. Стук трепещущего сердца со свистом вылетал из слуховых отверстий. Кисару волновался за то, что топориски могли почуять его, когда он бежал по тропе. Но вот, последний хищник, раскачиваясь и размахивая длинным хвостом из стороны в сторону, проскочил под веткой, на которой притаился юноша. Наконец-то! Сам-Ру отступил! Кочевник почувствовал облегчение и громко выдохнул, как будто всё это время находился под толщей воды одного из многочисленных озер Долины.

Топориск, то и дело, поворачивал голову стараясь выхватить из гущи зелени, что-либо достойное его внимания. Совсем неплохо, если получится утолить голод, закусив даже небольшим кутом. В последний момент, перед тем, как исчезнуть среди сочной листвы джунглей, животное остановилось и замерло на месте. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! Только этого не хватало! Ящер медленно повернул длинную шею, а затем стал, прислушиваясь, осматриваться по сторонам. Ноздри с тихим сипением втягивали посторонний запах, чуждый для местных обитателей.

Мирт закрыл глаза, стараясь практически не дышать. Пальцы затекли. Тишина буквально разрывала голову. Ну же, мерзкий прислужник темного божества! Иди! Иди! Один шорох может существенно осложнить ему жизнь. Он крепче обхватил древесный ствол и мысленно обратился за помощью к Великой Ра-Аам. В этот самый момент из колчана, что висел за спиной, предательски, выскользнула стрела и, цепляясь за листву, полетела вниз. Ещё когда он карабкался наверх, она протиснулась между кожаной оплеткой. Кисару же, поспешив, просто забыл ее заправить и вот результат!

Для прислужника Сам-Ру этого вполне оказалось достаточно. Топориск раскрыл пасть, из которой раздался весьма неприятный крякающий звук. Через мгновение из-за спины хищника показались еще две зубастые морды. Вот же, никчемные фокуру! Быстро преодолеть расстояние до дерева уже явно не получится. Кисару выругался про себя, вспоминая всех топорисков Периферии. Они словно ждали сигнала, притаившись за поворотом тропы. Первый запрокинул голову наверх, пожирая листву голодными глазами. Хищно оскалился. Разглядев, среди ветвей, сидящего юношу, он грозно зарычал. Свет Ра-Аам коснулся матовой поверхности острых зубов. Не отрывая голодных глаз от жертвы, ящер начал не торопливо приближаться. Мирт почувствовал, как мерзкий холодок, крупными муравьями, пробежал по всему телу. Ах, ты ж, никчемное охвостье кута!

Топориски, негромко покрикивая, словно обмениваясь мнением, окружили мощный ствол древесного исполина. Разбрызгивая повсюду слюну и вытягивая большой мясистый язык, они стали кружит вокруг дерева, на котором прятался кисару. Затем ящеры принялись яростно атаковать основание вечнозеленого гиганта. Разбегались, подпрыгивали и, втыкая острые когти в древесину, старались добраться до юноши. С глазами полными безумной ярости, они звонко клацали зубами, окропляя друг друга зловонной слюной. Прыжок, затем ещё и ещё! Когтистые лапы нещадно полосовали древесную плоть. С каждым разом атаки становились все сильнее и сильнее. Ярость Сам-Ру разрывала аруту прислужников в бессильной злобе.

Понимая, что всё это возможно надолго, Мирт уставший наблюдать за бесплодными попытками топорисков стянуть его вниз, осторожно перебрался на второй ярус дерева. Удобно сел, намереваясь передохнуть и размять затекшие конечности. Он всё же не охнос, которому привычно подолгу сидеть на ветках секвойи. Оставалось надеяться на то, что ящерам наскучит данная затея, и они, подгоняемые голодом, отправятся дальше по своим делам. Мирт сомкнул веки, постарался расслабиться.

Через некоторое время, кисару перестал ощущать спиной привычную вибрацию от ударов мощных тел. Раздвинув ветки под собой, он обнаружил, что ящеры перестали мелькать у основания зелёного исполина. Лишь ствол, будучи изрядно потрёпанным острыми когтями, напоминал о недавнем присутствии хищников. Как долго юноша просидел наверху, сказать было сложно. Кисару решил больше не ждать, а попытать удачу, спустившись на землю.

Аккуратно, стараясь производить как можно меньше шума, воин начал сползать вниз по стволу. Не успела стёртая подошва сандалии коснуться мха, как позади кочевника раздался хруст от сломанных веток и знакомое шуршание листвы. Аруту юноши скукожилась до размеров горошины. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! На удивление сообразительные твари, чего уж говорить – гураму далеко до них. Собрав все силы, Мирт подпрыгнул, ухватился за свисавшую лиану, затем подтянулся, едва не сорвавшись вниз. Оказавшись в безопасности, он начал поднимать за собой данак, который, предусмотрительно, подцепил носком правой ноги. Но удача все же изменила ему. Шнуровка ослабла и когда юноша наклонился, цепляя пальцами желанную цель, все стрелы, одна за другой, полетели вниз из колчана, под ноги рычащим топорискам.

Кисару даже вскрикнул с досады:

– Да, чтоб вас! Фокуру! Что вы ко мне привязались-то?!

Размахнувшись хорошенько одним концом данака, он пару раз удачно попал по головам животных. Если так пойдёт дальше, ему не за что не обогнать всадников Ситуст-Ры. Голодные хищники, с удвоенной силой, принялись атаковать укрытие юного воина. Откуда-то из глубины алой пасти самого агрессивного топориска, вырвались вопли, которые заставляли всех кутов, в радиусе сикеля, оббегать стороной данное место.

Когда Мирту опостылело осыпать бранью беснующихся прихлебателей Сам-Ру, он закрепил лианой данак на одной из ближайших веток, так чтобы тот не свалился вниз и стал обдумывать план будущего побега. Перебирая все возможные варианты, юноша в итоге остановился на использование лиан в качестве петли для колчана, а после, путая ящеров ложными маневрами, попытаться уйти по верхним ярусам. Твёрдо решив, достать уцелевшие стрелы и перебить надоедливых ящеров, Мирт попросил помощи у Великой Ра-Аам. Нужно было спешить, пока они не привлекли своими криками более опасных хищников и окончательно не разрушили все, что было им запланировано.

Воин забрался повыше, выискивая самые длинные стебли. Балансируя на упругих ветках, юноша выдирал растения, стараясь выбирать те, что тоньше, так как разрывать руками толстые стебли занятие долгое и не благодарное. Неожиданно, после очередной атаки топорисков, дерево качнулось сильнее, чем обычно, и кисару, потеряв равновесие, полетел, вниз. Громко выкрикивая проклятия, в адрес ящеров, вспоминая всех их предков до десятого колена, он практически долетел до земли, но удачно оттолкнувшись в последний момент от одной из веток, перелетел на соседнее дерево. Однако на этом везенье закончилось. Мирт запутался в многочисленных стеблях лиан и повис на них словно бабочка, попавшая в сети коварного паука.

Только чудом, юноша остался висеть на недосягаемой для топорисков высоте, но от этого ему не стало легче. Кисару понимал, что если он попробует выпутаться и не справится, то неизбежно полетит вниз, а значит, непременно окажется в когтях свирепых порождений Сам-Ру.

«Дрянная ситуация, что и говорить! О, Великая Ра-Аам, чем же я так досадил тебе на этот раз, чем прогневал? Наверно действительно стоило послушать старого Шуму! Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! Как теперь выпутываться?»

Мирт прекрасно понимал, что если будет продолжать раскачиваться, подобно маятнику, над мордами топорисков, то точно не дождётся их ухода. Янтарными глазами мерзкие животные продолжали пожирать плоть кочевника, обильно поливая слюной, торчащие из-под земли, корни могучего дерева. Они все время переминались с ноги на ногу, периодически делая безуспешные попытки добраться до желанной цели. Но как оказалось, это ещё не самое худшее. Вскоре юноша обратил внимание на знакомое движение лиан, опутавших его тело.

«Не может, быть! Ах, ты ж, охвостье кута! Только этого не хватало, разорви Сам-Ру мою скорлупу раньше срока! О, Великая Ра-Аам! Сначала загнали на дерево, потом остался без оружия, а теперь запутался в лианах, жаждущих моей аруту, желающих высосать все внутренности до последней капли, подобно откету! Чего ещё мне ждать от тебя, Великая Ра-Аам, защитница всех племен долины Диких Голубых озер?»

Пока кочевник, возмущенно причитая, словно маятник раскачивался над топорисками, из кустов у тропы, что пролегла рядом с деревом, показалась рогатая морда гураму. Заметив незваного гостя, кисару, чтобы ящер, внезапно, не вздумал повернуть назад, принялся громко и истошно орать. Природное любопытство ворчливых животных должно взять верх над страхом схватки с топорисками. Однако это оказалось не так просто. Нужно было перекричать ящеров, поэтому юноше приходилось буквально разрывать свои голосовые связки. От перенапряжения у Мирта даже заболели глаза. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! На что он, вообще рассчитывал?! Нелепость положения, в котором он оказался и слабая попытка богини, в виде грузного животного, помочь ему сильно раздражали аруту, но на что ещё можно было надеяться?

Хищники тоже заметили ворчливое животное. Грозный рык разлетелся над джунглями. Гураму быстро сообразил, что отступать поздно – подставить спину топорискам равносильно самоубийству. Набрав скорость, он решился атаковать. Какой удачный момент, хвала богине! Мирт метался в бессильной злобе. Юноша упускал отличную возможность отделаться от этих надоедливых порождений Сам-Ру. Но лианы, которые всё сильнее сжимали мускулистое тело, не оставили кисару никакой надежды на скорое освобождение. Приходилось только выть от злости на самого себя, да пассивно наблюдать за исходом схватки.

Гураму разогнался настолько, насколько позволило расстояние, отделявшее его от злобных тварей. Твердые мышцы под толстой кожей активно включились в работу, маленькие глазки животного налились кровью. Гураму наклонил вперёд мощную голову, угрожая противнику острыми рогами. Глаза практически стали пунцовыми, он издавал приглушенное ворчание, ноздри ритмично двигались, выталкивая наружу потоки горячего воздуха. Топориски засуетились, совершенно потеряв всякий интерес к висячей над ними беспомощной жертве.

Так как местность не давала возможности ящерам развернуться и перестроится, для применения своей излюбленной тактики, то один из них пострадал сразу. Гураму протаранил хищника, пробив брюхо. Он посадил несчастного на все свои три рога, не оставив топориску никаких шансов. Рубиновая жидкость горячим потоком, залила морду разъярённого животного. Глазки гураму опьяненные злостью следили за действиями противника. Ящер пригнул к земле огромную голову, зарычал, угрожая мощными рогами двум оставшимся топорискам. После нескольких попыток подняться, поверженный хищник, издав предсмертный крик, отправился прямой тропой в обитель Сам-Ру.

Гураму, сильным размашистым движением рогов, откинул мёртвое тело на сторону и приготовился к очередной атаке. Мышцы на спине исполина пришли в движение, он громко заревел, призывая топорисков на бой. К тому времени, ошеломленный противник, наконец, пришел в себя. Ящеры, переминаясь с лапы на лапу, устрашающе зашипели.

– Молодчина! Так их, поганцев! Давай, только не уходи! Слышишь? Да поможет тебе, Великая Ра-Аам! – кричал из последних сил скрученный лианами Мирт. На тот момент кисару уже не мог пошевелить, ни рукой, ни ногой. Сам-Ру уверенно шел к своей подлой цели!

Разбежавшись, оба топориска одновременно подпрыгнули и попытались вцепиться в толстую шкуру гураму. Первый хищник, метивший попасть в шею, содрал лапами большой кусок кожи с тела противника, и уцепился зубами за правый рог. Однако гураму не так прост. Будто перо сиронга, он отбросил ящера на довольно приличное расстояние. Второму повезло больше. Ему удалось перепрыгнуть через спину животного и вонзить свои, жаждущие крови, зубы в толстый мясистый хвост врага. Оба соперника рухнули на землю, причём гураму подмял под себя топориска так, что сломал ящеру одну ногу. В порыве лютой злости, хищник рассёк большим когтем кожу на упругом брюхе животного. Ощутив запах свежей крови, он стал с удвоенной силой орудовать в животе противника здоровой ногой.

– Так его, здоровяк, так поганца! Да, хра…

Мирт не успел закончить фразу, почувствовав на шее тугие кольца лиан. Внутри аруту юноши все бунтовало против абсурдности происходящего. Возможно сейчас, благодаря сильному гураму, путь к свободе будет открыт, однако кисару всё равно придется отправиться в обитель темного божества. Сердце кочевника замирало в ожидании неминуемой гибели.

Пока Мирт, делая тщетные попытки, освободится, бестолково пучил глаза от недостатка кислорода, второй топориск атаковал, лежащего на боку, гураму. На этот раз хищнику удалось вцепиться зубами в костяной воротник животного, он попытался при помощи мощных когтей оставить противника без глаз. Ящер замотал большой головой, отбиваясь от топориска. Стоит на мгновение остановиться и враг возьмёт верх. Гураму вскочил, оглашая округу рёвом, равным по силе звука трём сиронзу. Наконец, ему удалось сбросить с себя настырного убийцу. Когда хищник оказался под ногами, гураму начал неистово топтать соперника. Очень скоро опасный враг, попавший под мощные ступни животного, превратился практически в месиво из мяса, костей и крови. Гураму рычал и исступленно мотал головой, разбрасывая рогами в разные стороны то, что осталось от свирепого ящера.

К тому времени как бой завершился и из трёх прихлебателей Сам-Ру на площадке остался лишь один с переломанной ногой и разорванным глазом. Мирт ступил на тропу, ведущую в мрачные чертоги тёмного божества. Кочевник висел вниз головой, обессиленный, похожий на огромный кокон. Лианы полностью заплели голову, ограничив доступ кислороду. Стебли постепенно начали увеличиваться в диаметре, чтобы окончательно выдавить из кисару остатки жизненной силы.

Гураму шумно дышал, топтался на месте, угрожающе опустив массивную голову и наблюдая, как уползает в чащу покалеченный им топориск. Создавалось впечатление, что горячий воздух, со свистом вылетавший из широких ноздрей ящера, может легко запечь мясо поверженного врага. Хищник все-таки видимо надеялся выжить, чего, конечно, не могло произойти. Скорее всего, ему суждено стать жертвой более удачливых собратьев. Гураму, продолжая ворчать, рывком повернулся в противоположную сторону на шелест листвы и хруст веток. Он грозно зарычал, пригнул голову, пошатываясь, направился навстречу возможному противнику. Грузное тело покачивалось при ходьбе сильнее, чем обычно. Теряющее последние силы, животное угрожающе выставило рога, практически уткнувшись носом в землю. Маленькие глазки, прощупывали листву, пытаясь рассмотреть того кто приближался к нему из темноты зарослей саговника.

Перепрыгивая с ветки на ветку по направлению к висящему кокону, притянутому к стволу дерева, мчался Уно. Малыш понимал, что, скорее всего время упущено, но не сдавался, решив бороться за товарища до конца. Его маленькие ручки не всегда доставали до нужно ветки. Прыгал, соскальзывал, поднимался и вновь прыгал на следующее дерево. Каждая секунда промедления могла стоить Мирту жизни.

Забравшись на толстую ветку дерева, на котором находился юноша, он постарался набрать в себя как можно больше воздуха, и начал спускаться к кокону. Аромат, распространяемый растением, перед тем как оно приступало к перевариванию жертвы, затуманивал сознание, препятствуя побегу. Уно знал об этом. Единственное чего он опасался так это маленького объема собственных лёгких.

Добравшись, наконец, до кокона и изрядно измазавшись в липкой жидкости, Уно выхватил один из своих маленьких кинжалов. Воин начал быстро разрезать желеобразную зелёную плоть. Приходилось всё время останавливаться, и вглядываться либо прощупывать содержимое кокона, чтобы ненароком не зацепить юношу.

Уно почувствовал, как в лёгких заканчивается кислород. Сделав последние несколько взмахов, он открыл рот и начал интенсивно дышать, при этом продолжая перерезать стебли лиан. Липкая жижа своей вязкой консистенцией существенно затрудняла задачу.

Постепенно лианы начали расплетаться, обрубленные куски, булькая и шипя, поднимались вверх. Уно ослаб и выронил кинжал. Времени, а также сил, доставать второй у него не было, поэтому малыш просто повис на одной из лиан. Он не видел кисару, который, как только лопнули первые стебли, начал учащенно дышать, жадно глотая воздух. Уно закрыл глаза, и, несмотря на тошноту, продолжал дёргать лиану вниз за собой, пытаясь вытряхнуть Мирта из кокона. Потеряв последние силы воин, неожиданно отпустил стебель и полетел вниз. Следом за ним вывалился из распоротого кокона кисару. Они друг за другом упали на землю, так и не приходя в сознание.

К тому времени как два воина оказались между массивных корней дерева, над джунглями нависла кромешная тьма. Темнота быстро поглотила следы недавней битвы. Гураму постепенно успокоился. Он подполз, оставляя за собой кровавый след, к двум неподвижным телам и затих. Животное ужасно устало после долгого пути и схватки с ящерами. Совсем рядом с вершины холма, раздался душераздирающий вопль раненного топориска. Мощные челюсти нескольких оголодавших самцов, закончили то, что начал гураму.

XV ГЛАВА

 

Что-то склизкое, ужасно неприятное, медленно сползло по припухшей щеке кисару. Послышался хруст сочных стеблей и тут же повеяло свежестью зелени. Юноша втянул ноздрями воздух. Совсем рядом с ушным отверстием раздалось сопение крупного животного. Вот же, фокуру! Надо же было все испортить?! На некоторое время все замерло. Тишина, как в утробе Сам-Ру. Затем вновь последовал хруст стеблей, после чего теплая капля упала на лицо и начала торопливо догонять предшественницу. Горячий поток воздуха опалил лоб, заполнил носовые отверстия воина.

«Гураму!»

Больше терпеть невмоготу!

Мирт вынужден был открыть глаза. Склизкий язык ящера прошелся снизу вверх по лицу, остановился у основания лба, в нерешительности, словно размышляя стоит ли двигаться дальше, после чего повторил то же самое движение ещё несколько раз.

– Вот, мерзость-то! Хватит! – недовольно прорычал кисару.

Быстро огляделся по сторонам, а затем откатился на сторону. Оказалось, всё это время, над ним нависала голова того самого ящера, что расправился с топорисками. Животное лежало между массивных корней, горбатыми спинами, выпиравших из-под земли.

К юноше постепенно туманной вереницей возвращались воспоминания.

– Уно!

Медлить нельзя. Кочевник, превозмогая боль, поднялся на ноги, ещё раз осмотрелся по сторонам, мало ли что. Выдохнул. Взгляд сразу упал на маленькие стопы в кожаных сандалиях, торчащие из-под массивного хвоста животного. Первая мысль, мелькнувшая в голове кисару, касалась габаритов гураму, который мог с лёгкостью раздавить не только такого малыша, как Уно, но и вполне крепкого тога. Юноша уперся ногами в соседний корень, как следует, надавил плечом и заставил ворчащего гураму переместить хвост. Уно лежал без чувств, но по размеренному движению грудной клетки – оставался жив. Мирт предусмотрительно оттащил товарища подальше, а затем серией крепких пощёчин привел в чувство.

– На каком куте тебя сюда занесло?

– Всё Шуму! То ли камни сказали, то ли так – привиделось чего?! Сказал, мол, без меня недолго тебе идти по этой тропе. Одному Цоронгу известно, что там, в голове старика.

– И ты решился покинуть его?

– А как иначе-то? Ты бы видел Шуму, он ведь себе места не находил после твоего ухода. Конечно, откровенно говоря, не очень-то мне хотелось топать в такую даль-то. Но он уверял, что если не потороплюсь, то твоё аруту непременно отправится к праотцам. И ведь прав, оказался, не стереть ему костей! Да и тога, мне кажется, на радостях-то, что Шуму передумал, готов был тащить меня на своём горбу. Сиял, как начищенный колпак погонщика! Вот же, рожа!

– Что ж, спасибо…

Кочевник почувствовал себя как-то даже неловко. От нахлынувшей на аруту волны благодарности Мирт не смог подобрать нужных слов. Кисару не придумал ничего лучше, как просто пожать плечо товарища. Для Уно этого оказалось достаточно. К чему лишняя суета. Маленький воин ничего другого и не ждал.

– Да, я то что – пустяки, это всё Шуму!

Уно поднялся, помахал руками, подвигал ногами, попрыгал на месте, тщательно размял тело и сел, удобно устроившись на ближайшем узловатом выступе корня. Голова гудела, но это не страшно, подумал он, судя по всему, могло быть намного хуже. Осмотревшись по сторонам, по примеру Мирта, воин остановил взгляд на лежавшем поодаль животном.

– Дело – дрянь! Нечего сказать. Приберет скотинку Цоронг, тут и без камней Шуму видно.

Малыш кивнул на глубокие раны ящера. Мирт повернулся к слегка посеревшей за ночь туше животного. Вид у гураму действительно был довольно жалким: тяжелое дыхание, множественные кровоточащие раны, а также вспоротый живот – рисовали для него весьма неутешительные прогнозы. К тому же, после более детального осмотра, стало понятно, что он серьёзно повредил заднюю ногу. Подняться гураму точно не сможет. Собрав жалкие остатки стрел, друзья принялись решать дальнейшую судьбу ящера. Юноша понимал, что обогнать сиронгов у них, в такой ситуации, уже вряд ли получится, если только не удастся найти другое средство передвижения.

– Судя по ранам – с нами ему больше не по пути.

– А как кисару поступают с такими вот гураму? Наверняка ведь не первый на твоей памяти?

– Да так же, как и ртупы, ну те, что заводят животину, конечно. Выхаживаем, если есть смысл и если Сам-Ру не искалечил донельзя, ну … или приносим в жертву Великой Ра-Аам. Как-то так.

– Не, дружище, здесь Цоронг точно хвостом хлопнул, дальше некуда! Выхаживать нам его уже поздно будет, да и некогда. Смотри, сколько кровищи-то натекло под ним. Вот ведь, фокуру, как из сумы с ругу налилось-то! Сдохнет.

Большое тёмно-алое пятно не оставляло никаких сомнений – у животного нет шансов выстоять против Сам-Ру. Гураму тихо захрипел, а через некоторое время стал закатывать глаза, словно пытался заглянуть внутрь массивного черепа. Затем издал надрывный рев. Жуткое зрелище! Мирт отвернулся, вперев взгляд в ближайший ствол секвойи.

– Я наверно не смогу, Уно. Чтобы стало со мной, не вмешайся этот гураму?! Его вела сама Великая Ра-Аам, никак не иначе. А я теперь … нет. И не уговаривай!

Вот так да! Ты кочевник или охвостье кута? Собирись!

– Кочевник-то, кочевник. Но …

Мирт тяжело выдохнул и поднял глаза к куполу, словно желал найти там подтверждение собственным словам. Высоко, лавируя между тысячелетних столбов, парил охнос, расправив могучие крылья.

– Мнешься? Ну, тогда бросим его так – сам сдохнет. Чего еще-то?!

Уно легонько пнул носком стопы увесистый конец хвоста, как бы желая, убедится, что ящера покинула сила Великой Ра-Аам. Гураму никак не отреагировал на подобную выходку малыша. Нижняя губа Уно вывалилась вперед, выражая крайнюю степень недовольства.

По кустам загомонили куты, привлеченные странной троицей.

Время неумолимо бежало, вынуждая кочевников принимать решение. Юный кисару за свою жизнь не раз приносил жертву богине, но никогда не чувствовал себя настолько гадко. Сейчас каждая ворсинка внутри аруту возмущалась, подобной несправедливости со стороны Великой Ра-Аам. Зачем она это делает с ним? Мирт осторожно присел рядом с гураму, провел рукой по толстой, покрытой обильными складками шее. Животное медленно, с большим трудом повернуло массивную голову, так чтобы видеть воина и тихо привычно заворчало. Ах, ты ж, охвостье кута!

– Смотри, Уно, глупая животина, одной ногой у Сам-Ру, а всё чем-то недоволен, – юноша легким движением руки похлопал по твёрдому носу. Он только сейчас обратил внимание на отлично слаженную упряжь, – Так это же…

– Гураму Зоркого Шуму, – закончил за него Уно. – Он велел взять для тебя именно своего. Знал бы ты, сколько Шуму потратил сил на приручение рогатого. Этот вот оказался особенно упёртым, храни его аруту Цоронг! Шуму даже специально водил его за дальние горы, натаскивать на топорисков. Да чего там и моя вина здесь, конечно, есть. Не сообразил сразу-то. Спрашивается, чего я погнал гураму по тропе, а сам надумал заколоть парочку кутов. Понес меня какого-то кута Цоронг! Кто же мог знать-то?! Ох и достанется мне от Шуму! Арутой чую, достанется.

Уно спрыгнул на землю. Сорвал несколько широких листиков под ногами, любовно протёр кинжалы, чтобы избавиться от запёкшейся крови, а затем буркнул:

– Ладно. Я пойду кутов подберу, есть-то, всё равно хочется. Ну, а ты … уф! Ну, в общем, сам всё знаешь.

Мирт, соглашаясь, кивнул головой.

– Не церемонься с ним особо-то. Скотинка, она и у нас скотинка.

– Попробую. Бросать его точно неправильно. Да и перед Шуму не удобно, тут ты прав. Нужно помочь гураму найти тропу к Сам-Ру, да хранит наши аруту после этого Великая Ра-Аам!

Уно бросил Мирту один из кинжалов и направился к самому большому дереву. Сначала попытался зацепиться за ветку, желая использовать для перемещения средний ярус деревьев – так намного безопасней. Но почувствовав слабость с тошнотой, от полученной дозы токсинов, отклонил данный способ передвижения. Махнув, от досады на секвойю рукой, малыш, пригрозил ей кулаком, громко выругался, вспомнив всех предков топорисков, после чего побрёл по тропе пешком.

Мирт, ещё какое-то время, сидел неподвижно, пытаясь унять внутреннее волнение. Хорошенькое начало: он не прошел и половины пути, получил травмы, потерял гураму и наверняка опоздал! До слуховых отверстий долетали бранные высказывания Уно в адрес богов кисару. Однако юный воин не обращал на это никакого внимания, как и на прыгающих по зарослям папоротника любопытных кутов. Самым смелым и находчивым удавалось вырвать кусок из тел, погибших топорисков. Они на мгновение замирали, разглядывая большими глазками кочевника, а затем погружались с головой в зеленое море растительности. Как только их хвосты исчезали в сочной зелени джунглей, среди кустов саговника начиналась возня, сопровождаемая стрекочущим повизгиванием.

Воин громко выдохнул. Кусты на мгновение замерли.

Нужно поторопиться, медлить нельзя. Сам-Ру уже втягивал ноздрями размякшую, податливую аруту гураму. Какое-то время Мирт ещё колебался, косо поглядывая на тушу животного. Наконец, набравшись решимости, крепко сжал рукоять кинжала и подошел к жертве. Гураму смотрел на кисару опухшими, практически потухшими глазами, полными разочарования. Мирт со свистом вобрал в легкие воздуха и ещё крепче сжал рукоять клинка. Он с большим трудом убедил себя, что, по всем признакам, его спаситель очень скоро отправится по тропе Сам-Ру, не зависимо от желания воина. Но без посторонней помощи, путь будет тернист и долог. Нужно представить Великой Ра-Аам гураму до того, как он доплетется до обители темного божества. Поэтому юноша должен облегчить путь ящеру и избавить от страданий. Как кочевник, Мирт не может допустить такой смерти гураму, спасшего ему жизнь. Великая Ра-Аам её просто не примет. Все это могло очень плохо закончиться для юноши.

Каждый кисару с детства знал, что аруту, умершего от болезни обитателя Периферии, вынуждена добираться до владений Сам-Ру извилистой тропой. И если путь окажется непреодолим, гураму станет сапорой. Болезнь, которая будет распространяться от животного к животному, пока не изведёт всё стадо. На своей памяти воин, несколько раз сталкивался с приходом сапоры к племени Рату. Старейшина Ма-Карай умер после тяжелого ранения на охоте. Он долго мучился. Даже когда его рану начали точить черви, Рату не согласился очистить аруту старика через пламя Сам-Ру.

Вскоре, как уверяли бабки-судилицы, Ма-Карай вернулся, переродившись сапорой. Тогда погибли все младенцы племени, даже те, что совсем недавно покинули скорлупу и были чисты перед богами. Но никто не посмел упрекнуть жреца, хотя кисару отлично понимали, чья в том вина. Мирт не раз сам слышал, как эти же судилицы перешептывались между собой о жертвенной крови, которой Рату почивал молодняк племени на праздник в честь Слез Великой Ра-Аам. В любом случае мучительная смерть соплеменника, будь он даже гураму, ничего хорошего не предвещала. Поэтому Мирт торопился. Животное героически билось против топорисков и заслуживало лёгкого пути к Сам-Ру.

Предвидя недовольство Уно, юноша не стал жалеть стрелы из скудного запаса, для своего спасителя. Зрачки ящера пристально следили за действиями кочевника. Отступив назад на несколько шагов, кисару собрался с духом и, отбросив тревожные мысли, выстрелил, попав животному точно в глаз. Что-то внутри гураму заурчало. Спешно вывалив из пасти мясистый язык, похожий на перекормленного земляного червя, он, наконец-то, сник. Жизнь на Периферии постоянно ставит кочевника перед непростым выбором, и убежать от этого не возможно, как и от суда Великой Ра-Аам. Либо ты принимаешь правила игры, либо от тебя избавляются любым доступным способом. Сам-Ру всегда остаётся голодным, несмотря на все ухищрения богини.

Мирт, какое-то время стоял на месте, потупив взгляд, затем отложил данак в сторону, забрался на рогатую голову мёртвого животного и начал отделять её от туши. Чтобы снять внутреннее напряжение, а заодно постараться выплеснуть всю злость, занозой засевшую в аруту, воин, громко рычал и ругал тёмного бога за чрезмерную жадность. В бессильной злобе, Мирт прикусил до крови собственный язык. Юношу пожирала ненависть к самому себе за все, что он сейчас делал, стало так противно, что временами перехватывало дыхание. Эта жизнь, на которую он обрек себя, покинув племя, сейчас не казалась ему такой уж беззаботной, как тогда, когда они беседовали с Ситой о будущих свершениях, поджидающих молодых кочевников на пути к Великой Ра-Аам. Сомнения безжалостно терзали аруту. Когда все, наконец, закончилось, юный воин набрал сухих веток, развел большой костёр, не забыв воздать хвалу богине, перед тем, как приступить к ритуалу.

Мрачные мысли о будущем одолевали сознание. Юноша почувствовал жуткую усталость и даже какую-то внутреннюю пустоту. На этот раз жертвоприношение отличалось от привычного обряда, это настораживало и даже пугало. Очень быстро вокруг площадки распространился сильный запах палёной кожи. За спиной кочевника волнами зашевелились заросли, предупреждая о скором появлении вездесущих кутов. Мирт, словно специально провоцируя Сам-Ру, пренебрегал мерами предосторожности, громко обращаясь только к богине.

Глупо, конечно! Но в этом он весь!

В лесной чащи могли притаиться топориски, посланные Сам-Ру, либо другие, куда более свирепые и крупные хищники. Эмоционально перевозбужденный воин расхрабрился настолько, что потребовал от Великой Ра-Аам намного больше, чем обычно. А после завершения обряда, набравшись смелости, даже, произнес несколько угроз в адрес Сам-Ру. Аруту кочевника трепетала, словно крылья вопры, но он продолжал вбивать чеканные слова в каменный купол Периферии.

Запах жареного мяса привлек внимание неведомого хищника, где-то совсем недалеко раздался грозный, внушающий трепет, рык. Однако Мирт не обратил на это особого внимания и продолжил подкидывать ветки в огонь, вдыхая полной грудью дым ритуального костра смешанный с запахом палёной кожи. Вскоре голова гураму прогорела до остова и на юношу, сквозь жаркое пламя, уставились унылые глазницы мощного, закаленного в бесчисленных поединках черепа.

Кисару поймал себя на мысли о том, что Уно совершенно напрасно отправился на поиски подстреленных кутов, так как они, вполне, могли насытиться мясом умершего животного. О, Ра-Аам, какая дикая, не уместная мысль. Чего только не придет в голову?! Слышал бы его сейчас Шуму!

В пищу шли, как правило, самки, либо молодняк, не побывавший в битвах. Могло быть и по-другому, но в племени верховного жреца устоялось именно так. Как же Рату любил лично свежевать жертв. От этой мысли Мирту стало не по себе. Синий от внезапно прихватившего приступа тошноты кисару лежал у тлеющего костра прося богиню о прощении. Порой он сам боялся собственных мыслей, особенно тех, что задевали персону служителя культа.

К тому времени как юный воин полностью закончил обряд на тропе появился Уно.

– Бросай всё. Живее! Нужно уходить. Натолкнулся на свежий след агато. Скорее всего, тварь разнюхала запах от жертвенного костра, странно, что до сих пор он здесь не объявился? Придётся идти голодными, Цоронг его забери! А я, как погляжу, у тебя всё получилось.

– Приносить в жертву уже ушедших по тропе Сам-Ру, оказалось, намного проще, чем помогать им обрести покой.

– Ну, это дело такое! Ладно, чего там?! Некоторые вещи приходят к нам, так сказать, с опытом. Вот у Шуму, и то, иной раз рука дрогнет, когда нужно избавиться от больного гураму. Поспеши!

Друзья быстро собрались и бегом отправились дальше. Привал с обедом из жареных кутов решили сделать через десяток сикелей, как только удастся сбить со следа агато. Дорога затянулась, и когда они, наконец, остановились, начало смеркаться. Весь путь до ужина Мирт с Уно преодолели молча. Кисару всё копался в себе, разбираясь с мытарствами недовольной аруту. Все же, как ни крути, гураму не топориск!

Первым безмолвие нарушил Уно, как только закончили поглощать вкусное мясо. Насытившись, маленький воин, захотел поговорить. Он вытер тыльной стороной руки жирные потёки с лица, по-кошачьи растянулся у костра и, громко отрыгнув, изрёк:

– Всё-таки, что ни говори, а ваши боги жестоки. Похлеще откетов Долины. Да, да и не смотри на меня так. Я в этом уже давно убедился.

Мирт пожал плечами, слизывая толстую каплю с пальца.

– Нет, я тебе точно говорю. Ты только задумайся, сколько крови-то им нужно, лопни моя скорлупа! У кисару куда не плюнь везде святыня и обязательно с жертвоприношением. А жрецов-то сколько?! Чуть ли не в каждом кочали. Ну, что это?

– Можно подумать твой Цоронг не принимает подношений. Каждому своё, к чему рядиться?

– Принимать-то он может и принимает, но не является для меня богом. Это уж, я так – больше старику угодить, от него и перенял. Не надежные ребята, эти ваши Ра-Аам, скажу я тебе! Причем все, как один!

Мирт выронил косточку кута и уставился удивленными глазами на товарища. За всё время после знакомства они ни разу не заговаривали на данную тему. Юноша не мог подумать, что кто-то вообще может сомневаться в существовании высшей силы, как бы её не называли. На мгновение ему даже показалось, что богиня разгневается и пригвоздит Уно смертельным ударом к земле, но не тут-то было – маленький воин продолжал лежать напротив, ковыряя когтем в зубах, как ни в чем, ни бывало.

– Вижу по твоей роже – удивлён! Как по мне: что Цоронг, что Ра-Аам или кто там ещё – да всё кто угодно. Все это одно! – Уно сел, покосился на тёмную чащу леса, так словно сейчас должен выйти кто-то и жестоко наказать богохульника за подобную ересь, – Я, вообще, и не верил им никогда. А теперь и не собираюсь.

Кисару громко сглотнул кусок, махнул рукой на товарища, отказываясь серьёзно воспринимать такие слова. Он даже подумал, что малыш какими-то травами так основательно сдобрил мясо перед жаркой, что теперь под его воздействием стал нести полный бред.

– Да ну, скажешь тоже! Я сам видел, как вы с Шуму приносили жертву Цоронгу, и, кстати, не одну. И ты выглядел вполне уверенно.

– Ха! Ну и что с того? Признаю – делал, но только из уважения к старику, – Уно принял важную ораторскую позу и с вызовом в больших глазах, посмотрел на товарища, – ты сам-то видишь, на какие поступки тебя подталкивают. Прирезал животину и горд собой. Вера делает нас ленивыми, податливыми, я бы сказал, даже мягкими, если хочешь! Не нужно больше думать-то, искать каких-то объяснений, анализировать – просто верь, правда? Очень, очень удобно! Бьетесь, друг с другом за нее, убиваете, чем вы лучше гураму? Топориски и те поумней, будут. Вот, скажи мне, Мирт – намного ли тебе живётся легче, если ты приносишь невинное животное в дар богам, а? Может, спишь спокойней или еда становится вкуснее? Кто тебе вообще сказал, что кровь поможет избежать какой-то там беды, Рату? Ну и как, помогает?

Кисару даже перестал жевать. По его лицу пробежала тень, а кожа стала сразу на два тона светлее.

– Это всё от переедания. Точно тебе говорю. Куты твои, видимо чем-то не тем питались. Где ты нахватался такой ереси да глупости, останови тебя Сам-Ру? Надеюсь Великая Ра-Аам останется глуха к этим ужасным словам! Вот, не слышит тебя Рату! Прекрати! Будь ты у меня в племени, твое маленькое тельце, наверняка, выпороли, повесив на Персте Сам-Ру, распарили, окунули в воды Великой Ра-Аам, а затем стянули кожу до пяток. Так-то!

Мирт почувствовал, как по спине пробежал мерзкий холодок. Сам-Ру буквально дышал кисару с затылок. Слишком немыслимые вещи кочевнику приходилось выслушивать от друга.

– Что-то я не припомню, чтобы ты говорил об этом раньше?

– Так повода-то не было. Да и что, к примеру, старику объяснишь? Он вообще, к твоему сведению – с камнями разговаривает! Понял? И заметь – это никак не мешает вере. Цоронг там, Цоронг здесь! Цоронг везде! Эх, темнота! Смех, да и только.

– И каким же богам поклоняешься ты? Может Асатре или, на худой конец, Хектре? Неужели трупоедам-ярку? Ярку, да? Угадал?

Мирт отложил в сторону мясо, с нетерпением ожидая ответ.

– Ага, я тебе сейчас назову. И мы начнем спорить-то до рассвета, кто из них лучше, так? Вот тогда это встроится в твой привычный мир-то, правильно? Кому я объясняю, требуха кута?! Сказал же, что никаким!

– О, сохрани нас, Великая Ра-Аам!

Кисару замер не в силах подобрать подходящих слов. Такого просто не может быть! Мозг отказывался воспринимать сказанное другом. С раннего детства юношу окружали поклонники культа Ра-Аам внушавшие ему, что только смиренное послушание и умеренное соблюдение древних традиции поможет пройти тропу до самого конца. Все, что окружает кочевой народ, дано богиней и с только ее ведома. Великая Ра-Аам отмеряет протяженность тропы, по которой предстоит пройти каждому кисару. А как теперь объяснить существование Уно на просторах Периферии? Нет здесь явно, что-то не так, со  всем этим бардаком!

Но как не сильна вера Ра-Аам, малышу удалось посеять семена сомнений в разум кочевника. То, что все это время принималось как данность, подверглось жесткой критике и более детальному разбору. Мирт даже ощутил легкое головокружение, от осознания происходящего вокруг. Он словно вновь покинул скорлупу цобо и оказался беззащитным перед этим враждебным ему диким, полным опасностей миром.

– Вот чему я поклоняюсь!

Уно резким движением вынул маленький кинжал из ножен, перекинул, несколько раз, из правой руки в левую, а затем рассёк блестящим клинком сочное пламя костра.

– Видал, брызги Цоронга?!

Малыш злобно оскалился, обнажив желтые клыки. Угрожающе зарычал. В глазах-блюдцах заиграла жажда Сам-Ру. Вытянул губы и громко завыл. Кисару почувствовал внутреннее волнение. Заметив это Уно улыбнулся. Осторожно провел лезвием по предплечью. Дождавшись, когда капля крови стечет по клинку, продемонстрировал Мирту жало кинжала и с гордостью в голосе добавил:

– Вот ему ты обязан своей жизнью, понял! А боги тут совершенно ни при чём. Подумай сам: сколько раз ты приносил жертву. А спас-то тебе жизнь именно он! Разве твоя богиня не должна была помешать топорискам и оставить гураму с нами, а? Чего ей это стоило? Уверен, ты не один раз обращался к ней и что? Услышала она тебя, помогла? Глупости всё это, охвостье кута, не больше! Я тебе так скажу, дружище – глу-пос-ти! И бред стариков Периферии, точно говорю. У кого есть он, за тем и стоят твои боги. Вот и весь смысл, а остальное сплошь разговоры за семейным очагом.

– Замолчи, Уно! Лучше закрой рот! Вот из-за того, что в твоей башке роются, словно откеты, подобные мысли Великая Ра-Аам и прогневалась на нас. Гураму-то – привёл ты! Или скажешь, не так было?

– Ах, ты, выкрутился?! Смотрите-ка! Тоже мне, пыль земли! Да пойми же, бестолочь – ни одно божество не нуждается в таком количестве крови. Ну, вот вспомни хотя бы своего Рату. Сколько зла он сделал тебе от имени богов и чего? Верховный жрец! Почему Ра-Аам позволяет, этому сыну кутов, мерзкому червяку подземелья, иметь неограниченную власть над вами? Мочишь? А может он из другого яйца вылупился? Или как? С чего это вдруг она, вообще, решила, что ты хуже, чем он? По каким-то там непонятным никому признакам? Чем паршивец, одурманенный травами Долины, заслужил её расположение? Ну?! Говори!

Мирт нахмурился, даже закружилась голова: толи от дыма, толи от того что наговорил ему Уно.

– Замолчи! Это всего лишь испытания дарованные нам Великой Ра-Аам. А он её жрец. Богиня любит Рату, как первого сына, а старик самозабвенно служит ей. Кто-то же должен разъяснять остальным волю богов. Кто, если не он? Рату знает, когда пойдет сок по траве, распустится солот и где лучше заложить цобо.

– Сколько же всего в твоей бестолковке набралось,а?! Конечно, конечно! Лучше-то его не найти. А когда смеркается, она приходит лично к нему чтобы рассказать очередную легенду перед сном. Ты думаешь, мы ближе к ней, чем тот же гураму или скажем топориск. Как бы, не так! Мирт, вас же просто пасут жрецы, как, к примеру, Шуму пасет своё стадо! Вот, ты хоть раз слышал, чтобы сиронги приносили жертвы богам? Нет? Правильно, и не услышишь! Вот, у кого на самом деле власть! Во что они верят, как думаешь? Уверен, не во что, да им и не надо! А Рату страшиться их не меньше, чем последний кут агато, уж поверь мне! У них есть то, чего нет у вас! – Уно на мгновение замер, затем продолжил, практически перейдя на шепот, – Развитие! Видел башни пограничных земель? Я видал всего лишь раз, наведывался, как-то, втайне от Шуму! Поэтому ни твои боги, ни боги ртупов ничего с ними сделать не могут! Согласен? И не смогут ни-ко-гда! Вот, тебе моё слово, кисару!

Уно поцеловал блестящую поверхность клинка и вложил кинжал в ножны.

-Так-то!

– У тебя слишком большая голова: в ней много пустоты, а мыслей мало, они запутались в узел. От того ты и несёшь такую околесицу. Ляг, поспи и это пройдёт.

– Тьфу, ты! Ну и глупец же! Даже не хочу, говорит с тобой! Болотный откет и тот сообразительней будет. Зря язык ворочал.

Уно раздраженно фыркнул, плюнул в костёр, поднялся и пошел к ветвистому дереву, которое давно заприметил – спать на земле в незнакомой местности слишком опасно. Мирт немного посидел, раздумывая над тем, что услышал, а после присыпал кострище землёй и отправился следом за товарищем. Их разговор не шел у него из головы. Ещё долго, после этого, кисару не мог заснуть. Сначала у него не получалось удобно устроиться, потом выкинуть образ гураму из памяти, а затем в голове пчёлами загудели ужасные слова Уно. Но, в конце концов, сон победил упорство юноши, аруту успокоилась и воин заснул.

Осторожно ступая, крупный самец кута, добрался до тлеющего кострища. Его менее смелые собратья остались дожидаться возвращения вожака. Привлечённый ароматом жареного мяса он принялся рыться в потухших углях. Но уже через некоторое время, получив несколько слабых ожогов и не найдя ничего съестного, кут издал недовольный крик, ещё немного покрутился на месте и убежал в заросли саговника.

Рассвет застал кочевников в пути. Уно поднялся первым, размял, как следует затекшее тело, после чего бесцеремонно растолкал товарища. Совершая длительные переходы с короткими остановками, они к следующему рассвету добрались до земель кочевья племени Рату. На месте некогда большого поселения, ничего не осталось. Пустырь! Не было ни одной вещи говорившей о том, что здесь, ещё совсем недавно, большими семьями жили кочевники. Друзья обнаружили только следы от колёс повозок, ног гураму, да сандалий воинов.

– Вот так-так! Прогулялись, нечего сказать. Мирт, а что вы храните в этих ямах?

Уно указал на редкие углубления, хаотично рассредоточенные по всей территории кочевья. Мирт задумался, однако так и не смог вспомнить, что в них находилось. Воин присел и тщательно исследовал край ближайшей ямы.

– Они, должно быть, появились уже после, ухода кисару. Посмотри, земля по краям совсем свежая. Корни срезаны ровно, зачем им вырывать деревья? Это точно не жрицы, так деревья не приживутся.

– Ну и что в них особенного?

– Эти, что росли по кочали на молены кисару, жрец их возит с собой. Из них мы делаем Столб Позора и помост для жертвоприношения после вскрытия цобо, да и для цобо они подходят. Не знаю насколько это правда, теперь я уже ни в чем не уверен. Возможно это очередная уловка старика. А эти деревья ничего не имеют общего с Великой Ра-Аам.

– От чего же не заготовить и хранить их так, а если вправду не приживется?

– До того, как оно пойдет во благо Ра-Аам, корни питают его силой. Какой прок от пересушенной мертвечины? У Рату приживутся, не сомневайся. Я сейчас понимаю, что старик готов пойти на любые хитрости лишь бы сохранить власть. Даже, если придется пересадить весь лес Периферии, он не отступит. Хотя это два-три деревца, а здесь глянь сколько ям.

– Ну-ну, опять за своё. Ладно, вырыли и вырыли, что с того?!

Уно махнул рукой на площадку покрытую черными щербинами земли.

– Может сиронги? – юноша встал и осмотрелся вокруг, – Ты глянь, ничего ведь нет вокруг. После кочевников всегда остаётся различный ненужный мусор.

– Ага, а самое главное-то осталось. Видно это не больно интересует Сабатарангу.

Уно скалясь на товарища, указал пальцем на отхожее место.

– Этого добра в них самих хватает. Судя по всему, сиронгам не удалось застать племя, успели сбежать, – Мирт сделал несколько шагов в том направлении, куда вели следы, – Придется дальше идти через лес. По-другому никак. Но есть риск напороться на их разъезд.

– Отлично, прах кута! Как раз хорошая возможность проверить силу твоей богини. Догоним мерзавцев и поспрошаем, на кой кут им ваш древесный алтарь, да ещё в таком количестве. Никак греться собрались, разорви их Цоронг?!

Юноша нахмурился.

– Пошли. Да хранит нас Великая Ра-Аам и тебя с твоими шутками!

Пробираться по заросшей буйной растительностью местности весьма трудно, поэтому вскоре и один и второй почувствовали дикую усталость в ногах. Преодолев значительное расстояние, они, наконец, вышли к чистой поляне. Сломленные молодые деревья, выкрученные пласты дёрна, указывали на недавние события. Воображение рисовало ужасные картины побоища. Мирт почувствовал холодок Сам-Ру на загривке, осторожно шагнул на открытое пространство, прослушиваясь к звукам после каждого шага. На тот случай, если какой-либо враг решится напасть – он натянул тетиву данака. Обернулся и прошептал в темноту зелени:

– Посмотри, земля, будто пропитана кровью, чувствуешь повсюду запах Сам-Ру?

– Ага, воняет здесь знатно, только чем? Не от твоего ли жреца несет страхом?! Хорош предводитель, нечего сказать!

– Уно!

Малыш широко улыбнулся, довольный собственной шуткой. После того, как Мирт выслушал его откровения, Уно решил не сдерживать себя в религиозных вопросах, а потому то и дело отпускал колкие остроты, как в адрес богов, так и в отношении служителей культа.

Делая небольшие перебежки, кисару добрался до центра поля. Но так как Уно предпочел пока оставаться в тени деревьев, чтобы прикрывать товарища, Мирту пришлось громко кричать и жестикулировать, при желании донести информацию до товарища.

– Странно как-то! Почему не осталось не одного погибшего тога, думаешь, это сиронги все зачистили после себя? Охносы точно не могли добраться до них. Тут бы сейчас такой пир был. Или они, как кочевники забирают собратьев после знатной битвы? – во все горло орал Мирт.

– Тут, ты не прав. Слышал я от Шуму, что эти стражи песков любят, проводит выезды устрашения. Соберут твоих тога, вскроют, как кутов, насадят на вертел и возят по Периферии или того хуже – расставят по периметру своих башен. Вроде смотрите животные и больше так не делайте. – еще громче отвечал ему Уно.

– А они, что же – кары Сам-Ру не боятся?

– Своих, они тащат, чтобы слабость не показывать. Вроде как бились, а никого у них не убили. Много тебе встречалось мертвых сиронгов?

– Да, я и живых-то считай и не видел толком.

– Вот, то-то и оно!

Внезапно, справа от Уно раздался шум, а затем вместе с посыпавшейся с веток листвой на поляну вылетел охнос. Обычно, при его появлении слышен звук хлопающих крыльев, однако на этот раз, он, судя по всему, заранее притаился на ветвистом дереве, где поджидал очередную жертву. Громкие крики кочевников разбудил его, и привлекли внимание. Хищник направился в сторону Мирта. Янтарём глаз он, прожигая насквозь растерявшегося кисару. Фактор неожиданности, на этот раз, сыграл на руку Сам-Ру.

– Мирт, падай на землю! Чего пасть раззявил?

Уно пулей выскочил из кустов.

– Ах, ты ж, кутьи потроха!

Споткнулся, упал в какую-то заросшую молодой порослью яму, больно ударив колено. Быстро вылез. Снова споткнулся и опять упал, поднялся.

– Вот же, охвостье кута!

Малыш злился, как на себя, так и на нерасторопность Мирта. Нужно срочно отвлечь внимание охноса, чтобы помешать добраться до кисару. Прихрамывая на одну ногу, воин продолжил бежать, преследуя ящера.

– Стоило ли тебе так орать-то?!

Кисару, от неожиданности, запутался в собственных ногах, потерял равновесие и выронил данак вместе со стрелой. В довершении ко всему неуклюже, словно мешок, плюхнулся на живот. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! Не успел он вдохнуть запах травы, как тут же почувствовал на спине поток холодного воздуха, который шлейфом прошел за пролетевшим над ним охносом. Мирт выругался, быстро поднялся, чтобы приготовился к выстрелу. Сейчас только скорость и твёрдая рука помогут спастись. Сам-Ру просто так не отступит. Тем временем, ящер развернулся для повторной атаки. Он возвращался, угрожающе вытянув перед собой острые, будто саяк тога, когти. Ах, ты ж, фокуру!

В дополнение ко всему, стараясь запугать жертву, хищник, надрывал голосовые связки, так, что куты разбегались по кустам. Кисару передернул плечами, выпроваживая Сам-Ру из аруту. Неожиданно охнос резко изменил траекторию полёта, нацелившись на Уно. Внешне маленький воин выглядел, в голодных глазах ящера, намного слабее, а от того и привлекательней. Когда до Мирта оставалось несколько десятков шагов, Уно повернулся, чтобы приготовиться к нападению. Слегка сгорбился, привычно выпятил нижнюю губу, знаменующую крайнюю степень негодования и грозно зарычал.

Охнос стремительно приближался. Спиной этого гада точно не отпугнуть! Малыш расставил широко ноги, и сжал, мёртвой хваткой, рукоять кинжала. Глухое рычание поднялось откуда-то изнутри, пробежало по глотке и выскочило наружу сквозь острые зубы. Посмотрим в ком крепче нервы. Мирт отпустил стрелу. Она со свистом вошла в шею ящера. Но Уно всё же не удалось избежать столкновения с хищником. Огромный охнос, падая, подмял под себя малыша. Сделав несколько переворотов в воздухе, ящер на скорости врезался в ствол дерева.

– Вот же, фокуру! – кисару бросился бежать на помощь товарищу, – Ну и везёт же тебе, Уно!

Понимая, что данак здесь уже не поможет, Мирт отбросил его и кинулся к кинжалу, который в полете выронил маленький воин. Юноша задыхался от быстрого бега. Несколько раз, прежде чем удалось подобраться к охносу, он запинался о вывернутые пласты земли, вскрытые корни и больно ударяясь, падал. Разбив себе оба колена и расцарапав руки в кровь, Мирт, наконец, добежал до ящера. Кисару подоспел как раз вовремя. Уно, собрав все имевшиеся у него силы, двумя руками сдерживал перед собой пасть охноса. Ящер, обильно поливая малыша слюной, старался добраться до большой головы кочевника. Зубы хищника практически касались кожи малыша. По лицу воина было заметно, как тяжело ему даётся сопротивление. Однако привычного для кисару страха в глазах-блюдцах Мирт не заметил.

Удар о дерево, переломил ящеру левое крыло, а также серьёзно травмировал позвоночник, но не лишил жизни. Охнос придавил когтистой лапой грудь Уно и, находясь в состоянии аффекта, ещё с большим рвением стремился разделаться с маленьким воином. Однако одного желания оказалось не достаточно. Воин всеми возможными способами старался изворачиваться от раскрытой пасти, жилистые руки тряслись, испытывая на себе чудовищную нагрузку, но он не сдавался. Чёрные глаза стали ещё больше, кожа потемнела, а местами даже пошла пятнами. Вот же, немытая скорлупа Цоронга! Мирт с разбега, запрыгнул на спину охноса и несколькими точными ударами перерезал хищнику шею, залив маленького воина тёплой кровью жертвы. Руки Уно, безвольно опустились, продолжая еле заметно дрожать.

– Я уж подумал, что придется самому с ним разобраться.

– А не так плох твой кинжал, как кажется на первый взгляд.

– Конечно, здесь он помог даже больше чем данак, которым ты так и не научился пользоваться.

Кисару воткнул клинок в тело хищника и поспешил на помощь товарищу. Уно кряхтя, выбрался из-под неподъёмной туши. Громко выдохнул. На этот раз тёмному божеству придётся довольствоваться собственным прихвостнем. Малыш устало улыбнулся, вытирая остатки крови с лица. Оглядевшись по сторонам, он с важным видом резюмировал:

– Теперь скажи мне, что я не прав, а? Только хороший клинок гарантирует нам долгую и счастливую жизнь. Вот так-то, лопни твоя скорлупа! Так и передай своей Ра-Аам! Чего надулся-то?

– Перестань! Я смотрю …

Мирт оборвал себя на половине фразы, так как его внимание привлекла тёмная фигура на противоположной стороне поляны. Кто-то стоял в тени деревьев и молча, наблюдал за происходящим. Аруту кочевника мгновенно заполнилась до краёв льдом. Сам-Ру облизнулся! Кисару повернулся лицом к товарищу, делая вид, что ничего не заметил и еле слышно прошептал:

– Уно, только постарайся не выдать себя. Посмотри осторожно через моё плечо. Видишь, там кто-то стоит?

– Где? Никого там нет. Такое бывает от страха, выдохни. Все закончилось. Никого тут нет кроме кутов.

– Да не ори ты так.

– Не вижу я ничего, говорю же, разорви тебя Цоронг!

Уно усиленно хлопал своими большими черными глазами силясь рассмотреть вдалеке хоть что-то.

– Там, где большущее такое дерево с редкой листвой, оно ещё формой кроны походит на урезанную башку агато. Ну, напротив скалистого склона. Вот там, выше смотри!

– Да, нет там никого, Цоронг тебя раздери! Слушай, говорю же – тебе показалось. Такое бывает. Понятное дело – перенервничал. С испугу-то и не такое привидится.

Малыш широко улыбнулся. Мирт повернулся лицом к поляне, но к своему разочарованию, на той стороне действительно никого не обнаружил.

– Пусть охнос откусит, мне голову, оторвет конечности, отправит в услужение Сам-Ру, но я видел, Уно, видел там кого-то! Видел, слышишь! Вон там, под тем деревом, кто-то точно стоял. Поспешим, возможно, ещё нагоним его. Что, если ему даже известно, что здесь произошло?

– Чего ради ему от нас прятаться?

Мирт на ходу подхватил данак с колчаном и побежал в направлении скалистых гор, обрамлённых пышной зелёной растительностью. Юношу не покидало ощущение чего-то знакомого в тёмной фигуре. Однако расстояние оказалось слишком велико, чтобы он мог точно сказать, что именно кинулось ему в глаза.

– Вот чудной-то! Когда же это закончится? Мирт! Ах, ты, охвостье кута! Мирт, подожди!

Уно тяжело вздохнул, вышел из зарослей на открытую поляну. Сколько можно бегать по этим джунглям?! Вместо пробежки хотелось поесть и, как следует, выспаться. Воин вытер кинжал о поверхность крупного листа и бросился догонять товарища.

– Да подожди ты, дай хоть дыхание-то перевести! Вот ведь – неугомонный, разорви тебя Цоронг!

Как Мирт не торопился, но он догадывался, что догнать видение уже не получится, к тому же Уно заметно отставал. Не хватило ещё потеряться. Когда малыш, наконец, доковылял до кисару, они решили подняться на скалистый выступ, чтобы с высоты осмотреть локацию.

– Надеюсь, нам удастся выследить беглеца или хотя бы сиронгов, такой большой отряд, судя по следам, нельзя не заметить.

– Мирт, знаешь, меня интересует один вопрос. Скажи …

– Слушай, Уно, давай позже. Посмотри: мне кажется или вон там справа за выступом что-то движется.

Кочевник указал рукой на каменный навес в виде козырька. Он располагался как раз под выступом, на который они намеревались подняться.

– Я думаю, нам стоит отдохнуть, у тебя уже начались видения, словно ты надышался какой-то ритуальной травы жреца. Мирт, оставалось немного мяса кута – давай перекусим, а там уж посмотрим – движется там, кто или не движется.

Уно достал из маленькой сумки, перекинутой через плечо, будущий ужин. Легким движением, хлопнув раскрытой ладонью по спине товарища, желая его хоть немного приободрить, он отправился собирать дрова. Ещё какое-то время юноша стоял и старательно напрягал зрение, пытаясь разглядеть тёмную фигуру, засевшую среди скал. Но в итоге вынужден был согласиться с предложением Уно. Энергия потрачена, и её необходимо срочно чем-то восполнить.

Присев на колени, кисару принялся нарезать небольшими кусками припасенный на дорогу шматок мяса, оставшийся от тушки зверька. Несколько разжиревших мух, пробовали удобно устроиться на ярко красной плоти, но только до момента, пока одну из них, быстрым хлопком, воин не отправил в обитель Сам-Ру. Злобно огрызаясь и жужжа, они улетели в ту сторону, где из зарослей папоротника торчало переломанное крыло охноса. Сумерки наступили раньше, чем кочевники успели утолить терзавший их желудки голод. То здесь, то там раздавались шорохи, шипение, вой и другие различные звуки – свидетельство бурной ночной жизни. Периферия не могла похвастать абсолютной тишиной. Время от времени Мирту приходилось замирать на месте, то и дело, протягивая руку к лежащему рядом данаку.

– Как-то здесь жутковато.

– Да упагойца! Нежзнаю, – Уно обгладывал последнюю косточку, – Гак по мьне, тык всё нормлно. Развэ в кочевье тыши.

– У меня не проходит мерзкое ощущение – как будто за нами постоянно наблюдают. Вот сейчас, например, я ясно чувствую спиной на себе чей-то взгляд. Просто бесит! У тебя нет такого?

– Да брось ты, – малыш, прищурил один глаз, прицелился и закинул в костёр косточку, – Опа! Видал? Как тебе, а? Что и говорить – мастер!

Уно принялся жадно облизывать пальцы, блестевшие в свете костра от потёков жира.

– Кстати, я не договорил…

Неожиданно, в темноте над самым козырьком посыпались мелкие камни. Звук был такой словно, кто-то поднимался в гору.

Не обращая внимания на увещевания друга, Мирт поднялся и бросился к скале.

– Ну, слышал теперь! Я же говорил, забери тебя Сам-Ру! Там кто-то точно есть!

– Подожди, – Уно побежал следом, на ходу вынимая кинжал из ножен, – Надо хоть огонь-то взять что ли! Вот, вечно он так! Ах, ты ж, охвостье кута! Мирт!

Малыш вернулся к костру, выхватил из пламени первую, попавшуюся под руку ветку, и бросился догонять товарища. Смеркалось. Из темноты доносилось сопение кисару, а также звук катящихся камней из-под подошв сандалий. Шаг, ещё один. Не так-то легко подниматься в гору на полный желудок. Грохот от падающих камней прозвучал над головой Уно. Когда он вскарабкался, то обнаружил Мирта стоящим на одном колене и целящимся куда-то в темноту.

– Ну, чего тут?

– Подожди! Я ему сейчас покажу, как найти тропу в обитель Сам-Ру! Вот же, фокуру!

– Какой толк-то, ничего же не видно? Целься, не целься. Мирт! Только зря потратишь стрелы.

– Вот ещё! Замри, говорю!

Кочевник прицелился, высунув кончик языка. Раздался свист, от летящего снаряда, за которым последовала отборная брань. Вот оно – точно в цель! В потоке бранных ругательств, они разобрали четкое имя Сам-Ру. Уно вздрогнул всем своим маленьким телом. Всё-таки Мирт, на этот раз, оказался прав – кто-то явно их преследовал.

– Попал! Это кисару, ты слышал, как он вопил? Говорю тебе, точно кисару, забери его Сам-Ру! Давай, давай Уно, пошевеливайся! Сейчас мы узнаем, кому понадобилось следить за нами.

Когда они добрались до того места, где должен был находиться раненый или убитый: кроме нескольких капель крови, найти ничего не удалось.

– Подожди, предлагаю передохнуть! Мало ли что там дальше? Глупо бегать по скалам в темноте, чего доброго, переломаем себе ноги. Куда он денется-то, если ранен?

Мирт посмотрел на тускло горящую ветку в руке маленького воина. Надолго огня явно не хватит. Кисару нервно вышагивал из стороны в сторону, сам не понимая, от чего у него столько рвения поймать незнакомца. Но где-то глубоко внутри аруту затаилось ощущение, что не просто так за ними следили. Осознание данного факта ещё больше распаляло желание юноши разгадать тайну.

– Ну-ка, посмотри, там что-то есть.

Уно сделал шаг в сторону, освещая себе путь горящей веткой. Помахал перед собой, словно желая отпугнуть злых духов. Пройдя несколько шагов, кочевники обнаружили впереди себя заваленный лаз.

– Вот оно, посвети ниже, он наверно здесь прополз, мерзкий фокуру! Так и есть, посмотри, здесь и следы остались!

Малыш поднёс трепещущий огонь к земле. Действительно, в свете факела, на насыпи из мелких камней можно было различить вмятины, очень напоминавшие след оставленный стопой, обутой в сандалии.

– Ну, что – полезли? Давай сначала ты, а я подстрахую.

Уно недоверчиво покосился на юношу. Лазить по пещерам сейчас хотелось ещё меньше чем бегать. Мирт, как бы оправдываясь, зашептал:

– Чего ты? Мне просто легче тебя будет вытянуть, если что. Да и отверстие для меня маловато придется повозиться. Я уверен – он там! Давай, Уно!

– Дался он тебе, как куту откет! Может это просто бродячий хиз, или вообще мург? Да мало ли кого носит по лесам?! Зачем нам за ним лезть-то?

– Чего хизу, тем более мургу от нас прятаться. Сам подумай! Нет, тут не всё так просто. Говорю тебе – это кисару! И он, явно не хочет, чтобы мы до него добрались, клянусь светлым ликом богини! Да лезь уже, Уно!

Воин ловко протиснулся между камней, перехватил огонь у Мирта и растворился в темноте пещеры. Кисару же начал раскидывать валуны по сторонам, чтобы немного расширить отверстие под себя.

Через мгновение впереди раздалось негромкое ругательство: Уно, вдруг решил высказаться по – поводу очередной задумки Мирта. Улыбнувшись про себя, кисару полез в лаз, царапая в кровь, спину и грудь. Медлить больше нельзя, возможно товарищу очень скоро понадобится помощь. Юноша не забыл, перед тем как лезть закинуть в пещеру данак. Когда, наконец, удалось по пояс протолкнуть туловище внутрь, он почувствовал, как кто-то коснулся его стоп. Сначала кисару подумал, что ему показалось, но последующие прикосновения не оставили никаких сомнений. Кто-то точно касался его ледяными пальцами. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру!

Мерзкий холодок проскочил по всему телу, и тут же, как из ведра, муравьи страха высыпали на спину. Такого ужаса он не испытывал с тех пор как расстался с Рурсуром и Рату! Кисару прикрыл ладонью рот. Однако когда чьи-то холодные пальцы сжали ему до боли щиколотку, воин не выдержал и закричал. Он начал отчаянно карабкаться вниз по камням, не обращая внимания на глубокие порезы, ссадины и нестерпимую боль. Ужасно мерзкое ощущение от соприкосновения с неизвестным, заставляло сжиматься аруту, а сердце, пойманным кутом, забилось о грудную клетку.

– Что ты так орёшь-то, мерзкий нечестивец! Набегался?!

«Рату!»

«Это Рату!»

Это было последнее, что мелькнуло в голове Мирта, прежде чем на него сверху упал увесистый булыжник. Тело кочевника сразу обмякло. Оно лежало неподвижно под потоком осыпавшихся камней. Постепенно ноги кисару полностью завалило. Где-то снаружи раздавались глухие удары топора по скальной породе. Удар, ещё удар и ещё один!

Хохот безумца прокатился по ночной прохладе Периферии, заставляя замереть от страха маленькие сердца кутов. Сам-Ру открыл пасть, предвкушая очередную порцию жертвенной крови.

XVI ГЛАВА

 

Сердце осыпает бесчисленным градом ударов внутреннюю полость грудной клетки. Оно не такое сильное как раньше. Сам-Ру уже давно держит кисару за хвост. Дышать старику стало заметно труднее, появилась отдышка. Повсюду ощущался неприятный запах мха и сырости. Почему он должен прятаться по норам как трусливый кут? Что за вздор?! Жрец жадно облизнул пересохшие губы, брезгливо смахнул плотный кусок паутины, покрывалом, накрывший голову. Довольно неприятное ощущение от присутствия за спиной истлевшего мертвеца, не давало Рату покоя. Нельзя оставлять ушедших к Сам-Ру, вот так вот, без присмотра. Кому только пришла такая безумная идея в голову? Мерзкие прислужники кута! Оглянулся: пустые впадины глазниц, грозно смотрящие на него из темноты, заставили аруту жреца съёжиться. Какая же гадость! Тьфу! Кисару поморщился, передернул плечами, сплюнул под ноги и отвернулся.

– Нет, отсюда надо срочно выбираться!

Время шло. Жрец пыхтел, выл от боли в руках, но продолжал усиленно раскапывать завал. Кто-то должен будет за это ответить! Иссечённые временем ладони расцарапаны и стёрты в кровь, однако Рату так и не решился сделать перерыв на отдых. Все нутро его рвалось наружу. Сопя, подобно старому гураму, он упорно перекладывал неподъёмные валуны, откидывал на сторону менее крупные камни. Пальцы бегали по холодным выступам. Жуткая атмосфера, наличие останков, близость Сам-Ру, а главное темная неизвестность, таившаяся за спиной – изводили кисару страхом. Он даже поймал себя на мысли, что боится задохнуться от нехватки кислорода. Камень, ещё один, ещё! О, Ра-Аам, когда же это закончиться?

Время шло, Рату работал как проклятый, а завал, казалось, не спешил уменьшаться.

Наконец с облегчением выдохнув, служитель культа прошептал:

– Хвала тебе дарительница жизни, Великая Ра-Аам!

Он зачарованно уставился на луч света, который саяком, полоснул по тёмному полотну пещеры. Тонкий клинок Ра-Аам пронзил темноту и упёрся в глазницу древнего воина, зашторенную несколькими слоями рванных паучьих сетей. Пылинки, поднятые в воздух активной деятельностью кисару, заиграли на свету. Желтые, покрытые пылью клыки Рату обнажились, кривая, самодовольная ухмылка исказила морщинистое лицо.

Сколько точно прошло времени, с тех пор как он завалил себя в пещере, жрец не знал – по примерным подсчётам где-то около двух рассветов, может чуть больше. По началу, старик не пытался разгребать завал, выжидая ухода сиронгов. Только после того, как голод начал, острыми когтями, точить его изнутри, Рату принялся за валуны. И даже после проникновения света в пещеру, кисару не стал торопиться покидать своё убежище. Мало ли что?! Страх еще какое-то время сковывал его тело. Освободив доступ к свежему воздуху, жрец довольно долго сидел напротив отверстия, всматриваясь вдаль и прислушиваясь к тому, что происходило снаружи. Боязнь остаться навечно пленником пещеры казалась меньшим злом, чем встреча с ненавистными всадниками Ситуст-Ры. Наконец, убедившись, что поблизости нет фарангов Сабатаранги, он продолжил освобождать проход.

В процессе работы над раскопками завала Рату, судорожно соображал, как лучше поступить дальше. В том, что он остался совершенно один, сомнении не могло быть. Конечно, старик понимал, что необходимо добраться до племени и чем раньше, тем лучше. Но смущало отсутствие при себе, какого-либо достойного жреца оружия. Одними заговорами, да проклятиями от когтей топорсиков не спастись. Хищные твари только и ждут возможности полакомиться жреческой плотью! Единственное, чем служитель культа Ра-Аам мог попробовать себя защитить – это древний неподъёмный топор, который в столь немощных руках не представлял особой угрозы даже для кута.

Поэтому погруженный в мрачные размышления, Рату не испытал особого восторга, когда, наконец-то смог выбраться. В аруту стало тоскливо, от осознания неизбежного одиночества. А, что если сиронги убили или увели в рампа всех кисару? Все в ком он так нуждался, кто мог его защитить? Служитель культа уже и забыл, как это остаться одному посреди диких джунглей в окружении свирепых хищников. Временами накатывала волна уныния от полной уверенности в том, что сиронги уничтожили всю лучшую часть племени до последнего тога. Тех тога, что были верны ему, ведь всех колеблющихся старый кисару заранее отправил вместе с племенем.

Как остаться верховным жрецом, если у тебя больше нет паствы? Перед глазами замаячили образы конкурентов из соседних племен. Ши-Гуцу, Масалаг, Тохи-Арас и, конечно, Жандал, ждущий смерти Рату за Перевалом! Отъявленные подлецы и клеветники, все, как один! Наверняка не упустят своего шанса, гореть им на ладонях Сам-Ру! Холод пробежал по спине жреца. То, что он так боялся потерять в противоборстве с воинами, могло сейчас испариться, причем, без особого участия с их стороны. Власть очень сложно приручить, но ещё сложнее ее удержать! Страх неподъёмными булыжниками осел внутри аруту кочевника. О, Великая Ра-Аам!

В конечном итоге, жрец решил ещё пару рассветов переждать в горах, так как для него там было относительно безопасно. Ни топориски, ни агато не охотятся в скалах, а от охноса можно спрятаться в любой расщелине. Рату убедил себя, что не всё так плохо и Великая Ра-Аам всегда подержит своего слугу. Так прошел рассвет. Несколько успокоившись и приведя мысли в порядок, жрец решил раздобыть себе чего-нибудь съестного. Постанывая и проклиная всё, что его окружало, он спустился с горы, волоча за собой тяжеленный топор мертвеца. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру, как же тяжело?! Страдая от голода, кисару еле слышно постанывал, временами срываясь на приглушенный вой. Он спрятался в высокой траве, чтобы выследить кутов, которые непременно должны отсиживаться по зарослям саговника. При мысли о сочной ножке маленького животного, обваленной в ароматных травах и зажаренной на костре, у жреца громко заурчал желудок.

Шло время, но ничего особенного не происходило. Навыки охотника за годы служения богине оказались напрочь утраченными. Рату ощущал собственную бесполезность и никчемность, и осознание этого факта сильно раздражало жреца. Наконец, терпение лопнуло. Так и не дождавшись кутов, служитель культа спустился ниже на один ярус, затем ещё на один, пока не оказался на месте бывшей стоянки кочевников. Никаких следов присутствия сиронгов или соплеменников на поляне, Рату не обнаружил. Когда он углубился в лесную чащу, рассчитывая найти хотя бы мелких животных, совсем рядом раздались чьи-то приглушенные голоса. Жрец остановился, огляделся вокруг, замер, будто охнос над жертвой, и прислушался. Какая удача! Хвала, Великой Ра-Аам! Хищная ухмылка лениво выползла на покрытое глубокими морщинами лицо.

«Там явно кисару! Так и есть, я слышу знакомый говор, хвала тебе Светлоликая богиня! Сам-Ру, темный правитель обители предков, тебе не запугать меня!»

Жрец отбросил на сторону топор и начал осторожно пробираться сквозь густо сплетенные ветви. Щурясь по сторонам подслеповатыми глазами, он, то и дело, спотыкался, падал, но продолжал идти на голос, в надежде разглядеть среди густой листвы своих тога, раньше, чем они заметят его. Сбив ноги в кровь, жрец, наконец, достиг цели. Однако не стал рисковать и предпочёл, для начала, провести небольшую разведку. Осторожно раздвинув ветви, Рату осмотрелся. На другой стороне поляны, он увидел странное существо: маленькое с невероятно вытянутым черепом и большими, словно блюдца, глазами. Оно напомнило жрецу уродца из историй, которые старухи рассказывали у костра нашалившим маленьким кисару. Прихвостень Сам-Ру! Но внимание Рату привлёк не этот серо-зелёный страшила с боевым окрасом на теле, а его более рослый попутчик.

Вот так удача! Старик застыл в кустах, не прекращая благодарить про себя Великую Ра-Аам. Какое везенье – к нему прямо в руки через поляну направлялся сын Росы. От удивления и переизбытка нахлынувших чувств, старик даже забыл закрыть рот. Скалясь кривыми зубами и пуская слюни от удовольствия, Рату пожирал глазами ненавистного ему мальчишку. Вот, виновник всех его неурядиц! Оцепенение старца улетучилось при появлении охноса, который стремительно атаковал юного кисару. Служитель культа резко развернулся и побежал за топором. Опыт подсказывал ему, что молодой воин вместе с другом не очень хорошая защита от хищника, поэтому пока не поздно, лучше позаботится о себе самому.

– Где же это проклятое старье? Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! Ах, ты! Никчемное охвостье кута!

Бегая в панике по кустам, Рату наконец наткнулся на топор древнего воина. Жрец перевёл дух, прочитал молитву о сохранности своей аруту, а затем отправился на поиски Мирта. Уж теперь-то, он не упустит шанса посчитаться с нечестивцем. Вооружившись, служитель культа решил пройти ближе к горе, чтобы внезапно не натолкнуться на кисару. Мало ли, что?! Ведь богиня могла сохранить никчемному поганцу жизнь.

«Там будет безопасно, а в случае чего, всегда можно добежать до пещеры и легко укрыться от любого прислужника Сам-Ру. Ты даже не представляешь, мерзкий нечестивец, как я рад встречи с тобой. Вот истинное проявление благосклонности Великой Ра-Аам!»

Так про себя рассуждал жрец, перешагивая через узловатые корни древесных исполинов. С лица служителя культа не сходила ехидная ухмылка. Сжимая, до боли в суставах, рукоять топора, Рату представлял, как будет добивать истерзанного ящером юношу. Жрец буквально всеми чешуйками кожи ощущал прикосновение капель крови Мирта. Охнос наверняка сделал свое дело! Перед глазами Рату лежало трепещущее сердце воина, из которого ему предстояло утолить жажду. Старик облизнул отвисшую губу и, вращая рубиновыми глазами, по сторонам, в поисках лучшей «тропы», похвалил себя за то, что так своевременно выбрался из пещеры.

Идти по тернистым дебрям с тяжёлым топором наперевес, оказалось не так-то просто. Когда Рату доковылял до края поляны, то, к своему удивлению, обнаружил там убитого охноса, а рядом с ним выживших после схватки кочевников. Юный кисару, как раз, помогал своему уродливому другу выбраться из-под неподъёмной туши ящера.

«Вот же, фокуру! Поганый отпрыск Росы! Как такое возможно, раздери тебя Сам-Ру на куски? Ух! Ну, ничего, нечестивец! Пережду. Пока заберусь повыше, а там, как стемнеет, отрублю ваши никчёмные головы. Да поможет мне в этом Великая Ра-Аам! Интересно, зачем мальчишка вернулся, да ещё притащил с собой этого уродца? Хотя так, даже лучше, я сам всё из него выну!»

До наступления сумерек ещё было очень далеко, поэтому жрец забрался на гору и, надёжно спрятавшись, отсиделся там, чтобы случайно не попасть на глаза врагам. Время от времени Рату подползал к краю выступа, служившим ему укрытием от пришельцев, и наблюдал за их действиями. Чем дольше приходилось ждать, тем сильнее нервничал Рату. Дошло до того, что старик даже стал чесаться по всему телу от нетерпения.

С наступлением долгожданной темноты, служитель культа осторожно спустился вниз. Продвижение шло медленно, так как вес топора в разы превышал, приемлемый вес для тщедушного кочевника. Перешагивая с оружием в руках с валуна на валун, Рату, неожиданно вздрогнул от громкого крика охноса. Сам-Ру заигрывал с воображением старика. На секунду кисару показалось, что из темноты джунглей на него, оскалившись, смотрит агато. А может топориски? Откет? В итоге, натянутые до предела нервы сыграли с Рату злую шутку. Перепугавшись собственной тени, он вскрикнул, споткнулся и, с шумом бряцая топором по камням, полетел, вниз проклиная всех и вся. Рату был уверен, что первоначальный план рухнул, поэтому, не дожидаясь прибытия врагов, вскочил и поспешил назад в пещеру.

«Ах, ты ж, мерзкое охвостье кута! В темноте нечестивцы не смогут разыскать меня. Заберусь в самое сердце горы. Тупицы никогда не догадаются, а если полезут за мной, передушу, как вылупившихся отпрысков охноса. Да, думаю, это будет куда интересней, чем прозябать в компании мертвеца, будь он не ладен! Отлично! Мне бы впору править самой Ситуст-Рой, а не бегать за отщепенцами по лесам! Ну, да ладно! Посторонись Сабатаранга! Я ещё и до тебя доберусь, старый мерзавец!»

Громко лязгая топором по каменной насыпи, и постоянно оглядываясь, верховный жрец, наконец, вскарабкался на заветный каменный выступ. Но когда по звукам стало понятно, что преследователи догоняют, Рату серьёзно запаниковал. Старик затаился. При появлении Мирта на слабо освещённой площадке кисару поднялся во весь рост, готовясь запустить в юношу топором. Стоя на трясущихся ногах, жрец представлял, как удивится мальчишка, когда заметит его. Рату так и подмывало, собственноручно, раскроить череп юному кисару. Обхватив, как следует, рукоять топорища, жрец, напрягая остатки сил начал раскручивать оружие над головой. Взмах, ещё один и ещё!

Однако прежде чем топор полетел к своей цели, служитель культа получил серьёзную царапину. Стрела, змеиным укусом, обожгла правое плечо. Ах ты, поганец! Ух! Нечестивец! Оружие отлетело в другую сторону и звонко ударилось о стену скалы. Рату, с выражением бессильной злобы на лице, отпрыгнул с того места где стоял, схватился за рукоять и, чертыхаясь, полез выше. Ещё не всё потеряно! Хорошо зная мальчишку, он не сомневался, что кисару теперь не остановится, пока не отыщет его. Забравшись в одну из многочисленных расщелин, жрец притаился, словно загнанный топориском кут.

По тихим голосам, долетавшим до него снизу, Рату предположил, что они прекратили преследование, так как, скорее всего, обнаружили вход в пещеру. Внезапная догадка вызвала в аруту служителя культа детский восторг. Хвала Великой Ра-Аам! Всё складывалось очень удачно! Очень! Он поднёс, дрожащими руками, к губам амулет и расцеловал полированную поверхность камня.

«Как только нечестивец полезет внутрь. Я обвалю проход. Погребу потомка Росы живьем. О, Великая Ра-Аам! Пусть паршивцы там передохнут а Сам-Ру приберёт их к себе!»

Осторожно, стараясь не шуметь, Рату спустился по склону. На безопасном расстоянии он стал терпеливо дожидаться подходящего момента, когда кисару, наконец, раскидает камни и полезет внутрь. Старик гордился собой. Просто отличный план! Тщедушная грудь выпирала полумесяцем, в то время как костлявые пальцы суетливо перебирали цепь амулета.

«Завалить вход в пещеру удачная мысль, но придавить нечестивца и гарантированно лишить его аруту – вот радость для Великой Ра-Аам! Что ж, поганец, посмотрим из чего тебя вылепил Роса. Ты ещё пожалеешь, что забрал у меня Ситу! Мерзкий прихлебатель Сам-Ру!»

Перед тем как приступить к выполнению своего плана, жрец решил удостовериться в том, что юноша действительно не сможет быстро выбраться. Он прекрасно понимал, насколько велик вес топора, а убежать с ним, от молодого кисару, будет практически невозможно. Поэтому некоторое время верховный жрец, ещё наблюдал из-за выступа за манипуляциями Мирта.

Только удостоверившись, что кисару не сможет быстро выбраться, Рату подошел и несколько раз дотронулся до его стоп. Затем попробовал толкнуть в бедро. Прикасаясь к юноше, кочевник чувствовал, как по хвосту бежит дрожь. О, Сам-Ру, какое же искушение! Не в силах больше сдержать себя, жрец впился когтями в щиколотку кисару. Прекрасно! Когда Мирт запаниковал, старик осмелел настолько, что даже прикрикнул на него. Хотя сам при этом Рату перепугался, не меньше кисару, и готов был опрометью бежать, куда глаза глядят, при первой же опасности.

Наконец, взяв себя в руки и трезво оценив ситуацию, в которой оказался застрявший кисару, жрец принялся яростно работать топором. Рату наносил, удары не целясь. Бил куда попало. Удар, ещё удар, и вот уже камни один за другим посыпались на жертву. Служитель культа даже повизгивал от удовольствия. Он не обращал внимания на кровоточащие мозоли, на усталость и боль в суставах. Старик поступательно обваливал проход. Когда, наконец, рукоять топора выскользнула из ослабевших рук, Рату остановился и обессилено упал на колени. Всё! Дело сделано! Теперь можно передохнуть. Стопы кисару давно пропали под каменной массой. Неожиданно верховный жрец разразился безудержным хохотом. С паршивцем покончено! Навсегда! Кочевника от смеха трясло до коликов в животе.

– Ну, что, Роса, что ты теперь скажешь? Ха-ха-ха! Ух!

Аруту Рату ликовала. Он был счастлив, как ни когда: хотелось кричать во все горло и делиться своей радостью с другими, однако вокруг не было никого кроме надоедливых кутов. Придя в себя, он принял правильную позу для обращения к богине, закрыл лицо окровавленными руками и воздал хвалу Великой Ра-Аам. Время шло. Старик самозабвенно молился. Он четко проговаривал каждое слово, стараясь ничего не пропустить в общей цепочке, иначе богиня может неверно истолковать желание просителя. Терпеливых всегда в конце пути ждёт награда, в этом он нисколько не сомневался. Рату сидел, уткнувшись лбом в пыль до тех пор, пока мелкие камни не стали больно врезаться в жёсткую кожу костлявых коленей.

Закончив, верховный жрец Ра-Аам, подождал некоторое время, чтобы убедится в удачном завершении коварного плана, после чего отправился на поляну, где ещё теплилось пламя костра. Внутри кисару все ликовало, хвала Великой Ра-Аам! Когда служитель культа спустился к подножью горы, по территории лагеря бегали юркие куты. Они выбрались на разведку, но так и не успели ничего толком стащить. Ещё какое-то время до слуховых отверстий старика долетал недовольный стрекот любопытных животных, а затем наступила привычная «тишина» Периферии.

Кочевник отогрелся возле огня, после чего с большим удовольствием попробовал обглодать оставшиеся после вражеского ужина кости кута. Утолить голод не получилось – постарались мелкие ящеры, раздери их Сам-Ру! Однако этот досадный факт не смог омрачить оптимистичного настроя Рату. Задерживаться на поляне он больше не собирался – в любое время могли появиться сиронги, либо хищные твари Периферии. Сам-Ру не дремлет и всегда очень голоден. Словно в подтверждение его опасений зашуршала густая листва деревьев, пропуская массивное тело хищника. Грозное рычание пронзило страхом Рату с головы до пят, покрыв сердце ледяной коркой бессилия. На мгновение кисару застыл на месте, ощущая, как постепенно, при каждом шаге ящера, холодеет хвост, заставляя трястись от страха колени.

Вот же, несносный фокуру! Нужно бежать и чем быстрее, тем лучше. Ноги сами мгновенно выпрямились, словно две сжатые пружины. Прихватив с собой догорающее полено, служитель культа, с быстротой самого молодого тога племени, поднялся на гору, где спрятался среди камней до наступления рассвета. Когда, спозаранку, Рату проходил мимо завала, он ненадолго задержался, чтобы прислушаться, не раздадутся ли из пещеры звуки, но кроме привычного шума джунглей ничего не смог разобрать. Как только свет Ра-Аам прошелся теплом по верхушкам деревьев, Рату отправился на поиски своих кисару.

Волоча, из последних сил, за собой тяжелый бронзовый топор через заросшие густой растительностью джунгли, и спотыкаясь через каждый десять-двадцать хилей, он рассуждал сам с собой.

«Всё же, не так я представлял себе, смерть нечестивца. Грызи его кости Сам-Ру! Слишком легкий путь для аруту. Эх, поторопился! Надо было немного подождать, пусть бы целиком забрался внутрь, а после завалить проход. Посидел бы там, кутий огрызок, да подумал, помучился напоследок, пострадал, раздери его агато! Затем надо бы вернуться к пещере с тога и вытащить оттуда подлого фокуру! У сумпу не останется аргументов против. Хотя чтобы мне это дало? От этих дряхлых кисару никакого толку, никчемная поросль солота! Уж я бы придумал, что поставить ему в вину перед богиней. Одурачить стариков мне ничего не стоит. Эх, жаль! Поспешил, поспешил, я! Ну да ладно, сейчас нужно разыскать кисару и как можно быстрее»

Рату брёл по лесу, еле переставляя, тощие, покрытые заскорузлыми рубцами, ноги. Временами, старик рисовал в своём воображении образ юного кочевника висящего на Персте Сам-Ру. Он жадно облизывался, когда представлял себя истязающим тело Мирта упругим хлыстом палисомы. Не передаваемое ощущение! Если бы ему вновь выпал такой шанс, то жрец непременно подстроил бы, смерть мальчишки от какой-нибудь ужасной болезни. С тем, чтобы, вообще, не допустить аруту юноши в обитель Сам-Ру. У старого кисару, за то время, что он правил племенем, не раз получалось проделывать подобные махинации.

«Да! Вспомнить только противного, глухого увальня Ма-Карай. Мерзкое охвостье кута, конечно, дрянной был старик, что и говорить! Брюзга. То и дело перечил мне, спорил без конца на каждом сумпу. Всё что-то вынюхивал, подозревал! И вот, хвала Великой Ра-Аам, получил по заслугам! Ну, ничего есть еще прислужники Сам-Ру достойные возмездия богини. Попадись они мне только в руки, я уж постараюсь на этот раз не спасовать и отыграться как на Сиене, так и на нечестивце Туре. Да поможет мне Великая Ра-Аам!».

Рассуждения Рату прервало громкое рычание хищника. Жрец бросил неподъёмный топор и начал неловко, то и дело, срываясь с веток, карабкаться на дерево. Лазить по древним исполинам не лучшее занятие для верховного служителя культа. Унизительно – но как иначе?! И все из-за этого несчастного, фокуру! Поднявшись насколько возможно высоко, он вцепился в толстый ствол когтями и замер. Рату словно слился с древесной корой. Тем временем, трепещущее сердце сползло в голодный желудок старика и оттуда выбивало гулкую дробь.

Вскоре внизу под деревом, на котором он спрятался, на едва различимой тропе, показался топориск. Мощный самец, голодными глазами обвел округу. Хищник остановился около брошенного оружия и с интересом обнюхал предмет. Поскреб когтистой лапой по твердой поверхности оружия, попробовал зубами. После чего стал неторопливо прохаживаться вокруг дерева, стараясь понять, куда подевался хозяин топора. Ящер издавал утробное урчание, так как пустой желудок реагировал на запах потенциальной жертвы, источавшей страх вокруг себя в радиусе пары сикелей.

Рату готов был слиться со стволом дерева или превратиться, на худой конец, в один из многочисленных широких листиков, густо покрывавших раскидистые ветви до самой макушки. И вот Сам-Ру отступил: не догадавшись осмотреть древесную крону, разочарованный неудачной охотой хищник отправился дальше своей дорогой. Слишком мала вероятность возвращения хозяина топора. Легче поймать кута, чем дожидаться неизвестности. Однако Рату, так и не решился сразу на спуск, он просидел в таком положений до следующего рассвета, вцепившись когтями в шероховатую поверхность ствола и моля богиню о пощаде.

Время неумолимо шло. Когда жреца, наконец, поборол сон, он, потеряв над собой контроль, свалился с ветки, больно ударившись при этом о выступавшие над землей корни. Чертыхаясь, проклиная своих многочисленных врагов, старик поднялся, прихватил древнюю реликвию и, продолжая ворчать, направился по тропе через джунгли. Несмотря, на тяжесть оружия и дикую усталость во всем теле, с ним служитель культа чувствовал себя намного увереннее, хотя и понимал всю бесполезность топора в собственных руках.

Прошло почти десять рассветов, а жрец всё брёл по лесу. Шаг за шагом, сикель за сикелем, Рату пробивался по непроходимым джунглям Периферии. Он давно потерял ориентир, и лишь продолжал ныть про себя моля богиню о помощи. За свою долгую жизнь, Рату не раз водил племена по соседним землям, но сейчас усталый и голодный, разочарованный равнодушием со стороны Ра-Аам, углубившись в незнакомые леса, он не мог найти выхода. Страх погибнуть брошенным и всеми забытым среди непреступных зарослей выгрызал изнутри аруту служителя культа. Казалось, кисару совершенно потерял веру в себя. Ещё чуть-чуть и он начнет думать самосожжении во имя Великой Ра-Аам.

Несколько раз ему приходилось скрываться на дереве, прячась от острых когтей злобных ящеров. Вокруг него, то и дело, в поисках пищи рыскали топориски, дикие гураму и важно вышагивали кровожадные агато. Сам жрец жутко голодал. Он даже пробовал обгладывать кости оставленные хищниками, но на них, за редким исключением, практически ничего не оставалось. Питаться корнями или плодами внутренне претило Рату, несмотря на то, что охота на кутов для старого кочевника превратилась в чудовищное мучение. Однако богиня ждала жертву, а тут одним солотом, как известно, не отделаешься. Он прекрасно понимал, что использовать топор против столь мелких зверьков, как и гоняться за ними с голыми руками – нелепо, да и довольно глупо. Жрец довёл себя до того, что, от досады, готов был съесть собственный хвост. Как же сильно он ненавидел в тот момент юного кисару и как страдал без своей несравненной Ситы!

Те, кто раньше был знаком с великим Рату, не сразу бы смогли теперь узнать его при встрече. Накидку он потерял ещё в горах, набедренная повязка верховного жреца превратилась в грязные лохмотья, которые непристойно открывали при ходьбе наготу кисару. Без того дряхлое, покрытое шрамами и морщинами, тело, сочилось свежими ранами, гноем и ужасно дурно пахло. Смрад шел от жреца похлеще, чем из пасти агато. Горящие рубином глаза безумца на осунувшемся лице явно указывали на расстройство душевного здоровья. Разодранное очелье Ра-Аам, с двумя маленькими аметистами по бокам и амулет, свисавший до середины впалого живота – единственное, что намекало на его положение среди кочевых племён кисару. Правда очелье периодически съезжало с макушки и несколько раз даже слетало совсем. Рату приходилось возвращаться, чтобы отыскать религиозный атрибут среди высокой травы.

Кочевник ужасно устал и совершенно потерял связь с реальностью. Как только стемнело, Рату решил больше не забираться на дерево. Он брёл вперед с опущенной головой, хрипя, словно раненный зверь, и пуская слюни себе на грудь. Не обращая внимания на крики хищников и неподъёмную тяжесть топора, жрец плёлся по лесной опушке, еле переставляя ноги. Однако, несмотря на все старания, получалось у него это очень медленно. Старик делал несколько шагов, подтягивал оружие к себе, закидывал вперед, доходил, поднимал за рукоять и вновь бросал вперёд. Так продолжалось не долго. Закинув топор в очередной раз, Рату, в конец, обессилев, упал на колени, и решил больше не подниматься, а передвигаться таким способом. Подобный вариант перемещения по непроходимым джунглям ещё больше замедлил продвижение старика. Зарываясь лицом в сырой мох, кисару скрежетал кривыми зубами и проклинал несносного мальчишку и весь его род до десятого колена.

Он, то тянул за собой топор, то толкал впереди себя. Мутные образы и зловещие тени заставляли разум искать спасения в забытье. Но, несмотря на это Рату упорно продолжал, стеная от боли и обиды, ползти на четвереньках вперед. Изредка кочевник останавливался, начинал громко хохотать, оглядываясь по сторонам. Корчил безобразные гримасы, тараща безумные глаза в темноту джунглей. А как только замечал вдалеке тупоносую в жёлтых пятнышках голову кута, принимался злобно рычать, повизгивать, всматриваясь в потенциальную жертву мутными, лишенными рассудка, глазами. Старик протягивал к ящерам трясущиеся руки, выл от бессилия и переполнявшей аруту злобы, но ничего не мог с собой поделать.

Остатки сознания Рату сосредоточились на рельефной рукояти топора, это то, что ещё как-то связывало старика с реальностью. Кусая собственную руку, жрец не сводил глаз с оружия, размышляя о том, сколько черепов должно быть проломил топором его бывший хозяин. Сохранить оружие для него стало делом принципа, хотя кисару пока еще отлично понимал, что у него практически не осталось сил, даже просто встать на ноги. Казалось, весь смысл существования старца сводился к сохранности древней реликвии. Очень скоро служитель культа перестал вспоминать Мирта, тога, и Ситуст-Ру. Постепенно он начал забывать, с какой целью и куда ползет. Поглаживая холодную поверхность топорища, Рату тихо что-то напевал про себя, совершенно абстрагируясь от окружающего мира.

Окончательно обессилив, Рату, в очередной раз, подтянул топор к себе и, прислонившись лбом к прохладной рукояти замер. Всхлипывая, как обиженный ребёнок, жрец начал вылизывать топорище. Как же вкусно! О, Великая Ра-Аам! Как вкусно! Не хватает только огня для полного счастья. Он попробовал откусить кусок – сыровато. Лизнул – нет, мерзко и противно! Внезапно, справа от кочевника буквально в десяти шагах раздался хруст веток и шелест листвы. Судя по звукам кто-то уверенно пробирался к нему навстречу. Верховный жрец поднял вверх, покрытое грязью и остатками жухлой перегнившей зелени, лицо. С нижней губы усыпанной сеткой кровоточащих трещин стекла слюна. На мгновение в глазах вспыхнул огонёк разума. Но лишь на мгновение. Вспыхнул и тут же потух. Прямо, напротив него, всего в нескольких шагах остановился Мирт. Ах, ты ж, охвостье кута!

Рату окончательно потерял дар речи, старик приподнялся на руках, оторвав от влажного мха только туловище: ноги остались лежать неподвижно, словно налитые свинцом. Пальцы непроизвольно сжались, стали терзать гнилую листву. Как же ему захотелось накинуться на мерзкого нечестивца. Из открытого рта тонкой ниткой стекла слюна, а лицо, на котором застыло выражение ужаса, начало напоминать пересохший чернослив. Вытянув перед собой сухую, скрюченную кисть, корявым пальцем он подозвал к себе кисару.

– Нечестивец, …ближе, подойди ближе.

Образ кисару на мгновение растаял, затем появился вновь. Юноша наклонился вперед и громко прокричал, так, что служителю культа пришлось даже закрыть слуховые отверстия руками, однако, несмотря на это, голос Мирта продолжал противно звучать в его голове.

– Что же, подлое порождение Сам-Ру, не получилось у тебя скрыться? Великая Ра-Аам отвернулась от твоей продажной подлой аруту! Фокуру! Думал, богиня всё простит тебе? Не хорошо, Рату, ох, как не хорошо! Ну, чего скалишься, сын кута?

– Не – е – ет, мерзкий фокуру, ты лжёшь! Поганое охвостье! – хрипел жрец, – Богиня никогда … Слышишь меня, нечестивец, никогда не оставит своего покорного слугу, я всю жизнь посвятил служению ей! Моя рука это рука самой Великой Ра-Аам! Смотри на неё. Смотри, глупый мальчишка!

Рату поднял вверх руку, как делал обычно, перед тем как отдать команду жрицам для начала обряда подношения богине и нанесение первого жертвенного удара.

– Прекрасно! Значит, она, наконец, решила наградить тебя, мерзкий старик. Обратись к ней в последний раз. Пора возвращать долг! – кисару сделал пару шагов в направлении жреца, вынимая на ходу стрелу из колчана.

Рату начало трясти от безумного страха и злости, в слуховых отверстиях ощущалась чёткая пульсация. Он нервно, смахнул слюну, которая тут же змейкой обвилась вокруг предплечья, хищно улыбнулся и, собрав оставшиеся силы, развернулся на месте, в попытке уползти. Но куда бы жрец не поворачивал Мирт постоянно оказывался стоящим перед ним, с натянутым данаком. Наконечник стрелы вибрировал, словно язык кровожадного Сам-Ру, дразня Рату.

Жрец взвыл.

– Зря я не отдал твою аруту тёмному божеству, когда ты только проклюнулся. Пожалел, старый дурень! А, знаешь ли, никчемный поганец, кто приказал замучить твою мать до тропы Сам-Ру, а убить Росу? Знаешь? Ха-ха-ха! Фокуру! Глупый, наивный, фокуру.

Жрец таращил на стоявшего перед ним воина рубиновые глаза и осыпал проклятиями всех предков юноши до десятого колена.

– Ну что, смотришь, мерзкий прислужник Сам-Ру – стреляй! Страшно?! Я! Слышишь, Мирт, сын Росы! Я тот кисару, что отправил никчёмные аруту твоих близких к нему в жаркие объятия! Ну же! Стреляй! – Рату указал кривым пальцем вниз, – Давай! Я не боюсь тебя больше, поганый нечестивец! Бей!

Жрец попытался вскочить, поднялся, бросился на юношу, вытянув костлявые руки перед собой. Однако, не сделав и одного шага, упал, больно ударившись о землю лицом, заплакал, а затем надолго замер. Съёжившись калачиком, не столько от боли, сколько от страха и обиды, кочевник ещё долго лежал горько плача и проклиная всех и вся. Он прекрасно понимал, что за свою долгую жизнь натворил много пакостей, но исправить что-то казалось уже невозможно. Аруту Рату страдала, но непомерная гордость жреца, а также страх потерять власть и оказаться никому не нужным, не позволяла ему признать поражение, повиниться перед богиней и Миртом.

Когда Рату набрался смелости, чтобы оторвать голову от влажной почвы, выстрела не последовало. Аруту жреца протестовала, но он пересилил себя. Чего бояться если и так стоишь на краю тропы? Мирта перед ним не оказалось. А стрела, наконечник, которой до этого был направлен ему прямо в лоб, вдруг выросла и ожила. Она медленно, словно рисуя на земле, одной ей понятные узоры, подползала к Рату. Вместо снаряда данака, жрец обнаружил перед собой огромную кари. Вестница тёмного бога, не мигая, смотрела ему в глаза. Время от времени, выпуская свой юркий язычок на разведку. Вот же, мерзкое охвостье кута!

– Великая Ра-Аам, я вижу тебя! Я готов ступить на тропу Сам-Ру, я твой – прошептал старик, склонив голову и протянув руки к змее.

Дикий крик Рату разнёсся по ближайшим окрестностям, пугая мелких животных и заставляя прислушаться крупных хищников. Сам-Ру, как всегда, скор на расправу.

Сложно сохранять спокойствие, если каждый рассвет приходится что-то жертвовать Цоронгу. Наступило не простое время для племени ртупов. То не вернулся воин из дозора, то не задалась охота, и пришлось наматывать сикели, гонясь за кутами. Грако-ох, стоя над обрывом, привычным движением заправлял сору, лезвие которого изрядно замял в последней схватке. Воин с самого рассвета был не в духе. Он поднялся на возвышенность и удобно устроился в тени большого дерева, где просидел до наступления рассвета. Столкновение с сиронгами привело к серьёзным потерям в рядах соплеменников. Цоробо-ох получил значительные повреждения головы, Сурмо и Лоя пропали, великий Напада жестоко убит: его пленного растерзали топориски по приказу агатра Ситуст-Ры. Самому Грако с несколькими воинами, включая раненного Цоробо, удалось скрыться в горах. Сабатаранга никак не мог насытиться, фаранги агатра рыскали по окрестностям, ловили и добивали раненных ртупов. Когда-нибудь ты утолишь свою жажду, мерзкий сын кута?

Сколько воинов выжило, оставалось только гадать. Ртупы рассеяны и окончательно ослаблены, за редким исключением. Грако терзал себя, обвиняя в недальновидности и попустительстве Напада. Все могло пойти иначе, если бы вождь послушал его советы, однако Цоронг решил судьбу ртупов по-своему. Впереди их ожидали похороны вождя, избрание нового и поиски бежавших соплеменников.

«Каждый совет я убеждал Напада, прислушаться ко мне. Ртупы малочисленны и неспособны дать отпор такому мощному противнику, как Ситуст-Ра. Так – нет! Мы не станем уподобляться племенам Долины! Вздор! Сабатаранга раскидал нас, словно детёнышей кутов! Как же теперь выживать твоему племени, вождь? Насколько ты оказался прав в своем выборе? Принципы, амбиции и глухая гордость сгубили тебя. Столько славных воинов, ты положил на алтарь слепого эгоизма, храни их аруту Цоронг И, чего спрашивается по итогу, мы добились?».

Внизу раздался предупреждающий сигнал сиронзу. Пауза, затем ещё один и ещё с таким же интервалом. И вскоре на опушке показался крупный ртуп, сжимавший в руке инкрустированный камнями бронзой рог. Запыхавшись, воин остановился, выдохнул, и прокричал прерываясь на то, чтобы вобрать в себя очередную порцию воздуха:

– Грако-ох, дозор вернулся! Они притащили какого-то сумасшедшего старика. По всем признакам из племени кочевых кисару, что бродят по берегам Долины Больших вод.

– Хорошо, Тапайя. Сейчас посмотрю.

Грако не спеша спустился с холма, у подножья которого горстка раненных ртупов разбила лагерь. Перекинувшись сухими фразами со старшим дозора, он подошёл к пойманному кисару.

Зрелище оказалось не из приятных. Под ногами воинов валялся, корча страшные гримасы, грязный, дурно пахнущий старик. Покрытое глубокими складками лицо, залитое запёкшейся кровью, таращилось по сторонам выпученными глазами. Кочевник то рычал, то лаял, то начинал выть, ползая у ног ртупов. Издавал громкие не членораздельные звуки. На короткий промежуток времени рассудок возвращался к нему, тогда он садился, испугано смотрел на мужественные лица спасителей, скалился и что-то бормотал на языке кисару. Затем все повторялось заново.

– Где вы его нашли?

– Пара сикелей, в направлении вон той горы, там, где Охта делает резкий поворот, стекая с Аюм-Салтаны – воин указал на высокую вершину, густо заросшую большими деревьями, – мы как раз подоспели. Ещё немного и он, точно, оказался бы у Цоронга. Кари практически задушила старика. Крупная попалась, надо сказать! Вдвоём с Утуем едва справились. Не успели мы с ней разобраться, как он попытался напасть на нас. Зря только связывались. Этот ненормальный прокусил руку Ямко-ох, да и Утую от него досталось! Безумец. Нужно было прикончить его на месте, да как-то рука ни у кого не поднялась. Вот притащили с собой и не знаем, что теперь с ним делать.

Грако-ох с хитрым прищуром посмотрел на кисару, улыбнулся, присел рядом. Оценив состояние жреца, встал и пошел к небольшому г-образному навесу, где, прячась в тени, отдыхали раненые воины.

– Что нам с ним делать-то, Грако-ох?

Вопрос от, идущего следом, Тапайя заставил ртупа остановиться на полпути.

– Не знаю. Накормите бедолагу и можете отпустить. Честно сказать не до него сейчас, Тапайя.

– На нём был вот этот амулет, – ртуп протянул воину крупный аметист на засаленном, пропитанном кровью, кожаном шнуре.

– Жрец. Значит, все ещё хуже, чем я предполагал. Сиронги наверняка добрались до Долины, раз он здесь. Больше при нем ничего не было?

– Неподалеку, от того места, где на него напала кари, валялся старый сору. На вроде тех, какими пользуются сиронги: изогнутая длинная рукоять, с большими лопастями на конце. Видно хиз постарался на славу – я таких сору никогда не видел. Если что-то ещё и было при нем, то видимо осталось лежать где-то в лесу.

«Подумать только – опять неудача. Отчаяние загнало меня в тупик. Я же собирался просить помощи у племен кисару. Не сомневаюсь, что именно нападение сиронгов заставило жреца покинуть кочевье, эти прислужники богини никогда не отличались особым желанием учувствовать в битвах. Можно, конечно, попытаться поговорить с ним, но что взять с безумца? Чем же мы так не угодили Цоронгу?».

– Тапайя, дайте ему поесть, но, на всякий случай, пока не развязывайте и не отпускайте, позже я обязательно попробую с ним пообщаться. Пусть Утуй оттащит его, наконец, отсюда.

Грако-ох, поинтересовался самочувствием Цоробо-ох и остальных соплеменников. Его лучший ртуп никак не мог прийти в сознание. Воин решил воспользоваться окольными путями, чтобы добраться до Забытых пещер, где надеялся спрятаться и переждать карательные рейды Ситуст-Ры. Грако не сомневался, что со временем, выжившие после битвы с всадниками Сабатаранги соплеменники вернутся в землю предков, но, сколько им придётся этого ждать?

Смеркалось. Когда он снова подошел к группе воинов, среди которых находился жрец – Рату уже выглядел намного лучше. В глазах по-прежнему отсутствовали признаки разума, но припадки бешенства закончились. Старик, получив небольшую порцию вяленого мяса, стал приходить в себя, не так часто нёс околесицу, а с наступлением рассвета во взгляде, наконец, появились проблески сознания.

После дозорного рейда Грако вновь вернулся к кисару.

– Как он?

Тапайя-ох, временно назначенный старшим взамен Цоробо, небрежно кивнул в сторону навеса, где под несколькими шкурами гураму свернувшись калачиком лежал Рату.

– Спит, немного говорил на ломаном языке равнинных ртупов, но толком разобрать пока ничего не можем.

Ближе к полудню Грако вновь пришел проверить, как там кочевник. Ртуп сел напротив служителя культа и, не сводя с него глаз, спросил:

– Послушай старик, если ты жрец одного из племён кисару Долины, значит, тебе должен быть знаком верховный жрец Рату?

Безумец вздрогнул, будто его кольнули под сердце остриём саяка. Он заинтересованно посмотрел на ртупа и начал хихикать, затем закатился со смеху, после чего повалился на спину. Дёргая мослами ног, Рату завыл. Казалось, что своим вопросом ртуп окончательно выбил из тщедушного тела последние остатки разума. Тапайя-ох отвернулся, махнув рукой на кисару. Тем временем, служитель культа сгребал костлявыми пальцами перед собой траву, а также мох, запихивал в рот и посыпал им голову.

– Зря мы с ним возимся, – шепнул на ухо Грако-ох, разочарованный Утуй.

Жрец ненадолго замер. Подскочил к ртупу, скорчил отвратительную гримасу, повалился на землю, затем принялся кидаться жухлыми растениями, вынутыми из собственного рта, и продолжал так делать, пока его не вырвало. После чего Рату вновь закатился истеричным хохотом. Сознание опять покинуло жреца, наполнив воспалённые глаза безумием. Вот же, немытая скорлупа Цоронга!

Когда старика подняли, он перестал смеяться. Вращая глазами по сторонам, начал запинаясь после каждого слова, быстро говорить. Ртупам не удалось толком ничего разобрать, но Грако-ох, обратил внимание на то, что имя Мирт, среди всей тарабарщины, прозвучало несколько раз.

– Хорошо, думаю действительно это все бесполезно, так мы точно ничего не добьемся. Даже если он и есть сам Рату, толку от него нам сейчас никакого.

Ртуп задумался и добавил:

– Жреца кормить, но не развязывать! Как только Цоробо-ох поправится, мы разберёмся с кисару. Цоробо понимает язык кочевников равнины. А пока придётся таскать его за собой!

Воин бросил взгляд на безумца и отправился сменить дозорного.

– Да, и ещё, Утуй, сводите его к Охте – нужно его помыть, а то воняет жрец хуже дохлого охноса.

Дружный смех ртупов, заставил вздрогнуть, сидящего в зарослях маленького кута. Ящер, как раз, в этот самый момент готовился схватить довольно крупного жука. Потревоженное шумом насекомое, взлетело с ветки саговника, а затем, громко жужжа, приземлилось на широкий лист, венчавший одну из ветвей мощного дерева. С досады животное громко закричало, ударило кончиком хвоста по стеблям папоротника и скрылось в тёмных зарослях джунглей. Сам-Ру остался недоволен!