Красная нитка Ариадны.

 

Тиму и Ариадне.

 

…но красную прочную «нить Ариадны» храню как талисман.

В память о том, что жизнь, к сожалению, бывает приторно литературной,

что не позволяет сделать из пережитого эпизода

убедительную, а значит, настоящую прозу.

(Вместо предисловия)

 

В «Доме кино» было сумеречно, прохладно, фестиваль заканчивался, народу в кинозале было немного, что было прекрасно.

Я огляделся и увидел сидевшую рядом с проходом девушку, склонившуюся над розовым «девчачьим» сотовым телефоном. У девушки была золотисто-жёлтая толстая коса, в которую была вплетена – что за прелесть! – яркая алая лента. Блондинка была одета в светлый пушистый свитер, кремовые джинсы в обтяжку и высокие белые сапоги на низких красных каблучках. Эти красные каблучки тоже приятно удивили.

Девушка что-то читала, временами поглядывая на пустую сцену. Стало досадно, с моего места я не видел, где именно заканчивалась её коса.

«А, собственно, в чем дело?» – подумал я, рядом с девушкой было свободно.

На сцену вышел степенный представительный человек в сером костюме и в сияющих лакированных туфлях. В дрожащих, вытянутых руках он держал за горло утончённую стойку с беззащитно склонившимся микрофоном, принявшим свою судьбу.

Высоко поднимая ноги, человек шёл, переступая витой, шевелящийся по-змеиному шнур микрофона. Шнур раскручивался кольцами, раскручивался с затаенной угрозой…

Девушка быстро посмотрела на сцену.

Я сел рядом с ней, через одно кресло, ощущая флер Miracle, намертво задавливая в себе желание прикоснуться к прекрасному и потрогать блондинку за косу.

Девушка сделала вид, что не обратила на меня внимание. Резким эхом стены зала отразили одинокий звук – человек утвердил микрофон в центре сцены.

– Сейчас этот болван постучит пальцем по микрофону, – сказал я вполголоса, ни к кому не обращаясь, – а затем начнет считать… Раз…

– Раз… Ра-а-аз! Два!.. Три!

– О, Господи, – я вздохнул про себя, – хотя бы кто-нибудь в этой ситуации почитал стихи Пушкина. Или Лермонтова!

– Порфирий, – преувеличенно громко сообщил какому-то Порфирию человек в лакированных туфлях, обращаясь к микрофону, – всё как будто бы работает…

– Порфирий – незаконнорожденный сын римского императора Флавия, – я тускло блеснул знаниями, – в итоге был предан пыткам и изощренной мучительной смерти.

Под таинственные шорохи раздвигающегося занавеса, сияя в сумерках потусторонним лаком туфель, поскрипывая, человек ушёл за кулисы.

В зале погасла часть огней – экран телефона высветил лицо девушки.

Глядя на пустую сцену, я, краем глаза, видел профиль блондинки – пушистая чёлка, трогательно оттопыренное ухо, длинные опущенные ресницы, прямой нос, подбородок идеальной округлости. Читая, девушка беззвучно шевелила розовыми губами.

– Мы… с… ль! Напр… ас… но! Но! Но!.. – до меня стали доноситься осколки слов и нездоровая интонация говорящего.

На сцене перед микрофоном, сияя полированной лысиной, стоял, теребя мохнатую бороду, странный персонаж. Он был в обвислых джинсах, в мятом свитере, в старых, лениво не зашнурованных ботинках. Возникло смутное ощущение сеновала, до которого выступающий тяжело добирался маршем многие версты по бездорожью и где, видимо, этот человек и скоротал приключенческую ночь…

Девушка, не тревожа ноготь, провела выгнутым пальцем по экрану телефона – точное изящное движение, меняющее страницу, и, возможно, смыслы.

– Эти… м кино… мы… О! …чень… хотел… и сказ… ать… Ать! – Лысый нервно постучал пальцем по микрофону: – О том… ч… то… О! – микрофон издал резкий звук.

Девушка, улыбнувшись, подняла голову, она по-прежнему не смотрела в мою сторону.

– У меня был один знакомый режиссёр, – сказал я в пространство, – который всем подряд объяснял, что именно он хотел сказать своим фильмом.

– Этим кино мы… пок… аз… ал… и, – доносилось со сцены, – что… О!.. О! – микрофон опять издал хамский в своей неожиданности, резкий звук.

– Микрофону явно нравится заглавная буква «О» с торчащим восклицательным знаком, – я не мог не отметить это.

Девушка улыбнулась шире, в раскрывшихся губах блеснули неестественно белые зубы.

– …ать! – доносилось со сцены, – …буд… ем… как-нибудь! – вдруг отчётливо выговорил микрофон. – И дальше!.. Не… от… нять! Нять!

– Кроме заглавной буквы «О» микрофону особенно удаются слова: «И дальше!» и «Как-нибудь», – сказал я, каменея лицом. – Этого у него не от… нять!

Девушка, потянувшись, села удобнее, положив одну дивную ножку на другую дивную ножку, подбородок блондинки нервно задрожал. Как я понимал её, я тоже мог дрожать подбородком. Прислушиваясь, моя соседка смотрела на сцену.

– А кроме этого знакомого режиссёра, – продолжал я, глядя на неудачника, что публично терзал микрофон, – у меня в приятелях есть художник, который вечно объясняет всем желающим смысл своих картин.

Девушка, сдерживая смех, нахмурилась и опять стала делать вид, будто она и в самом деле увлечённо смотрит в свой телефон.

– А ещё, – продолжил я новой главой возможный роман будущего, – у меня есть один знакомый писатель, который объясняет всем подряд…

Девушка вдруг расхохоталась в голос, запрокидывая головку. На нас обернулись.

Микрофон в очередной раз отчетливо и скандально выкрикнул:

– …правь… те… Микро… фон! О! – и затем. – И как-нибудь! Дальше!

На сцене суетливо возник всё тот же представительный мужчина в лакированных туфлях, некстати погас свет, на экране внезапно появились тусклые кадры цветного пейзажа. В нелепой попытке мужской твёрдости в динамиках задрожал женский бас:

– Небо твоё высоко, Свердловская область…

– Твои горизонты бесконечны, Свердловская область! – Живо подхватила моя соседка, это прозвучало, как приглашение. У девушки был приятный грудной голос.

– Дым твой поднимается к небу? – Предположил я. – Свердловская область?

На сцене вдруг раздался неуместный грохот. В гремучей смеси мелькающих кадров выплавки стали, летящих вдаль лайнеров и колосящихся хлебов я разглядел запутавшееся в проводах тело, которое отсвечивало лакированными туфлями… Микрофон был отмщён.

Девушка, спрятав лицо в ладошки, зарыдала – момент настал.

– Здесь, в двух шагах когда-то был бар, – сказал я, – там подавали сериальные стопки с водкой и блокбастерную закуску. Бар, ясное дело, назывался «Братья Люмьеры».

– Идемте! – незнакомка еле сдерживала смех.

– Поля твои, Свердловская область, – по залу угрожающе разносились динамичные женственные выкрики. – Леса твои, Свердловская область…

– Мать твою! – закричал скандально барахтающийся на сцене мужчина в лакированных туфлях.

Мы вышли на трезвый резкий воздух. Крыльцо «Дома кино» было залито неоновым мёртвым светом. Прямо над нами, навевая мысли об инквизиции, неуклюже висело нечто вертикальное и громоздкое, напоминающее скульптуру покойной женщины.

В осенних густых сумерках я не смог разглядеть, где именно заканчивалась алая лента, вплетенная в косу девушки. Подул холодный бесприютный ветер, мы торопливо свернули налево, к бару…

Бар был интимно затемнён сигаретным туманом, пахло дёшево, а потому – тяжело. Приглушённые дымом, чувственно звучали мягкие ритмы Bossa Nova.

Мы сели за стойку бара.

– …режиссёр Дмитрий Воробьев-Амановский – бездарный сценарист! – вдруг трезво вскричал какой-то пьяный посетитель. – Более того, он – вор! Он украл идею моих стихов!

Я увидел почти японский разрез её карих глаз, подчеркнутых бархатными ресницами, и тут же подумалось, я знаю эту мою незнакомку. Я не видел ее раньше, но отчего-то знал. Но как?

– Совершенно непонятно, – сказала девушка, – некий Воробьев-Амановский, – он бездарен как сценарист или всё же как режиссёр?

– Он же совместил две фамилии, – сказал я, вспоминая Игорька Мусоргского-Болтромеюка, малоизвестного даже в нашей компании поэта, – вероятно, он совместит и это, будучи одинаково бездарным и там, и здесь. С третьей стороны, возможно, он – талантливый вор, который украл идею гениальных стихов.

– Талантливый вор? – девушка отчего-то задумалась.

Повернувшись к нам, бармен оперся локтем о стойку. Он напоминал закрывающегося от ударов усталого боксёра.

– Что мы будем заказывать? – безучастно поинтересовался бармен.

– Я не знаю, что мы будем заказывать, – сказала моя знакомая незнакомка, обращаясь непосредственно ко мне, – а пить мы будем, – она почти закричала, – водку!

Бармен, кивнув, повернулся к батарее бутылок, и я увидел – к деревянной полке финским ножом была пришпилена карта, бубновый туз.

– Не знаю, какой он сценарист, – дискурс о некоем Воробьеве-Амановском поддержал другой голос, – но режиссёр он какой? Да никакой, я настаиваю! Что касается гениальной идеи твоих великих, я подчеркиваю, стихов «Шестеро козлищ и волчица Рима», то я хочу сказать вот что… – голос весомо замолчал, видимо, собираясь с мыслями.

– Я оказался прав, – сказал я, – Воробьев, не говоря уже об Амановском, видимо, талантливый вор.

– И что вор? Ну вор! Иногда это даже весело! – сказав странное, девушка пожала плечами.

Перед нами скользя, бесшумно легли две салфетки. С деликатным стуком бармен поставил на стойку рюмки. В рюмки с математической точностью пролилась прозрачная влага.

– Обожаю водку, – сказала девушка.

«Это мы запомнил, – подумал я, – а дальше…»

Но дальше я не успел ничего подумать-запомнить, некто цепко взял меня за плечо. Хватка была железной.

– Надо же!.. Я так и думал, что ты здесь. И с кем?

Мои сто килограммов кто-то попытался развернуть в свою сторону.

Я обернулся… Мелькнули затемненные очки, я с трудом увернулся, кулак незнакомца прошел по касательной, болезненно задев шею, это было как удар тока.

Я сгреб этого парня за его джинсовую куртку, подтянул к себе – он был много легче меня – и оттолкнул его в сторону, но он, ударившись о столик, удержался на ногах.

– Тим! – закричала девушка. – Прекрати!

И в это мгновение я узнал его – Тим! Читающий «талантливый» вор! Такое было возможно только в России. Средний рост, худое лицо, безглазые очки синего дыма, джинсовый костюм – Тим.

…Год назад, в тот день, когда мы в очередной раз «навсегда» поссорились с Настей, дверь моей квартиры вскрыли. Среди прочего, унесли компьютер. И только спустя время я осознал, украли не компьютер, а сборник моих рассказов «Наши единственные любови». Три дня я приходил в себя, а на четвертый мне на сотовый телефон позвонил некто, представившийся Тимом.

– Твои контакты были после рассказов. Мне больше всего понравилось вот это: «Живу и толком не работаю в Москве». Мы прочли, и жена велела вернуть тебе твои истории, – подпольным голосом сказал Тим, старательно преодолевая заикание, – но только компьютер и только если ты дашь слово.

Я дал слово. Мы встретились в метро, в центре зала, на Чистых прудах, и читающий полуинтеллигентный вор-домушник, одетый в итальянский коллекционный джинсовый костюм, молча вернул мне мои рассказы.

Но жизни было этого мало, история на этом не закончилась, случилось еще более невероятное – эта встреча.

…Двое вскочили со своих мест, удерживая Тима, все трое смотрели на меня. Это они рассуждали о некоем сценаристе-режиссёре, талантливом воре интеллектуальной собственности, господине Воробьеве-Амановском – беспомощные интеллигентные выпивохи.

– Эй!? – вопросительно произнес бармен, расправляя плечи.

– Тим! – я приходил в себя. – А ты меня не узнаешь?

– Всё в порядке, – сказала бармену блондинка.

Тим, вспоминая, хмурил брови.

– Рим тесен, как говорят в стране моей, Москве, – я подбадривал его.

Тим, поправляя куртку, пожал джинсовыми плечами.

– Лето прошлого года, – напомнил я, – ты почти по-английски зашёл ко мне в квартиру!

– Вот это да! – девушка стала смотреть на меня с новым интересом. – Это же ты! Вы… – она посмотрела на Тима. – Ты что, Тим?! Я тебе велела вернуть ему его компьютер с рассказами! «Ангелы встречаются…» Это же он, бестолочь!

– Это же я, бестолочь! – сказал я.

Два алкоголика от кино, отпустив Тима, с облегчением сели за свой столик, кажется, драка отменялась.

– Да, – Тим подсел к нам, – я вспомнил, «Наши единственные любови». Поэт?

– Почти гениальный писатель, – уточнил я. – Самый известный прозаик своего подъезда.

– А ты… Андрей, – глаза девушки заблестели, – вы так и не выяснили свои отношения с Дашей?

– Это уже бессмысленно, – сказал я. – Давай продолжим на «ты».

Мне опять напомнили про Дарью. Ударили наотмашь. Черт бы всё побрал!

– Как это романтично, – сказала мечтательно девушка, она наклонилась ко мне, поцеловала меня в щёку и тут же ощутимо ткнула Тима локтем, – представь меня, балбес!

– Эта любвеобильная девушка – моя жена, Ариадна, – хмуро сказал Тим и, обернувшись к бармену, поднял руку. – Мне рюмку… стакан водки.

– И мне рюмку, – сказал я. – А я Андрей.

– Алкоголики, – Ариадна нахмурилась. – И я вовсе не любвеобильная, а, наоборот, избирательная…

– Как делишки, писатель, как страстишки? – спросил Тим, стараясь сосредоточиться.

– Как обычно, – сказал я. – Никак.

– Когда выйдет книжка? – Ариадна почти бесстыдно заглянула мне в лицо.

– Как никогда… скоро, – в её прекрасных глазах жил яркий блеск, и я задержался в этих глазах на одно, но неприличное лишнее мгновение. – А возможно и просто – никогда.

– Замутненная ясность, – сказала девушка Тиму, – Андрей, он хороший, не волнуйся.

Мы выпили водки. Затем выпили еще раз. Потом заказали такси и поехали «смотреть город». И только в машине я увидел на правом запястье Ариадны красную нитку грубой шерсти – «нить Ариадны».

Возле развлекательного центра «со специфическим уральским акцентом» «Гринго» таксист посоветовал нам остановиться.

– Там фасадная стена якобы разбита чугунной бабой, – сообщил нам таксист, – декор. Я как увидел, так плакал с твердым знаком на конце!

– Стена плача, – поддакнул начитанный Тим.

– Всюду бабы, – сказал я, думая о своём.

В «Гринго» мы сели за свободный столик и заказали водки. Тим и Ариадна приехали в Ёбург, он же – Екатеринбург, он же – Свердловск, он же – Сверловск, на «профессиональные вне законные гастроли».

– И, заодно, взглянуть на этот «открытый фестиваль документального кино», – сказал Тим. – А тут такая встреча! Надо же, как бывает!

– Мне кажется, – сказала Ариадна, – я знаю, с кем я тебя познакомлю!

– Ари, – сказал Тим, – не встревай, это интимное дело!

– Моя Диана как две капли вод… ки похожа на твою Дашу ненаглядную! – Ариадна уперлась своим лбом в мой лоб. – Я просто обязана вас познакомить!

Не возражая, я пожал плечами.

– К тому же, – Ариадна вздохнула, – мне так понравились твои «Наши единственные любови», и графоманская проза жизни, и ангелы, которые встречаются… Более всего меня порадовала неизбежность этих встреч, и…

«…и неизбежность смерти!» – мысленно закончил я.

Затем Ариадну попытался пригласить на танец местный абориген неясного вида, с трудом говорящий на уральском языке, но Тим отказал, и я еле замял скандал. Мы выпили ещё немного, вызвали такси и поехали дальше «осматривать достопримечательности» столицы Урала.

«Всюду столицы, всюду Москва, – думал я, глядя в рюмку со столичной водкой, сидя в ресторане «Московский блюз», который располагался на Московской горке. – Ладно, горка, но отчего это невнятная горка «Московская»?

– А всё оттого, – объясняла Ариадна, обнимая меня за плечи, – что все мужики – сволочи! И ты, Ваня, заметь, – не исключение!

Я кивнул, возражая.

– Но почему ты брюнетка? Когда ты успела перекраситься? – Я ужаснулся и заглянул за спину брюнетки. – И где твоя коса?!

– Коса?! – Плаксиво закричала брюнетка. – Я что, похожа на смерть?!

Меня с двух сторон тяжело подняли из-за стола, возникло какое-то движение, я оказался на воздухе. Была холодная ночь и я, глядя на звёзды, отчасти, пришёл в себя… Сама собой возникла спасительная мысль: «Всё бессмысленно даже в масштабах Солнца».

– Отстаньте от нас, – терпеливо просил Тим какую-то брюнетку, – его зовут Андрей, он не Иван. Не Иван, а наоборот, Андрей!

– Поехали, – сказала Ариадна, – нам пора!

– У вас и Андрей был?! – захохотал Тим. – А вы случайно не Дарья?

– Нет! Я Юлия.

– У тебя не было романа с Юлией? – спросил меня Тим.

Я молча содрогнулся, вспоминая своих Юль, и, на всякий случай, неопределенно покачал головой.

– Мы успеем, – заулыбалась мне Ариадна, – успеем счастливо переждать жизнь до судьбы.

– Я верю себе, как тебе, – сказал я. – К тому же ты – Ариадна, ты выведешь нас из любого лабиринтного тупика.

Потом мы сидели в ресторане «Арбатские мотивы», где я узнал, что в недалеком прошлом Тим был профессиональным актером, который снялся в двух полицейских сериалах и так вошел в роль, что понял, он легко может совмещать кино и воровство.

– Собственно, грабя квартиры состоятельных граждан, острее чувствуя жизнь, я оттачивал мастерство актера, – скромно признался Тим, – а сейчас ролей в кино нет и этот заработок – единственный.

– Не вагоны же нам разгружать, – брезгливо возмущалась Ариадна.

– И кому нужен актер, который с трудом сдерживает заикание? Никому…

После «Мотивов Арбата» мы поехали в ресторан киноконцерного комплекса «Космос», где особенно запомнился огненный коктейль «Юра Гагарин. Поехали, бро!» И там, в «Космосе» я услышал потусторонние сириусианские голоса…

– Ты же видишь, он страдает.

– Может быть, ему это необходимо, может быть, именно поэтому он и пишет свои рассказы…

«Не верю! – думал я. – Кто они на самом деле? Не похожи они ни на воров, ни на студентов… Скорее всего он – Люций Кант, полное имя Люцифер, Римская империя, время позднего Цезаря, а она – Ариадна из Афин, знакомая Сократа. И здесь они для закупки душ мелким оптом. Так… Закупки. Деньги. И документы…»

Я деликатно проверил. Всё было на месте. И я продолжил размышлять: «Кто они – это Бог с ними. – В этом месте меня передернуло. – А вот кто я?»

– На самом деле надо принимать во внимание только физиологию: физическую боль, невозможность сна, голод, увечья или болезнь, смерть – это для всех без исключения. Остальное – несущественная чушь, придуманный туман эстетики: вера, надежда, любовь, нравственные мучения… это для избранных.

– Но как это разделить? Еда – это эстетика или физиология? Голая девушка в моей постели – это физиология или эстетика? Или вместе?

– Конечно, – хмуро кивнула Ариадна, – голые девушки им… Одни вопросы у вас, джентльмены, а где ответы?

– Ответы – в раю.

– Аха! Которого нет.

Затем мы побывали ещё где-то за линией горизонта Уралмаша, в заведении с запредельным названием «Три с половиной машиниста» после чего, так и не ответивши на садистский вопрос: «Где другая часть половинного машиниста?», я решил: «Хватит крови, слёз и сациви!»

Мы вызвали такси и погрузились в черную дыру салона. Когда мы доехали до гостиницы «Исеть» мне сделалось плохо, опять накатило это сиротское ощущение – бездарно упустил дар. Раскрыл, болван, «объятия для распятия».

– Господи, – шептала Ариадна, вытирая слёзы платком.

Впадина талии плавно переходила в подъем бедра, и, тайно от Тима, я, наконец, понял, между каких холмов заканчивалась коса Ариадны, переплетенная алой лентой.

– Боже мой! – Ариадна деликатно поцеловала меня в губы.

Поцелуй был еле заметный, как дыхание на зеркале. Неужели это мгновение никогда не повторится? Не повторится тёмная теснота такси, огни за окнами, поцелуй Ариадны, такой беспомощный и ненужный? Не повторится желание и невозможность её обнять? Неужели Вселенная не повторится? А мы? А я? Я не мог в это поверить.

– Это тебе от меня, – Ариадна возилась с моей рукой. – Теперь ты не заблудишься в жизни. С Дианой – точно! У нее вот здесь больше, чем у меня!

– Ари!..

– Отстань! – страшным шепотом Ариадна оборвала мужа. – Я не дам ему умереть!

– Я живой, – сказал я в сомнениях, и решительно подумал: «Черт! Мне не нужна благотворительность!»

– Благотворительность?! – Ариадна на секунду задохнулась от возмущения. – Диана Дикарёва – дорогая в обслуживании девушка!

Я ощутил на своём запястье легкое касание красной нитки, – нити от Ариадны. В сумерках такси беспросветно сияли палаческие очки всё понимающего, но совершенно лишнего здесь и сейчас Тима.

…В номере, коленопреклонившись, я успел дружески объять унитаз. Затем долго, уже без стонов, полоскал рот. Проверил документы и деньги. Испытал состояние шока. В моем кармане оказалась увесистая пачка наличных. Возможно, Тим и Ариадна были артистичнее и благороднее того, что я о них думал. Выпил две таблетки анальгина. Анальгин запил отвратительной минеральной водой. Казалось, минеральная навсегда перекосила мое лицо. Благостно бездумно принял душ. Лег в постель и повернулся на левый бок, в надежде на цветной отчетливый кошмар во сне. Жизнь радовала многообразием, но я был избирательно сосредоточен на одном.

– Ангелы встречаются, ты сам это написал, – шептала мне на ухо то ли Ариадна, то ли Дарья, – так что теперь ты не заблудишься. Ты не заблудишься в жизни!

(Москва – Екатеринбург – Москва 1-5 октября 2014, 10 сентября 2023 г.)