Лизка, рассолу!

Добавлено в закладки: 0

Малая проза

 

                       Рассказ – «ЛИЗКА, РАССОЛУ!»

 

У Антипа теперь грудь колесом, чуб поветру. Новыми чириками по стираным половикам пошаркивает, обкуренный ус покручивает, игреливо по ремню пальцами пощёлкивает — его Агрипина в дом приживалку взяла.

Барышня молоденькая такая, из района с одним узелком приехала, а востроглазая, аж сердце у Антипа замирает! Коса у ей ниже энтого места, грудочки бугорочками из-под кофтёнки так и прут, а ножонками розовыми перебирает, что гулюшка!

Любуется Антип на приживалку, а сам брови сдвигает, да серьёзно ей так: — «Лизавета, кравать  прибяри!».

Бросается Лизавета к Антиповой кровати — перину взбунчила, простыню парашютом вздёрнула и за одеяло взялась.

— Падушки, падушки справнея бей! — указывает Антип.

Потупив глаза, Лизавета исполняет приказ, нерешительно говорит:

— Так ведь застилать вялели…

— Вялел, таперича перядумал, днявать буду! — влез Антип на высокие подушки,  глаза прикрыл, а в голове картинки завилюжились, будто лежат они с Лизаветаой на энтих самых подушках в обнимку, он ей прянца из-под подушки вынает… Нет, лучше петушка на палочке, в  его молодую бытность девки петушки страсть как любили принимать!  Так вот, протягивает он Лизавете энтого самого петушка, а она от счастья аж тает, телом молодым к нему так и льнёт, и рдеет, что цвет маков…

 

У Антипа от энтих мыслей, аж всё забытое зашевелилось, он к себе прислушался —  паказалось… и опять думает — вот Лизавета к нему ласково льнёт и елейным голосом гутарит:

— Ты чаво, шут гароховай на девку вперилси?

Антип аж вкруг себя ерзанул  — перед ним его благоверная Агрипина!

— Грипка, ты чаво ж энто пужаешь, сатана?! Ажник оборвалось всё!..

— Ды чаму там обрываться? — съехидничала Агрипина и ниже пояса Антипа со значением эдак поглядела, а глаза её змеиные, так прям и сощурились.

Антип вскипел.

— Ты энто про чаво?

— А про няво! — вылупилась ехидна и руки в боки упёрла.

— Ты, сатана, думай чаво гутаришь!

— А про чаво думать — та? Энто чужие бабы няхай думають, а я и так знаю! Лизка, веник няси, избу мясти будем!

Лизавета за печку кинулась со словами:

— Ды я жа ужо падмятала!

— Ты чи ослепла? Аль не видишь, у нашего мерина мякина с пад хваста сыпитса!

Антип, от такой Грипкиной настырности в кашле зашёлся, за грудки схватился и словами  поперхнулся.

— Аль дух перехватило? — спросила заботливая благоверная — Иди вон с базу навоз сгряби, с духом-то и сбярёшси!

Антип в сердцах сплюнул, слез с кровати и пошаркал во двор.

 

Вечерять сели поздно, ждали Лизавету с дойки, а когда та появилась, Агрипина Антипу скомандовала:

— Дымки с горки падай!  Девка нябось с ног валится с непривычки, сморилась…

Антип разлил в гранёные стаканы самогон, чокнулся с бабами и, крякнув, опрокинул содержимое в себя, слизал остатки горькой с усов и велел:

— Лизка, агурец падАй!

— Сам вазьмёшь, ня барин! — рявкнула Грипка и двинула через весь стол чашку с огурцами мужу.

Антип начинал серчать.

— Картоху чаво не доварила? Не жуёца!

— Зубы вставь, аль мятку заказывай, штоб глатать не жаваючи! — посоветовала жена — Агурец у няво стал быть жуёца, а картоха — не! Видали? — и перегнувшись через стол, сгребла из под носа Антипа картошку и подвинула к Лизавете  — Ешь, дитё! Ды дымку — та выпий, усталь как рукой и  сымить!

Лизавета отхлебнула кисло пахнущую жидкость, слегка сморщилась, но из уважения к хозяйке проглотила, и принялась усердно закусывать. Антип долил себе остатки из бутыли, глаза у него посоловели, он икнул и из-под слащавой улыбки проглянул единственный во рту зуб.

— Грипка! Ну — к в погреб сматай, груш мачёных дастань!

— Сам и матай! На улице темь уж, а тибе на груши потянуло.

— А чаво? И сбегаю! Чи мочи нету?

— Ну дык бягом, бягом! — подтрунивала Агрипина.

Антип резко поднялся, его качнуло и он с развороту,  зацепившись чириками за дорожку, со всего маху грохнулся на четвереньки — в его штанах «скрыпнуло». Лизавета и Агрипина прыснули в зависки.

— От чёртова половица, совсем рассохлась, рыпить и рыпить. Надо с вясны замянить на новаю! — нашёлся Антип  и скрылся за дверью.

Бабы уже налили взвар, а Антипа всё не было.

— Ну — к Лиза, лампу зажги! Ухажёра искать пайдём! — поднялась из — за стола Агрипина.

 

Выйдя на крыльцо, женщины прислушались — кругом стояла тишина и лишь от погреба шли глухие звуки. Агрипина спустила лампу в ляду, вгляделась в темноту:

— Ну чаво, антихрист — сидишь?

Антип выругался, поднял голову — всё лицо пестрело ссадинами.

— Ай, красавец! Ай, жаних! Ну хоть патрет пиши, ды пад вянец! — поиздевалась Агрипина.

— Нет што б мужа вызвалять, она ишо и зубоскалить, ужака старая!

— Я табе сколькя раз гутарила — лестницу справь! А ты чаво? От и сиди таперича, молодуху поджидай! — потешаясь над мужем Агрипина — Как грушки-та, умочились, жуюца? Ды ладна, ладна… Не скрыпи последним зубом… За зависку дяржись, лезь наверхи,  ды гляди мне — завтря ня справишь, запру в погребке на всю жисть!

Кряхтя и охая, Антип поднялся на ноги, по остаткам подгнившей лестницы кое-как дотянулся до ляды, откуда его под белы руки выволокли бабы.

 

Держась за спину, поминая всех святых, поплёлся пострадавший за груши дед в хату, сел за стол и велел супружнице:

— Дымки плясни!

— Ишь чаво удумал! Спать он иди, хахаль! – отрезала Грипка.

Тут уж у Антипа нервы сдали окончательно, страсть как жалко ему самого себя стало — «Он, может, чуть не помер, можить вот так и погиб — ба, а она ишо перед Лизкай казака позорить!».

Сляза скатилась по Антиповой щеке и повисла на большом ноздреватам носу. Он всхлипнул, жалея себя бедного:

— Я, можеть присмерти, можить я спортилси, можить все ряберья паламал, а у тибе шишига и серца не ёкнула! А мая серца сычас от болисти станить! — причитал Антип и шмурыгал носом.

— Штоб серца ня стала, он на пярину марш! — рявкнула Агрипка.

— Вот помру, будишь тада знать! — пригрозил Антип.

— Жалюшку сабе пасправнея найду, без кандрашки! — успокоила жена и затарахтела немытой посудой.

 

Антип приподнялся на стуле, но тут же, схватившись за спину осел. На помощь кинулась Лиза.

— Подыми мине! — попросил Антип.

Кряхтя, опёршись на  Лизу,  дочикилял дед до кровати и завалился на подушки,  не отпуская руку помощницы, велел — «Чирики сыми!»

 

Не успела Лизавета наклониться, как её опередила Агрипина, и толкнув мужа в грудки пригрозила:

— Ты ляжи, чёрт старай! Сам, стал быть, при смерти, а девкай памыкаить! Ана табе чаво, адъютантай нанялась? Ложись, сатана, а то ухват возьму, я тибе враз разую!

— Дура старая! Я, стал быть, почти покойник, а ана мине дабиваить!

— Молчи, шут гарохавай! Пратрязвись, патом камандавать будишь! — подвела итог Грипка и опять пошла греметь посудой.

Прибрав посля вечора горницу, бабы пошли закрывать на ночь скотину, а когда вернулись, Антип всё так же лежал на подушках глядя в потолок.

 

Пропели петухи и Лизавета поднялась с постели. В полосе света, падающего в горницу, она увидела Антипа всё в той же позе, с застывшим на стене взглядом. Женщина вскрикнула. На её крик из кухни прибежала Агрипина. Они бросились  к Антипу — тот лежал холодный и неподвижный.

— Вот, антихрист, ить помер! Назло помер! – только и сказала жена усопшего.

— Тётя Грипа, скорую надо с району вызвать и милицию. Я в совет пабягу, а ты – к участковаму,  ды саседей подымай, пакойника абмыть сразу надобна!

 

В избу бабы вернулись почти одновременно. В совете никого не оказалось, решили сходить позже. Участковый походил по горнице, заглянул туда — сюда, подошёл к соседям, окружившим кровать, на которой лежал Антип — люди тихо перешёптывались, покачивали головами, выражали сочувствие жене.

 

Где-то прокричал кочет, замычала недоеная корова… покойник шевельнулся и еле слышно сказал:

— Лизка — рассолу!  И сыми с мине энти чёртовы чирики!»