– Ну, старик – это американизьм : с термосом – на вахту! – в шутку пеняли было меня товарищи, когда с термосом в руках спешил я мимо них в рыбцехе к своему рабочему месту.
Впрочем, термос, залитый кофейным напитком, я брал только на спозаранную вахту, что начиналась в четыре утра. Когда еще черная ночь висит в иллюминаторах, и до рассвета, кажется, также безнадежно далеко, как и до окончательного пробуждения ото сна.
И оглушительный сначала, опостылевший скрежет ковшевого транспортёра за спиной, скрип лент, и клацанье аппаратов… И та самая капля на подволоке ( потолке) сырого рыбцеха, что непременно упадёт сейчас точно за шиворот.
Беспробудно уныло, реалистически беспощадно: «На кой бес я в эти моря сунулся?! Спал бы себе сейчас на печке».
Минутная, конечно, слабость. В час – полтора длиной. За которые шубутная, весёленькая работа поневоле разгонит тоску – без молодецкого куража чановому матросу никак! И вот, разобравшись, наконец, с брошенными лентяем сменщиком прямо под ноги пластмассовыми корзинами и резиновыми шлангами, наладив бесперебойную подачу рыбы ровным по ленте слоем на морозильные аппараты, я наконец взбирался на возвышенную площадку, с которой, как с капитанского мостика, просматривался весь рыбцех. В просторах которого бродил, руки в брюки, рыбмастер Саня.
– Мастер! Пошли кофе пить! – кричал я тогда в глубину цеха.
Саня, который ждал этого момента с начала вахты, изо всех сил напуская равнодушный вид и пытаясь изобразить неспешную походку, ковылял к чанам.
– Да, термос в море – это вещь! – искренне, с чувством говорил он после первого глотка.
Кофейный напиток с желтой этикеткой, что закупили в намибийском Уолфиш-Бее, предназначался для диабетиков. Зато, был он в больших жестяных банках, и вышло этих банок аж по три на брата: дёшево и сердито! Кофеём пахнет хоть чуть – чего ж вам еще надо? Балдей, нищета : денег-то, сами знаете, на продукты выделяется в обрез!
Шельмы! А уж у начальника продовольственной службы в те годы (а годы были еще те – начала девяностых) еще с советских времён было совершенно узаконенное прозвище – клише: Жулик. «Жулик, чего у нас там на ларьке есть?» – «Всё уже украдено до нас!» – совершенно не обижаясь, буднично ответствовал тогда любой начпрод.
Вот, и запитывали мы в том рейсе диабетический кофе из желтых банок : на безрыбье и рак – рыба. Но в половине шестого утра, в зябком, промозглом рыбцехе, глоток и такого кофейного напитка был маленьким счастьем: умейте радоваться мелочам – и жизнь всегда будет дарить чудесные моменты!
И синхронно, в унисон занимался фиолетово-розовый рассвет в кругляшах иллюминаторов – новый день разгорался на морских просторах. И бесследно исчезли, ушли и усталость с унынием – словно и не бывало. И утро в какофонии транспортёров, лент , аппаратов, словно в гармонии симфонического оркестра, становилось почти сказочно прекрасным!
И термосу, ведь, всё спасибо!
Берёг я его. Купил в рейс специально – со стеклянной колбой. Она хоть и хрупкая, на предмет разбить, но зато температуру держит не в пример колбам железным. Через восемь часов кофейный напиток намибийский, диабетический, еще достаточно горячим был.
А для безопасности наложил старательно по всей длине «марку» из капронового конца ( то бишь, обвязал по окружности верёвочкой – шлаг за шлагом). И в окончание ручку – подвязку сделал: и носить чтоб сподручней было, и на своём рабочем месте над головой на крючечек самодельный подвешивать – на штатное место его законное.
И за восемь с половиной месяцев – а именно столько длинною тот долгий рейс выдался, – термосок свой замечательный ни единого раза на палубу не уронил, о переборку, или пиллерс (колонну) не стукнул – не трюхнул.
И в самый последний день он мне, дураку, по случаю «занадобился»…
Употребил я с верными товарищами накануне – за компанию. Надо хоть напоследок в этом деле коллектив поддержать – не всё пробежки свои по палубе промысловой – когда можно, – да по шкафуту, бегать. Вот, жажда поутру мальчишечку и замучила. «И мне, непьющему тогда еще», пришла в похмельную голову блистательная идея ! Налить в термос воды питьевой из баклажки, и отнести в морозный трюм – пусть по-быстрому охладится: пробкой, ведь, затыкать не буду.
Жаль, конечно, что не знали тогда слова «креатив» – очень верно бы оно затею передало.
Додумался, называется – охлаждать воду в термосе, что всей своей конструкцией и создан температуру внутреннюю от внешней как можно дольше охранять!
Но, восемь месяцев морского рейса для любой головушки – буйной ли, вумной – даром не проходят!..
Налил воды, сунулся в забитый коробами трюм – только узенький «колодец» у трапа для спуска остался. Спускаться до самого низа не стал – всунул открытый термос поблизости, между коробок: пусть леденеет!
А он, кстати, уже готов к полёту домой был – разрезал и снял я лишние теперь путы – вязанки. И румяные яблочки и блеклые листочки, что были нарисованы на боках, радовали уставший от судовой серости глаз.
Вряд ли сильно водица в трюмном колодце студёной стать успела. Да, и не важным совершенно то оказалось. Потому что, спускаясь через полчаса ( опять же, с некоторой утратой нормальной координации движений – со вчерашнего) ногой – кочергой и зацепил термос, что полетел теперь, конечно, вниз.
Тихий, как и полагается печальному, приглушенный, мелодичный звон прощальный через секунду огласил мне, что милый мой термос разбился вдребезги. Честно завершил свою многомесячную миссию верного моего спутника и помощника, и ,словно космический спутник завершая полёт, сгорел в плотных слоях атмосферы.
Обидно стало почти до слёз!.. Но и тут – продолжая даже таким образом служить и после – уменьшил и вес чемодана, и скученность – плотность внутри него.
Такой вот был – этот термос! В том давнем, приснопамятном рейсе… Прилетел через полмира, верой и правдой восемь с лишним месяцев служил, и в самый последний день, за несколько часов до окончания мытарств судовых, разбил я его.
Грустный вывод из сего драматического повествования очевиден – не пейте горячительных напитков из стеклянных бутылок, но пейте чай горячий из термоса со стеклянной колбой, что хоть и хрупка чрезвычайно, но градусы тепла бережно сохраняет, и голову в рассудке бережет.
А у того неблагодарного героя, что попирал верных друзей, буквально, ногами никакие термосы впредь не держались – разбивал или сам, либо преданные сотоварищи в первые же месяцы, а то и недели рейса – и поделом!
Прозаичная ода термосу, однако