Веруня

Веруня никогда худой не была. Даже в блаженном дошкольном детстве каталась по двору колобком. Дядя Серёжа, весёлый инвалид (ногу по колено отрезали после аварии), приехав из соседней станицы в гости, звонко шлёпал её по увесистому заду, благодушно награждая прозвищем:
— Рэпа!
В школе клички были изощрённее: «жирдяйка», «жируха», «толстож…пая», «бомба»… Веруня с недоумением смотрела на одноклассников кроткими светло-голубыми глазами, в которых всё чаще появлялась грусть, и отходила в сторонку: драться и обзываться она не умела. Родители могли бы заметить, что девочке не по себе, но кто там заглядывал ей в глаза! Время было трудное, трое детей в семье — старший уже студент, только успевай поворачиваться. На огороде  картошку да помидоры выращивали, потом на рынке продавали, держали корову и свиней  — тем и жили.
Так и потекли школьные годы один за другим. Особых способностей к учёбе у Веруни не оказалось. Даже выучив назубок домашние задания, отвечая, она терялась, мямлила,  краснела так, что на лбу выступали капельки пота. Работы в тетради не успевала закончить за урок, так и сдавала: задачу — нерешённой, сочинение — недописанным. Учителя раздражались из-за этого, но чаще жалели:
— Бедная девчонка! Это ж надо — такой вес!
Веруня всей душой ненавидела физкультуру: в спортивном костюме она казалась ещё толще, чем в своих необъятных чёрных брюках и юбках. Когда она неуклюже бегала по школьному стадиону, мальчишки издевались:
— Вот  это ж…па!
А рядом лёгкими валькириями проносились стройненькие одноклассницы…
Только на  литературу Веруня ходила с удовольствием. Учительница, Мария Андреевна (Марындра), сама была полной, но полнота эта была другая: гармоничная, вальяжная, щегольская. Часто Марындра забывала спрашивать домашнее задание, пересказывая содержание книг, читая наизусть уйму стихов, увлекательно рассуждая о жизни и творчестве писателей. И Веруня на её уроках отдыхала: к доске не вызовут, сиди да слушай. Как-то на физкультуре, делая разминку, она зацепила соседа, и оба тяжело упали. Смешливый молодой учитель хихикнул:
— Перова, полегче, ты же не пёрышко!
Класс дружно грохнул. Быстро переодевшись на перемене, она  первой вошла в кабинет литературы и плюхнулась за парту. Марындра, пристально поглядев поверх очков на её багровые щёки, взяла в книжном шкафу книгу и протянула ей:
— На, прочти, когда будет свободное время.
Веруня недоверчиво покосилась на глянцевую обложку, на которой была нарисована какая-то барышня в старинной шляпке и длинном платье. Одежда  у неё была ничего, а лицо некрасивое. Веруня прочла: Шарлотта Бронте «Джен Эйр». Она открыла книгу и … не подняла голову до конца урока. Прозвенел звонок, и восьмиклассники, галдя, вывалились из кабинета. Веруня очнулась оттого, что стало тихо, и растерянно оглянулась. Марындра, посмеиваясь, спросила:
— Понравилось?
— Ага! Можно взять?
— Дарю.
— Ой, спасибо большое, Марья Андреевна!
— Бери – бери, у меня ещё одна есть.
Книгу эту она, в горячке прочитав, начала заново, а потом ещё раз, и ещё… Некрасивая английская девочка стала ей очень близка, хотя кое-что она не понимала: все эти рассуждения об истории, литературе, живописи казались ей лишними, надуманными. Самое главное — любовь, судьба… Она сочувствовала Джен Эйр так, что не раз плакала над её несчастьями. Только одно мешало ей отождествлять себя с героиней книги: Джен была некрасивая и худенькая, а значит, вызывала жалость, а  Веруня была некрасивая и толстая, и над этим можно было только смеяться (прикалываться — говорили одноклассники). Уж её мистер Рочестер никогда не назвал бы феей, как свою любимую Джен!

Глава 2

Девятый класс она прокатила «на трояках», сдала экзамены и поступила в станичный сельскохозяйственный техникум в группу поваров-кондитеров.
— Там тебе самое место, —  сказал отец. — Будешь поваром — вся семья твоя сытая будет.
Веруне в техникуме училось полегче, чем в школе. На полноту её, конечно, обращали внимание, но уже не гнобили. Так, бросит кто-нибудь словцо, мол, ну и глыба,ухмыльнётся — и всё. Что ж, и не такое терпели.
Мир кулинарии её увлёк: на практических занятиях она старательно чистила овощи, месила тесто, делая всё, что велят, так что мастера её, бывало, и похваливали:
— Молодец, Вера! Будет из тебя толк.
Один семестр даже в хорошистках проходила, стипендию получала, но деньги не тратила. Мать говорила:
— Копи себе на платье выпускное.
Когда на выпускном вечере  студенты стояли на сцене с дипломами в руках, Веруня даже была мила в своём кружевном платье свежего мятного цвета и с лёгкими светлыми локончиками вдоль щёк. Вадька Морозов из группы механиков щипнул её за бок:
— А ты ничего себе.
После выпускного Вадька пошёл её провожать. Когда сошли на неосвещённый переулок, полез целоваться.  Веруня терпела: сколько же ходить нецелованной! Утром, встретив Вадьку в магазине, радостно кивнула ему, а он отвернулся как ни в чём не бывало. Зато через неделю позвонил ей и позвал на день рождения:
— Слышь, Вер, приходи. Шашлык пожарим, музыку послушаем. Родаков не будет дома — они в город к брату собираются.
У Вадика собралась неплохая компания: и парни, и девчата. Веруня испекла огромный торт с башенками из меренги — постаралась! За столом  она сидела напротив Вадика, и в душе её что-то радостно дрожало. Неужели он, как мистер Рочестер, увидел, какая она в самом деле? Вадик нет-нет да и поглядывал на неё исподлобья, а один раз даже подмигнул:
— Потанцуем?
Когда уже все расходились, пьяненький Вадька окликнул:
— Верка, останься, поможешь убраться!
А через два месяца, плача от стыда, Веруня призналась матери, что беременна. Замуж она выходила, что называется, по залёту. Когда родители с ней вместе пришли к Морозовым, мать Вадика, услышав о беременности, стала пронзительно выкрикивать:
— Да чтоб мой красавец сыночек!… Да чтоб с такой тумбой!…
— Что ты раздакалась, как на параде! Ребёнку отец нужен, понимаешь? Не уживутся — разойдутся, но в свидетельстве о рождении в графе «отец» фамилия должна стоять, а не прочерк! — прошипела Веркина мать.
— Эт-та правильно, эт-та верно! — подал голос отец Вадьки, бывший уже навеселе, и потянул Веркиного отца за рукав. — Пойдём, сват, обмоем это дело!
— Тебе лишь бы глаза залить, бессовестный!  — вскинулась мать Вадика, но, услышав, что родители отдадут Веруне бабушкин дом, замолчала, недобро поджав тонкие губы.

Глава 3

Платье и фату покупали в  городском свадебном салоне. Мать, критически оглядев дочь в свадебном наряде, спросила:
— А поинтереснее ничего не найдётся? Это же мешок, а не платье!
— Ну, знаете, на такой размер вы вряд ли что-то получше отыщете, — обиделась продавщица.
После свадьбы доедали оставшиеся продукты ещё неделю. Пока в бабушкином доме шёл ремонт, молодые жили с родителями Вадика, и Веруня постоянно вставала из-за стола голодной, потому что боялась шокировать свёкров своим аппетитом.
К осени молодожёны перебрались в свой дом, куда часто наведывалась мать Вадика, и Веруня чувствовала себя особенно неповоротливой и неуклюжей, глядя в её остроносое лицо с недобрыми тонкими губами.
Вадик работал в автомастерской, уходил на работу рано, а возвращался поздно, иногда в сопровождении какого-нибудь дружка. Веруня торопилась накрыть на стол, кормила мужа и его приятелей, каждый день выдумывая  новые лакомые блюда. Ей так хотелось, чтобы он похвалил её, но на вопрос, удались ли пироги, он отвечал коротко:
— Нормально.
Веруня догадывалась, что у Вадика кто-то есть и он дожидается рождения ребёнка, чтобы уйти от неё. С повторного УЗИ Веруня вернулась ошеломлённая новостью: у неё будет двойня! Муж выслушал её с каменным лицом и зло сказал:
— Этого ещё недоставало!
Вечером, замешкавшись на кухне, она невольно подслушала разговор мужа со свекровью за открытым окном:
— Я не могу больше видеть её, мам!
— Сам виноват! Видеть не можешь, а спать с ней смог!
— Уйду я!
— Да ты что, с ума сошёл?! Да она задавит тебя алиментами на двоих!
— Мне всё равно.
— Давай подождём, сынок. Всё может быть. Вдруг один ребёнок не выживет. Я думаю, без осложнений не обойдётся. И где они в ней, тыкве такой, умещаются!
Веруня тихо прикрыла окно, присела на стул и стала плакать. Никто ей не мешал: Вадик ушёл провожать мать. Слёзы, не переставая, струились по бледному одутловатому Вериному лицу. Проплакав часа два, она, почувствовав боль внизу живота, вызвала «Скорую помощь» и мигом очутилась в городском центре патологии беременности, где сравнительно неплохо провела время, оставшееся  до родов. При больнице находился старый парк с огромными деревьями, в котором тёмная хвоя сосен и елей причудливо смешивалась с лёгким трепетом берёзовой и кленовой листвы. Там разрешали гулять в перерывах между процедурами, и медсестра Клавдия Петровна часто говорила будущим роженицам:
— Вперёд, девки, нарезайте круги вокруг  корпуса. Больше ходишь — легче распакуешься!
Веруня, прикрыв огромный живот шалью, медленно бродила по дорожкам парка, жадно дышала свежим воздухом и думала о детях, причём в мечтах они представлялись ей уже не младенцами: вот она ведёт их за руки в детский сад, вот они с букетами стоят на школьной линейке…
Потом в кабинете врача Елены Сергеевны она подписала согласие на кесарево сечение, потому что один ребёнок, как ей объяснили, давил на почку и родить сама  Вера  не смогла бы.
В конце февраля она родила совершенно здоровеньких мальчишек, только у неё никак не зарастал шов на животе. «Из-за обилия жировой ткани», — объясняла Елена Сергеевна. Веруня переносила боль терпеливо и кротко, радуясь, что стала матерью. Вернувшись домой, она первое время не могла носить детей на руках, и ей попеременно помогали мать и свекровь, которая, казалось, немного смягчилась после рождения внуков.
Веруня полностью окунулась в своё материнство. Она перецеловывала пальчики на ручках и ножках детей, с наслаждением стирала испачканные пелёнки, кипятила бутылочки. В Юрике и Димуле её восхищало всё: оттопыренные ушки, розовые пяточки и маленькие подбородки с едва наметившейся отцовской ямочкой.
— Красавчики мои! — шептала она, наклоняясь над кроватками.
Вадик редко брал детей на руки, досадливо морщился, когда они плакали:  — Уйми ты их как-нибудь!
Он по-прежнему приходил с работы поздно, а от его рубашек и свитеров пахло духами  — Веруня чувствовала запах, стирая бельё. Интима у неё с Вадиком не было, да она и радовалась этому: не до того сейчас.
На первый день рождения детишек собрали родню, Веруня накрыла роскошный стол. Оба деда, сияя от удовольствия, качали на коленях внучат.
— Ай да невестка! Угодила: таких орлов родила! — приговаривал свёкор, поднимая рюмку. — Чего, Вадька, насупился? Гордись: два сына у тебя!
— Чайник закипел, сейчас принесу,  — резко отодвинув стул, Вадим вышел из-за стола. Мать заторопилась вслед за ним.
— Ну чего ты бесишься? — понизив голос, спросила она, зайдя на кухню.
— Может, хватит? Сколько ещё мне с этой колодой жить? Ты говорила: подожди. Сколько ждать-то?
— Что ты предлагаешь?
— Пусть она с детьми тут остаётся, а я к вам вернусь и Алёнку Дробышеву приведу.
— А дети как же?
— Буду платить алименты. По воскресеньям буду забирать.
— А-а, в воскресные папы, значит, метишь?
— А что мне делать?
— Растить Юрку и Димку, — веско сказала мать и, помолчав, добавила. — Нечего позориться на всю станицу. Хочешь встречаться с Алёнкой — встречайся, но как невестку я её не приму, так и знай! И в доме нашем ей не место. Не хватало ещё, чтобы  внуки твою шлюшку у меня видели.
— Вот ты как! А я, я как буду? Мне, значит, счастья не видать?
— Скажите, пожалуйста! А в чём твоё горе? Ходишь в стираном и глаженом, наготовлено каждый день столько, что пятерых мужиков прокормить можно, дома чисто, дети ухожены. Чего тебе ещё?
Вместо ответа Вадим выразительно посмотрел на мать, а она, поняв, шутливо стукнула его по плечу:
— Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда! Ничего, стерпится — слюбится!

Глава 4

Через два года Вадим купил машину, детей отдали в детский сад, а Веруня нашла работу там же, чтобы не разлучаться с  ними на весь день. Ворочая по плите тяжёлые кастрюли и сковороды, она радовалась, что дети и дома, и здесь едят пищу, приготовленную её руками. Всей душой любя своих, она  неожиданно для себя полюбила и чужих малышей, пекла для именинников пышные сладкие пироги, принося из дому повидло и мак.
— Спасибо нашим поварам за то, что вкусно варят нам! — хором кричали после обеда детсадовцы. Веруня довольно улыбалась, красные щёки её лоснились от кухонного жара.
Неожиданно пришла беда: свёкра свалил инсульт. Понадобились деньги, и Вадим ползарплаты стал отдавать матери.
— Где бы подработку найти? — спросила  Веруня на работе.
— Зайди, Вер, в Дом культуры. Вроде там техслужащая нужна.
— Выйдешь в вечернюю смену, — сказал Василий Ефремович, директор ДК.
Свекровь на удивление легко согласилась посидеть с детьми вечером.
— Выполешь на выходных грядку с клубникой?  — спросила она.
— Конечно.
Веруня выполола бы и весь огород, лишь бы потеплее взглянули на неё эти колючие глаза. Впрочем, свекровь недавно стала и смотреть, и говорить мягче: может, несчастье гнёт человеческую гордыню, заставляя понимать других людей?
После работы Веруня накормила близнецов, оставила ужин на плите для мужа, дождалась, пока придёт свекровь, и побежала в ДК. Она нашла швабры и тряпки, набрала в ведро воды и собралась мыть пол на сцене, но сторож остановил её:
— Дождись, пока занятия пройдут, потом помоешь.
— А кто будет заниматься?
— Сначала хореографический кружок, а потом фитнес.
— А что это?
— Увидишь, — буркнул сторож и ушёл смотреть телевизор.
Вскоре зазвенели детские голоса,  дверь заскрипела, и в зал вошёл высокий черноволосый  мужчина, окружённый стайкой детей. Хореограф включил  колонку, хлопнул в ладоши, и занятие началось. Веруне очень понравилось, как танцевали дети, и она подумала, что Юрика и Димулю нужно обязательно записать в кружок, когда они подрастут. Дети кружились всё быстрее, преподаватель порой оглушительно орал, требуя послушания, но дети  его не боялись, зная, что он добрый. Наконец щёлкнул выключатель, музыка утихла, и дети один за другим спустились со сцены.
Веруня думала, что ещё долго ждать, но появилась невысокая худенькая девушка в спортивном костюме. Она поднялась на сцену, чтобы расставить странные пластиковые штуки, похожие на низенькие скамейки. Зал наполнился снова женщинами, которые весело переговаривались друг с другом. Некоторых Веруня знала. Одни были в спортивной одежде, другие, зайдя за кулисы, начали переодеваться. Затем женщины расстелили на полу цветные коврики. Худенькая девушка позвала всех на сцену, что-то негромко сказала, включила музыку и стала показывать движения. Группа старательно повторяла за ней, и вдруг Веруне захотелось быть среди этих женщин и делать то же самое под ритмичную мелодию припева: «Давай-давай, не зевай!»
Спустя час Веруня мыла сцену и зал, негромко мурлыча:
— Давай-давай, не зевай!

Глава 5

С тех пор так и повелось.  Веруня приходила на подработку в Дом культуры, наблюдала за вечерними занятиями, а потом убирала в зале и вестибюле на первом этаже. Иногда она помогала хореографу, урезонивая расшалившихся детей:
— Ну разве можно так? Не балуйтесь!
Девушка-тренер оказалась женой хореографа. Они вместе приезжали на белой иномарке из города и проводили занятия. Эля (так звали тренера по фитнесу) очень приветливо здоровалась с Веруней, иногда болтала с ней о том о сём. Она казалась совсем молоденькой, хотя они были ровесницами, а её дочь даже была старше Вериных мальчиков. Веруня восхищалась тонкой гибкой фигуркой Эли, её большими чёрными глазами, уверенностью в себе. Однажды она заметила, с какой нежностью смотрел на Элю её муж, поджидавший в вестибюле, пока она закончит занятие. «А на меня Вадик никогда так не смотрит», — грустно  подумала  Веруня.
Однажды знакомая из группы фитнеса предложила:
— Давай с нами, Вера! Всё равно сидишь, ждёшь, пока мы закончим.
— Да ну… Я не знаю… А можно?
— Почему же нельзя? Надевай спортивные штаны, кроссовки, бери бутылку воды — и вперёд!
— А тренер разрешит?
— Вот чудная ты! Чем больше людей в группе, тем ей выгоднее. Зарабатывает этим человек.
На следующее дежурство Веруня прихватила пакет с кроссовками и штанами.
— Ты куда собралась? — спросил Вадик, рано вернувшийся домой.
— На фитнес. То есть на дежурство, но перед уборкой буду заниматься в группе.
— Какой смысл тогда в подработке, если ты всё, что заработаешь,  за фитнес отдашь?
— Там недорого.
— Ну-ну, давай, может, похудеешь, — насмешливо произнёс муж.  — Только не ешь после тренировки!
Первая тренировка далась Веруне очень тяжело: грузное неповоротливое тело никак не поддавалось усилиям. Все эти поднимания и опускания, наклоны и отжимания, которые Эля выполняла с изяществом балерины, у Веруни получались карикатурно. Под конец она совершенно взмокла и тяжело дышала. Еле-еле закончив уборку, она поплелась домой, чувствуя, что у неё дрожат от утомления руки и ноги. Вернувшись домой и уложив детей спать, она присела на диван и  неожиданно заснула.
Через день Эля встретила её появление улыбкой:
— А я думала, что ты больше не придёшь!
Однажды на тренировку пришла Мария Андреевна. Оказалось, она уже давно  в группе, но не была на занятиях, потому что уезжала на курсы.
— Молодец, Вера! — одобрила Марындра. — Надо следить за собой.
И Веруня пыхтела и отдувалась, выполняя упражнения. Порой она жалобно говорила Эле:
— Я не могу, не получается!
И Эля подходила, задирала ей ногу, сгибала и разгибала локти, как надо. Веруня конфузилась: ей казалось, что от неё больше, чем от других, пахнет потом. Спустя месяц  Эля скупо похвалила её:
— Неплохо, уже что-то получается.
А Веруня  вдруг расплакалась — хорошо, что никто из группы этого не видел.  Эля, растерявшись, гладила её по спине:
— Не надо. Успокойся, не плачь! Ну, чего ты?
Веруня промолчала, всхлипывая.
— Понятно, семейные неурядицы,  — упавшим голосом  произнесла Эля. — Постарайся отвлечься.
— Как?
— Найди отдушину в чём-то другом, отпусти ситуацию!
— Постараюсь.

Глава 6

На исходе зимы умер свёкор, так и не оправившийся от инсульта. Свекровь растерялась, была жалка и беспомощна, поэтому похороны Вадик и Вера взяли на себя. Веруня договорилась об аренде зала в местном кафе для поминок, а готовить взялась сама, отправив детей на время к своим родителям. До поздней ночи топталась Вера на кухне, присесть чаю попить было некогда. Поминальное угощение вышло на славу. Особенно борщ удался: наваристый, с тонко нарезанной капустой, со свёклой, болгарским перчиком и свежей зеленью, он источал такой пряный густой аромат, что многие не удержались и попросили добавки. А нежнейшее картофельное пюре, заправленное топлёным молоком и маслом! А сочные котлеты и жареное мясо! А румяные пирожки с повидлом и творогом! Люди, наевшись досыта, уносили их в прозрачных пакетиках с собой, чтобы угостить домочадцев.
— Спасибо, Веруня! — наперебой благодарили они. — Всё было вкусно, красавица! Царство Небесное твоему свёкру.
Из кафе Вадим и Вера забрали свекровь к себе, чтобы не оставлять её одну в опустевшем холодном доме. Ложась спать, она вдруг неожиданно притянула Веру к себе и ткнулась ей в щёку острым носом:
— Спасибо, дочка!
Утром, собираясь  к родителям за детьми, Веруня услышала за спиной смущённый голос мужа:
— Ты это…, Вер, бросай полы мыть.
— Почему?
— Выкрутимся и так. Ты же устаёшь на кухне.
— А фитнес?
— Ходи, если хочешь, — улыбнулся Вадим.
Однажды Мария Андреевна негромко окликнула её:
— Вера, зачем ты носишь это платье?
— А что, пятно посадила?
— Просто оно тебе явно велико, не твоего размера. Ты же молоденькая ещё, не носи балахоны!
В этот день перед тренировкой были замеры. Эля обхватывала лентой талии и бёдра, записывала цифры в свой блокнот. Дойдя до Веруни и записав результат, она ахнула:
— Ничего себе! Кажется, я знаю, кто получит подарок!
На следующей тренировке она протянула Веруне небольшую, но увесистую картонную коробку:
— Поздравляю, Вера, ты стала победительницей по замерам: минус десять сантиметров в талии и бёдрах!
Дома Веруня с детским любопытством перебирала содержимое коробки. Это был обычный бьюти-бокс, но ей  он казался сказочной роскошью. Мальчишки хватали  нарядные коробочки, тюбики и флаконы:
— Мама! Что это?
— Косметика.
— Это нам?
— Нет, это мне подарили.
— Зачем?
— А вот зачем!  — Веруня открыла флакончик со сливками для снятия макияжа, выдавила на ладонь немного белой нежной массы и мазнула по крохотным носикам.
Дети восторженно взвизгнули, бросились убегать, Вера — за ними, и долго в доме слышался смех, заполошные крики и топот маленьких детских ножек.
В разгар веселья Веруня, подхватив под мышки хохочущих Юрика и Димчика, оглянулась: в дверях стоял Вадик и смотрел на них странными глазами.

Глава 7

Если бы Веруне сказали, что ей близка природа, она очень удивилась бы. Она и слово «природа» употребила всего раз или два ещё в школьные годы на уроках географии. Но, стосковавшись за долгую зиму по зелени, она с тайной радостью замечала, как лопаются пахучие клейкие почки сирени, как нежной зелёной пеной листвы покрываются тонкие ветки берёз. Весна набирала силу.
Наступало время цветения вишен — любимое у Веруни. Возвращаясь с работы по гравийке, по обе стороны которой стояли  в траве райские белые облака, гудящие  золотыми пчёлами, она бормотала:
— Как молоком облитые, стоят сады вишнёвые,
Тихохонько шумят!
Видимо, на уроках литературы слушала она Марию Андреевну не зря. Недавно, встретив Веру в новом голубом (под цвет глаз) платье, она  изумлённо всплеснула руками:
— Какая ты красивая, Верочка! Вот и будь такой всегда!
Вечером Веруня шла после тренировки по тёмной улице, но совершенно не боялась. Ей казалось, будто кто-то бесконечно любящий и  добрый следит за нею с высоты и благословляет каждый её шаг. Завернув за угол, она подняла глаза: с неба, промытого весенним дождём, на неё пристально, совсем по-человечьи смотрел молодой месяц в сопровождении ярких нежных звёзд…
Она была проста, как полевая трава, и жила, как миллионы других людей, особо не задумываясь о своём месте в необъятном божьем мире. Если она и чувствовала  порой глубоко, то зачастую не умела выразить это словами, но именно о таких, как она, сказано на века в Нагорной проповеди: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю».