Уроки русской поэзии. Урок 66 – Борис КОРНИЛОВ

Урок 66. Борис Корнилов

Вспомним замечательного русского поэта Бориса Корнилова..

Люди старшего поколения хорошо знакомы с «Песней о встречном», которая начинается словами «Нас утро встречает прохладой, /Нас ветром встречает река. /Кудрявая, что ж ты не рада /Весёлому пенью гудка?». Эти слова звучали по радио, чуть ли не каждое утро советских будней, песня была признана трудовым гимном страны, все знали что автор музыки – Дмитрий Шостакович, а вот о стихах говорили: слова народные. Почему? Потому что Борис Корнилов был репрессирован в 1937 году и расстрелян в 1938-м, как враг народа – участник троцкистской организации.

Посмертно реабилитирован через 20 лет «за отсутствием состава преступления».

Хорошо, что реабилитирован и честь человека восстановлена, но жизнь человеку не вернуть.

Счастье поэта в том, что его жизнь продолжается в стихах.
Прислушаемся к задорным и бравурным словам «Песни о встречном».

.

Нас утро встречает прохладой,

Нас ветром встречает река.

Кудрявая, что ж ты не рада

Весёлому пенью гудка?

Не спи, вставай, кудрявая!

В цехах звеня,

Страна встаёт со славою

На встречу дня.

И радость поёт, не скончая,

И песня навстречу идёт,

И люди смеются, встречая,

И встречное солнце встаёт —

Горячее и бравое,

Бодрит меня.

Страна встаёт со славою

На встречу дня.

Бригада нас встретит работой,

И ты улыбнёшься друзьям,

С которыми труд, и забота,

И встречный, и жизнь — пополам.

За Нарвскою заставою,

В громах, в огнях,

Страна встаёт со славою

На встречу дня.

И с ней до победного края

Ты, молодость наша, пройдёшь,

Покуда не выйдет вторая

Навстречу тебе молодёжь.

И в жизнь вбежит оравою,

Отцов сменя.

Страна встаёт со славою

На встречу дня.

…И радость никак не запрятать,

Когда барабанщики бьют:

За нами идут октябрята,

Картавые песни поют.

Отважные, картавые,

Идут, звеня.

Страна встаёт со славою

На встречу дня!

Такою прекрасною речью

О правде своей заяви.

Мы жизни выходим навстречу,

Навстречу труду и любви!

Любить грешно ль, кудрявая,

Когда, звеня,

Страна встаёт со славою

На встречу дня.

1931

.

Не правда ли, о советской действительности начала 30-х годов сказано предельно ясно и правдиво. Люди действительно встречали день так. Поэт не слукавил. И даже ирония по поводу «картавых песен» рождена жизнью.

Вот как Корнилов пишет о любви. Знаменитое стихотворение «Соловьиха».

.

У меня к тебе дела такого рода,
что уйдёт на разговоры вечер весь, —
затвори свои тесовые ворота
и плотней холстиной окна занавесь.
Чтобы шли подруги мимо, парни мимо,
и гадали бы и пели бы, скорбя:
«Что не вышла под окошко, Серафима?
Серафима, больно скучно без тебя…»
Чтобы самый ни на есть раскучерявый,
рвя по вороту рубахи алый шёлк,
по селу Ивано-Марьину с оравой
мимо окон под гармонику прошел.
Он всё тенором, всё тенором, со злобой
запевал — рука протянута к ножу:
«Ты забудь меня, красавица, попробуй…
я тебе такое покажу…

Если любишь хоть на половину,
подожду тебя у крайнего окна,
постелю тебе пиджак на луговину
довоенного и тонкого сукна…»
А земля дышала, грузная от жиру,
и от омута соминого левей
соловьи сидели молча по ранжиру,
так что справа самый старый соловей.
Перед ним вода — зелёная, живая —
мимо заводей несётся напролом,
он качается на ветке, прикрывая
соловьиху годовалую крылом.
И трава грозой весеннею измята,
дышит грузная и тёплая земля,
голубые ходят в омуте сомята,
пол-аршинными усами шевеля.
А пиявки, раки ползают по илу,
много ужаса вода в себе таит…
Щука — младшая сестрица крокодилу —
неживая возле берега стоит…
Соловьиха в тишине большой и душной…

Вдруг ударил золотистый вдалеке,
видно, злой и молодой и непослушный,
ей запел на соловьином языке:
«По лесам, на пустырях и на равнинах
не найти тебе прекраснее дружка —
принесу тебе яичек муравьиных,
нащиплю в постель я пуху из брюшка.
Мы постелем наше ложе над водою,
где шиповники все в розанах стоят,
мы помчимся над грозою, над бедою
и народим два десятка соловьят.
Не тебе прожить, без радости старея,
ты, залётная, ни разу не цвела,
вылетай же, молодая, поскорее
из-под старого и жесткого крыла».

И молчит она, всё в мире забывая, —
я за песней, как за гибелью, слежу…
Шаль накинута на плечи пуховая…
«Ты куда же, Серафима?» — «Ухожу».
Кисти шали, словно пёрышки, расправя,
влюблена она, красива, нехитра, — улетела.
Я держать её не вправе —
просижу я возле дома до утра.
Подожду, когда заря сверкнёт по стеклам,
золотая сгаснет песня соловья —
пусть придёт она домой с красивым, с тёплым —
меркнут глаз её татарских лезвия.
От неё и от него пахнуло мятой,
он прощается у крайнего окна,
и намок в росе пиджак его измятый
довоенного и тонкого сукна.

.

А вот как – о назначении поэта. Я уже обращал ваше внимание на последнюю строчку.

.

Я, сказавший своими словами,
что ужасен синеющий лес,
что качается дрябло над нами
омертвелая кожа небес,
что, рыхлея, как манная каша,
мы забудем планиду свою,
что конечная станция наша —
это славная гибель в бою, —

я, мятущийся, потный и грязный
до предела, идя напролом,
замахнувшийся песней заразной,
как тупым суковатым колом, —
я иду под луною кривою,
что жестоко на землю косит,
над пропащей и желтой травою
светлой россыпью моросит.

И душа моя, скорбная видом,
постарела не по годам, —
я товарища в битве не выдам
и подругу свою не продам.
Пронесу отрицание тлена
по дороге, что мне дорога,
и уходит почти по колено
в золотистую глину нога.

И гляжу я направо и прямо,
и налево и прямо гляжу, —
по дороге случается яма,
я спокойно ее обхожу.
Солнце плавает над головами,
я еще не звоню в торжество,
и, сказавший своими словами,
я еще не сказал ничего.

Но я вынянчен не на готовом,
я ходил и лисой и ужом,
а теперь на охоту за словом
я иду, как на волка с ножом.
Только говор рассыплется птичий
над зеленою прелестью трав,
я приду на деревню с добычей,
слово жирное освежевав.