В 2011 году (перед 50-летием) со мной беседовал главный редактор альманаха «День Поэзии – XXI век» Андрей Шацков. 

 

Поэтические ассоциации Владимира Хохлева

Интервью газете «СЛОВО» (Москва) №37-38, 27 октября 2011 года.

С 1989 года, всю свою творческую жизнь, шаг за шагом, известный питерский поэт и редактор (архитектор по образованию) Владимир Хохлев борется с социалистическим реализмом и коммунистической идеологией, этот метод породившей.

Борется не только в поэзии и журналистике… Ассоциативное проектирование, вызвавшее первые наскоки соцреалистов, Владимир внедрял в практику еще при советской власти.

29 октября Владимиру Хохлеву исполняется 50 лет. В преддверии этой даты газета «Слово» решила взять у этого талантливого и невероятно стойкого человека «юбилейное» интервью.

— Владимир, как родились ассоциации? И почему они родились?

— В 1989 году я преподавал архитектурное проектирование в элитной Средней художественной школе при Академии художеств. Преподавал по скучной программе, разработанной МАРХИ. Ритм, контраст, симметрия, ассиметрия… и так далее. На летних каникулах решил все поменять. Нашел людей уже работавших с ассоциациями, что нужно у них выяснил… и новый учебный год начал по своей программе.

За два года с учениками мы осуществили настоящий прорыв в архитектурной мысли. Создали новый метод, основанный на тождественности визуальных представлений, то есть — на ассоциациях.

— Он где-нибудь зафиксирован?

— Да! В 1994 году я издал книжку «Школа русского дизайна», а в 2006 году вышла в свет моя пьеса «Учитель». В этих двух вещах изложена суть нашего открытия.

— Реализованного на практике?

— Лишь в учебных работах и некоторых концептуальных проектах… К примеру, в эскиз-идее «Театра поколений» режиссера З. Я. Корогодского. В макете.

Случилось так, что после вынужденного увольнения из СХШ, примерно с 1990 года я постепенно уходил из архитектуры, все более и более увлекался литературой — в первую очередь поэзией – и конечно не прилагал должных усилий по внедрению ассоциативного метода.

— Мне кажется, он естественным образом проявился в стихах. Поэзия – это ведь ассоциации.… Твои строчки: «Я лечу.… Под окном, в безбрежной, огромной луже. /Топчутся на людей и зверей похожие облака». Это — поток ассоциаций.

— У каждого — своих. Как «лечу»? Под каким окном? В какой, такой «безбрежной, огромной луже»? Кроме той, которая действительно под окном. Какие облака? Кроме тех, что в небе.… А «на людей и зверей похожие» — так это просто детство.… Да, ассоциаций много.

— Мне еще запомнилось:

Он тут, совсем недалеко –
Я чувствую – парит,
И что-то тихо, глубоко.

Проникнув, говорит. 

Он здесь! Шуршит сухой листвой,
И преисполнен весь
Высоким знанием, тоской…
Мистическая весть –
Ее услышать бы, понять…
Однажды в яркий миг
Нетленных слов златую рать
Он выведет из книг.

— Этим стихотворением я начинал круглый стол в Музее-усадьбе Г. Р. Державина, в знаменитом зале «Беседы любителей русского слова. В прошлом году. Я еще одно прочту:

Вещи в мире и предметы

Существуют для поэтов…

Говорят: стихи вторичны,

Не нужны, сугубо личны.

Не согласен. Стих, как хлеб,

Проскользив по склонам неб,

Льется в хлебушек печной,

В белый, в черный, в нарезной.

Для того чтобы поэт

В хлебе хлеба видел свет.

Также в небе – неба свет!

Также в поле – поля свет!

Также в людях – свет людей!

Отовсюду, из щелей

Светит свет вещей, предметов,

Тот, который для поэтов.

— Ассоциативный свет?

— В том числе — ассоциативный… Слово «свет» в этом стихотворении несет в себе много значений. Обозначает и идею вещи; и чувственные тепло и свет, испускаемые вещью; и внутреннюю, невидимую обычному глазу, но доступную взору поэта, энергию вещи. Божественную энергию.

— Я знаю ты верующий человек, православный?

— Да, разогнав — как говорил Николай Рубцов — «мрак бездарного режима» я нашел Бога. Крестился в тридцать лет, то есть, уже в сознательном возрасте. Кстати сказать, борьба с ложью соцреализма и всего советского образа мышления способствовала обретению веры. Не хотелось жить по лжи. Я искал правду, и мне она открылась.

— Вера, помогает творчеству?

— Это основа творчества. Если хотите, его смысл и цель. Бог одарил меня не только верой, но и писательским талантом. Почти одновременно. До воцерковления я профессионально занимался архитектурой, дизайном, а стихи и прозу лишь читал. После крещения, литература стала сначала второй, а затем основной профессией. А проектирование, и рисование превратилось в хобби.

Многие иллюстрации к своим литературным произведениям я создаю самостоятельно. К примеру, нарисовал главного героя «Сказок про Царя».

— Замечательный герой получился, можно мультфильм делать… Я недавно пролистал книжку сказок — «зацепился» за «Скрипучий снег». Откуда он взялся? Можно ли так нарисовать снег, чтобы было видно — или слышно, даже не знаю, как сказать — «что он скрипит»?

— Конечно! Нарисовать, как скрипит снег, безусловно, можно. Это будет ассоциативный скрип. То есть пятна, пятнышки, линии, точки и другие составляющие рисунка будут вызывать визуальные ощущения сходные со слуховыми, когда настоящий снег мнется валенками при морозе. Мнется и скрипит, и мы это слышим. Вспомните, как это происходит в ясный морозный день. В конце концов, неважно через какие именно органы чувств информация попадает в голову человека. Через глаза или через уши. Важно, что с ней происходит далее. Важно, как она обрабатывается в голове, какой мыслеобраз, какое представление о слышимом или виденном создается.

Поэтому нарисовать скрипучий снег не сложно. Другое дело – как это сделать? Помните: «Он начинал рисовать одно – получал другое. И сам не знал как».

Так и «Скрипучий снег» написался. Я и сам не знаю как. Не знаю «откуда он взялся».

— Хорошо, но вернемся все же к стихам. Ты постоянный участник возрожденного «Дня поэзии»… всех поэтических мероприятий, сопровождающих это издание. Какими ты видишь его перспективы?

— Самыми обнадеживающими.

Во-первых, потому что современная Россия – это страна поэтов. Как главному редактору журнала «БЕГ» мне приходится много ездить, выступать, встречаться с разными людьми. И я вижу — насколько поэтически одарен наш народ… Поэты, при любых экономических и политических условиях будут писать. Писать и писать.… Это значит – будет что публиковать…

Во-вторых, «День поэзии» — в возрождении, которого вы, Андрей Владиславович приняли самое непосредственное участие — из года в год творится увлеченными, преданными, поэзии людьми. Я не думаю, что кто-то уйдет с завоеванных, отвоёванных позиций. Единственное, что может помешать выходам Альманахов – недостаток финансирования. Но деньги обладают удивительным свойством появляться там, где они нужны. Мне кажется, что «День поэзии» — богоугодное дело. Если это так, значит, будет и помощь свыше.

— Хочется в это верить. Я недавно был приятно удивлен, найдя твоё стихотворение в другом, очень солидном альманахе, вышедшем в московском издательстве «ВЕЧЕ» с благословения Патриарха Кирилла — «Молитвы русских поэтов».

— Думаю, что моя «Молитва» попала в этот Альманах, после того, как была опубликована в «Дне православной поэзии, 2008». Кстати, я был удивлен не меньше. Известие «свалилось» на меня, как снег на голову. Никто никаких переговоров о публикации со мной не вёл. Участие в таких «высоких» изданиях — большая честь. Спасибо всем, кто этому способствовал.

—  Хочу спросить, не слишком ли ты очеловечиваешь Бога, когда пишешь:

…Бог вышел на откос прибрежный, Присел в горячую траву,
Откинул прядь волос небрежно. И начал новую главу…

— Думаю – не слишком. Христос был на земле в человеческом теле, совсем рядом с людьми. Апостол Фома вкладывал пальцы в его телесные раны. В русской поэзии о «близком» Боге писали Есенин и Клюев, мой любимый Сергей Клычков.

И если разобраться Бог может быть близко, потому что Он может всё. Другое дело, люди могут не чувствовать Его присутствия. Высокомерно и невежественно утверждать «как можно верить в Бога, ведь Его никто не видел». Свидетельства Апостолов, Святых для атеистов ничего не значат.

Но некоторые из праведников сподобились видеть Бога. Позволю себе процитировать Святого Симеона Нового Богослова: «Кий язык изречет? Кий ум скажет? Зрю свет, его же мир не имать, зрю – посреде келии, на одре сидя. Внутрь себя вижу Творца миру и беседую и люблю и ям, питаясь единым боговидением и соединився Ему, небеса превосхожу! Где тогда тело, не вемь…».

«Зрю» — это «вижу»? Какой язык изречет, какой ум скажет? Он спрашивает и удивляется сам себе. Вижу свет, который мир не имеет, вижу посередине кельи, сидя на одре, то есть на лежанке, на такой простой деревянной лавке, какие ставили в кельях монахов-затворников. Внутри себя вижу Творца мира и беседую, и люблю, и ем, то есть постигаю, питаясь единым боговидением и, соединяясь с ним, небеса превосхожу, то есть над ними как бы взлетаю. Где тогда тело — не ведаю. То есть, он выходит из тела и видит Бога.

А вот обезумевшие блоковские «двенадцать», вели невидимого Христа «в белом венчике из роз» на расстрел, и были не способны Его расстрелять. Они не знали куда палить, во что целиться.

Можно еще одно стихотворение про «близкого» Бога. Называется «Христос у храма».

 

Вчера я был до дрожи потрясен,

Как будто бы увидел странный сон.

Шел вверх по улице, среди реклам…

Вдруг замер… у открытой двери в храм.

 

Христос сидел на паперти у храма,

Невидимый, неслышимый… Один.

Визжала за оградой пилорама,

Под купою краснеющих рябин.

 

Сновали суетливые трудяги,

На колокольне строили леса.

Церковные под ветром бились стяги,

И радовались стройке небеса.

 

Христос сидел, измученный, голодный.

В венце терновом. Раненый копьем.

В истерике метался клан вороний,

Все этим черным птицам нипочем.

 

Святыню восстанавливали люди,

Разрушенную красной саранчой.

На бронзовом небесном блюде

Сверкал восток негаснущей свечой.

 

Христос устал, Он был уже не молод,

Он спать хотел, но было не до сна.

Сквозь человечий, равнодушный холод

Светила в души Вечная весна.

 

Наместник Александро-Невской лавры в Санкт-Петербурге, епископ Выборгский Назарий, когда услышал это стихотворение, сказал: «И дает же Бог некоторым людям талант, так сплетать слова…»

— Что происходит в твоей душе, когда ты их «так сплетаешь»?

— Когда чувствую, что слова «так сплелись» — меня переполняет радость.

Поэзия — это не слова. Поэзия — между слов, в промежутках. Когда сквозь буквы светит «свет, который для поэтов», когда слова вызывают в уме и душе ассоциации высшего порядка, тогда человека их «так сплетшего» и можно именовать поэтом.

На земле для человека – это высшее звание.