Она стоит кудрявая и рыжая, вся в веснушках. В волосах застряли травинки, сверху – короной – приземлился тополиный пух.
Во рту пластиковая соломинка – только что допила сок. Апельсиновый.
Белый льняной сарафан с юбкой в мелкую складку, сандалии из цветной шнуровки: розовая, белая, оранжевая.
Он смотрит на нее, улыбается, хочет поцеловать.
Она поднимает на него глаза и говорит:
– Догонишь? – тут же срывается и бежит вперед.
Ему не догнать. Он неуклюжий, и, давайте правду, толстый. Она знает все это, специально издевается.
Останавливается далеко, оборачивается – солнце заливает ее фигуру так, что видна только тень – и кричит изо всех сил:
– Слабак!
Он смотрит на свои кроссовки (стоптанные вовнутрь), тяжело вздыхает и отходит с дороги, садится на бордюр, скрещивает руки на коленях, свешивает голову.
Она подходит, набирает в пригоршню клевера, срывает не глядя и крошит ему на волосы.
Он (даже не пошевелился) говорит куда-то в асфальт:
– Уйди.
Она перекатывается с носков на пятки, руки на поясе:
– Да ладно тебе!
Он не отвечает, только опускает голову еще ниже, накрывает ладонями, нащупывает клевер, смахивает.
– Дань, ну ты чего?
– Ничего.
Она хмыкает:
– Ну ладно, я пошла.
И уходит.
Он сидит так еще какое-то время, может минут 15, а может час. Потом встает, поправляет штаны, проводит рукой по волосам, смахивает остатки клевера и идет в сторону дома.
Солнце, жаркое, июльское, только-только начало клониться к закату, светит ему прямо в глаза, слепит, и, как-будто, тоже смеется: “Смотрите, вот идет Данька-слабак!”
*
Он любил ее беззаветно с первого класса, с той самой минуты как только увидел: в клетчатом платье, с розовыми лентами в косах и огромным букетом.
Ходил за ней тенью, а она смеялась: Данька влюбился!
Потом и весь класс начал смеяться.
На восьмое марта принес ей игрушку – маленького смешного медвежонка – она отдала соседке по парте:
– Хочешь? Мне такой не нужен.
Кончено же было обидно.
В последний учебный день третьего класса подошла к нему и сказала, так, ехидно:
– Пока, Данечка!
Покружилась на месте, послала воздушный поцелуй и убежала с подружками, а первого сентября ее не было ни на линейке, ни в классе.
Первый урок Данька сидел ошалелый, не знал, что и думать. Потом узнал: переехала.
И вот теперь, год спустя, на каникулах у бабушки:
– На две недели, между морем и дачей, у другой бабушки. А ты что, все лето здесь?
Бывают же такие!
*
Данька подходил к дому. В сквере, на качелях, сидела она с подружками. О чем-то шептались, хихикали и тут она увидела его. Встала, прищурилась, поправила сарафан и сказала важно, громко, с выражением:
– А знаете что, девочки?
Те уже поняли в чем дело и заранее прыснули.
– А Данька – слабак!
Данька со злостью дернул дверь и вошел в прохладный полумрак подъезда, пнул первую ступеньку, потом вторую и повторял, повторял, еле слышно:
– Дура! Дура! Ненавижу!
Автор публикации
