Сволочь

 

 

Три часа по полудню. Воскресение! Какого чёрта я сижу дома, спрашивается? На улице солнышко, начало мая! Нет, надо непременно выметаться из… И – наружу! Сказано – сделано. В спешке одеваюсь и выхожу.

На эскалаторе я слышу:

– Увлажняемые  пассажиры, будьте взаимно вежливы… – минутку, почему увлажняемые?..

И вот захожу я, значит, в вагон метро. Глянул по сторонам… – Матерь божья! Все пассажиры-то – влажные! Как после парилки. С абсолютно влажными лицами едут. Мало того, ещё и одежда на них мокрая.

– Увлажняемые пассажиры, будьте взаимновлажными… Уступайте места инвалидам, лицам нежилого возраста, пассажирам с детьми и уверенным женщинам! Каким-таким, уверенным? Ну, понятно, конечно, если перед тобой возникнет такая очень уж уверенная – тут уж ничего не поделаешь – придётся уступить – никуда не денешься! Стоп, значит, они – увлажняемые пассажиры, а я что? Не увлажаемый что ли? Меня что, никто не увлажняет? Один я сухой! Выходит, я не достоин увлажнения как пассажир? Они – все влажные, а я какой-то ущербный на их фоне – не пассажиристый! Так и блестят взаимным увлажнением. Ну и пусть себе блестят. Зато они все липкие, и к ним всякая пыль и зараза прилипает! Сидят в телефонах, все такие влажные-влажные. Куда бы деться!

– Ублажаемые пассажиры… – Гляжу, заходит один с портфелем на станции… Так и светится на весь вагон самоублажнением! Влажный такой. В мою сторону даже не смотрит. Ха! Зато мне сухо и тепло! Похоже я не вписываюсь в это тотальное половодье. С меня – как с гуся вода – всё это навязанное откуда-то сверху полу-уважение.

Выхожу на поверхность и чуть не падаю в обморок от обрушившегося на меня изобилия всего-превсего! Действительность ослепительно переливается всеми цветами радуги. Не только теми красками, к которым мои глаза были привычны, а также цветами и оттенками, о наличии которых я даже и не подозревал. Мой мозг чуть не взорвался! Пришлось даже зажмуриться. И запахи! Да меня просто припечатало к стене фасада станции. Сотни… Нет! – Тысячи ароматов гвоздями прибили меня к стене. Я задыхался, и земля уходила из-под ног. Я успокоился, привёл в порядок дыхание и открыл глаза. Мир изменился до неузнаваемости! Помимо привычных городских запахов, я ощутил кучу незнакомых ранее ароматов. Причём таких плотных, что из них можно было, как из мозаики, складывать в голове целые картины. Запах навоза, конского пота, целая армия флюидов каких-то неведомых трав, где-то пекут хлеб, жгут костры, курят махорку… И не замечая всего этого, неизвестно откуда взявшегося изобилия цветов и запахов, совершенно обыденно снуют машины, гудят трамваи, бегут по своим делам пешеходы. Это как работа на компьютере с двумя мониторами. На одном – то, что ты видишь в привычной реальности, а на том, что справа, отображается совершенно иной пласт бытия. Я понял, что все эти цвета-запахи вовсе не плод моего воображения, а некий пласт жизни, внезапно обнажившийся срез реальности, но откуда-то из прошлого. Судя по запахам и картинкам, в которые они складывались в голове, на правом мониторе отображалась действительность начала двадцатого века. Дореволюционная суета. Кинохроника, срез какого-то дня. А почему суета? – Да потому что мне представлялось всё это в убыстренной киносъёмке, как в старой кинохронике на заре немого кинематографа. С нелепыми и комично-ускоренными походками и жестами персонажей. Тут уж ничего не поделаешь: стереотипы – они – живучи. Впрочем, я и не собирался менять скорость на правом мониторе. И в цветной режим не стал переходить. Так оно как-то привычней. А красок и запахов мне и так хватало.  Я перешёл улицу и углубился в старые улочки…

 

…и тут из арки с неподдельным ужасом на лице выбегает Будулай! Собственной персоной! Он самый! В красной рубахе, ворот разорван. Не понял, – а он то тут каким боком? В одной руке красноречиво сжимает кнут, а другой истово прижимает к груди трёхлитровую банку из тёмного стекла с этикеткой «Глицерин технический». Цыган в ужасе озирается. Нервно мнётся на обочине, пропуская извозчика, и собирается перебежать дорогу. Из арки появляется его преследователь. – За Будулаем, безбожно и вульгарно хромая, с невообразимо страшной харей и загребая руками воздух, гонится Мойдодыр! Как тут не испугаться?! Мало того, что страшный, так ещё и кривоногий. Видно, тяжело ему даётся погоня. Не мальчик уже.

– Держи вора! – надсадно хрипит обокраденный умывальник, – верни глицерин, сволочь бородатая!

Да куда там! Будулай уже перебежал улицу и скрылся за углом.

Вот тебе на! Не хватало ещё Волонтиров-Матвевых на мою голову! Будулай исчез. Расстроенный Мойдодыр сокрушённо покачал головой и махнув рукой, поскрипывая, уковылял обратно в арку. Зачем это всё? А чего, собственно, удивляться – мокрые пассажиры в метро уже были, что тоже трудно назвать рядовым событием воскресного дня. Тут удивляться нечему: ну Волонтир, ну спёр у Мойдодыра банку глицерина – чего тут такого? Подумаешь, невидаль какая! Я пожал плечами и продолжил путь.

Сверху послышалась какая-то возня. Я поднял голову и увидел, как на балконе пятого последнего этажа распахнулась дверца в перилах, из неё выехала массивная доска. На доске лежал человек. Он навис над нижерасположенными балконами и явно старался разглядеть, что же на них находится. Достал верёвку с крюками и повертев ею в воздухе как лассо, прицелился и ловко опустил её на балкон четвёртого этажа. Что-то там подцепил. Затем аккуратно и медленно стал вытягивать с балкона соседей снизу бачок из нержавейки с отводами и шлангами. Да это же самогонный аппарат! Уж я-то в этом хорошо разбираюсь. Вор подтянул ёмкость к своему балкону, затем доска вместе с ним и его добычей втянулась обратно в проём балкона. Дверца в перилах закрылась, и всё кончилось. Вот это да! Ловко это у него вышло. Запросто так… Раз! – И разжился полезным в хозяйстве имуществом.

 

Я бродил по старым улочкам Петербурга, присматриваясь и принюхиваясь к давно минувшим временам. Вот тут раньше был двухэтажный особняк с конюшней, а сейчас раскинулся сквер. Вместо современного делового центра были скобяные и лудильные мастерские какого-то немца. Бакалейные ряды, аптека, ателье. На вывесках ещё красуются твёрдые знаки в конце слов, десятеричное И, а кое-где даже встречались яти и фиты.  Забавно было наблюдать, как сквозь троллейбус проезжает извозчик с каким-то господином в коляске, а ватага уличных мальчишек бежит вприпрыжку прямо по проезжей части. Вот из-за угла вывернула на проспект конка, набитая под завязку людьми. И в тоже время по оживлённому проспекту как ни в чём не бывало снуют иномарки, громко проносятся оттаявшие после зимы байкеры. И эти миры сосуществуют параллельно, не соприкасаясь, совершенно не мешая друг другу. На одной территории.

Я ощутил строгий запах гранита, холодную тёмную влагу, почувствовал привкус железа во рту. И всё это накрывал некий прозрачный и плотный купол, над которым парил подобно древнему птеродактилю смотрящий. В серой дырявой хламиде, местами разорванной в клочья, и сквозь прорехи его лохмотьев ослепительно просвечивало майское солнце. Он парил, широко раскинув руки, обозревая свои владения… Я замечтался и повернул за угол.

За углом, прислонившись к водосточной трубе, на ящике сидел мужчина. Перед ним на таком же ящике – чугунная сковородка с макаронами! Дымящаяся! С пылу-с-жару! В тёмно-сером плаще, в шляпе. Худощавый, с небритыми щеками. Чем-то напоминал блокадника со старой чёрно-белой фотографии. И салфеточки ещё в придачу! Вкусно кушал, однако, – аромат на всю улицу! Тушёночка! Тротуар узкий – не пройти, не побеспокоив. Уж ловко он звенел ложкой по чугуну.  И     Он меня окликнул.

– Приветствую. Понял? Я – тот – над куполом, который… Макарошек не желаете?

– Извините, мы знакомы? Я мог Вас где-нибудь видеть?- чуть не упал я с поребрика.

– Нет, видеть меня, слава богу, могут не все… Предлагаю Тебе подкрепиться! Никаких «Вы». Идёт? Я вас всех сюда приволок в своё время… Сволочь – я! Да-да! Оно самое! Сволакиваю вас всех в одно место и блюду. Вот и ты нарисовался… Парю над всем этим, понимаешь-ли…

– Типа ангел-хранитель?

– Ну, это как тебе угодно. Ангел – так ангел. Скорее, – стихия, явление природы. Дух места. Сказки о белокрылых пушистых ангелах – чушь собачья!  Для дурачков.

– Блин! С утра как-то не сложилось – всё наперекосяк! У вас ложка вторая есть?

– Что ты как не родной? – Руками же можно!

Я захватил щепотку макарон и отправил себе в рот. Масло потекло губам. Очень вкусно. Давно забытый вкус детства. Обалдеть!

– А вот вы, простите, ты… Тут посреди тротуара сидишь со сковородкой и прямо у всех на глазах ешь… Это что? Какой-то перформанс?

– Как ты сказал? Перформанс? Помилуй бог! Звучит как ругательство. Да я и слов-то таких не знаю. Перформанс… Тоже мне, умник какой выискался. Да я просто очень макароны уважаю! С тушёночкой, по-флотски!

– Но ведь люди кругом… Как-то это ненормально. Что прохожие-то подумают?

– А пёс с ними, с людьми-то. Кому какое дело! Ну захотелось мне макарон с тушёнкой – я что себе во всём отказывать должен? Понапридумывали себе правил приличия, а макарон нормально поесть не могут. Ну, а как тебе мои шалости? Митрофаныча видел? Ловок, шельма! Это он сам всё придумал! Талантище! Я тут ни при чём, даже помогать не пришлось.

– Это ты про того балконного сёрфера?

– Про него самого. Он маляром на заводе работает. Уж больно весёлые ему соседи по подъезду достались. Не повезло бедняге. Совсем достали. А сработало на отлично – бухать перестал, и включил голову. Ты о нём ещё услышишь, он наведёт им всем шороху!

– А Будулай с Мойдодыром? – Тоже твоя работа?

– Конечно! Шедеврально ведь вышло, не так ли?

– Да, тут уж не поспоришь. Потрясающе! Я сперва растерялся от неожиданности. А потом подумал: минуточку, – у него же кнут есть, зачем ему глицерин-то понадобился? Да ещё и технический? А потом дошло, что одного кнута явно недостаточно, с глицерином-то оно гораздо круче смотрится!

– Ты всё правильно понял, – засмеялась сволочь, – тут ещё вот что. Я помочь ему хотел. Жениться ему пора. А то борода уже отросла, того и гляди – проседь появиться, а он всё бобылём ходит. А так, смотри, что получается: хоть и кнут у него есть, и рубаха красная, сапоги, опять же, почти новые, а барышни в его сторону и не глядят. Вот представь на минутку. Стоит Будулай посреди базара на холмике, весь такой из себя важный. Из-за пояса кнут торчит, а в руках гордо банку с глицерином держит! А?! Каково тебе такое, Илон Маск? Да все барышни просто растают! Даже не посмотрят, что цыган! Прямо ахнут все! Ну надо же – у него «Технический глицерин» имеется! Да за такого любая пойдёт! Как пить дать! Смысл понятен?

– Ещё бы! Железная логика! А…

– Только вот не надо! Я хоть и сволочь, но – порядочная! Меня город обязывает. Культурная столица, как-никак! Статус надо блюсти. Я сейчас в Савелия Краморова превращусь и пойду по своим делам.  А тебе пора… На Миллионную сворачивай – там сегодня уютно, – сказала сволочь и начала сворачиваться. Причём – мгновенно. Раз – и нет её! Я даже оторопеть не успел. Ну, свернулась – и свернулась. Что тут такого? Подумаешь…

 

…Иду я, значит, по Миллионной… И вдруг захотелось мне остановиться посреди улицы, опереться локтями о крыши домов и, прищурившись, посмотреть на заходящее солнце. Потом выпрямиться, философски вздохнуть и светло так хмыкнуть всему этому уютному великолепию. Затем выдохнуть и продолжить путь.

Что я, собственно, и сделал. Полегчало.

 

29 апреля 2023 г.