В сентябре 2019 года в прокат вышел фильм «Сестренка», основанный на повести народного поэта Башкортостана Мустая КАРИМА «Радость нашего дома». Фильм снят кинокомпанией «Мотор Фильм Студия» при поддержке Министерства культуры Российской Федерации и Фонда имени Мустая Карима. Главный режиссер – Александр ГАЛИБИН.

С первых же кадров фильм потрясает сюжетом, режиссерской и операторской работой, природной красотой Башкирии и – главное – профессиональной игрой совсем маленьких актеров, исполнителей главных ролей – Арслана КРЫМЧУРИНА (Ямиль) и Марты ТИМОФЕЕВОЙ (Оксана).

За очень короткий срок фильм собрал значительное число престижных наград.

Среди них: Гран-при IV Международного кинофестиваля «Евразийский мост»; Гран-при XVI Международного благотворительного кинофестиваля «Лучезарный ангел»; Спецприз фестиваля «Окно в Европу»; Приз зрительских симпатий и диплом III степени на XXIII Всероссийском фестивале визуальных искусств во Всероссийском детском центре «Орлёнок»; Приз зрительских симпатий на XVI Международном фестивале военно-патриотического фильма «Волоколамский рубеж»; Призы за лучшую режиссуру и операторскую работу XIII кинофестиваля исторического кино «Вече» в Великом Новгороде; Приз за лучший фильм для детей на Кинофестивале имени Алексея Баталова «Журавли»; Приз за лучший полнометражный игровой фильм на VI Международном фестивале детского и семейного кино «Ноль Плюс»; Гран-при XV Международного православного Сретенского кинофестиваля «Встреча»…

И кажется, что главные награды еще впереди.

Владимир Мединский высказался о «Сестренке» так: «Как и его литературная основа, фильм пронизан светлыми идеалами доброты и дружбы, несет в себе глубокий гуманистический посыл… Поразительно, но это простое, доброе детское кино вторую неделю по количеству зрителей на одном сеансе бьет все «блокбастеры». 

Мы не могли не расспросить главного режиссера фильма о том, как ему удалось создать этот киношедевр, что этому предшествовало, как он подводил детей к такой по-взрослому профессиональной игре и почему он вообще взялся за детскую тему…

А также поговорить о прошлом, настоящем и будущем «детского кино».  

Гость редакции Информационного портала ХОХЛЕВ.РУ — советский и российский актёр, режиссер театра и кино, Народный артист России, художественный руководитель актёрско-режиссёрского курса ГИТИСа при московском театре «Школа современной пьесы», в 2014 — 2017 годах — ведущий программы «Жди меня» на Первом канале, с 2016 года член Общественного совета при Министерстве культуры Российской Федерации — Александр ГАЛИБИН. 

 

— Александр Владимирович, позвольте начать разговор издалека, с фильма «Трактир на Пятницкой», созданного в 1978 году.

— Конечно… Я люблю этот фильм и горжусь им. Это мой первый выход в большой кинематограф.

— В фильме есть пацан, который часто повторяет слова: «гражданин-товарищ-барин». Любуясь вашим героем «Пашкой-Америкой» — как зритель актером — и часто помогая базарному вору-щипачу, он способствует положительному восприятию отрицательного героя. Насколько детская роль может влиять на взрослые и на весь фильм в целом?

— Безусловно, может влиять. И очень значительно…  Героя, о котором вы вспомнили, играет случайный парень. Который просто прибился к нам – к съемочной группе, оказавшись очень заинтересованным в том, что мы делаем.

Когда я увидел этого паренька, я сказал Александру Михайловичу Файнциммеру, что его надо снять, он очень непосредственный и очень открыто реагировал на все, происходящее на съемочной площадке. Этот мальчишка сделал многие вещи фильма прозрачными и открытыми. «Трактир на Пятницкой» — это же не картина о воре или о бандите. В ней – люди. И через этого паренька все очень хорошо, ясно читается.  

— Такого героя не было в сценарии? Получается — вы его нашли?

— Был, другой — он ходил с лотком. Но этот актер другого типа, другого склада – такой хороший, московский мальчик. Очень воспитанный. Он носит свой лоток, и больше ничего не происходит… Мой паренек внес какую-то живинку, детскую правду…

Фильм снимался давно, сейчас уже сложно говорить – что лучше, кто хуже… У картины есть свое имя, свой зритель. Не одно поколение выросло на этой истории. По отношению к «Трактиру…» я сейчас очень спокоен.

— Вы не подружились с этим «гражданином-товарищем-барином»? После съемок не встречались? 

— Встречались. Когда я работал в Санкт-Петербурге, в Александринском театре он как-то — на каком-то спектакле — неожиданно объявился… пришел такой взрослый, большой человек. Мне даже трудно было его вспомнить маленьким. Мы поговорили, пообщались и разошлись.

— Он не стал актером?

— Нет — не стал.

— В кинематографе — да и не только в нём — распространено мнение, будто дети еще мало что понимают в жизни. Поэтому должны слушаться старших и у них учиться. Вы согласны с этим?

— Большое заблуждение режиссера, который делает детское кино, в том, что будто бы он должен навязать маленькому человеку свое мнение. И тогда этот маленький человек сделает то, что хочет большой человек. Это ошибка.

Я считаю, что из нашего детского кино вместе с нашим великим актером и режиссером Роланом Антоновичем Быковым ушла важная нота. Нота доверия к маленькому человеку и возможность дать ему проявиться. Проявиться не амбициям режиссера, а способностям маленького человека донести до зрителей тот мир, которым он обладает.

Маленький человек – это уже личность, со своей позицией, своими знаниями и умениями. Нужно уметь их разгадать, открыть. Занимаясь с детьми, я всегда даю возможность состояться их миру, а не своему взгляду на их мир.

— В вашем фильме «Золотая рыбка» главные герои — братья решают почти взрослые вопросы. Даже рискуя жизнью… Они не играют в детские игры. Почему?

— Потому что я, наверное, по-другому размышляю. По-детски — о взрослом.

Мое доверие к восприятию темы, которую играют эти дети, невероятно велико – оно практически стопроцентно по отношению к ним. Когда я с ними работал, когда я им рассказывал о том, что такое война, что такое послевоенный период, что такое эвакуация… что такое жизнь без отца… что такое голод и как приходится дорожить яблоком, которое приносит мама… что такое поделиться яблоком! что такое честь, достоинство, что такое спасти близкого человека, как не обидеться на него за что-то… ребята воспринимали это буквально и перерабатывали информацию в своих детских сознаниях.

Я собственно выносил на экран этот переработанный ими мир.

Как они могли делать свое дело — так в итоге и получалось. Я им просто помогал справиться со всеми сложными вопросами. Они ничего не играли. Я просил их проживать то, что они понимали… Мы работали только с этим. Мы репетировали каждый день, даже несмотря на поздние съемки. Могли закончить съемку в 23-00, собраться и еще час поработать вместе над следующей сценой. Мы вместе искали решения, я не давал им никаких рецептов. Они сами находили ответы и тогда рождались сцены, которые мы выносили на экран. Так создавалась «Золотая рыбка».

— У детей была какая-то профессиональная актерская подготовка?

— Да, эти ребята снимались до меня, с ними было легче, чем, скажем, с маленькими актерами «Сестренки». Они понимали, что такое камера, что такое площадка… Знали, что смотреть в камеру не надо. Что некоторые вещи надо прожить самостоятельно. Я очень многого не объяснял им, как пришлось это делать с Арсланом Крымчуриным — он никогда не снимался, не знал, что такое кино… И остальные башкирские дети тоже не имели никакого отношения к кинематографу. Их приходилось учить всему.

А герои-братья «Золотой рыбки» были уже почти профи. Мне кажется, что на этом фильме они пережили очень интересный период своей жизни. Те знания и навыки, которые они получили, им пригодятся на всю жизнь.

— Меня удивило, что сыгранные ими послевоенные пацаны – такие деловые, умеющие выживать… верят в чудо. Ведь золотую рыбку они купили не ради забавы… Они верили, что рыбка поможет скорому выздоровлению отца. 

— Я уверен, что и во время войны, несмотря на все ее ужасы, было очень много хорошего. И мне хотелось сказать об этом хорошем. Эту картину я посвятил своему папе, который прожил очень непростую жизнь. Он был детдомовцем, беспризорником… В блокаду потерял всех — и маленького брата, когда они переплывали Ладогу. Немцы разбомбили баржу, на которой они эвакуировались… Отец — единственный, который выплыл, добрался до берега. С 13 лет он стал самостоятельным. Потом нашел дальних родственников, но и в ремесленном училище, и в армии отец был один – пока не встретил мою маму.

Люди военного поколения – это особенные люди. Не дай Бог, чтобы повторилось то, что им пришлось пережить. У этих людей другая психика, другое сознание, они — не как мы — понимают, что такое честь, что такое долг… что такое Родина, что такое человеческое достоинство. Моей маме 90 лет. Она живет одна. Я — в Москве, она — в Санкт-Петербурге. Моя старшая дочь в нужную минуту всегда окажется рядом, но все равно мама дома – одна. Она живет на Гражданке, в доме, где на всех этажах — такие же одинокие пенсионеры. Эти люди живут и по-прежнему верят в светлое будущее.

Так вот «Золотая рыбка» — это фильм о светлом будущем. Это о вере в мечту. Это та поэзия, которая нужна всем и без которой невозможно жить. Без любви и без веры в чудо жизнь напрасна.

— Кажется, что «серьезный» кинематограф к детям относится довольно снисходительно. Советские детские фильмы в большинстве своем довольно бесхитростны, упрощены, больше развлекают, чем заставляют задуматься. Я не говорю о таких картинах, как, к примеру, «Чучело» Роллана Быкова. Или – «Доживем до понедельника» Станислава Ростоцкого, «Вам и не снилось» Ильи Фреза, или «Розыгрыш» Владимира Меньшова.

На ваших фильмах возникает впечатление, что вы снимаете детей больше для взрослой аудитории…

— Специально я не снимаю для взрослых. На мой взгляд, «Золотая рыбка», которая создана 4 года назад, и «Сестренка» — это картины для возрастной категории 10+. Больше того, в Башкирии я знаю семилетних детей, которые смотрят кино и плачут вместе со взрослыми. Мне это очень дорого.

Снимая детские фильмы, я не ставлю перед собой каких-то высоких, назидательных, воспитательных задач… Все происходит само-собой. Мне всегда хочется, чтобы в нашей подготовительной, репетиционной работе и на экране было много доброты. Чтобы доброта превалировала над теми ужасами, в которых развивается сюжет.

Я не согласен, что советские, детские картины снисходительны по отношению к детям. Фильм «Тимур и его команда» режиссеров Александра Бланка и Сергея Линкова, знаменитая картина «Путевка в жизнь» Николая Экка – первое звуковое кино — находятся внутри каких-то важных событий. И режиссеры стремились передать эти события в полной мере.

А фильм «Иваново детство» Андрея Тарковского — хоть он и не совсем детский – это картина-размышление о любви.

— Скажите, пожалуйста, как на вас подействовал фильм «Пацаны» Динары Асановой с Валерием Приемыховым в главной роли?

— Я очень люблю эту картину, как и все, что связано с Динарой Асановой и с Валерием Приемыховым. Они умели взять ту ноту общения с подростками и детьми – о которой я уже говорил, которая потом звучала с экрана на всю большую аудиторию.

Я думаю, что сейчас такой кинематограф от нас ушел.

— Я хотел сказать о том же. После «Пацанов» и «Чучела», кажется, нет фильмов про детей, которые бы проникали так глубоко…

— Есть картина «Сволочи» Александра Атанесяна.

— Я не смотрел.

— Были и другие попытки работать в этом направлении… Но по пронзительности — до уровня «Пацанов» им далеко.

— В этой связи мне представляется, что вы запускаете новый виток в детском кинематографе. Как бы возобновляете, восстанавливаете утраченное?

— Просто мной движет желание, как я уже сказал вначале нашего разговора, вернуть подходы Ролана Быкова.

— Долго ли ребенку — не профессионалу — вы как режиссер объясняете, что он должен делать в кадре? Может ли он импровизировать на съемочной площадке? Может ли «поправить» режиссера?

— Когда ребенок на площадке импровизирует и правит режиссера – это самое дорогое. Есть условия детской игры, в которой он находится, есть его восприятие материала… Ребенок из благополучной семьи не может в полной мере осознать, что такое остаться без отца, или что такое письма, которые приходили будто бы от отца но на самом деле их писала мама. Он никогда это не сыграет. Но кино – это игра. Игра в детском понимании. Поэтому импровизацию я очень ценю. Но для того, чтобы ребенок это делал, чтобы открывался по максимуму, режиссеру нужно добиться доверия маленького человека к себе.

Если это удается – наступает момент истины, режиссерского счастья.

— Ребенок не может заиграться? До такой степени, что его придется останавливать не раз и не два…

— При мне такого не случалось… Мы сначала репетируем, снимаем несколько дублей… Часто снимаем на репетиции, потому что бывает, что на репетиции ребенок больше раскрепощен, больше в образе, чем после команды «Мотор. Дубль первый».

Съемочная площадка – это всегда процесс. Несмотря на то что есть обременяющие обстоятельства – режиссеру доверены деньги, люди, у него есть сроки окончания съемок… Тем не менее это процесс и режиссер должен уметь этим процессом руководить.

Вообще, ваш вопрос требует отдельного разговора. Мне бы не хотелось сейчас отвечать на него однозначно.

— О чем в кино трудно сказать «языком взрослого» и легко «языком ребенка»?

— Проблема взрослого артиста, наверное, в том, что в большинстве своем он играет. Играет, потому что обладает некими знаниями об игре, которые может в той или иной степени явить миру.

Мне интересно заниматься детьми, потому что они не играют. Ребенку не сыграть состояния, когда он узнает про мамины письма от отца, которые писались для того, чтобы он думал, что отец не погиб, но жив и вернется с войны домой. Ребенок может только прожить эту ситуацию так, как он ее понимает. И моя задача в том, чтобы эту ситуацию для него создать и его в ней открыть. Вместе, на репетициях, в доверительных разговорах мы этого и добиваемся. Это очень большой труд.

Есть еще одно обстоятельство…

Мне интересно работать с детьми, потому что они не обманут. Они не смогут притвориться, я не дам им этого сделать. Если ребенок притворяется, значит он не открывает свой мир. А я хочу показывать мир ребенка, встречающегося с обстоятельствами, которые создают взрослые люди или другие дети.

— Когда Ямиль узнает о письмах, написанных мамой, и о том, что отец погиб, он сидит на крыше три дня, спускается только поесть…

— Так — в повести Мустая Карима «Радость нашего дома».

— Сильный ход. В кино, как мне кажется, он стал еще сильнее… Поделюсь своим наблюдением: «Золотая рыбка» воспринимается первой серией «Сестренки». А «Сестренка» продолжением «Золотой рыбки». Так было задумано или это получилось случайно? Или я вообще ошибаюсь?

— Это хороший вопрос. Вы попали в яблочко. Абсолютно!

Картина «Золотая рыбка» посвящена детским ощущениям и переживаниям моего папы, это мое ассоциативное восприятие его детства. Когда работа над фильмом завершилась, у меня возникло ощущение, что я чего-то не досказал. Причем многое недосказал. И я начал искать сценарий, чтобы эту тему закончить – хотя ее трудно закончить. Я хотел продолжать показывать, что и на войне, и после нее из жизни не уходит хорошее — не может уйти доброта, любовь…

Когда мне в руки попала заявка на «Сестренку», я сразу понял – вот оно! Пришел в компанию «Мотор Фильм Студия» к продюсеру — моему другу Дмитрию Фиксу, с которым мы вместе учились в ГИТИСе, в Школе драматического искусства… Идея его тоже увлекла. Мы начали этим заниматься, вышли на фонд Мустая Карима, который нам очень помог… Родился сценарий — его утвердило Министерство культуры, дало грант на фильм…

— Первая серия — «Золотая рыбка», вторая – «Сестренка», третью ждать можно?

— Я не хочу эксплуатировать одну военную-послевоенную тему. В «Золотой рыбке» и «Сестренке» немного разные взгляды на эту тему.

Признаюсь, в Минкульте мы выиграли очередной грант на новый фильм и были готовы уже начать снимать. Ситуация с коронавирусом смешала планы. Но в общем-то она нам помогает доработать сценарий. Это будет уже современная история о взаимоотношениях дочери и отца.

— Сколько лет дочери?

—  Семь-девять… Больше ничего не скажу – не люблю и не хочу раскрывать замысел заранее.

— Можно несколько неожиданный вопрос: в ваших фильмах мы видим детей-актеров. Как вы думаете, ребенок может быть режиссером?

— Конечно, может! Если рядом будет взрослый, который в нужный момент подскажет…

— А если без взрослого?

— Тоже может. Но все-таки ребенка нужно вести… чисто в профессиональном плане.

— Молчаливые взгляды – глаза — младшего брата в «Золотой рыбке» и Оксаны в «Сестренке» завораживают. «Пробивают» до глубины души. До слез… Это прием? Раскройте, пожалуйста – если это возможно – его секрет. 

— Это не секрет… Это моя работа, которую я очень люблю. У меня есть педагогический опыт. У меня — второй курс в ГИТИСе – это тоже дети. Хотя некоторым уже под 35.

Секрет в том, что нужно любить тех, с кем работаешь. Режиссер на площадке – это педагог. И он должен понимать настроение ребенка. Идти вместе с ним, ничего своего не навязывая. Все глаза детей – настоящие, не искусственные. То, что вы сказали – это комплимент. Мы по много часов общались с детьми, они стали близкими людьми, их доверие ко мне стало безграничным. Я очень их любил, они любили меня, и это продолжается. Несмотря на то что я бывал и жесток, и резок… Но это тоже любовь! К ним, к этим маленьким существам.

Только это дает возможность в нужный момент поймать нужный взгляд.

— Что мы видим на экране? Камера приближает взгляд ребенка, но герой при этом ничего не играет. В кадре нет его реплик, нет никаких действий… Он просто выразительно смотрит. Так смотрит, что пронимает «до печенок».

— Ну, что тут скажешь… Нам удалось поймать несколько потрясающих взглядов.

В «Сестренке» я очень люблю эпизод, когда мальчик и девочка — будто взрослые — стоят у плетня и разговаривают об очень серьезных вещах. Они расстаются, может быть навсегда, и говорят друг другу: ты приедешь, я приеду… Никто не знает, как сложится их дальнейшая жизнь. Но взгляды детей – потрясающи. Они ничего не играют, они естественным образом, с открытыми взглядами переживают момент.

Задача режиссера и педагога – открыть. Наверное, у нас это получилось.

А помните, Ямиль говорит: я пойду на войну. А Оксана отвечает ему на башкирском языке. Это потрясающе! Украинская девочка, которая долго молчала, была замкнута, испугана… говорит на башкирском – вы только вдумайтесь в это! И от того, что она понимает мальчика, у неё светятся глаза! Это абсолютно уникальная ситуация. Внутри девочки зажили две нации!

— В «Сестренке» Ямиля вывешивают на заборе, почти так же, как братьев на воротах в «Золотой рыбке». В чем скрытый подтекст этих сцен?

— Я бы не хотел открывать всех тайн, связанных с историей подвешивания на заборе или привязывания к воротам. Пусть у каждого возникнут свои ассоциации. Мои ассоциации связаны исключительно с рабочим процессом… Про кино и так столько всего рассказано — лишнего для зрителя. Мне не хочется дополнять…

Эту тайну я хочу сохранить.

— Ваше полное право. У Страдивари был свой секрет… Пусть будет «Секрет Галибина».

— Ну, наверное.

— Почему русские братья, украинская девочка оказываются не в России – в Киргизии, в Башкирии? Это помогает с большей точностью раскрывать славянский характер или тут другая канва?

— В «Золотой рыбке» показана эвакуация. Отец приезжает в Киргизию, чтобы увести детей на родину. Там надо было понять, как русские дети адаптируются к другой среде. Как человек в любой среде может оставаться человеком.

Я бы очень хотел, чтобы «Сестренку» показали на Украине. Это могло бы стать важным шагом для нового понимания друг друга. Для возобновления, возвращения того, что было. Среда, в которой оказалась Оксана, ее приняла, полюбила и возродила… Это очень важно. Сегодня – это целая тема, для целого народа.

— В чем ценность «детского взгляда» на мир? Что вы заимствуете у детей? Чему учитесь?

— В том, что ребенок не просто входит в тему. Он её изучает. Он смотрит определенные картины. Определенным образом настраивается. И подает тему по-своему.

Этому можно учиться.

— Какая детская роль мирового кинематографа для вас является эталонной?

— Нет у меня такой роли. Есть любимые фильмы, в которых детьми воплощены большие темы. С их помощью я создаю свои образы.

— Хотел бы обратиться к вам как к телевизионному ведущему. В последнее время стали модными шоу с детьми. Ваше отношение к этому.

— Шоу не люблю и не смотрю. Считаю неправильным использовать мир ребенка в каких-то чуждых ему целях. Мир ребенка мне дорог как таковой. Когда это только мир ребенка. Взрослые, в моем понимании, должны беречь этот детский мир, относиться к нему трепетно, бояться что-либо в нем нарушить, а не выворачивать его наизнанку, напоказ, ради коммерческих целей или ради популярности шоу. У меня нет отрицания детских шоу, но и положительных оценок тоже нет. Я к этому нейтрален. Я по-другому живу, по-другому думаю.

— Я тоже по-другому… Но для кого-то умилительно, когда ребенок взрослым голосом изображает страсти взрослого человека. На этом можно играть.

— Наверное… Но я не вижу здесь предмета для обсуждения.

— Завершающий вопрос: как по-вашему, в чем разница между детьми нашего поколения – нас с вами в детстве — и современными детьми?

— Разница огромна… Дети сегодняшнего дня – это прекрасное поколение. Они нырнули туда, куда нам нырнуть и не снилось.  Даже в страшном сне. В фантазии Айзека Азимова или в фантазии Ефремова, или Бредбери мы погружались, размышляя – возможно ли такое в принципе. Оказалось, что это возможно.

Читая книги упомянутых авторов, я был поэтом, романтиком, фантазером, человеком, который о чем-то мечтал…

Современные дети — это суперреалисты. В наших мечтах они реально живут, реально существуют, и у них другие мозги.  У них другое настроение души. Но ничто человеческое им не чуждо. И в их сердца иногда спускается любовь и доброта.

Наша задача — не допустить их полного погружения в сеть под названием Интернет, воспитывать в них веру, надежду и любовь через хорошую литературу, хорошие фильмы. Через разговоры друг с другом, через игры.

Коронаривус – это страшно, но в карантине очень много хорошего. Когда еще мы так много общались со своими детьми и своими близкими? Если какие-то вещи мы переосмыслим в таком ракурсе – это будет на пользу всем.

— Спасибо! Удачи вам во всем. Не болейте.

— И вы будьте здоровы.

 

Беседовал Владимир Хохлев

Санкт-Петербург – Москва