ВОЗДУШНЫЙ ПОЦЕЛУЙ Альманах Миражистов

Nikolai ERIOMIN 18 апреля, 2023 Комментариев нет Просмотры: 198

ВОЗДУШНЫЙ ПОЦЕЛУЙ

Альманах Миражистов

        Константин КЕДРОВ-ЧЕЛИЩЕВ Николай ЕРЁМИН Александр БАЛТИН Владимир  МОНАХОВ Владимир НАБОКОВ

2023

 

 ВОЗДУШНЫЙ ПОЦЕЛУЙ

Альманах Миражистов

        Константин КЕДРОВ-ЧЕЛИЩЕВ Николай ЕРЁМИН Александр БАЛТИН Владимир МОНАХОВ Владимир НАБОКОВ

2023

Автор бренда МИРАЖИСТЫ, составитель и издатель Николай Ерёмин

Альманах украшен репродукциями  художника К.Ф. Богаевского

Кошек нарисовала  Кристина Зейтунян-Белоус

© Коллектив авторов 2023г

 

……………………………..

Константин КЕДРОВ-ЧЕЛИЩЕВ

Виртуальный Альманах Миражистов

 

Konstantin Kedrov

Вчера, 11:19

Кому:вам

***

Все проявления печали

Давным давно слились в одну

Над нами звезды замолчали

И утонули в тишину

 

Неужели тебя я не встречу

В тишине исчезающей речи

Неужели исчез этот миг

Тишины превратившейся в крик

 

Все возможно и все невозможно

Это ведомо мне непреложно

В середине небесного круга

Две луны потеряли друг друга

17 апреля 2023

Отправлено из Mail.ru для Android

Фуга

Кедров-Челищев

Под фуги Иоганна Баха
Бог воссоздал наш мир из праха
Вот так великий Иоганн
Когда то сотворил орган
Бог и Бах друг друга кодируют
Липы Лейпцига аплодируют
Ураган среди урагана
Бог и Бах в глубине органа

13 апреля 2023

 

© Copyright: Кедров-Челищев, 2023
Свидетельство о публикации №123041300667

<Без темы>

Konstantin Kedrov

Сегодня, 7:37

Кому:вам

Под фуги Иоганна Баха
Бог воссоздал наш мир из праха
Вот так великий Иоганн
Когда то сотворил орган
Бог и Бах друг друга кодируют
Липы Лейпцига аплодируют
Ураган среди урагана
Бог и Бах в глубине органа

13 апреля 2023


Отправлено из Mail.ru для Android

 

 

Konstantin Kedrov

Вчера, 11:50

Кому:вам

***

Невеста к жениху жених к невесте
Мы пол столетья праздновали вместе
То плачется то шепотом поется
Но жизнь прошла а праздник остается

17 апреля 2023


Отправлено из Mail.ru для Android

 

КОНСТАНТИН КЕДРОВ НАГРАЖДЕН МЕДАЛЬЮ МСНД

ПРЕМИЯ

четверг, 13 апреля, 2023 – 10:45

 

Международное содружество народной дипломатии наградило профессора Литинститута Константина Александровича Кедрова медалью за вклад в дружбу между народами и особые достижения в международной деятельности.

 

 

 

ИГРА ЗВЁЗД

В иконописной православной традиции на лбу у богородицы сияет звезда из восьми лучей. Это главная звезда в созвез­дии Девы — Спика:

«Лишь 600 солнц могли бы одновре­менно создать такой же поток излучения»

На псковских иконах богородица изображена с прялкой.

Вспомним, что в китайской мифологии Волопас служит Небесной Ткачихе — Деве.

Блок видел Прекрасную Даму — Деву в отсвете небес­ной лазури.

Он стучался в ту небесную дверь,

и она ему отворилась:

 

Ты ли меня на закате ждала?

Терем зажгла?

Ворота отперла?

 

Лазурная небесная аура облекает образ Прекрасной Дамы.

Он видит её не днём и не ночью,

а в «незакатном» небе за пятью пранами Чхандогьи-упанишады:

 

В этой бездонной лазури,

В сумерках близкой весны

Плакали зимние бури,

Реяли звездные сны…

 

Она на высокой хрустальной горе небес в облике горя­щей звезды,

и поэт воспаряет к ней огневыми кругами:

 

И, когда среди мрака снопами

Искры станут кружиться в дыму,—

Я умчусь с огневыми кругами

И настигну тебя в терему.

 

«Постигать огневую игру» небес мы только-только начи­наем.

Я не уверен, что, говоря о Прекрасной Даме,

Блок вполне осознанно видел при этом очертания созвездия Девы,

но на уровне звездного архетипа именно так назы­вает он свою Даму:

 

Вслед за льдиной синею

В полдень я вплыву.

Деву в снежном инее

Встречу наяву. Белая

Ты, в глубинах несмутима,

В жизни строга и гневна.

Тайно тревожна и тайно любима,

Дева, Заря, Купина.

 

Здесь очень интересен тройной круг звездного посвящения в рыцари.

Огонь видимых созвездий, «зорь» мерк­нет ради незримого белого огня Купины.

Но «Купина неопалимая» — это опять же весьма чтимый образ Девы — Богородицы,

который так и назывался.

Купина — огненная звездная купель,

в которой можно принять новое крещение белым огнем.

Вспомним здесь молочный котел Ивана — жениха Зари-Заряницы.

А у Блока:

 

Блекнут ланиты у дев златокудрых,

Зори не вечны, как сны.

Тайны венчают смиренных и мудрых

Белым огнем Купины.

 

Образ Девы с детства был близок Блоку.

Это вовсе не отвлеченный символ,

как толкуют учебники,

а совершенно отчетливый небесный лик,

который видел поэт ещё ребенком,

когда выходил под утро в луг:

 

Любил я нежные слова,

Искал таинственных соцветий.

И, прозревающий едва,

Еще шумел, как в играх дети.

Но, выходя под утро в луг,

Твердя невнятные напевы,

Я знал Тебя, мой верный друг,

Тебя, Хранительница Дева.

 

Рядом на том же весеннем небе созвездие Волосы Вероники.

Это образ спящей царевны с рассыпанными золотыми кудрями.

Такой видит ее художник В. Васне­цов в хрустальном гробу.

Так видит её и Блок в хрустальном гробе небесной тверди:

 

Вот он — ряд гробовых ступеней,

И меж нас — никого. Мы вдвоем.

Спи ты, нежная спутница дней,

Залитых небывалым лучом.

Ты покоишься в белом гробу,

Ты с улыбкой зовешь: не буди.

Золотистые пряди на лбу,

Золотой образок на груди.

Я отпраздновал светлую смерть,

Прикоснувшись к руке восковой,

Остальное — бездонная твердь

Схоронила во мгле голубой.

 

Я думаю,

что отношение к небу как к величайшей тайне

не следует считать данью тем или иным временам.

Восторг перед видимым и невидимым мирозданием вечен.

Он вспы­хивает,

как огнь,

от соприкосновения очей

с небом тысяче­летней давности.

 

Г Москва

 

  

……………………………..

Николай ЕРЁМИН

Альманах Миражистов

ВСЁ ПРО ВСЕХ

ДРУЖБА и ЛЮБОВЬ

 

Я раньше с Космосом дружил

И очень дружбой дорожил…

А нынче – не совру, скажу:

 

–  Я со Вселенною дружу

И жду, что дружба, вот-вот-вот

В любовь навек перерастёт!

Апрель 2023 КрасноРайск

 

РОМАНЫ
1.
По правилам хорошего романа
Мы сочиняли страстно, без обмана…
Когда же каждый, что хотел, узнал,-
Наметился трагический финал…

Любовь прошла. Ну, что с неё возьмёшь?
Любая правда выглядит как ложь.
Поэтому, что будет там, в финале,
Читатели за нас досочиняли…

2.

Пишу роман «Прощай, спиртное!»
Кому он нужен? И зачем?
Ребёнок плачет за стеною…
А я  – пишу, И глух,  и нем… –
Не оторваться от проблем…

Нет, чтоб – Сим-Сим! – к нему пройти
Сквозь стену – и его спасти
От матери, увы, хмельной, –
За твердокаменной стеной…

15 СУТОК

В Москве всё меньше слов, всё больше мата…
Я помню, как давала всем когда-то,
Желающим публично материться, –
«15 суток» Строгая столица…
Такое впечатленье, в самом деле,
Что все в тюрьме за это отсидели…

***
Хотелось мне любить и верить…
Но в школе все по одному –
Все! – научились лицемерить,
А я – не верить никому…

На этом фоне вера в Бога
Сегодня выглядит убого…
И всё же лучше, чем вчера
Любовь моя… Et cetera…

ЗАПИСКА
с ума сшедшего

Не замечал я, как сходил с ума…
И лишь когда сошёл, тогда заметил…
Диагноз мне поставил мой сосед –
Под правый глаз… Фонарь правдив и светел.
Как во Вселенной от него светло!

Сойдя с ума, я повернул в аптеку,
Но нужного лекарства, как назло,
В ней для меня, увы, не оказалось.
И мне пришлось идти в обратный путь,
Чтоб ум за разум снова завернуть, –
В ночи твердя стихотворенья Блока
И Лермонтова…И под взглядом Бога
Молиться, чтоб забыться и заснуть…

СКАЗОЧНИК

Я жил в стране застоев и авралов,
Господ, рабов и серых кардиналов –

И сериалов, где – зубами щёлк –
И днём и ночью правил Серый Волк.
– Ты – самый лучший в мире! Самый Серый! –
Ему клялись неправдою и верой
Все пастыри баранов и овец, –
Ты – навсегда, бессмертный наш Отец! –
Но шли года… И Волк издох…И паства
Преобразила мигом государство:
Мечты цветные вспомнив и надежды,
Все приоделись в яркие одежды…
Лишь я при свете солнца и луны
Донашиваю серые штаны
И, верен маргинальной контркультуре,
Хожу – как будто волк в овечьей шкуре…

ИЗ НОВОЙ КНИГИ ЧЕТВЕРОСТИШИЙ

***
Я знаю, что и там, и тут стихи меня переживут…
Поскольку ныне Бог и Бес к ним проявляют интерес…
Мол, что в них – так или не так?
А это   явно добрый знак!

***
О, жизнь! Когда-то был я рад,
Что между нами нет преград…
О,  смерть! Я рад на склоне лет,
Что ничего меж нами нет…

СОЧИНИТЕЛЬ

Он сочинил Шар Ада – ШАРАДА
И написал Бал Ада – БАЛЛАДА
Изобразил Шторм Ада – ТОРНАДО
И сам сказал: – Мне Рая не надо!

***
Помню: был я молодым и не бедным!
Было слово золотым – стало медным.
Чахну я, увы и ах, считая медь…

Весь – в несбыточных мечтах помолодеть…

***
А  мир – огромный, древний –
Стал Интернет-деревней,
Где все – и смех, и грех –
Всё знают и про всех…

***

Грехи, стихи,

Низы, верхи,

Хаха, хихи,

Дела плохи…

***

Обошёл Литмузей –

И заметил я вдруг:

Из былых друзей –

Никого вокруг.

ПОМИНКИ

Казалось: длиться вечно жизнь обязана…
Но время вдруг остановило бег.
Всё выпито, всё съедено. всё сказано:
– Покойник был хороший человек!

 

***
За все грехи и мира, и войны –
Не отмолиться и не оправдаться –
Мы на Том свете будем прощены.
На Этом – всем – сторицею воздастся…

ОТ ПОПОВА ЕВГЕНИЯ мне пришли ОДОБРЕНИЯ

1.

ЧЕТВЕРОСТИШИЕ в прозе Re: старинный вальс

Popov1984

Сегодня, 13:58

Кому: вам, Александр Балтин и ещё 10 получателей

Эти новые стихи требуется непременно одобрить,

а некоторые даже записать в книжечку

с меркантильными целями использования в качестве эпиграфа,

если Бог дозволит ещё что-нибудь сочинить.

ВСЯ ПЕРЕПИСКА

https://stihi.ru/2023/04/11/901

2.

евгений попов. ПРИГЛАШАЮ

Popov1984

Сегодня, 15:01

Кому: вам, Александр Балтин и ещё 10 получателей

28 апреля в 18:00 в Литературном музее на улице Ленина я буду представлять запись спектакля Генриетты Яновской “ПЬЯНЫЙ АМУР” (Московский ТЮЗ) . Декорации гениального сценографа Сергея бархина. По пьесе “ПЛЕШИВЫЙ МАЛЬЧИК”, написанной мною в Красноярске в 1972 году. для Олега Ефремова и тут же запрещенной. Персонажи – философическая пьянь и рвань с моей родной улицы Ады Лебедевой д. 35 (снесли). Яновская и Кама Гинкас работали в Красноярском ТЮЗе. К спектаклю Гигнкаса “Судьба барабанщика”, запрещенному за антисоветчину, декорации сделал Андрей Поздеев, а исполнителями декораций были знаменитые ныне Владимир Боер и Виктор Немков. ПРИГЛАШАЮ! НЕ СОСКУЧИТЕСЬ, ДОРОГИЕ ЗЕМЛЯКИ! ТАМ ПОЛОУМНОГО КОММУНЯКУ ИГРАЕТ САМ ИГОРЬ ЯСУЛОВИЧ.

Е.П.

 

КрасноАдск-КрасноРайск-КрасноЯрск

СКАЗКИ  БЫТИЯ  

СОНЕТ

 

Я помню, как под гнётом гласности

Все-все стремились к безопасности

И – слово лишнее сказать

Боялись снова и опять…

 

В молчание погружены,

Тая признание вины,

Которое в плену забот

Всех-всех вело на эшафот…

 

Где можно было – благодать! –

Всё-всё, что думаешь, сказать…

И, прошептав: – Помилуй, Отче! –

Стать вдруг на голову короче…

 

Чтобы не помнить ничего

В краю, где все – за одного…

2023

***
– Все совпаденья  не случайны
В стихах моих! –  сказал поэт.
– И вообще, как ни печально,
Случайностей на свете нет.
Тем более, поверьте,  в том,
Что зарифмовано пером…

 

***

И я хотел бежать куда-то

За счастьем, ах, сквозь дождь и снег…

И даже написал когда-то

Поэму страстную   «Побег»…

 

И почему я страсть сдержал

И никуда не убежал?

 

ИЗ РОМАНА «ПРОЩАЙ, СПИРТНОЕ!»

***

Темнота и тишина…

Жизнь в себя погружена…

Не случайно «Смерти нет!»

Сам себе сказал поэт,

Засыпая вечным сном

Между пробкою и дном…

 

Где в бутылке забытья –

Джинн из сказки бытия…

2023

ПЕСЕНКА про ЛОРЕЛЕЮ

С Лорелеей над Рейном,
Влюблены, подшофе,
Наслаждаясь  портвейном,
Мы сидели в кафе…

Но какой-то рыбак
К Лорелее моей
Подошёл просто так –
Ах!- и стал ей милей…

И уплыли они
На моторке вдвоём…
И погасли огни
В звёздном сердце моём…

И теперь, у Невы
Распивая портвейн,
Весь я там, где,  увы, –
Лорелея и Рейн…

***
Я помню, как, внушая жалость
Ко всем виновным без вины,
Во мне Россия разрушалась
На грани мира и войны…
А я упорно –  Ё, моё! –
Всё реставрировал её…

КОМПЬЮТЕР и ПОЭТ

Твои глаза блестят, сухи –
Никто слезинки не заметит!
Компьютер, пишущий стихи,
Тебе поэта не заменит…

…А  он,  когда гуляла с ним,
Всё думал, что незаменим…
ТИШИНА

Над миром – гробовая тишина.
Молчат отец и мать. Молчит жена.
Они стихов с рожденья не читали.
Воспитывали прозой. Причитали…
И дети спят, не выучив стиха…
Один лишь я  в семье не без греха.

РЕИНКАРНАЦИЯ
1.
На поэтов несчастного вида
Надвигается тень суицида…
И летят, закрывая глаза,
Все – один за другим в небеса…
Чтобы, птицам крылатым под стать,
В новой жизни счастливыми стать…
2.
Поэт заигрывал со смертью
Меж небом и земною твердью…
И вот, увы, теперь над ним,
И бездыханным, и немым,
Лишённым слуха,  – Боже мой! –
Оркестр играет духовой…
3.
Всем, кто навек прикорнули,
С мыслью: «Как славно воюем!»,
Прикосновение пули
Чудилось поцелуем,
О котором, увы и ах,
Говорили  они в стихах…
4.
И нам пора настала – понемножку
Готовиться в нездешние места…

Твоя душа переместится в кошку,
Моя душа – конечно же, в кота!

Сюда, не в силах прошлое забыть,
Они ещё вернутся, может быть…
***
Не проси у Господа любви!
Если нет, увы, в твоём краю,
На земле,  достойных меж людьми,
Подари Ему любовь свою.
Не проси у Бога ничего
Там, где просят все у одного,
Полюби – и одари Его!

ИЗ НОВОЙ КНИГИ ЧЕТВЕРОСТИШИЙ
***
Разрывают сердце добро и зло…
Ты ещё без инфаркта? Тебе повезло,
Что не знаешь, как ре-аниматоры
Ставят кардио-стимуляторы…

 

СТАРЫЙ ПСИХИАТР

– Как безумно годы мчатся!
Ах,  – мой друг заметил вдруг:
– Не с кем стало пообщаться…
Сумасшедшие вокруг!

***
Я был огнём, и дымом был, и пеплом,
А стал – никем, ничем, гонимый ветром
Туда, где Муза милая моя, –
Над бездной быта и небытия…

***
С самим собой борьба – с  рассвета до рассвета…
Тяжёлая судьба сложилась у поэта:
Двойник-прозаик был
Сильней –  и победил!

 

ПРОТИВОЯДИЕ     

 

***

Люблю космический порядок…

Маэстро,

Сделайте подарок!

Пусть Моцарт, ах,  Стравинский, Бах

Прогонят мой  предвечный страх!

И пусть увидят Бог и Бес,

Как сходит на меня опять

С Небес

Земная благодать…

 

АВТОПОРТРЕТ

 

Я, как все, по воле папы-мамы –

Жертва генетической программы,

Божий одуванчик, песни певший,

С детских лет поэтом стать хотевший,

И – по воле Бога, ставший  им, –

Выжил, вдохновением храним,

И любовью к вечным небесам,

И случайным птичьим голосам, –

Счастлив тем,  что  – Баюшки-баю –

Каждый вечер сам себе пою…

…Пою и жду, что нежный и зовущий,

О Боже, мне  напев предвечный твой

В бессмыслице рифмованных созвучий

Раскроет смысл созвездий надо мной…

И  чувствую, что он готов уже

Как эхо, прозвучать в моей душе…

 

***

…И слышатся слова привета…

Как мне  сквозь призрачный туман

Незримый Ангел  до рассвета

Читает сказочный  роман…

 

И от желанных слов – ей-ей –

Мне всё теплее и светлей…

2023

 

ПРАВДА ЖИЗНИ  И  ПРАВДА  ИСКУССТВА

– Я водку пил, ругался матом
И занимался плагиатом…
И все красавицы в ответ
Твердили мне, что я – поэт…

Но вот я бросил пить, ругаться
И плагиатом заниматься –
И все красотки, грех ценя,
Увы, покинули меня…

Зато теперь, мне, Бог ты мой,
Внушают все,  что я – святой!
И я, лукавый древний дед,
Не возражаю им в ответ.

***

–  Волосы её с клочками пакли

Ты сравнил  тогда… Скажи, не так ли?

Это был над нею страшный суд.

Что теперь изменишь?

– Люди  врут!

Не такой уж глупый я чудак…

Вроде, так всё было,

Да не так.

В слове каждом – удаль есть и злость.

Искаженье смысла прижилось.

 

ИЗ НОВОЙ КНИГИ ЧЕТВЕРОСТИШИЙ

***

Одна, позабыта людьми,

Ах, слева – луна, справа – солнце,

Старушка грустит о любви,

Которая к ней не вернётся…

 

***
Поэт стремился к забытью…
Превозмогая быт,
Он Музу разлюбил свою –
И всеми был забыт…

КРАМОЛЬНЫЕ СТИХИ

Стихи,  за которые он пострадал,
Поэт наконец-то в газете издал…
Читатель  прочёл, равнодушно зевнул…
Селёдку купил – и в стихи завернул…

***

Судьба, я пить с тобой был рад,

Полжизни – мёд, полжизни – яд…

Недаром было нам дано

Противоядие – одно!

Новости ПЕНа:

«Александру ГОРОДНИЦКОМУ вручён орден Дружбы»
***
Безупречно сработали службы
Награждений…Уррадость – в крови…
Александр получил орден Дружбы?
Значит, будет и орден Любви!

ЧЛЕН ЖЮРИ

И сказал член жюри, сердцем чист,
Дым пустив из ноздрей и из трубки:
– Поэтесса попала в шорт-лист
Потому, что была в мини-юбке!

***
Не играй на сцене, ботая по Фене,
Друг мой дорогой…
Верен  Мельпомене будь, ведь  –  с нею  в теме –
Ты  совсем другой!

Николай ЕРЁМИН  АПРЕЛЬ 2023 г КрасноЯрск

Re: сказки бытия

Эдуард Русаков

16 апреля, 9:41

Кому:вам

Дорогой Коля, спасибо за сказочные стихи.

Поздравляю тебя со светлым праздником Пасхи.

Христос воскрес — и нам велел!

Ты воскресаешь с каждым новым стихотворением. Так держать!

Обнимаю. Привет Рите.

ЭР

 

……………………………..

 

  

Александр БАЛТИН

Виртуальный Альманах Миражистов   

*  *  *

Человек не хочет умирать.

Заставляют – как сие понять?

Примириться с тем, что бытие

Не твоё, и ход по колее

Завершён? И страх томит всю жизнь.

Смерти страх закрутит виражи.

И опять, –  то пробуешь понять,

Что не получается опять…

 

ПАМЯТИ К. БОГАЕВСКОГО

 

Парусник в литом огне

Солнца, и монументальны

Скалы, дивные вполне.

Тайна Крыма изначальна.

Богаевский вряд ли ту

Тайну разгадать стремился,

Впитывая красоту

Так, чтоб каждый холст лучился.

И лучится и цветут

Пёстрой мистикою Крыма.

…а иначе было б тут,

На земле, невыносимо…

 

* * *

С Одиссеем, постранствовав, возвратился в Итаку.

Место серое, плоское, но с отголоском волны.

Рокот строк раздаётся, и всё, не подвластное мраку

Остаётся живым – без тягучей медовой вины.

 

Купола Византии мерцают в небес драгоценной

Бесконечной оправе – из будущих долгих времён.

 

Море живо и бездной глубинной, и пеной.

Сколько жертв поглотило! Низвергнуло сколько знамён.

 

Кристаллический воздух кубических сердцем играет.

Мировое единство, как яблоко, кругло блестит.

Где конкретика жизни единственной? Скоро растает

Эта жизнь, и сознание тайною смерти болит.

 

*  *  *

Время всегда идёт,

Сердце бьётся всегда.

Пока тебя не убьёт

Возраст, или беда…

Страшно! Всегда идёт

Время. В детство нельзя.

Мало плодов даёт

Предложенная стезя.

 

*  *  *

Что такое Божье воля?

Жизнь – истоптанное поле.

Опыт оной, как проклятье.

Мрачность – жизни восприятье.

Это что ли Божья воля?

Или просто нет её?

В мясе жизни много боли,

Худо большинства житьё.

 

*  *  *

Кувалдой треснуть по депрессии.

А от неё осталось лезвие.

Оно и режет бедный мозг,

А думал – треснуть классно смог.

 

*  *  *

Шкаф старый, важный, весь в резьбе.

Буфет в пандан: резной такой же.

Реальность на былое множа,

Хоть что получишь ли в судьбе?

Певице некогда они

Принадлежали – шкаф с буфетом…

С ней связан я бытийной лентой,

Рождён в её год смерти…

Дни

Обыденности: есть, как есть…

Есть ощущения иные.

В них мир един: сияет весь,

И тайны дарит золотые.

 

*  *  *

У крематория сказал: – Вот наша

Площадка стартовая…-

Был поэт.

И пьянства просияла злая чаша,

И он уже освоил дальний свет.

Во сне пришёл к знакомой поэтессе.

Гуляли. Крематорий.

Стоп и взлёт.

Проснулась – в бесконечном интересе

К тому, что в душу дивный сон прольёт…

 

*  *  *

К скорби отнесись, что к творчеству.

Перемолят нечто жернова

В существе твоём. И одиночеству

Новые дадут слова.

Творчество не даром с одиночеством

В рифму ляжет, будто в странный паз.

Бремя скорби, ничего не хочется,

Остальное – выдумок рассказ.

 

*  *  *

Милая божья коровка!

Стать бы свободным, как ты,

Двигаться споро и ловко

В небе моей мечты.

Я так тяжёл, так замотан

Жизнью, что дадена мне.

Ягодок нету в ней – вот как,

И горел в словесном огне,

Коли родился поэтом.

Божья коровка, мне б

В небо духовное… летом,

Там есть духовный хлеб…

*  *  *

Сознанье – ощущенье жизни –

Иные толкованья лживы…

 

Александр Балтин ПУЛЬС «ПАЛАТЫ НОМЕР 5»

Палата номер 5… приятнее знаменитой: шестой,

на которую всё более и более смахивает мир,

давно перепутав чёрное и белое,

плохое и хорошее…

 

В пятой палате

Николай  Ерёмин разместит очередное собрание современных стихотворений,

именно так наименовав альманах:

 

и космические всполохи ощущений Константина  Кедрова-Челищева

засверкают мелодиями и огнями любви,

определяющей бытование человеческое:

 

Любовь пристанище поэта
Войди мой друг в обитель света
Где зла и ненависти нет
Где тьму опережает свет…

 

Тем более – поэтическое,

усложнённое в современном мире до предела:

поскольку оный мир,

избыточно технологичный

и прагматичный до костей,

противостоит поэзии, как таковой.

 

Мерцает тайна как сущность поэтического дела:

мерцает,

увлекая разгадкой:

 

Сокрыта тайна в каждом пне
Сокрыта жизнь иная
Природа знает обо мне
А я о ней не знаю…

 

Пусть разгадка невозможна:

но энергия интеллектуального движения рождает стихи.

***

…своеобразное постижение страны,

её истории, её сущности:

в том числе – в плане отношения к поэтическому слову,

кратко проступает в строках Николая Ерёмина:

 

Я исправлял ошибки Мандельштама –
Но все остались в памяти моей…

В стране, увы,  абсурда и обмана
Неисправима суть ночей и дней.

Поскольку, что написано пером, –
Таит в себе и молнию, и гром…

 

Николай Ерёмин афористичен и метафизичен,

игра тонко переплетается с говоримым совершенно всерьёз;

и жизнерадостность,

красиво перехватывающая новые периоды стихов,

не позволяет восторжествовать пессимизму.

 

По всей России
Отключили свет…
Кто это сделал? А?
Ответа нет…

Вопрос  звучит опять…
И где же твой ответ?
Ты хочешь промолчать…
Какой же ты поэт?

 

Интонация поэта исключает провал в бездну:

хоть и свет отключён, и…

многое вершится из того, что нельзя принять.

***

…сильно бьют в бубен читательского сознания

«Записки сумасшедшего психиатра» – рассказ Эдуарда  Русакова, построенный на своеобразном балансе метафизики и юмора, улыбки и серьёзности показываемой ситуации.

***

Из книги «Диалоги о поэзии»

прозвучат воспоминания Евгения Степанова: речь пойдёт об образовании  ДООСа: сообщества, кристаллически выращенного Константином  Кедровым-Челищевым,

и беседа двух поэтов будет вращаться вокруг осей истории: поэзии… жизни…

Возникнут ракурсы былого:

история палиндрома, всё больше и сильнее входившего в жизнь, окрасится своеобразными тонами игры и правды,

и интересно будет погружаться в слои бытия, уже ставшие историей художественного слова.

Итак, «Палата номер 5».

В неё стоит входить – без страха, но с интересом: поскольку художественное бытование слова нигде не обретает такой силы, как в области поэтического делания, деяния…

Александр Балтин Город Москва

Владимир МОНАХОВ

Альманх Миражистов

 

***

Во льду Байкала
Отражаются звёзды
Вселенной!

***

За окном зима —
Гоняю чай с вареньем,
Отогреваюсь…

***

На старости лет
Дни бегут и скачут
Как молодые
Не угнаться за ними
Не придержать!

***

Зазеленела
Новая жизнь старых деревьев
Под солнцем весны

***

Цветок-самурай
Проходит через стены
На солнце греться!

***
Бабочки в городе — красота.
Бабочки на лугу — тревога.
Бабочки на даче — спасай капусту!
1994-2002

На ум приходят
Цветы старого сада,
Что давно завяли

***

Куда дует ветер —
Туда гнутся деревья…
Уймись, непогода!

***

 

Под одним пледом
Сладко смотреть из окна
Как моросит…

***

Округлив от страха глаза

Владимир Монахов

Под ХХ век заложили динамит Нобеля,
но этого человечеству показалось мало
и тогда  ещё заложили –

атомную,
водородную
и термоядерную
бомбы!

Теперь,
округлив от страха глаза,
ждём –
когда и где
еще рванет…
Новая Хиросима или
старая Нагасаки?

2016

 

***

Всё на планете включено:
Любовь и жизнь,  и смерть.
Шагай – не бойся ничего,
Успей везде успеть!

Бабочка

Владимир Монахов

Была гусеницей
Стала лёгкой бабочкой
И полетела

 

***

По флейте трубы водосточной

вечность стекает
и днём,

и ночью…

Рецензии

Написать рецензию:

***

Не верю,

что Ерёмину Николаю 80 лет,

век поэзии он юношей проживет…

Елена Атланова   30.03.2023 07:44

+ добавить замечания

Это удивительный поток радости

каждый день

с утра!!!

Владимир Монахов   30.03.2023 07:45

Владимир НАБОКОВ

Альманах Миражистов

 Бабочка

(Vanessa aniiopa)

 

Бархатно-чёрная, с тёплым отливом сливы созревшей,

вот распахнулась она; сквозь этот бархат живой

сладостно светится ряд васильково-лазоревых зёрен

вдоль круговой бахромы, жёлтой, как зыбкая рожь.

Села на ствол, и дышат зубчатые нежные крылья,

то припадая к коре, то обращаясь к лучам…

О, как ликуют они, как мерцают божественно! Скажешь:

голубоокая ночь в раме двух палевых зорь.

Здравствуй, о, здравствуй, грёза берёзовой северной рощи!

Трепет, и смех, и любовь юности вечной моей.

Да, я узнаю тебя в Серафиме при дивном свиданье,

крылья узнаю твои, этот священный узор.

 

1917 – 1922

 

Ut pictura poesis

 

М. В. Добужинскому

 

Воспоминанье, острый луч,

преобрази мое изгнанье,

пронзи меня, воспоминанье

о баржах петербургских туч

в небесных ветреных просторах,

о закоулочных заборах,

о добрых лицах фонарей…

Я помню, над Невой моей

бывали сумерки, как шорох

тушующих карандашей.

 

Все это живописец плавный

передо мною развернул,

и, кажется, совсем недавно

в лицо мне этот ветер дул,

изображенный им в летучих

осенних листьях, зыбких тучах,

и плыл по набережной гул,

во мгле колокола гудели —

собора медные качели…

 

Какой там двор знакомый есть,

какие тумбы! Хорошо бы

туда перешагнуть, пролезть,

там постоять, где спят сугробы

и плотно сложены дрова,

или под аркой, на канале,

где нежно в каменном овале

синеют крепость и Нева.

 

* Поэзия как живопись (лат.).

 

 

Автомобиль в горах

 

Сонет

 

Как сон, летит дорога, и ребром

встает луна за горною вершиной.

С моею черной гоночной машиной

сравню – на волю вырвавшийся гром!

 

Все хочется, – пока под тем бугром

не стала плоть личинкою мушиной, –

слыхать, как прах под бешеною шиной

рыдающим исходит серебром…

 

Сжимая руль наклонный и упругий,

куда лечу? У альповой лачуги –

почудится отеческий очаг;

 

и в путь обратный, – вдавливая конус

подошвою и боковой рычаг

переставляя по дуге, – я тронусь.

 

 

Архангелы

 

Поставь на правый путь. Сомнения развей.

Ночь давит над землёй, и ночь в душе моей.

Поставь на правый путь.

 

И страшно мне уснуть, и бодрствовать невмочь.

Небытия намёк я чую в эту ночь.

И страшно мне уснуть.

 

Я верю – ты придёшь, наставник неземной,

на миг, на краткий миг восстанешь предо мной.

Я верю, ты придёшь.

 

Ты знаешь мира ложь, бессилье, сумрак наш,

невидимого мне попутчика ты дашь.

Ты знаешь мира ложь.

 

И вот подходишь ты. Немею и дрожу,

движенье верное руки твоей слежу.

И вот отходишь ты.

 

Средь чуждой темноты я вижу путь прямой.

О, дух пророческий, ты говоришь, он – мой?

Средь чуждой темноты…

 

Но я боюсь идти: могу свернуть, упасть.

И льстива, и страшна ночного беса власть.

О, я боюсь идти…

 

«Не бойся: по пути ты не один пойдёшь.

Не будешь ты один и если соскользнёшь

с высокого пути…»

 

28 сентября 1918, Крым

 

Аэроплан

 

Как поёт он, как нежданно

вспыхнул искрою стеклянной,

вспыхнул и поёт,

там, над крышами, в глубоком

небе, где блестящим боком

облако встаёт.

 

В этот мирный день воскресный

чуден гул его небесный,

бархат громовой.

И у парковой решётки,

на обычном месте, кроткий

слушает слепой:

 

губы слушают и плечи –

тихий сумрак человечий,

обращённый в слух.

Неземные реют звуки.

Рядом пёс его со скуки

щёлкает на мух.

 

И прохожий, деньги вынув,

замер, голову закинув,

смотрит, как скользят

крылья сизые, сквозные

по лазури, где большие

облака блестят.

 

1926

 

 

1917 – 1922

Барс

 

Пожаром яростного крапа

маячу в травяной глуши,

где дышит след и росный запах

твоей промчавшейся души.

 

И в нестерпимые пределы,

то близко, то вдали звеня,

летит твой смех обезумелый

и мучит и пьянит меня.

 

Луна пылает молодая,

мед каплет на мой жаркий мех;

бьет, скатывается, рыдая,

твой задыхающийся смех.

 

И в липком сумраке зеленом

пожаром гибким и слепым

кружусь я, опьяненный звоном,

полетом, запахом твоим…

 

Но не уйдешь ты! В полнолунье

в тиши настигну у ручья,

сомну тебя, мое безумье

серебряное, лань моя.

 

 

Безумец

 

В миру фотограф уличный, теперь же

царь и поэт, парнасский самодержец

(который год сидящий взаперти),

он говорил:

«Ко славе низойти

я не желал. Она сама примчалась.

Уж я забыл, где муза обучалась,

но путь ее был прям и одинок.

Я не умел друзей готовить впрок,

из лапы льва не извлекал занозы.

Вдруг снег пошел; гляжу, а это розы.

Блаженный жребий. Как мне дорога

унылая улыбочка врага.

Люблю я неудачника тревожить,

сны обо мне мучительные множить

и теневой рассматривать скелет

завистника прозрачного на свет.

Когда луну я балую балладой,

волнуются деревья за оградой,

вне очереди торопясь попасть

в мои стихи. Доверена мне власть

над всей землей, соседу непослушной.

И счастие так ширится воздушно,

так полнится сияньем голова,

такие совершенные слова

встречают мысль и улетают с нею,

что ничего записывать не смею.

Но иногда – другим бы стать, другим!

О, поскорее! Плотником, портным,

а то еще – фотографом бродящим:

как в старой сказке жить, ходить по дачам,

снимать детей пятнистых в гамаке,

собаку их и тени на песке».

 

1933

 

 

Берлинская весна

 

Нищетою необычной

на чужбине дорожу.

Утром в ратуше кирпичной

за конторкой не сижу.

 

Где я только не шатаюсь

в пустоте весенних дней!

И к подруге возвращаюсь

все позднее и поздней.

 

В полумраке стул задену

и, нащупывая свет,

так растопаюсь, что в стену

стукнет яростно сосед.

 

Утром он наполовину

открывать окно привык,

чтобы высунуть перину,

как малиновый язык.

 

Утром музыкант бродячий

двор наполнит до краев

при участии горячей

суматохи воробьев.

 

Понимают, слава Богу,

что всему я предпочту

дикую мою дорогу,

золотую нищету.

 

1925

 

Билет

 

На фабрике немецкой, вот сейчас, –

Дай рассказать мне, муза, без волненья!

на фабрике немецкой, вот сейчас,

все в честь мою, идут приготовленья.

 

Уже машина говорит: «Жую,

бумажную выглаживаю кашу,

уже пласты другой передаю».

Та говорит: «Нарежу и подкрашу».

 

Уже найдя свой правильный размах,

стальное многорукое созданье

печатает на розовых листах

невероятной станции названье.

 

И человек бесстрастно рассует

те лепестки по ящикам в конторе,

где на стене глазастый пароход,

и роща пальм, и северное море.

 

И есть уже на свете много лет

тот равнодушный, медленный приказчик,

который выдвинет заветный ящик

и выдаст мне на родину билет.

 

1927

 

Большая медведица

 

Был грозен волн полночный рев…

Семь девушек на взморье ждали

невозвратившихся челнов

и, руки заломив, рыдали.

 

Семь звездочек в суровой мгле

над рыбаками четко встали

и указали путь к земле…

 

23 сентября 1918

 

* * *

 

Будь со мной прозрачнее и проще:

у меня осталась ты одна.

Дом сожжен и вырублены рощи,

где моя туманилась весна,

 

где березы грезили и дятел

по стволу постукивал… В бою

безысходном друга я утратил,

а потом и родину мою.

 

И во сне я с призраками реял,

наяву с блудницами блуждал,

и в горах я вымыслы развеял,

и в морях я песни растерял.

 

А теперь о прошлом суждено мне

тосковать у твоего огня.

Будь нежней, будь искреннее. Помни,

ты одна осталась у меня.

 

12 ноября 1919

 

* * *

 

В полнолунье, в гостиной пыльной и пышной,

где рояль уснул средь узорных теней,

опустив ресницы, ты вышла неслышно

из оливковой рамы своей.

 

В этом доме ветхом, давно опустелом,

над лазурным креслом, на светлой стене

между зеркалом круглым и шкапом белым,

улыбалась ты некогда мне.

 

И блестящие клавиши пели ярко,

и на солнце глубокий вспыхивал пол,

и в окне, на еловой опушке парка,

серебрился березовый ствол.

 

И потом не забыл я веселых комнат,

и в сиянье ночи, и в сумраке дня,

на чужбине я чуял, что кто–то помнит,

и спасет, и утешит меня.

 

И теперь ты вышла из рамы старинной,

из усадьбы любимой, и в час тоски

я увидел вновь платья вырез невинный,

на девичьих висках завитки.

 

И улыбка твоя мне давно знакома

и знаком изгиб этих тонких бровей,

и с тобою пришло из родного дома

много милых, душистых теней.

 

Из родного дома, где легкие льдинки

чуть блестят под люстрой, и льется в окно

голубая ночь, и страница из Глинки

на рояле белеет давно…

 

* * *

 

В хрустальный шар заключены мы были,

и мимо звезд летели мы с тобой,

стремительно, безмолвно мы скользили

из блеска в блеск блаженно–голубой.

 

И не было ни прошлого, ни цели,

нас вечности восторг соединил,

по небесам, обнявшись, мы летели,

ослеплены улыбками светил.

 

Но чей–то вздох разбил наш шар хрустальный,

остановил наш огненный порыв,

и поцелуй прервал наш безначальный,

и в пленный мир нас бросил, разлучив.

 

И на земле мы многое забыли:

лишь изредка воспомнится во сне

и трепет наш, и трепет звездной пыли,

и чудный гул, дрожавший в вышине.

 

Хоть мы грустим и радуемся розно,

твое лицо, средь всех прекрасных лиц,

могу узнать по этой пыли звездной,

оставшейся на кончиках ресниц…

 

 

* * *

 

Вдали от берега, в мерцании морском,

я жадной глубиной был сладостно влеком.

Я видел небосвод сквозь пену золотую,

дрожащий серп луны, звезду одну, другую…

Тускнел далекий свет, я медленно тонул.

Манил из глубины какой–то чудный гул.

В волшебном сумраке мой призрак отражался.

В блестящий траур волн я тихо погружался.

 

10 октября 1918

 

Великан

 

Я вылепил из снега великана,

дал жизнь ему и в ночь на Рождество

к тебе, в поля, через моря тумана,

я, грозный мастер, выпустил его.

 

Над ним кружились вороны, как мухи

над головою белого быка.

Его не вьюги создали, не духи,

а только огрубелая тоска.

 

Слепой, как мрамор, близился он к цели,

шагал, неотразимый, как зима.

Охотники, плутавшие в метели,

его видали и сошли с ума.

 

Но вот достиг он твоего предела

и замер вдруг: цвела твоя страна,

ты счастлива была, дышала, рдела,

в твоей стране всем правила весна.

 

Легка, проста, с душою шелковистой,

ты в солнечной скользила тишине

и новому попутчику так чисто,

так гордо говорила обо мне.

 

И перед этим солнцем отступая,

поняв, что с ним соперничать нельзя,

растаяла тоска моя слепая,

вся синевой весеннею сквозя.

 

13 декабря 1924

 

Верба

 

Колоколов напев узорный,

волненье мартовского дня,

в спирту зеленом чертик черный,

и пестрота, и толкотня,

и ветер с влажными устами,

и почек вербных жемчуга,

и облака над куполами,

как лучезарные снега,

и красная звезда на палке,

и писк бумажных языков,

и гул, и лужи, как фиалки,

в просветах острых меж лотков,

и шепот дерзких дуновений:

лети, признаний не таи!

О юность, полная видений!

О песни первые мои!

 

26 июня 1919, Париж

* * *

 

Вечер дымчат и долог:

я с мольбою стою,

молодой энтомолог,

перед жимолостью.

 

О, как хочется, чтобы

там, в цветах, вдруг возник,

запуская в них хобот,

райский сумеречник.

 

Содроганье – и вот он.

Я по ангелу бью,

и уж демон замотан

в сетку дымчатую.

 

1950-е

 

Видение

 

В снегах полуночной пустыни

мне снилась матерь всех берез,

и кто–то – движущийся иней –

к ней тихо шел и что–то нес.

 

Нес на плече, в тоске высокой,

мою Россию, детский гроб;

и под березой одинокой

в бледно–пылящийся сугроб

 

склонился в трепетанье белом,

склонился, как под ветром дым.

Был предан гробик с легким телом

снегам невинным и немым.

 

И вся пустыня снеговая,

молясь, глядела в вышину,

где плыли тучи, задевая

крылами тонкими луну.

 

В просвете лунного мороза

то колебалась, то в дугу

сгибалась голая береза,

и были тени на снегу

 

там, на могиле этой снежной,

сжимались, разгибались вдруг,

заламывались безнадежно,

как будто тени Божьих рук.

 

И поднялся, и по равнине

в ночь удалился навсегда

лик Божества, виденье, иней,

не оставляющий следа…

 

1924

 

Воскресение мертвых

 

Нам, потонувшим мореходам,

похороненным в глубине

под вечно движущимся сводом,

являлся старый порт во сне:

 

кайма сбегающая пены,

на камне две морских звезды,

из моря выросшие стены

в дрожащих отблесках воды.

 

Но выплыли и наши души,

когда небесная труба

пропела тонко, и на суше

распались с грохотом гроба.

 

И к нам туманная подходит

ладья апостольская, в лад

с волною дышит и наводит

огни двенадцати лампад.

 

Все, чем пленяла жизнь земная,

всю прелесть, теплоту, красу

в себе божественно вмещая,

горит фонарик на носу.

 

Луч окунается в морские,

им разделенные струи,

и наших душ ловцы благие

берут нас в тишину ладьи.

 

Плыви, ладья, в туман суровый,

в залив играющий влетай,

где ждет нас городок портовый,

как мы, перенесенный в рай.

 

1925

 

* * *

 

Вот дачный сад, где счастливы мы были:

стеклянный шар, жасмин и частокол.

Как некогда, каймою рдяной пыли

верхи берёз день тающий обвёл.

 

Всё тот же вьётся мотылёк капустный

(он опоздал – беспечный – на ночлег).

Сегодня мне как будто и не грустно,

что кануло всё прежнее навек.

 

Уж светляки зелёные лампадки

зажгли в траве, и нежно – как тогда –

мне шлёт привет свой девственный и сладкий

алмаз вечерний – первая звезда.

 

24 мая 1918

 

* * *

 

Все окна открыв, опустив занавески,

ты в зале роялю сказала: живи!

Как легкие крылья во мраке и блеске,

задвигались руки твои.

 

Под левой – мольба зазвенела несмело,

под правою – отклик волнисто возник,

за клавишем клавиш, то черный, то белый,

звеня, погружался на миг.

 

В откинутой крышке отливы лоснились,

и руки твои, отраженные там,

как бледные бабочки, плавно носились

по черным и белым цветам.

 

И звуки холмились во мраке и в блеске,

и ропот взбирался, и шепот сбегал,

и ветер ночной раздувал занавески

и звездное небо впускал.

 

 

 

 

Встреча

 

И странной близостью

закованный…

А. Блок

 

Тоска, и тайна, и услада…

Как бы из зыбкой черноты

медлительного маскарада

на смутный мост явилась ты.

 

И ночь текла, и плыли молча

в ее атласные струи

той черной маски профиль волчий

и губы нежные твои.

 

И под каштаны, вдоль канала,

прошла ты, искоса маня;

и что душа в тебе узнала,

чем волновала ты меня?

 

Иль в нежности твоей минутной,

в минутном повороте плеч

переживал я очерк смутный

других – неповторимых – встреч?

 

И романтическая жалость

тебя, быть может, привела

понять, какая задрожала

стихи пронзившая стрела?

 

Я ничего не знаю. Странно

трепещет стих, и в нем – стрела…

Быть может, необманной, жданной

ты, безымянная, была?

 

Но недоплаканная горесть

наш замутила звездный час.

Вернулась в ночь двойная прорезь

твоих – непросиявших – глаз…

 

Надолго ли? Навек? Далече

брожу и вслушиваюсь я

в движенье звезд над нашей встречей…

И если ты – судьба моя…

 

Тоска, и тайна, и услада,

и словно дальняя мольба…

Еще душе скитаться надо.

Но если ты – моя судьба…

 

1923

 

Вьюга

 

Тень за тенью бежит – не догонит,

вдоль по стенке… Лежи, не ворчи.

Стонет ветер? И пусть себе стонет.

Иль тебе не тепло на печи?

 

Ночь лихая… Тоска избяная…

Что ж не спится? Иль ветра боюсь?

Это – Русь, а не вьюга степная!

Это корчится черная Русь!

 

Ах, как воет, как бьется – кликуша!

Коли можешь – пойди и спаси!

А тебе–то что? Полно, не слушай…

Обойдемся и так, без Руси!

 

Стонет ветер все тише и тише…

Да как взвизгнет! Ах, жутко в степи…

Завтра будут сугробы до крыши…

То–то вьюга! Да ну ее! Спи.

 

30 августа 1919

 

Глаза

 

Под тонкою луной, в стране далекой, древней,

так говорил поэт смеющейся царевне:

 

Напев сквозных цикад умрет в листве олив,

погаснут светляки на гиацинтах смятых,

но сладостный разрез твоих продолговатых

атласно–темных глаз, их ласка, и отлив

чуть сизый на белке, и блеск на нижней веке,

и складки нежные над верхнею, – навеки

останутся в моих сияющих стихах,

и людям будет мил твой длинный взор счастливый,

пока есть на земле цикады и оливы

и влажный гиацинт в алмазных светляках.

 

Так говорил поэт смеющейся царевне

под тонкою луной, в стране далекой, древней…

 

Гроза

 

Стоишь ли, смотришь ли с балкона,

деревья ветер гнет и сам

шалеет от игры, от звона

с размаху хлопающих рам.

 

Клубятся дымы дождевые

по заблиставшей мостовой

и над промокшею впервые

зелено–яблочной листвой.

 

От плеска слепну: ливень, снег ли,

не знаю. Громовой удар,

как будто в огненные кегли

чугунный прокатился шар.

 

Уходят боги, громыхая,

стихает горняя игра,

и вот вся улица пустая –

лист озаренный серебра.

 

И с неба липою пахнуло

из первой ямки голубой,

и влажно в памяти скользнуло,

как мы бежали раз с тобой:

 

твой лепет, завитки сырые,

лучи смеющихся ресниц.

Наш зонтик, капли золотые

на кончиках раскрытых спиц…

 

 

* * *

 

Лишь то, что писано

с трудом — читать легко.

Жуковский

 

Если вьется мой стих, и летит, и трепещет,

как в лазури небес облака,

если солнечный звук так стремительно плещет,

если песня так зыбко–легка,

 

ты не думай, что не было острых усилий,

что напевы мои, как во сне,

незаметно возникли и вдаль поспешили,

своевольные, чуждые мне.

 

Ты не знаешь, как медлил восход боязливый

этих ясных созвучий — лучей…

Долго–долго вникал я, бесплотно–пытливый,

в откровенья дрожащих ночей.

 

Выбирал я виденья с любовью холодной,

я следил и душой и умом,

как у бабочки влажной, еще не свободной,

расправлялось крыло за крылом.

 

Каждый звук был проверен и взвешен прилежно,

каждый звук, как себя, сознаю,

а меж тем назовут и пустой и небрежной

быстролетную песню мою…

 

23 августа 1918

 

* * *

 

Есть в одиночестве свобода,

и сладость — в вымыслах благих.

Звезду, снежинку, каплю меда

я заключаю в стих.

 

И, еженочно умирая,

я рад воскреснуть в должный час,

и новый день — росянка рая,

а прошлый день — алмаз.

 

* * *

 

Еще безмолвствую и крепну я в тиши.

Созданий будущих заоблачные грани

еще скрываются во мгле моей души,

как выси горные в предутреннем тумане.

 

Приветствую тебя, мой неизбежный день.

Все шире, шире даль, светлей, разнообразней,

и на звенящую на первую ступень

всхожу, исполненный блаженства и боязни.

 

23 марта 1919, Крым

***

 

Живи, звучи, не поминай о чуде, –

но будет день: войду в твой скромный дом,

твой смех замрет, ты встанешь: стены, люди

все поплывет, – и будем мы вдвоем…

 

Прозреешь ты в тот миг невыразимый,

спадут с тебя, рассыплются, звеня,

стеклом поблескивая дутым, зимы

и вёсны, прожитые без меня…

 

Я пламенем моих бессонниц, хладом

моих смятений творческих прильну,

взгляну в тебя – и ты ответишь взглядом

покорным и крылатым в вышину.

 

Твои плеча закутав в плащ шумящий,

я по небу, сквозь звездную росу,

как через луг некошеный, дымящий,

тебя в свое бессмертье унесу…

 

1923

 

 

* * *

 

Живи. Не жалуйся, не числи

ни лет минувших, ни планет,

и стройные сольются мысли

в ответ единый: смерти нет.

 

Будь милосерден. Царств не требуй.

Всем благодарно дорожи.

Молись – безоблачному небу

и василькам в волнистой ржи.

 

Не презирая грёз бывалых,

старайся лучшие создать.

У птиц, у трепетных и малых,

учись, учись благословлять!

 

 

Журавли

 

Шумела роща золотая,

ей море вторило вдали,

и всхлипывали, пролетая,

кочующие журавли

 

и в небе томном исчезали,

все тише, все нежней звеня.

Мне два последних рассказали,

что вспоминаешь ты меня…

 

24 октября 1918

 

* * *

 

За полночь потушив огонь мой запоздалый,

в притворном забытьи покоюсь я, бывало,

и вот, преодолев ревнивый сумрак туч,

подкрадывается неуловимый луч

и разгорается и освещает странно

картины на стене. Доносится нежданно

до слуха моего необъяснимый звук

и повторяется отчетливей, и вдруг —

все оживляется! Волшебное — возможно:

халат мой с вешалки сползает осторожно

и, протянув ко мне пустые рукава,

перегибается, и чья–то голова

глядит, лукавая, из мусорной корзины,

под письменным столом, а по стене картины

кружатся, вылетев из неподвижных рам,

как попугайчики, и шкаф дубовый сам

завистливо кряхтит, с волненьем наблюдая,

как по полу бежит одна туфля ночная

вдогонку за другой.

Но только двинусь я,—

глядь,— все рассеялось, и комната моя

мгновенно приняла свой вид обыкновенный.

В окне дрожит луна невинно и смиренно,

халат — на вешалке, повсюду тишина…

Ах, знаю я тебя, обманщица луна!

 

 

* * *

 

Забудешь ты меня, как эту ночь забудешь,

как чёрный этот сад, и дальний плеск волны,

и в небе облачном зеркальный блеск луны…

Но – думается мне – ты счастлива не будешь.

Быть может, я не прав. Я только ведь поэт,

непостоянный друг печали мимолётной

и краткой радости, мечтатель беззаботный,

художник, любящий равно и мрак и свет.

Но ясновиденье подобно вдохновенью:

презреньем окрылён тревожный голос мой!

Вот почему твой путь и ясный и прямой

туманю наперёд пророческою тенью.

Предсказываю я: ты будешь мирно жить,

как вдруг о пламенном в тебе тоска проснётся,

но, видишь ли, другой тех звёзд и не коснётся,

которыми тебя могу я окружить!

 

10 августа 1918

 

Зима

 

Только елочки упрямы –

зеленеют – то во мгле,

то на солнце. Пахнут рамы

свежим клеем, на стекле

перламутровый и хрупкий

вьется инея цветок,

на лазури, в белой шубке

дремлет сказочный лесок.

 

Утро. К снежному сараю

в гору повезли дрова.

Крыша искрится, по краю –

ледяные кружева.

Где–то каркает ворона,

чьи–то валенки хрустят,

на ресницы с небосклона

блестки пестрые летят…

 

1 декабря 1919

 

* * *

 

И в Божий рай пришедшие с земли

устали, в тихом доме прилегли…

 

Летают на качелях серафимы

под яблонями белыми. Скрипят

веревки золотые. Серафимы

кричат взволнованно…

А в доме спят, –

в большом, совсем обыкновенном доме,

где Бог живет, где солнечная лень

лежит на всем; и пахнет в этом доме,

как, знаешь ли, на даче, – в первый день…

 

Потом проснутся; в радостной истоме

посмотрят друг на друга; в сад пройдут –

давным–давно знакомый и любимый…

 

О, как воздушно яблони цветут!..

О, как кричат, качаясь, серафимы!..

 

1923

 

 

* * *

 

(Евангелие Иакова Еврея, гл.18)

 

И видел я: стемнели неба своды,

и облака прервали свой полет,

и времени остановился ход…

Все замерло. Реки умолкли воды.

Седой туман сошел на берега,

и, наклонив над влагою рога,

козлы не пили. Стадо на откосах

не двигалось. Пастух, поднявши посох,

оцепенел с простертою рукой,

взор устремляя ввысь, а над рекой,

над рощей пальм, вершины опустивших,

хоть воздух был бестрепетен и нем,

повисли птицы на крылах застывших.

Все замерло. Ждал чутко Вифлеем…

 

И вдруг в листве проснулся чудный ропот,

и стая птиц звенящая взвилась,

и прозвучал копыт веселый топот,

и водных струй послышался мне шепот,

и пастуха вдруг песня раздалась!

А вдалеке, развея сумрак серый,

как некий Крест, божественно–светла,

звезда зажглась над вспыхнувшей пещерой,

где в этот миг Мария родила.

 

30 августа 1918

 

* * *

 

Из блеска в тень и в блеск из тени

с лазурных скал ручьи текли,

в бреду извилистых растений

овраги вешние цвели.

 

И в утро мира это было:

дикарь, еще полунемой,

с душой прозревшей, но бескрылой,—

косматый, легкий и прямой,—

 

заметил, взмахивая луком,

при взлете горного орла,

с каким густым и сладким звуком

освобождается стрела.

 

Забыв и шелесты оленьи,

и тигра бархат огневой,—

он шел, в блаженном удивленье

играя звучной тетивой.

 

Ее притягивал он резко

и с восклицаньем отпускал.

Из тени в блеск и в тень из блеска

ручьи текли с лазурных скал.

 

Янтарной жилы звон упругий

напоминал его душе

призывный смех чужой подруги

в чужом далеком шалаше.

 

* * *

 

Из мира уползли – и ноют на луне

шарманщики воспоминаний…

Кто входит? Муза, ты? Нет, не садись ко мне:

я только пасмурный изгнанник.

 

Полжизни – тут, в столе, шуршит она в руках,

тетради трогаю, хрустящий

клин веера, стихи – души певучий прах, –

и грудью задвигаю ящик…

 

И вот уходит все, и я – в тенях ночных,

и прошлое горит неяро,

как в черепе сквозном, в провалах костяных

зажженный восковой огарок…

 

И ланнеровский вальс не может заглушить…

Откуда?.. Уходи… Не надо…

Как были хороши… Мне лепестков не сшить,

а тлен цветочный сладок, сладок…

 

Не говори со мной в такие вечера,

в часы томленья и тумана,

когда мне чудится невнятная игра

ушедших на луну шарманок…

 

Ноябрь 1923

 

Изгнанье

 

Я занят странными мечтами

в часы рассветной полутьмы:

что, если б Пушкин был меж нами –

простой изгнанник, как и мы?

 

Так, удалясь в края чужие,

он вправду был бы обречен

«вздыхать о сумрачной России»,

как пожелал однажды он.

 

Быть может, нежностью и гневом –

как бы широким шумом крыл, –

еще неслыханным напевом

он мир бы ныне огласил.

 

А может быть и то: в изгнанье

свершая страннический путь,

на жарком сердце плащ молчанья

он предпочел бы запахнуть, –

 

боясь унизить даже песней,

высокой песнею своей,

тоску, которой нет чудесней,

тоску невозвратимых дней…

 

Но знал бы он: в усадьбе дальней

одна душа ему верна,

одна лампада тлеет в спальне,

старуха вяжет у окна.

 

Голубка дряхлая дождется!

Ворота настежь… Шум живой…

Вбежит он, глянет, к ней прижмется

и все расскажет – ей одной…

 

1925

 

 

К Родине

 

Ночь дана, чтоб думать и курить

и сквозь дым с тобою говорить.

 

Хорошо… Пошуркивает мышь,

много звезд в окне и много крыш.

 

Кость в груди нащупываю я:

родина, вот эта кость – твоя.

 

Воздух твой, вошедший в грудь мою,

я тебе стихами отдаю.

 

Синей ночью рдяная ладонь

охраняла вербный твой огонь.

 

И тоскуют впадины ступней

по земле пронзительной твоей.

 

Так все тело – только образ твой,

и душа, как небо над Невой.

 

Покурю и лягу, и засну,

и твою почувствую весну:

 

угол дома, памятный дубок,

граблями расчесанный песок.

 

1924

 

К России

 

Отвяжись, я тебя умоляю!

Вечер страшен, гул жизни затих.

Я беспомощен. Я умираю

от слепых наплываний твоих.

 

Тот, кто вольно отчизну покинул,

волен выть на вершинах о ней,

но теперь я спустился в долину,

и теперь приближаться не смей.

 

Навсегда я готов затаиться

и без имени жить. Я готов,

чтоб с тобой и во снах не сходиться,

отказаться от всяческих снов;

 

обескровить себя, искалечить,

не касаться любимейших книг,

променять на любое наречье

всё, что есть у меня, – мой язык.

 

Но зато, о Россия, сквозь слёзы,

сквозь траву двух несмежных могил,

сквозь дрожащие пятна берёзы,

сквозь всё то, чем я смолоду жил,

 

дорогими слепыми глазами

не смотри на меня, пожалей,

не ищи в этой угольной яме,

не нащупывай жизни моей!

 

Ибо годы прошли и столетья,

и за горе, за муку, за стыд, –

поздно, поздно! – никто не ответит,

и душа никому не простит.

 

1939, Париж

 

* * *

 

Как часто, как часто я в поезде скором

сидел и дивился плывущим просторам

и льнул ко стеклу холодеющим лбом!..

И мимо широких рокочущих окон

свивался и таял за локоном локон

летучего дыма, и столб за столбом

проскакивал мимо, порыв прерывая

взмывающих нитей, и даль полевая

блаженно вращалась в бреду голубом.

 

И часто я видел такие закаты,

что поезд, казалось, взбегает на скаты

крутых огневых облаков и по ним

спускается плавно, взвивается снова

в багряный огонь из огня золотого,—

и с поездом вместе по кручам цветным

столбы пролетают в восторге заката,

и черные струны взмывают крылато,

и ангелом реет сиреневый дым.

 

 

 

Какое сделал я дурное дело

 

Какое сделал я дурное дело,

и я ли развратитель и злодей.

я, заставляющий мечтать мир целый

о бедной девочке моей.

 

О, знаю я, меня боятся люди,

и жгут таких, как я, за волшебство,

и, как от яда в полом изумруде,

мрут от искусства моего.

 

Но как забавно, что в конце абзаца,

корректору и веку вопреки,

тень русской ветки будет колебаться

на мраморе моей руки.

 

27 декабря 1959, Сан-Ремо

 

* * *

 

Катится небо, дыша и блистая…

Вот он – дар Божий, бери не бери!

Вот она – воля, босая, простая,

холод и золото звонкой зари!

 

Тень моя резкая – тень исполина.

Сочные стебли хрустят под ступней.

В воздухе звон. Розовеет равнина.

Каждый цветок – словно месяц дневной.

 

Вот она – воля, босая, простая!

Пух облаков на рассветной кайме…

И, как во тьме лебединая стая,

ясные думы восходят в уме.

 

Боже! Воистину мир Твой чудесен!

Молча, собрав полевую росу,

сердце мое, сердце, полное песен,

не расплескав, до Тебя донесу…

 

13 сентября 1919

Кинематограф

 

Люблю я световые балаганы

все безнадежнее и все нежней.

Там сложные вскрываются обманы

простым подслушиваньем у дверей.

 

Там для распутства символ есть единый —

бокал вина, а добродетель — шьет.

Между чертами матери и сына

острейший глаз там сходства не найдет.

 

Там, на руках, в автомобиль огромный

не чуждый состраданья богатей

усердно вносит барышень бездомных,

в тигровый плед закутанных детей.

 

Там письма спешно пишутся средь ночи:

опасность… трепет… поперек листа

рука бежит… И как разборчив почерк,

какая писарская чистота!

 

Вот спальня озаренная. Смотрите,

как эта шаль упала на ковер.

Не виден ослепительный юпитер,

не слышен раздраженный режиссер,

 

но ничего там жизнью не трепещет:

пытливый гость не может угадать

связь между вещью и владельцем вещи,

житейского особую печать.

 

О, да! Прекрасны гонки, водопады,

вращение зеркальной темноты.

Но вымысел? Гармонии услада?

Ума полет? О, Муза, где же ты?

 

Утопит злого, доброго поженит,

и снова, через веси и века,

спешит роскошное воображенье

самоуверенного пошляка.

 

И вот — конец… Рояль незримый умер,

темно и незначительно пожив.

Очнулся мир, прохладою и шумом

растаявшую выдумку сменив:

 

И со своей подругою приказчик,

встречая ветра влажного напор,

держа ладонь над спичкою горящей,

насмешливый выносит приговор.

 

1928

 

 

Кипарисы

 

Склонясь над чашею прозрачной –

над чашей озера жемчужной,

три кипариса чудно–мрачно

шумят в лазури ночи южной.

 

Как будто черные монахи,

вокруг сияющей святыни,

в смятенье вещем, в смутном страхе,

поют молитвы по–латыни.

 

22 марта 1919

 

Кирпичи

 

Ища сокровищ позабытых

и фараоновых мощей,

ученый в тайниках разрытых

набрел на груду кирпичей,

среди которых был десяток

совсем особенных: они

хранили беглый отпечаток

босой младенческой ступни,

собачьей лапы и копытца

газели. Многое за них

лихому времени простится —

безрукий мрамор, темный стих,

обезображенные фрески…

 

Как это было? В синем блеске

я вижу красоту песков.

Жара. Полуденное время.

Еще одиннадцать веков

до звездной ночи в Вифлееме.

 

Кирпичик спит, пока лучи

пекут, работают беззвучно.

Он спит, пока благополучно

на солнце сохнут кирпичи.

Но вот по ним дитя ступает,

отцовский позабыв запрет,

то скачет, то перебегает,

невольный вдавливая след,

меж тем как, вкруг него играя,

собака и газель ручная

пускаются вперегонки.

Внезапно — окрик, тень руки:

конец летучему веселью.

Дитя с собакой и газелью

скрывается. Все горячей

синеет небо. Сохнут чинно

ряды лиловых кирпичей.

 

Улыбка вечности невинна.

Мир для слепцов необъясним,

но зрячим все понятно в мире,

и ни одна звезда в эфире,

быть может, не сравнится с ним.

 

1928

 

 

ССЫЛКИ НА АЛЬМАНАХИ ДООСОВ И МИРАЖИСТОВ

 

Читайте в цвете на ЛИТСОВЕТЕ!

Пощёчина Общественной Безвкусице 182 Kb Сборник Быль http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=488479

http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=496996

ПОЩЁЧИНА ОБЩЕСТВЕННОЙ БЕЗВКУСИЦЕ ЛИТЕРАТУРНАЯ СЕНСАЦИЯ из Красноярска! Вышла в свет «ПОЩЁЧИНА ОБЩЕСТВЕННОЙ БЕЗВКУСИЦЕ» Сто лет спустя после «Пощёчины общественному вкусу»! Группа «ДООС» и «МИРАЖИСТЫ» под одной обложкой. Константин КЕДРОВ, Николай ЕРЁМИН, Марина САВВИНЫХ, Евгений МАМОНТОВ,Елена КАЦЮБА, Маргарита АЛЬ, Ольга ГУЛЯЕВА. Читайте в библиотеках Москвы, Санкт-Петербурга, Красноярска! Спрашивайте у авторов!

06.09.15 07:07

 

45-тка ВАМ new

http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=580691:

КАЙФ new
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=580520

http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=576833

КАЙФ в русском ПЕН центре https://penrus.ru/2020/01/17/literaturnoe-sobytie/

СОЛО на РОЯЛЕ
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=576833

СОЛО НА РОЯЛЕhttp://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=576833

РЕИНКАРНАЦИЯ
Форма: http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=575083

КОЛОБОК-ВАМ
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=573921

Внуки Ра
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=573474

Любящие Ерёмина, ВАМ
Форма: Очерк http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=572148

ТАЙМ-АУТ

http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=571826

КРУТНЯК

http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=570593

СЕМЕРИНКА -ВАМ

http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=569224

АВЕРС и РЕВЕРС

http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=567900

ТОЧКИ над Ё

http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=567900 http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=565809

ЗЕЛО БОРЗОhttp://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=564307

РОГ ИЗОБИЛИЯ  http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=561103

БОМОНД

http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=553372

ВНЕ КОНКУРСОВ И КОНКУРЕНЦИЙ

http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=549135

КаТаВаСиЯ

http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=536480

КАСТРЮЛЯ и ЗВЕЗДА, или АМФОРА НОВОГО СМЫСЛА   http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=534005
ЛАУРЕАТЫ ЕРЁМИНСКОЙ ПРЕМИИ http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=531424
ФОРС-МАЖОРhttp://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=527798
СИБИРСКАЯ ССЫЛКАhttp://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=520612
СЧАСТЛИВАЯ СТАРОСТЬhttp://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=520121
АЛЬМАНАХ ЕБЖ “Если Буду Жив”

http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=510444

5-й УГОЛ 4-го ИЗМЕРЕНИЯ

http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=507564 альманах ПУЛЬС на СТИХИ.РУhttps://stihi.ru/2023/04/08/642

https://stihi.ru/2023/04/08/642

ПУЛЬС на ЛИТ-РЕ

https://litra.online/poems/puls-almanah-mirazhistov/

 

 

 

 

                                                                                  

 

ВОЗДУШНЫЙ ПОЦЕЛУЙ

Виртуальный Альманах Миражистов

        Константин КЕДРОВ-ЧЕЛИЩЕВ Николай ЕРЁМИН Александр БАЛТИН Владимир МОНАХОВ Владимир НАБОКОВ

КрасноярсК

2023

                             

0

Автор публикации

не в сети 17 часов
Nikolai ERIOMIN971
80 летДень рождения: 26 Июля 1943Комментарии: 6Публикации: 192Регистрация: 04-05-2022
1
2
6
6
Поделитесь публикацией в соцсетях:

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *


Все авторские права на публикуемые на сайте произведения принадлежат их авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора. Ответственность за публикуемые произведения авторы несут самостоятельно на основании правил Литры и законодательства РФ.
Авторизация
*
*
Регистрация
* Можно использовать цифры и латинские буквы. Ссылка на ваш профиль будет содержать ваш логин. Например: litra.online/author/ваш-логин/
*
*
Пароль не введен
*
Под каким именем и фамилией (или псевдонимом) вы будете публиковаться на сайте
Правила сайта
Генерация пароля