Когда в дом стучится смерть, все остальные звуки перестают возбуждать любопытство. Иногда слышится ритм, иногда даже мелодия, но чаще всего её звуковой хаос вводит живых в транс равнодушия к окружающему. Мы боимся попасть в резонанс этой мелодии, похожей на зов. Слабый отсвет надежды не согревает, почти ничего не освещает, но от его присутствия дрожит и прячется отчаяние, и мы живём, побеждая страх.
Рука сестры лежала поверх моей, сжимающей Псалтырь. Я смотрела на неё и думала: «Как ты ещё молода!» Рука была красивой формы: с округлыми ноготочками и длинными, почти воздушными, пальцами. Болезнь сделала их совершенными. Своя рука мне нравилась меньше: такие же круглые ноготки и длинные, только полные, с ямочками, пальцы. Ещё мне не нравился загар: виделось мне в этом что-то наносное, противоестественное. Золотой перстень с янтарём лучше бы смотрелся на белой, как бы прозрачной, руке сестры. Но даже и мою, измученную тяжёлой скорбью, последний подарок сестры украсил настолько, что рукой можно было залюбоваться.
«Почему мне никто не сказал ещё в детстве, что в жизни, кроме любви, есть много тяжёлых и опасных путей, почему мне было позволено войти в эту розовую воду, вдохнуть её пряный аромат?»
Вместе с сестрой нам семьдесят четыре года. Это молодость грядущей старости. Ах, если бы было ещё и грядущее, а в нём – старость! Дожить бы…. Я убираю руку с книги, и она смиренно укрывается ладонью сестры.
…Помню весенний
дождливый
ранний
сумрачный вечер.
Мы шли с сестрой под одним зонтом. Я провожала её. Она была уже тяжело больна. Около родительского дома, промокшего, как мы, и, как раньше думалось, обречённого, как мы, на старость, остановились и, стоя лицом к лицу очень близко, долго разглядывали друг друга. Кожа – вся в тонкую сеточку, цвет – серо-землистый, и глубокие-глубокие карие глаза, заполненные одновременно грустью, благодарностью и одиночеством.
– Ну, как?.. Испугалась? – чуть тронулись её губы, и сразу затрепетали голубые паутинки вокруг глаз.
– Это ещё ничего! – обрадовалась я живому звуку. – Красота – или она есть, или её нет.
– Уходить страшно.
– И мне оставаться страшно.
Заглядываем друг другу в глаза и чувствуем, как срываемся в пропасть. Хватаемся за края, они обсыпаются мелкой галькой, так странно похожей на отвердевшие слёзы. Уже на пределе равновесия догадываемся подхватить друг друга под руки. Белеем и краснеем попеременно: жизнь, как по сообщающимся сосудам, переливается от неё ко мне и обратно, волнующая и непонятная. Неужели когда-то обратно не будет?
Мы прижались друг к другу мокрыми от слёз губами. Я подумала: «Дождь усилился. Тёплый, солёный дождь». Руки сами собой разжались:
– Иди с Богом, красавица моя!
Я не лукавила. Тогда мы обе были красивы отчаянной красотой приближающегося горя. Болезнь не исказила и потом природных черт, знакомых мне ещё с детства: она их укрупнила, выделила, подчеркнув мужественность, заретушировав женственность. И если ангелы – действительно бесполые, то мы с той весны всё больше и больше приближались к их образу…
«Почему мне никто не сказал ещё в детстве, что в жизни, кроме любви, будет много тяжёлых и опасных путей, почему мне было позволено войти в эту розовую воду, вдохнуть её пряный аромат?» – трясла я густыми прядями.
– Ну, хватит, пойдём. Не обязательно больше здесь сидеть.
Муж уводит меня в соседнюю комнату.
– Где любовь? – выдыхаю я немыми губами.
– Дыши давай!- он заставляет меня пить. Я пью. Кажется, микстуру.
– Чтобы что-то проросло, нужно, чтобы что-то умерло. Так, кажется…
– И любовь? – ужасаюсь я одними глазами.
– Дыши пока, разберёмся.
Я брежу, или это брезжит истина? «Сестры нет. Понимаю теперь, что и обречённости на старость у человека нет и быть не может, а есть Надежда дожить до старости. Но если это – почти мечта, тогда чего ж мы так боимся её признаков: расплющенного или иссохшего тела, морщин, седины? Конечно, постоянное вдыхание друг в друга ещё одной Надежды – на возможность вечной молодости, пусть даже в глазах возлюбленного – было бы скорым утешением при каждом обращении к зеркалу, но как сохранить эти глаза, в которых отражается нестареющая наша душа?»
Живу пока, разбираюсь…
Автор публикации
