Станислав положил голову на ладонь и уставился в окно. Зачем я здесь? Что я здесь делаю? – Спрашивал он себя. В локоть впились какие-то острые крупицы. Он стряхнул крошки с локтя, потом смахнул их со стола и продолжил свои размышления. За окном нещадно палило июньское солнце, плавился асфальт.
Когда-то очень давно, ещё в детстве, я обладал исключительно редкой способностью – я мог мыслить сразу обоими полушариями головного мозга. А в затруднительных ситуациях подключал к процессу и часть спинного. – Вспоминал Станислав, – да… – с тех пор утекло много воды. Но кое-что я ещё способен сделать. Пусть не так ярко и звонко, как в детстве, но всё же…
Ну, например, остановить трамвай усилием мысли или отыскать окурок в высокой траве. Скажете, пустяк? Ан нет! Не каждый на это способен в наше тусклое время.
Или вот, раньше, ещё в школьные годы, мне очень хотелось кого-нибудь оскорбить своим мощным творческим порывом, но, увы, никак не получалось – силёнок было маловато. Что ж? Теперь мне это вполне по силам, да вот незадача – некого оскорблять, некого и не за что!
… Или вот: почему мы всё делаем изначально в негативном ключе? Сторонимся резкой оригинальности. Раскладываем всё на атомы – это легче, чем складывать, – рассуждал Стас, – надо бы над этим подумать…
«Голопупенко!!!» – донеслось откуда-то снизу. Ненавистный звук сбросил Стаса обратно в тело. Он недолюбливал свою фамилию. Резало слух, когда он её слышал. Стас дёрнулся и локтевым нервом проехался по кромке угла стола. Электрический разряд боли пронзил его насквозь. Он мгновенно вышел из оцепенения и обнаружил себя сидящим в аудитории. Оказалось, что это окликнули вовсе не его, – это был просто скрип открывающейся двери. Мгновенно пришло осознание времени и места.
Сейчас должно быть уже около шести. Он находится на курсах по основам рисунка, куда он приходил пару раз в неделю после своей основной учёбы. Сегодня они рисовали яблоко. Основной контингент – офисные служащие за тридцать. Они по одному сдавали свои работы Вениамину Карловичу, преподавателю, и выходили из аудитории, скрипя дверями.
Станислав встал, собрал свои принадлежности в рюкзак и понёс сдавать свою работу. Вениамин Карлович поднял на него усталые глаза и принял лист.
На листе было изображено ярко-жёлтое солнце. Такое яркое и горячее, что Вениамин Карлович невольно прищурился. Солнышко улыбалось улыбкой смайлика. А под ним был червяк в кепке и с папироской во рту. Червяк ухмылялся, поглядывая на маленькие скелетики-огрызки бывших яблок под собой, как-бы попирая их. Над червяком было выведено красной краской наивное, но полное детской отваги залихватское «УРА!».
– Да… По стилю похоже на «Мурзилку». Был такой детский журнал во времена моей молодости. Я вам завидую: вы сохранили свежесть и остроту детского восприятия. Вам сколько? Двадцать один, кажется? Эмоционально пишете… Но почему у вас червяк в кепке?
– Так ведь солнце же печёт нещадно. Как бы не напекло его червячью лысину!
– Логично. Но папироса-то у него зачем?
– Ну, вы уж совсем, Вениамин Карлович! В пролетарской кепке и без папиросы – это же нонсенс!
– Я вижу у вас на всё есть ответы. Вы же должны были только яблоко изобразить. А у вас прямо поэма получилась. Простое яблоко – и всё. Передать… постараться передать его суть.
– А я что сделал? По-моему – всё правильно. Это и есть его суть сейчас. Оно уже не живое. Я и постарался передать. К тому же червивое. И червяк здесь – как единственное проявление жизни. Это и есть то, что заслуживает внимания, на мой взгляд. Оболочка – не в счёт. Тем более оно ворованное. Вы его утром на базаре спёрли. Я это почувствовал. Не спрашивайте как. – Стас опустил глаза.
– Молодой человек! Вы забываетесь! – Вениамин Карлович встал из-за стола и отвернулся от Стаса. – А впрочем, какая разница. К чёрту яблоко! Эх, молодость, молодость… Знаете, я ведь тоже когда-то мечтал стать… И выставки персональные были, и галереи за мои работы дрались (как мне тогда казалось). А потом всё ушло. Я ведь не от хорошей жизни веду эти занятия. Надо на что-то жить. Пенсия мизерная. Вот и учу взрослых, умудрённых житейским опытом людей основам рисунка. Другого ничего не умею. Вам-то это зачем? Зачем вы здесь? Посмеяться пришли?
– Ну, что вы, Вениамин Карлович! Я без пяти минут дипломированный стоматолог. Тут неподалёку учусь. После учёбы прихожу к вам – просто домой не хочется возвращаться. Мои родители – серьёзные люди: отец – в бизнесе, мать – чиновница от Минздрава. Они, мягко говоря, не очень-то разделяют моё увлечение живописью. А тут я свободен. У меня и место будущей работы уже есть. В одной престижной клинике. Но это – так, подушка безопасности и, чтобы предков не расстраивать. Но стоматология для меня – хобби, если хотите, за которое деньги платят, причём не плохие. А живопись, пусть и не всегда понятная для окружающих – то, ради чего я, собственно, живу. Правда, этим не заработаешь.
Вениамин Карлович посмотрел на часы и стал собирать работы в папку. Стас попрощался с преподавателем и, скрипнув дверью, вышел.
Спустившись по лестнице, Стас выплыл из холодного, полутёмного каменного убежища в раскалённую суетливую улицу. Солнце заливало глаза, но он и не думал щуриться, а смотрел прямо, хотя глазам и было поначалу больно. Он принципиально не носил очков от солнца. Считал кощунством прятать глаза от окружающего мира за тёмными стёклами – стыдиться ему было нечего! Даже, когда плавал под водой без маски – и то всегда с открытыми глазами. Что-то большое, неповоротливое и бесформенное ворочалось внутри и никак не хотело покидать его голову. Он лишь наблюдал: во что же это выльется? Стас мучился и одновременно наслаждался этим, успокаивая себя тем, что, по крайней мере, ему всегда есть чем заняться.
На остановке Стас силой мысли остановил приближающийся трамвай. Нарочно сел с солнечной стороны – голова и её содержимое срочно нуждалось в переплавке и аффинаже. Проехав несколько остановок, он уже в виде расплава плавно перетёк на теневую сторону для остывания и дальнейшей кристаллизации. И вот что вырисовывалось.
Писать картины за подписью Голопупенко С.С. было решительно невозможно! – резюмировал мозг начинающего художника. – Надо менять фамилию! Или же взять псевдоним – хотя бы для творческих поползновений. Но какой? Надо бы нечто клокочущее, вызывающее… Но с провоцирующей на смех интонацией. Грустная клоунада с элементами анатомического театра, которая резала бы глаз неподготовленному зрителю… и в то же время – по-детски радужное… Гм.. Во! КЛЁПА! – Что может быть проще! Сразу вызывает улыбку и отсылает к детству. Ассоциируется с хулиганством в самом добром и безобидном его проявлении! Но Клёпа это укороченный, ёмкий вариант. Для своих. Легко запомнить. Творческое погонялово, так сказать. А для официальных представлений – пусть будет Клёпиков! Точно! Клёпиков Станислав Сергеевич!
Из трамвая вышли уже двое: без пяти минут дипломированный стоматолог Голопупенко и начинающий художник Клёпиков. Причём, оба – Станиславы Сергеевичи! Они направились в ближайший сквер обсудить дальнейшее сосуществование друг с другом. В идеале, конечно же вообще стать единым целым, единым новым существом. Двуединым (наподобие христианской троицы). Но как это осуществить? Кто первым подаст руку?
К счастью, долго спорить не пришлось: художник Клёпа первым протянул руку. На том и сошлись.
Примерно в это же время Клёпе и приснилась его первая «взрослая» картина-концепция. Пока что это была просто мыслеформа, пришедшая во сне и надолго поселившаяся в его голове. Он назвал это «Ураган позитива». Идея заключалась в следующем.
Грозная сила природы – страшный ураган, который вместо разрушений и деструктивных функций, несёт в себе созидательное начало. Ржавеющий и погнутый местами строительный кран, беспомощно лежит на земле… Затем свет начинает меркнуть. И налетает чудовищный по силе ураган. Раздаётся оглушительный металлический скрежет, от которого должно сводить зубы. Медленно, но верно стихия выпрямляет скрюченные и больные члены металлического гиганта. Он со скрипом приподнимается с земли. И далее ураган ставит кран на положенное место. И вот уже красавец-кран, сияя в лучах солнца возвышается над строящимся зданием. Как-то так. Да! – Но как это всё уместить в одну картину? Клёпа даже не представлял, как это всё можно осуществить. Пока не представлял. Это уже потом художник придёт к своей фирменной манере – к циклам картин, объединённых общей идеей.
Это был лишь один из эпизодов становления на ноги будущего художника с мировым именем (которого никто почему-то не знает), широко известного в узких кругах Станислава Сергеевича Клёпикова. Для друзей – просто Клёпы.
4 июля 2020 г.
Автор публикации
