Уснули все: и Фейербах, и Мах,
спит Шопенгауэр, в сон погрузился Беркли,
спит Лейбниц и монаду ловит в снах,
Кант задремал в дремотном Кенигсберге…
Зрит Гегель третий сон как синтез двух,
а Чжуан Цзы кошмар приснился: боком,
в туфлях для тенниса, с хлопушкою для мух,
к нему крадется старенький Набоков.
Автор публикации
Николай Борисович
Комментарии: 0Публикации: 8Регистрация: 24-01-2023
Туман размножился на вздохи, на глотки,
на окна пятого и сумерки подвалов,
на телефонные кабины, пустыри,
на детские площадки, стройки, валы,
на двери, лестницы, проёмы, своды крыш,
на стоки ржавые и радужные трубы
печных теплопроводов, на камыш
затопленного старенького пруда,
на чёрные скамейки вдоль аллей,
на грязные беседки, на заборы,
на набережные, на мосты, на ель,
на островки, канавы, на затоны,
на рельс трамвайных вычурный узор,
на пыльные плацкартные чертоги,
на Воробьёвых гор манящий светлый взор,
на мавзолей, на церкви, синагоги,
на мраморные статуи в саду,
на звёзд рубиновых сверкающие пики,
на чуждые и сердцу и уму
холодным утром брошенные крики,
на гул метро, на травы под мостом,
на скверы за старинными церквами,
на позабытый деревянный дом,
на трещину, прошедшую по раме,
на остановок призрачную тень,
троллейбусов обшарпанную краску,
на слёзы радости, печали, и на лень,
на роды, смерть, любви и жизни маску,
на помыслы благие и на зло,
на лицемерие и детскую наивность,
на щедрость и на скупость, на число,
на вечную разрозненность, единство,
на чёрное и белое, на свет,
на тьму бездарную потерянного часа,
на монотонность бесконечных лет,
признания и радости гримасу,
на всё, что было, есть, и будет вновь
в любые времена на всей планете.
Туман рассеялся, оставив нам любовь.
Но мы её, как прежде, не заметим.