Резная свирель

 

– Стоп! Кажется, приехали. Саня, останови здесь, – похлопал Фёдор по плечу водителя, – дальше мы пешком прогуляемся. Жди нас здесь, позвоним, если что.

Чёрная БМВ остановилась у обочины. Двое мужчин среднего возраста вылезли из машины и огляделись по сторонам. Долговязый в чёрном плаще, по-видимому, главный, показал своему спутнику направление:

– Боря, нам туда. Значит так, задача у нас такая: надо втереться в доверие одному очень вредному и жадному старикашке. Его зовут Матвей Иванович Сусанин. У него имеется некая очень ценная штуковина – «резная свирель». Не знаю почему, но она позарез нужна шефу. Он сказал, что она «просто необходима для бизнеса». Так вот, шеф особенно акцентировал внимание, чтобы мы были очень осторожными. Мне показалось, что он сам этого деда побаивается. Наказал, ничего у него не есть и не пить. Понятно? А ты чего так вырядился? Мы же не на дискотеку приехали.

Борис, плотный мужчина роста ниже среднего в ярко-жёлтой болоньевой куртке осмотрел себя и пожал плечами:

– А что не так? Тебе не нравится мой прикид? Сам же сказал не выделяться.

– Это ты называешь не выделяться? Слушай дальше. Я навёл о старике кое-какие справки. Он известный краевед. Фольклор собирает. Сотрудничал со многими музеями и галереями. У него в друзьях известные политики ходят. Сейчас на пенсии. У него свой краеведческий музей прямо в доме. Пару раз в неделю проводит экскурсии для школьников. Раньше кружки исторические вёл. В общем, он крутой дядька, типа нашего шефа. Бывает, предоставляет предметы из своей коллекции музеям для демонстрации в качестве экспонатов. Они у него в очереди на год расписаны. Очень уважаемый среди коллекционеров и учёных тип. Даже какая-то учёная степень есть.

– Федя, сдаётся мне, тут не в какой-то дудочке дело. Этого барахла у шефа и так хватает. Тут что-то другое. У Якова Моисеевича полные шкафы книг по эзотерике: магия, колдовство, экстрасенсорика… Я думаю галерея – это прикрытие. Этого старикашку с шефом что-то давнее связывает. Какие-то старые разборки. Мне так кажется…

– Ну, это его дело. Главное, чтоб платил. Нам надо выведать об этой, так называемой, «резной свирели» хоть что-то: как она сейчас выглядит, хранится ли она у него дома, или ещё где, согласен ли он предоставить её в качестве экспоната для галереи? Деньги – не проблема. А если нам удастся по-тихому её изъять, то деньги себе оставим. Как в старые добрые времена! Да, вот ещё что. Шеф говорил, старик остёр на язык, так что постарайся держать себя в руках. Не надо сразу за топор хвататься. Мы с тобой, всё-таки, искусствоведы! – заржал Фёдор, – кому сказать – не поверят!

– Постараюсь. А он на самом деле такой вредный, как шеф говорит? С чего бы это?

– Боря, а ты представь себя на его месте! Старый, на пенсии, да ещё и краевед в придачу! – тут уж поневоле будешь вредным. Иначе – никак! О, кажется, пришли.

 

Они остановились напротив дома: бревенчатый, из светлой древесины, два этажа с теремом. Высокое крытое крыльцо с искусно вырезанными балясинами и красным петухом на крыше. Чугунная фигурная ограда с позолоченной калиткой.

– Да… Не дом, а просто терем расписной. – Остановился Фёдор, – Как из сказки. Чтоб я так жил! Во пенсионеры дают! Хочу на пенсию! Боря, ты видел что-нибудь подобное? Красотища!

– Не хило, – согласился Борис. Заметив кнопку звонка на калитке, он нажал три раза.

На крыльцо вышел старик. В косой русской рубахе почти до колен, холщовых штанах и…в лаптях. Длинные седые волосы на пробор, убраны под обруч. Бородёнка жиденькая, но с претензией – «под Хоттабыча». Старик остановился на крыльце и стал молча разглядывать визитёров.

– Походу, он действительно «с прибабахом». Совсем, старый, заигрался в сказку.

– Краеведение, оно, как и сыроедение – до добра не доводит, – подытожил Фёдор, – нам же легче, может, у него деменция уже на подходе. Разведём, не напрягаясь.

– Будем надеяться…

Старик, вдоволь насмотревшись на нежданных посетителей, вдруг с неимоверной быстротой спустился с крыльца и возник прямо перед калиткой. Визитёры даже разговор не успели закончить, так и отпрянули на пол шага назад от неожиданности.

– А рты можете закрыть, милостивые государи, кто вы и что вам нужно? Дело пытаете аль от дела лытаете? – Я…мы… – засуетился Фёдор, – моя фамилия БОбринский, а это мой коллега ДОбринский Борис Васи…

– Вы что – братья?

Контактёры переглянулись и отрицательно завертели головами:

– Нет-нет, что вы, мы не братья, – хором заголосили они, – и вообще, не родственники, мы…

– Не братья? А кто? – удивлённо вскинул старик брови.

– Не братья. Искусствоведы! – выпалил Фёдор, шагнув навстречу.

– Кхе-кхе-кхе! – по-краеведчески скрипуче затрясся дед, – ну вы даёте, выдры вы андатровые! У меня даже всю нутрию от смеха свело. От, умора! Что, оба? Одновременно? Ну я не знаю… – развёл он руками.

– Именно так. Мы к вам, Матвей Иванович, по делу. Нам очень рекомендовали вас, как высококлассного специалиста в области древнерусского фольклора и…

– Да-да! Вы просто выдающийся краевед! – невпопад вставил Борис свои пять копеек. Фёдор недовольно цыкнул на коллегу, и тот сконфуженно замолчал.

– Так вот, вы бывали во многих этнографических и археологических экспедициях, сотрудничали с самыми известными музеями мира, говорят, у вас богатая коллекция редких артефактов… Дело в том, что мы представляем одного известного галериста. Скоро открытие новой выставки. Открываем площадку в центре, рядом с Невским проспектом. Как раз по данной тематике. Мы бы хотели, что бы вы предоставили нам часть своей коллекции для демонстрации. На правах аренды, во временное пользование. За очень хорошие деньги. Это бы очень способствовало раскрутке нашего проекта. Может быть, даже почитаете лекции для посетителей. Как вы на это смотрите?

Старик почесал бороду и поманил гостей за собой:

– Пойдёмте в дом. Там поговорим. – открыл он калитку. Визитёры последовали за ним.

«Как же, искусствоведы они. Так я вам и поверил. Держи карман шире! Да от них мошенничеством на всю округу прёт! Бобринский…гм… до Боброва он явно не дотягивает. А Добринский – до Доброва. – Умишком и бородёнкой не вышел.  – рассуждал старик».

– Заходите. Верхнюю одежду – на вешалку, а говноступы свои здесь оставьте. Вот тапки для гостей. Переобувайтесь, у меня чисто… Стоп! Я понял – вы поляки! – Вдруг осенило деда. Он заулыбался и погрозил гостям пальцем:

– То-то у вас лица какие-то глуповатые, и в рукавах сплошные подвохи припрятаны. А? Угадал? Того и гляди, что какая-нибудь мелкая подлянка от вас выскочит.

– Ну что вы, что вы! Какие же мы поляки? Русские мы. Самые, что ни на есть. – всполошились искусствоведы.

Дед недоверчиво покачал головой:

– Точно не поляки? – заглянул он им в глаза, – ладно, проходите в горницу, присаживайтесь к столу, я пойду самовар поставлю.

Гости вошли в комнату. Это было просторное светлое помещение. Посреди комнаты стоял большой круглый стол, вырезанный из массива какого-то исполинского дерева. На окнах кружевные воздушные занавески. Все стены были увешаны фотографиями в рамках. Были и совсем старинные, чёрно-белые и пожелтевшие. И странное дело, – на всех фотографиях дед был таким же старым, как и сейчас. Будто он и не менялся вовсе, а всегда был старым. Тут он в Китае в 1920-м году, вот у Тадж-Махала, у египетских пирамид, где-то в джунглях с гориллами, на китобойной шхуне с бородатыми норвежцами в 60-х, была фотка с Вудстока 69-го года, а вот он выходит из автобуса в компании молодых битлов, пьёт ром с Че Геварой… И везде в косоворотке и в лаптях. Даже на северном полюсе! Когда он всё это успел? Куча всяких вымпелов из разных стран, грамоты от сильных мира сего, экзотические музыкальные инструменты.

– Просто голова кружится от всего этого! Он что – бессмертный? – вертел головой Боря.

– Может, фотошоп? Нет, не похоже. Да уж. Ну и дед. Не зря его местные называют Дед Всевед. Ладно, мы здесь по другому делу. Надо его разговорить и выведать, где он хранит эту так называемую «резную свирель». В конце концов его ведь и ограбить могут, и травануться нечаенно может, инфаркт или инсульт, потеря дееспособности…

– Или с лестницы упасть, шейка бедра и всё такое. Он же всё-таки преклонного возраста и, судя по фоткам, – уже очень давно преклонного. – поддакнул Боря.

Старик с большим самоваром в руках вошёл в горницу и водрузил его на стол. Принёс и расставил столовые приборы.

– Угощайтесь, господа искусствоведы, милости просим, вот бараночки. Плюшки, вот, сам пёк. – старик принялся разливать чай по чашкам.

– Федя, шеф же строго наказал ничего не есть у старика, – зашептал на ухо Борис.

– Да ладно тебе, нам это для дела надо, нельзя старика обижать, ну не отравит же он нас, – успокоил его Фёдор.

– Тогда под твою ответственность…

– Ну что вы там шепчетесь? Чай стынет. Так что вас, господа-товарищи, конкретно интересует? У меня много чего интересного в коллекции.

– Ходят слухи, что у вас имеется некий таинственный артефакт… – начал было Фёдор, но тут его прервал громкий телефонный звонок.

– Прошу прощения, господа искусствоведы, я должен ответить. – Старик подошёл к старинному телефонному аппарату, висевшему на стене, и взял трубку, – Брахмапутров на проводе! – уже не слабым и старческим, а властным громоподобным голосом пробасил старик в трубку. В возникшую паузу он повернулся к гостям и уже своим обычным голосом извинился:

– Прошу прощения. Это индийские товарищи беспокоят. Я постараюсь не долго.

Он разговаривал на каком-то непонятном языке. «Неужто хинди или урду? Во даёт! – Удивился Фёдор». Старик закончил разговор и вернулся к столу.

– Это мы по старо-санскритски, – будто подслушав мысли Фёдора, пояснил дед, – для них я – Брахмапутров. Индусы, – что с них возьмёшь? – развёл он руками. – Так каким артефактом заинтересовались ваши хозяева?

Парламентёры конфузливо заёрзали на стульях и переглянулись. «Неужели он обо всём догадался? – читалось в их глазах, – надо бы поосторожней, он нас насквозь видит, читает как книгу».

– Ходят слухи, что вы владеете уникальным артефактом. Неким древним музыкальным инструментом с совершенно фантастическим звучанием…

– Мне, право, не ловко вам это говорить, но вы, молодой человек, – вомбат! – совершенно неожиданно выдал дед, показав на Фёдора пальцем.

– То есть как это, вомбат? Почему? – растерялся он.

Старик встал из-за стола и скрылся за занавеской в другой комнате. Потом вернулся с толстенной книгой.

– Открываем энциклопедию и читаем: «коротконогое, мускулистое четвероногое сумчатое из Австралии». Далековато вы забрались. Нет, тут даже и думать не чего! Вы – вомбат! И всё тут.

«Совсем старик спятил, сумчатые ему мерещатся из Австралии, – заметно приуныл Фёдор, – как же у него выведать то, что нужно?». Фёдор отпил чаю и задумчиво застыл с баранкой в руке. Старик захлопнул книгу и понёс её обратно.

– То мы у него поляки, то сумчатые зверьки из Австралии. Трудно нам с ним будет, Федя, это тебе не простых пенсионеров на бабки и квартиры разводить, этот по-санскритски разговаривает. И на северный полюс в лаптях шастает. – Вздохнул Борис, – и чай у него какой-то странный, тебе не кажется? Может он на самом деле колдун?

– Чай, как чай, с травами, наверное. Вон у него пучки зелени под потолком сушатся. Никакой он не колдун! Просто мозги пудрит. Краеведы – они такие. Это у них профессиональное. А травы – для здоровья заваривает: у него же еле-еле душа в теле, на ладан старик дышит…

Когда старик вернулся, Фёдор выпрямился на стуле и твёрдо начал:

– Матвей Иванович, мы к чему ведём-то? – Говорят у вас есть предмет, о котором многие искусствоведы только шёпотом могут говорить. Нас прежде всего интересует «резная свирель»!

– Ха! Я же говорил, что вы – вомбат! Что же вы так издалека начали? Аж из самой Австралии. Или боитесь чего? Ходите вокруг да около, юлите, лебезите. А ещё говорите, что не поляки! Чего бы сразу не сказать? Прямо в лоб! Не надо бояться, молодые люди. Вот давеча моему организму аж восемьдесят четыре годика стукнуло! А я ещё ничего! Правда иногда купол засоряется. Но это ничего, я поиграю на свирельке-то – и всё прочистится. Она засоры только так пробивает. Вот глядите-ка, как я могу. Ух! – дед выдохнул и пошёл крутить колесо вокруг стола. И, главное так быстро, что у искусствоведов закружились головы. Фёдор даже ложку из рук выронил, а Борис пролил чай на скатерть от неожиданности. Такой прыти от старика они явно не ожидали. Похоже он прочёл в их головах надежду на его, дедову, немощность, и назло горе-искусствоведам продолжал ходить колесом по комнате. Наконец он остановился и залпом выпил остывший чай из своей кружки.

– Каково?! А? Есть ещё порох в ягодицах? – Даже без намёка на отдышку, совершенно спокойно спросил дед.

– Ловко это вы дали… – сглотнул Фёдор, – ну так как на счёт «резной свирели»? Как хоть она выглядит-то? Нам бы просто взглянуть на это чудо…

– Свирелька? Не скрою – их есть у меня. Как выглядит? Это совершенно не важно. Это не есть постоянный предмет. Она всегда разная. Дерево, как вы знаете подвержено гниению. Каждый раз, когда она превращается в труху, я делаю новую, точно такую же. Это же не просто дудочка. Это сакральный инструмент. Тут важна не форма, не материал. Тут рулит дыхание. И тональность, ведь это же музыкальный инструмент. А вот тональность эту мало кто нащупать может. Она тоже меняется со временем, или же это время меняется под действием тональности… Как же вам объяснить-то? Смотрели мультик про Вовку в Тридевятом царстве? Ну, помните? Трое из ларца?

– А, конечно, помним! – развеселился Боря, – там ещё было «и так сойдёт!», печку там, избу…

– Боря, угомонись, дай послушать умного человека, – проворчал Фёдор.

– Вот! Тут примерно так же. Мораль улавливаете? Свирель многое может сотворить, но нужно уметь правильно формулировать, или получится как в мультике – всё мимо рта, и по хребту ещё схлопотать можно. Но это всё – фольклор, неужели вы в это верите?

– Не мы, а наш нача… – заикнулся было Боря, но тут же получил тычок локтем в бок от Фёдора.

– Нас она интересует в историческом контексте, как предмет культа, если хотите. Она бы очень дополнила нашу коллекцию…

«Уж не тот ли это самый? Лет двадцать ничего о нём не слышно было. Значит в галеристы подался. Не забыл, про свирельку мою резную. Опять ему, лешему, неймётся. Видимо, мало ему в прошлый раз досталось. Мог бы и сам явиться. Или духу не хватило? Прислал каких-то олухов. Что ж, сыграем. Повеселимся в волю. – потирал руки старик».

– Я вас понял, господа искусствоведы. Здесь её нет, надо поискать в запасниках. Пусть завтра вечером ваш хозяин, ой, простите, руководитель, галерист или арт-директор – как он там называется – позвонит мне, договоримся об условиях. А чего это мы посуху сидим? Считайте – договорились. Я сейчас принесу моей фирменной настойки и спрыснем сделку. – Старик скрылся за занавеской.

 

– Слушай, Федя, шеф не велел ничего пробовать у деда.

– Не боись. Не отравит же. Всё прошло удачно, нам ничего с дедом делать не пришлось. Всё культурно вышло. Дальше пусть шеф с ним разбирается. Борь, ты глянь, что он там за занавеской делает.

Борис осторожно отодвинул занавеску и заглянул в соседнее помещение.

– Он там что-то по тарелкам раскладывает. Вот бутылку большущую достал. Плетёную… Открывает. Отливает из неё в графин. Федя он что-то нашёптывает над графином.

– Пусть себе нашёптывает, главное, что б не кинул ничего туда.

Дед принёс закуски и графин с тёмно-зелёной жидкостью.

– Вот, товарищи искусствоведы, мой фирменный рецепт, на травах! Угощайтесь. И грибочки маринованные, огурчики… – суетился дед вокруг стола. Парламентёры переглянулись, выпили и закусили грибочками. Потом ещё и ещё. Разговор пошёл веселее. Дед просто сыпал небылицами:

– А слыхали? Говорят, учёные научились из дерьма хищников выделять ДНК их переваренных жертв. А потом восстанавливать съеденных. И кого? – Сирых и убогих, тех, кто убежать не смог! Вот и наших умников из говна-то выделили, выучили их на свою голову, говорить складно научили. Вон какие умные стали – из телевизора не вылезают! А вот говном-то быть так и не перестали! Ох и смердит же от них прошлым… И ведь знают откуда родом, а всё в князи норовят. Да запах-то не перебьёшь ни духами, ни деньгами.

– Матвей Иванович, очень вкусные у вас грибочки получились! Просто пальчики оближешь! – восхищался Боря.

– Ну так я места тайные знаю, – хитро улыбнулся дед, – кушайте, кушайте, гости дорогие, таких грибочков вы отродясь не пробовали, уверяю вас. Местные-то ко мне не захаживают. Побаиваются почему-то… Бабы слух распустили, будто я колдун и детей ем, – плотоядно улыбнулся дед, сверкнув золотым зубом в свете заката. Фёдор невольно поёжился.

«А что, если он наврал про запасники, и свирель у него дома лежит? Надо бы его ещё подпоить и забрать её к чертям собачьим, просто взять и отобрать, как в старые добрые времена? – мелькнула мысль у захмелевшего Фёдора».

– А вы можете на ней сыграть, на свирели-то? – закинул удочку Фёдор, – очень бы хотелось послушать в живую, прикоснуться, так сказать, к таинству.

– А чего ж не сыграть? Сыграю, но чуть позже. А вам, я смотрю, тоже не терпится? Подудеть захотелось? Вот, получи подарочек. – Старик скрылся за занавеской. Послышался шум. Потом он появился с кейсом в руке. – Вот! Дуди себе на здоровье, как Дудь!

Фёдор в предвкушении открыл кейс и удивлённо развёл руками:

– Да это же – саксофон! Он же совсем не резной, а металлический…

– А где ты видел резной деревянный саксофон? Ну и что, что железный, – ты сначала на нём научись. А тебе вот это, – обратился он к Борису, снимая со стены пионерский барабан с палочками.

Старик вручил барабан расплывшемуся от благодарности Борису.

– А это на грудь наденешь! – повесил он ему на шею красный вымпел с символикой пионерской дружины имени какого-то важного для страны мероприятия. – Выйдете на Невский и потренируйтесь на публике! Может и заработаете что. Саксофониста нарядим в длинный чёрный плащ и шляпу на голову, можно ещё чёрные очки для колорита. А барабанщик будет в коротких красных шортах и белой безрукавной рубашке, естественно, с вымпелом на шее. Картина – просто загляденье! – громовым голосом пробасил Дед Всевед, и раскатисто захохотал, – а теперь ещё по рюмочке и закончим на этом.

Гости с подарками, слегка пошатываясь, вышли на крыльцо. Фёдор обернулся и пожал деду руку:

– Кажется, мне уже край, Матвей Иванович… – промямлил он.

– Успокойся, тебе пока рановато о крае думать. Это я тебе как краевед говорю! Уж чего-чего, а когда и кому край, я завсегда вижу. Краеведение – это моя стихия…

– А этот саксофон? Он – баритон или тенор? – погладил он с любовью кейс с инструментом.

– Пока – ни то, ни другое. Когда научишься, будет – кенор!

– И всё-то вы, Матвей Иванович, сказками и небылицами выражаетесь…

– Для кого-то, может, и сказки-небылицы, а вот для вас, уважаемые искусствоведы, это совсем скоро былью станет, – зловеще улыбнулся дед.

Когда гости уехали, дед вернулся в горницу, выбрал пластинку и поставил на старинный проигрыватель. Зазвучал старый добрый американский блюз. Старик набил трубку табаком и уселся в кресло.

– Ну, погоди, Моисеевич! Они тебе завтра дадут просраться. Кхе-кхе-кхе… Дожил до преклонных лет, а душонка-то как была гнилая, так и осталась. Как дудеть-то собрался? С гнилым дыханием на резной свирели сыграть не получится, как не тужься. И как до него не доходит? А ведь подавал большие надежды… Да-с… И всё-то ему мало. – Выдохнул он дым в форме кукиша.

 

На следующий день ровно в полдень в центре Петербурга жители и гости города наблюдали необычное действо. На одной из улиц, рядом с Невским проспектом, двое неизвестных устроили громкий перформанс. Они шумели возле только что открывшейся галереи, где выставлялись произведения древнеславянской живописи и народного творчества. Долговязый человек в длинном чёрном плаще, широкополой чёрной шляпе изо всех сил пытался сыграть на саксофоне. Чёрные очки всё время спадали на нос и ему приходилось их часто поправлять, пока они наконец не упали на асфальт и не треснули под его каблуками. Ничего путного, кроме режущих слух пердящих звуков, у него, естественно, не получалось. Но он не собирался сдаваться и не оставлял попыток выжать хоть что-нибудь более-менее членораздельное из инструмента. С раскрасневшимся почти до фиолетового и потным лицом он то сгибался пополам, то пытался прыгать, даже падал несколько раз, когда у него кружилась голова от натуги. А рядом маршировал на месте пухлый и небритый пионер-переросток. В красных коротеньких, по самое «не хочу», шортиках и белой безрукавной рубашонке, едва доходившей ему до пупа. На шее болтался красный вымпел с пионерской символикой, который ему приходилось периодически поправлять из-за ветра. На ногах белые компрессионные гольфы до колен и красные сандалеты. На животе у него висел барабан, в который он истово колотил со всей дури. Пионер выкрикивал какие-то речовки на незнакомом языке…

 

Первым пришёл в себя Борис: он сидел на диване в комнате с серыми стенами, вдоль стен стеллажи с каким-то папками, под потолком окно с решеткой и ногами проходящих по улице людей. Он протёр глаза и увидел рядом Фёдора, лежащего в обнимку с саксофоном. Борис осторожно потрогал товарища. Тот медленно открыл глаза и снова закрыл. Потом резко вскочил с дивана и заметался по комнате:

– Что это такое!? Где мы? – махал он саксофоном, – мы что в обезьяннике?

– Не похоже… Чёрт! Где моя одежда? Что за маскарад?

– Ты во что опять вырядился? – истерически заверещал Фёдор, показывая пальцем на Борю.

Послышался звук открываемого замка. В комнату вошёл Яков Моисеевич с подносом в руках.

– Очнулись наконец. Вот выпейте крепкого чаю. Держите. Ну вы мне и подговнили сегодня… Нечего сказать. Кто вас надоумил-то, как дошли до такого? А впрочем, чего я спрашиваю? Он вас чем-нибудь угощал?

– Кто? Старик что ли? Да. Чай пили, самогонку с грибочками… Федя сказал, что ничего страшного не будет.

– А ничего страшного и не было! – заорал Яков Моисеевич, – было очень даже весело! Козлы! Вы хоть что-то помните?

– Ну… Мы вышли от деда, сели в машину…блин – и всё. И вот мы здесь. А где мы кстати? И почему Боря в таком непотребном виде?

– Вы в подсобке, у меня в галерее. К деду вы ездили вчера – в пятницу! Сейчас уже вечер субботы! Хорошую же вы мне рекламу устроили. Боря, ты где языки успел выучить?

– Какие ещё языки, Яков Моисеевич? В школе английский изучал…

– Вообще то ты орал на всю округу польские матерные частушки. Да-да! – На чистейшем польском, даже без акцента! А на иврите ругал на чём свет стоит нашу власть и выкрикивал на немецком политические лозунги, якобы чтоб тебя на самом верху услышали. Да я вас еле от ментов отмазал! Это же тянет на незаконные массовые акции! Вы тут целую толпу собрали, иностранцы вас снимали на мобильники, не говоря уже о наших. Поздравляю, вы теперь звёзды ютуба! И как мне прикажете отмываться от этого дерьма? Не подскажете? Что, не могли где-нибудь в другом месте! Ладно, проехали. Он вас зомбировал походу. Недооценил я Сусанина. Ловок, шельма!

– А что со свирелью? Старик велел, чтобы вы сегодня вечером ему позвонили, – вспомнил Фёдор, – а это нам от грибочков или от самогонки голову снесло?

– Не только. Я же говорил, что осторожней надо. Фёдор, ну ты-то грамотный… Он же – Сусанин.

– И что? Он – Матвей, а не Иван. Да и миф это всё.

– Когда-то очень давно я увидел его без косоворотки. У него всё тело в шрамах от сабельных ударов. Не знаю, от польских ли это сабель, тот самый ли он Сусанин… Может просто родственник. Имена-отчества он меняет периодически. У него куча паспортов на разные имена, а вот фамилия остаётся неизменной. Так я на него и вышел. Когда я был ещё мальчишкой, этот старик спас меня от немцев. Да-да, вы всё правильно поняли, я немного постарше, чем кажется. Это благодаря ему я в список Шиндлера попал. Он многих тогда от холокоста спас. Старик научил меня многому, дал мне часть силы, но потом наши пути разошлись… Придётся самому идти на поклон, без подзарядки я долго не протяну, аккумулятор уже на исходе.

– Так может, его того? – Боря сымитировал пальцем выстрел из пистолета, – а свирель забрать?

– Тебе мало частушек? Это он ещё по-доброму отшутился. Нет, тут надо по-другому действовать. Надо признать: на этот раз мы проиграли. Ладно, за вознаграждением явитесь завтра ко мне домой. Здесь какое-то время вам лучше не появляться. Да и вообще, поезжайте куда-нибудь, отдохните.

Фёдор открыл кейс от саксофона и с удивлением обнаружил в нём целую кучу мелочи, попадались и иностранные монеты. Он распихал мелочь по карманам и убрал свой инструмент. А Боря наотрез отказался выходить в таком виде на улицу, ему выдали покрывало и вызвали такси.

– А мне вот вдруг захотелось научиться играть на барабанной установке, представляете…

– Дело хорошее, Борис, наш дед снова угадал, – сказал Яков Моисеевич, и пошёл встречать такси.

Фёдор вышел из галереи и прямиком направился на Невский. Нашёл музыкальный магазин, купил самоучитель игры на саксофоне и довольный собой поехал домой.

 

Вечером Яков Моисеевич нервно вышагивал вокруг антикварного столика, на котором красовался старинный телефонный аппарат. Он долго не мог решиться… Потом выкурил сигару, взял трубку и набрал номер. Когда на том конце взяли трубку, он откашлялся и только хотел поздороваться, как услышал: «Два-ноль в мою пользу, Яков Моисеевич! Кхе-кхе-кхе…Учи матчасть! И до новых встреч». – И на этом связь прервалась…

 

23 апреля 2022 г.