Всё для плодотворного путешествия было в наличии: и солнечный зайчик с внутренней стороны лба, и упругий внутриутробный мячик, и типовые дома, проносящиеся за окном маршрутки, и пока ещё только зарождающийся где-то на задворках сознания Николай Степанович Курицын… А впрочем, дался мне этот Курицын! Что на нём свет клином что ли сошёлся?
Вот и вокзал. Я вышел из маршрутки и сладострастно закурил. Всему своё время – не будем торопить события. Курицын никуда от нас не денется. Яркое мартовское солнце ослепительно ударило рикошетом от зеркала лужи в глаза, которые тут же наполнились талыми слезами. Я вытер слёзы и поднял глаза к небу, – по-весеннему ярко-голубое, надёжное и спокойное как бульдозер… Всё это внушало уверенность, что я всё делаю правильно, и это никакая не авантюра, а единственно верное решение! – Взять и отправиться на первой попавшейся электричке неизвестно куда. Оно не было спонтанным. В глубине души я давно вынашивал идею внезапного путешествия к чёрту на кулички, в поисках, если уж и не капитана Гранта, то хотя бы некого катализатора, с помощью которого удастся наконец разогнать эту застойную хмурь, разворошить, так сказать, дремлющий улей.
Покрутившись в раздумьях по привокзальной площади, я вдруг чуть не налетел на человека в ростовом костюме курицы. Ярко-оранжевый цыплёнок-переросток раздавал рекламные стикеры возле закусочной. Из мини-колонки на груди у монстра монотонно обещали скидки и настойчиво приглашали посетить их заведение. «А всё-таки, я угадал с фамилией своего персонажа, – отметил я удовлетворённо, – ну а когда я промахивался-то? Пока всё движется в верном направлении».
Я зашёл в кассовый зал. Ближайшая электричка отправляется через пятнадцать минут. Купил билет и вышел на перрон. А между тем Николай Степанович Курицын из бесформенной смутной идеи постепенно начал обретать не совсем ещё чёткие, но вполне различимые очертания. Я зашёл в вагон и уселся возле окна. Пассажиров было немного. И как только электричка дёрнулась, Курицын без всякого стеснения начал вероломно обрастать мясом. Даже ни с кем не посоветовавшись!
Да… Похоже, что за городом о наступлении весны ничего не слышали: повсюду лежал снег, и, судя по глубине протоптанных в сугробах тропинках, глубина снежного покрова составляла не менее метра. Но дороги были расчищены до асфальта. Я прикрыл глаза и попытался углубиться в свои мыли. Но стремительная эволюция Курицына не дала мне спокойно плыть по течению: из аморфной биомассы он быстро превращался в полноценный организм. Я наблюдал, как сначала формируются его органеллы, постепенно эволюционируя в полноценные органы… А вот уже и сформирован рассудочно-кишечный тракт… Голова, руки, ноги, круглое брюшко… Всё это напомнило мне превращение, произошедшее с Шариковым: сперва какие-то нечленораздельные звуки, неуклюжие и неуверенные движения. Первый смех и вполне уже человеческая улыбка. И вот уже на диване, задрав ноги на спинку, лежит мужчина за сорок с небольшим. В красных семейных трусах в белый цветочек. Он плешив, волосы присутствуют только по бокам. Вот он почесал животик и улыбнулся, демонстрируя обезоруживающие ямочки на щеках. И тут я понял, кого он мне напоминает. Это же… один в один, как две капли воды, особенно, когда улыбается, ни дать ни взять – Сергей Бурунов! Известный актёр! Значит, с чувством юмора у моего персонажа всё в полном порядке. Это меня воодушевило. «Ай да Курицын, вот так сукин сын! – чуть не воскликнул я вслух, но вовремя осёкся и прикрыл рот ладонью».
В принципе, дело было уже на половину сделано: персонаж готов к употреблению, не понятно было только, что мне с ним теперь делать. А впрочем, моё путешествие ещё только в самом начале, и скоро всё встанет на свои места.
Пассажиры входили и выходили на станциях. На одной из остановок в вагон зашла мамаша с сыном-подростком. И хотя в вагоне было полно мест, они направились именно ко мне. Подросток уселся возле меня, а его мамаша расположилась напротив. Отпрыск порылся у себя в рюкзаке и достал планшет. Его мать сверкнула недовольно глазами и потянулась к планшету сына:
– Саша, убери планшет, или я его заберу, – тихо сказала она. И это было произнесено таким тоном, каким способны говорить только матери, тоном, исключающим даже малейшую возможность ослушаться.
– Ну мам, пока едем-то? – взмолился было Саша.
– Тебе завтра сочинение писать по «Хамелеону» Чехова, а ты всё в игрушки играешь. Займись уже делом.
Состроив страдальческую физиономию, подросток подчёркнуто медленно убрал в рюкзак планшет и достал книгу в жёлтой полиэтиленовой обложке. Он открыл книгу на нужной странице и принялся за чтение.
Дочитав до конца, Саша закатил глаза к потолку. Мать поинтересовалась: понравился ли ему рассказ, и всё ли он понял. Подросток сказал, что ему понравилось и полез в рюкзак. Он достал набор фломастеров, извлёк красный и замер в раздумьях над страницей.
– Саша, ты что задумал? – встревожилась мамаша, – она же библиотечная.
– Ма, я что-то не догоняю. Вот сама посмотри: рассказ очень хороший, аж тысяча восемьсот восемьдесят четыре просмотра, что очень даже неплохо, но почему нет ни одного лайка? – вопросительно посмотрел он на мать, – неужели никому не зашло?
Мамаша в недоумении уставилась на сына, а тот уже занёс фломастер над страницей.
– Стой! Что ты делаешь?! Это же книга! Какие просмотры? Это же год написания! Какие ещё лайки? Ты совсем уже одурел от своего интернета. Надо отцу сказать, чтоб не давал тебе по ночам сидеть в сети. Саша, это уже ни в какие ворота не лезет!
– Не надо отцу, это же шутка, у нас так над учителями прикалываются в школе, они сильно нервничают, – заулыбался Саша. Мамаша улыбнулась в ответ и покачала головой, дескать «ну у тебя и шуточки». А шутник, торжествуя, огляделся по сторонам, собирая одобрительные смешки ближайших пассажиров. Меня тоже улыбнуло, я даже хихикнул, чтобы поддержать начинающего комика.
Машинист пробубнил неразборчиво в динамик: «платформа кое-какой километр». И я вышел на безымянной остановке. Не потому, что там у меня внутри что-то ёкнуло, или увидел какой-то тайный знак – а просто надоело трястись в электричке. Всё-таки уже больше часа ехал. «Будь что будет, – решил я, а Курицын-Бурунов (уже в махровом розовом халате) вскочил с дивана и радостно захлопал в ладоши, – Ура! Приключения начинаются!».
Я закурил и огляделся: кругом лес и больше ничего. На безымянной платформе вместе со мной вышли ещё три пассажира. Я решил следовать за ними. В конце концов не в лес же они приехали – рановато как-то ещё для грибов. Метрах в ста от платформы был железнодорожный переезд. Мои попутчики ушли уже довольно далеко. Я старался не упускать их из вида. Если есть трасса, значит она куда-нибудь да выведет. Должен же быть где-то по близости хоть какой-то очаг цивилизации. – Просто так в лесу платформу бы не построили.
Мне навстречу двигался человек с очень странной собакой на длинном поводке. Когда он более-менее приблизился, я понял, что поторопился назначить это существо собакой. Это была коза! Самая что ни на есть настоящая коза! Он гулял с белой козой на поводке! А в другой руке держал селфи-палку со смартфоном и что-то увлечённо вещал в камеру. Навскидку парню лет двадцать-двадцать пять. Волосы окрашены в ярко-синий цвет. Белый пуховик, голубые джинсы в обтяжку, на ногах массивные кроссовки ядовито-салатового цвета. Весь его внешний вид как-то не вписывался в окружающую действительность. В таком прикиде логичнее было тусоваться где-нибудь в районе Думской улицы, а не на забытой богом пустынной трассе посреди леса.
Когда мы поравнялись, я вежливо откашлялся и, извинившись, обратился к яркому парню, спросив: есть ли тут по близости какой-нибудь населённый пункт? Тот сначала отпрянул в сторону и замер, с интересом рассматривая меня. Потом, оценивающе просканировав меня с ног до головы, хитро улыбнулся и спросил:
– А вы, наверное, с электрички идёте? Значит, из Питера к нам пожаловали? Так-так-так… – лукаво улыбался синеволосый, – это хорошо… это нам подходит.
Молодой человек закатил глаза к небу и задумался. Потом посмотрел на меня, прищурился от яркого солнца и заговорщически оглядываясь по сторонам, таинственно поведал:
– Вы-то нам и нужны. Значит из Питера пожаловали? Это хорошо, очень хорошо. Это очень даже кстати…
– Что хорошо? Что я такой зелёный и плоский?! – саркастически заметил я, – спрашиваю: далеко ли идти до цивилизации?
Молодой человек, будто не слыша меня, опять закатил глаза и отвернулся к лесу. Я, уже теряя терпение, хотел было плюнуть и оправиться дальше, тем более что путники, за которыми я следовал, исчезли из вида, но неожиданно для самого себя вдруг сменил гнев на милость и театрально выставив ногу вперёд продекламировал:
– Избушка, избушка, стань к лесу задом, а ко мне передом!
Молодой человек повернулся и с приветливой улыбкой протянул мне руку:
– Очень приятно! Виталик Семибоярик! В миру – Виталий Семибояров. Я местный блогер. Освещаю, так сказать, местную жизнь. В основном культурные события районного разлива. Так же сотрудничаю с областными газетами. Извините, что я так с вами… Просто хотел убедиться, что вы подходите…
– Что ж? Рад познакомиться. Константин, – пожал я ему руку, – подхожу для чего?
– Дело в том, что у нас в посёлке сегодня намечается очень серьёзное мероприятие. Съезд писателей. Адепты деревенской прозы съедутся со всей района. Состоится презентация книги-антологии. Большинство делегатов съезда представлены в этом издании. Тираж, мягко говоря, весьма ограниченный из-за нехватки средств. Они сами на него скидывались. Хотят заказать дополнительный тираж, но требуется финансирование. Вот и подсуетились: мероприятие должен почтить своим присутствием чиновник от культуры из Питера… Но мы же с вами не допустим этого, не так ли? Я имею ввиду чиновника. Лично я ничего не имею против деревенской прозы. Более того, со многими из этих деревенских писателей я знаком лично. Они милые люди. А что касается чиновника, – многозначительно глянул на меня блогер, – я задумал снять забавное видео. Константин, я вижу по вашим глазам – в вас не пропал ещё дух авантюризма, как насчёт того, чтобы похулиганить?
– Похулиганить, простите, как? В смысле – просто пошалить, или похулиганить по-взрослому? Нецензурно похулиганить? – оживился я.
– Разумеется нецензурно! Сейчас мы звякнем этому чиновнику от имени председателя нашего литературного общества и отменим его приезд. Думаю, он сам будет рад никуда не ехать!
Сказано – сделано! Виталик, как заправский пранкер, мастерски проделал этот трюк. Даже попросил прощения у чиновника. И тут же огорошил меня известием, что в роли чиновника предстоит выступить мне! Я замахал руками:
– Как это мне? И что я им скажу? Да и какой из меня, на хрен, чиновник? Это же чистой воды «хлестаковщина»! Нет, я не против, конечно, побывать в роли Остапа Бендера, но обманывать бедных служителей деревенской прозы как-то низко что ли…
– Да, согласен. Это не есть хорошо. Но что делать? – Придётся! Пусть некоторые из них и весьма преклонного возраста, но соображают достаточно неплохо. Знают, чего ждать от среднестатистического бюрократа. Некоторые сами ими были. Поэтому вам, Константин, достаточно будет просто нести обычную ахинею. Они поймут, даже не сомневайтесь. Тут же в советские времена был дачный посёлок для номенклатуры, это сейчас мы гордо именуемся коттеджным посёлком Свистуново. А по сути-то, ничего не изменилось! Отставные чиновники, бывшие директора, престарелые работники науки и культуры – вот перед кем вам придётся выступать. Не пугайтесь, из представителей прессы буду только я. Да, и забыл сказать – председатель местного лит общества Николай Степанович Наседкин, он же – писатель Курицын…
– Что?! Как вы сказали? Курицын? – меня аж подбросило от неожиданности. Это совпадением уже никак не назовёшь! Вот это да! А мой Бурунов-Курицын вскочил с дивана и скрылся за занавеской. Через мгновение, отдёрнув оную, уже предстал в образе Ивана Васильевича из известной комедии, и оригинальным голосом гневно пробасил: «Врёшь, собака! Аз есмь Курицын! Самозванец!».
Я потёр виски и достал сигарету. А Виталик как ни в чём не бывало продолжал:
– …Так вот, этот самый Наседкин-Курицын держит тут маленький литейный заводик. Бюсты всякие отливает на заказ, спортивный инвентарь и прочие металлические безделушки. Я, кстати, подхалтуриваю у него иногда. Хороший мужик! Так что без подарка не останетесь! Какой-нибудь да сувенирчик вам стопудово отольют. Ну и банкетик соорудят после вашего брифинга.
Я, конечно, в глубине души хоть и надеялся получить некую встряску от своего путешествия, ожидал новых впечатлений, но такого развития событий не мог себе даже и представить! Шутка ли: съезд деревенских писателей, я в роли чиновника от культуры, сбывающийся прямо на глазах Курицын, блогер с синими волосами, да ещё и банкет обещают со свежеотлитым бюстом. И странное дело, я этого Виталика знаю всего-то ничего, только что познакомились, а такое ощущение, что я знаю его всю жизнь, с полуслова друг друга понимаем. И совершенно естественным образом мы перешли на «ты». Даже телефонами обменялись.
Пока мы шли до посёлка, я узнал, что в нём порядка тридцати жилых домов, три улицы. Рядом находится пансионат для работников культуры и искусства. Есть центральная площадь, где проводятся массовые мероприятия. Есть Дом культуры – центр общественной жизни посёлка. Число жителей сильно варьируется в зависимости от времени года. Многие владельцы домов бывают только наездами. Всё время здесь проживают примерно двадцать семей, многие с детьми. В постоянном доступе в основном – пенсионеры. Взрослые ездят на работу в Питер или в райцентр. Детей по утрам забирает школьный автобус в райцентр. Несколько раз в день ходят пригородные автобусы. Виталик живёт здесь уже семь лет. Его родители продали квартиру в городе и купили здесь дом. У них семейная ферма: козы, кролики, свиньи.
– Так вот почему ты с козой…
– Её зовут Дева Мария. Она у нас за старшую. Своенравная барышня. Когда артачится, я её Гваделупской кличу – очень она это имя не любит – сразу как шёлковая становится! Всего у нас восемь коз. Я им библейские имена дал. Это для соседей – больно уж они вредные стали, как на религии повернулись. Ты бы видел, как они истово крестятся, когда я коз на выпас выгоняю. Умора! И есть ещё коза Ностра – в качестве дополнения.
– Только козы? А козлы у вас есть?
– Нет, козлов у нас нет. Не люблю, знаешь ли, конкуренции, – улыбнулся Виталик, – я ведь три года на журфаке в Питере проучился, но потом всё бросил и вернулся сюда. Тут как-то спокойней. А общения мне и в сети более чем хватает. В нашем районе меня каждая собака знает, ждут моих обзоров, репортажей… А в городе я всего лишь один из многих. Да и суетно там, все куда-то спешат, по сторонам не смотрят.
Мы вышли на центральную площадь.
– А вот и сердце нашего посёлка – бывший Дом культуры, имени кого – не помню. Там всё и случится. Сейчас в ДК много чего есть. Бывает кино крутят, танцульки устраивают, артисты местные выступают. Тут куча кружков разных: как для детворы, так и для взрослых проводятся занятия и мастер-классы. Я говорил, что у нас полно выдающихся личностей проживает? Занятия по шахматам, например, ведёт профессор-физик, он по совместительству ещё и радиотехнический кружок ведёт. К нему на занятия со всего района ездят. Есть музыкальная студия. Библиотека, кстати, неплохая – есть что почитать. У нас тут так принято: прочитанные или просто ненужные книги туда несут, периодические издания подшиваются. Там и базируется наше литературное общество во главе с Наседкиным. Надо бы ему позвонить, предупредить о твоём скором прибытии – я обещал встретить питерского гостя.
Виталик отошёл в сторону и позвонил. Проговорил минут пять, всё давал какие-то указания, что-то уточнял. Я же рассматривал местный ДК: сталинский ампир, три этажа, довольно вместительный, недавно окрашенный. Рядом висели стенды с объявлениями и газетами.
– У нас в запасе есть полтора часа: пока делегаты съедутся, пока столы накроют, – сказал он, – моё оборудование уже там.
Виталик привязал Деву Марию к автобусной остановке, и мы зашли в придорожное кафе. Я взял себе кофе и бутерброд, Виталик ограничился чаем и, надолго замолчав, уткнулся в смартфон. Потом положил на стол трубку и уставился на меня.
– Костя, да ты, оказывается у нас тоже писатель? Я нашёл твою страничку…
Я заёрзал на стуле и скромно потупив глаза, будто извиняясь, тихо промямлил:
– Да есть немного. Какое это имеет значение? Слушай, скажи лучше: зачем это всё?
– Да скучновато у нас тут… На самом деле план такой. Ты под видом чиновника несёшь полную чушь, обнадёживаешь несчастных служителей муз, обещаешь финансирование и всяческую поддержку со стороны властей. Костя, ты должен растрогать их до слёз! – Виталик возложил мне на плечо руку, – Справишься?
– Даже не сомневайся! Я хоть по жизни и немногословен, но! Но когда вижу перед собой аудиторию, преображаюсь до полной невменяемости! Актёрская болезнь! Тем более на камеру. Впадаю в раж, можно сказать. Надо только сперва наметить направление, и дело в шляпе!
– Вот и отлично! Я всё это дело снимаю на камеру. Старики чуть ли не целуют тебе руки от свалившегося на них счастья, может быть даже бросаются тебе в ноги. Ты их клятвенно заверяешь, что правительство не оставит их литературные поползновения без внимания и должного финансирования. Они несут дары. Ты, естественно, не без смущения, их принимаешь. Я потом всё это монтирую, кое-что добавляю, удаляю. Делаю полноценный сюжет и выпускаю ролик в свободное плавание.
– Но ведь я же – не он! Не представитель власти…
– Не парься, твоя физиономия будет заменена на оригинальную, голос тоже подправим. Смысл в чём: так бы приехал настоящий дядька из Смольного, поговорил на публику, ему там галочку поставили – и всё! Все забыли! А воз – и ныне там. А так ролик увидят многие: обещания даны, клятвенно заверены. Тут ему уже сложно будет отвертеться. Верещать, что это всё это якобы монтаж, ему тоже будет не выгодно. У него этот визит в графике прописан. Для нас главное что? – Показать интеллектуальный уровень нашей власти! Так что неси побольше ерунды и бессмыслицы! А мастера древесной прозы…тьфу ты! – …деревенской прозы завалят областное правительство благодарственными письмами. Им хочешь не хочешь, а придётся соответствовать навязанному нами имиджу. Вот такая у меня возникла идея. Как тебе?
– Классно! Просто восхитительно!
– Я пойду Деву Марию домой отведу, проголодалась, наверное, а ты пока продумай свою зажигательную речь. Минут через десять подойду. – Виталик встал и вышел из забегаловки.
Я взял сто пятьдесят граммов конька и принялся фантазировать. Мои познания в деревенской прозе, мягко говоря, были весьма скудными. Единственное, что приходило в голову – это «Прощание с Матёрой» из школьной программы. Но о чём там говорилось я уже не помнил. Поэтому решил действовать своим старым проверенным способом: просто расслабился и отпустил все мысли. Моему Курицыну это пришлось по вкусу. Он нарядился в пёстрый клоунский костюм и принялся скакать по комнате со связкой разноцветных надувных шариков. Потом выбежал на балкон и стал по одному выпускать шарики в небо. Солнечный зайчик с внутренней стороны лба сверкал всё ярче, внутриутробный мячик становился всё более упругим. Наконец сама собой подобно коросте отвалилась внутренняя скованность. Фимоз языка тоже бесследно прошёл. Я был готов к выступлению на все сто!
Как правило, я не помнил свои феерические выступления на публике. Не помнил, что говорил, что делал на сцене, терял ощущение времени. Частенько видел себя со стороны во время выступлений. Приходил в себя только когда всё заканчивалось. Одним словом, впадал в некий транс…
Но время шло, а Виталик всё не появлялся. Я набрал его номер и спросил, где он. Виталик ответил, что скоро будет.
Он появился в сопровождении пожилого мужчины.
– Позвольте представиться, Николай Степанович Наседкин, председатель местного литературного общества, организатор мероприятия. Пишу под псевдонимом Курицын. – Протянул он мне руку, – а вы, надо полагать…
«Самозванец! – рявкнул Бурунов-Курицын и с силой захлопнул перед моим носом дверь с писающим мальчиком на табличке. Раздался звук опорожняемого бачка».
– Константин Сергеевич Протуберанцев, – привставая из-за столика, пожал я ему руку, – из городской администрации, курирую вопросы культуры, очень приятно-с.
И мы втроём направились к Дому культуры. По пути Наседкин вкратце рассказал о предстоящем мероприятии, поведал о некоторых участниках и в целом – о деятельности возглавляемого им лит общества. Возле ДК уже стояли два миро-автобуса и несколько легковушек.
– Кажись, уже приехали, – сказал Наседкин, – ну что, чайку не желаете? До начала ещё полчаса.
Я оглянулся на Виталика. Тот категорически помотал головой.
– Нет-нет, спасибо, я хотел бы взглянуть на вашу библиотеку, мне о ней много рассказывали, – пожелал я.
– Что ж? Виталик вам всё покажет. А мне надо заняться организационными вопросами, когда надо мы вас пригласим в зал. Вот, ознакомьтесь пока, – протянул он мне книгу.
Это и была та самая «Антология деревенской прозы». В твёрдом переплёте, глянцевая белая обложка. Шестьсот страниц отборной деревенской прозы! Надо ли говорить, что первыми в оглавлении были четыре рассказа Курицына. Он же значился и главным редактором. Всего в издании были представлены пятнадцать авторов: с фотографиями и краткими биографиями. Каждому отводилось по три рассказа.
Мы с Виталиком поднялись на второй этаж. Библиотека надо сказать меня приятно удивила. Всё чистенько, аккуратненько и на своих местах, и пахнет правильно. Хоть помещение, отданное под библиотеку, было небольшое и без изысков, но меня, как посетителя, подкупало разнообразием представленных книг. Тут же были подшивки журналов и газет разных лет. Виталик скрылся за стеллажами и принёс видеокамеру. Это была настоящая профессиональная камера. Вынес микрофоны и шнуры, потом ещё какую-то аппаратуру.
– Костя, посиди пока тут, я пойду отстраивать звук и освещение. Позвоню, когда твой выход. Мы пройдём через сцену. Раньше времени не суйся. Сначала они будут друг друга хвалить, хвастаться достижениями, Курицын всех поздравит с выходом Антологии, раздаст авторские экземпляры. А потом уже твой выход.
Виталик заглянул ко мне минут через сорок. Всё это время я расслаблено бродил между стеллажами с книгами и знакомился с ассортиментом, абсолютно ни чём не думая.
– Костя, наш выход! – скомандовал он, – куртку можешь оставить здесь.
Мы прошли по каким-то узким коридорам и оказались на сцене. Он велел быть наготове, а сам спустился по боковой лестнице в зал и появился уже с камерой на плече непосредственно перед сценой. От зрителей меня отделяли только кулисы из плотной красной материи. Я осторожно выглянул в зал. Чёрт возьми! Зал был почти полон! Наверное, приехали из окрестных посёлков. – Всё-таки, какая-никакая, а развлекуха для местного населения. Посреди сцены была установлена кафедра с микрофоном. Заботливо приготовлен графин с водой и стакан. На передних двух рядах покоились, как я понял, сами виновники торжества, человек двадцать-тридцать. В основном пожилые люди. Справа в нескольких метрах от кафедры возвышался массивный стол, за которым восседал сам председатель Николай Степанович Наседкин, он же – Курицын.
Курицын поднялся со своего места и, подавая пример зрителям, захлопал в ладоши. Те, как по команде, тоже поднялись и захлопали, устремив свои взоры на сцену. «Мой выход! – понял я».
Я спокойно вышел к кафедре и пока поправлял микрофон, намечал первые фразы. Медленно налил себе из графина воды и отхлебнул пару глотков.
– Здравствуйте, истово уважаемые мной служители и почитатели культуры и искусства! Да-да! Именно здравствуйте! Ибо ваше здоровье, как физическое, так и душевное просто необходимы нашей стране в это неспокойное и, не побоюсь этого слова, великое время!.. – начал я, срываясь на крик и жестикулируя как сумасшедший. Дальше я уже перестал себя контролировать и целиком отдался на милость обильному потоку изрыгаемой через меня словесной диареи. Что говорил после, уже не помню. Сначала я ещё различал отдельные лица в зале, но потом все они слились в одно сплошное белое пятно. По словам Виталика я зачем-то приплёл сюда Елену Малышеву с её чудовищными перформансами на первом канале. Моя речь длилась минут пятнадцать-двадцать…
Возвращаться к действительности я начал, когда стал сравнивать состояние современной деревенской прозы с прогрессирующим пародонтозом:
– … от лица власти обещаю, нет, – даже клянусь избавить нашу литературу от этого неприятного и унизительного недуга! Мы, в свою очередь, этому поспособствуем! Даже и не сомневайтесь! Пусть даже нам придётся прибегнуть и к насильственным методам! – я схватил стакан и залпом осушил его. Это привело меня в чувство. Огляделся по сторонам и скромно закончил:
– У меня всё. Спасибо за внимание.
Повисла тяжёлая и оглушительная тишина. Первые ряды неподвижно сидели и, не мигая, смотрели на меня, открыв рты. Виталик бегал вдоль рядов, чуть ли не засовывая свою камеру им в пасти. Потом он положил камеру на пустующее кресло и с начала тихо, а потом по нарастающей захлопал в ладоши. И зал, как ошпаренный, в едином порыве повскакивал с мест и разразился бурными аплодисментами, которые не затухали минут пять. Наседкин даже выбежал к кафедре и жестами стал успокаивать впавших в неистовство зрителей. Надо признать ему довольно быстро удалось успокоить аудиторию. – Как-никак бывший директор крупного сталелитейного завода. Я несколько раз поклонился зрителям и удалился за кулисы.
Не смотря на всюду висевшие запрещающие таблички, я смачно закурил. После такого мне вряд ли кто осмелится сделать замечание. Прибежал Виталик и принялся жать мне обе руки:
– Ну ты дал! Не ожидал! Курицын – в восторге! Все хотят с тобой пообщаться и познакомиться! Сейчас он будет вызывать на сцену по очереди авторов и вручать им их авторские экземпляры антологии. Потом пригласит зрителей в фойе: там организована торговля со скидками этой самой книженцией. В библиотеке накрывают импровизированные столы. У меня тут заначка имеется и закусон, – Виталик достал из пожарного ящика с песком пакет. Там было полбутылки коньку и шоколадка. – Вот, успокойся пока и минут через двадцать подтягивайся к библиотеке. Да! – Наши литераторы уже между собой поговаривают о благодарственных письмах «вашему начальству», на что, собственно, и был расчёт.
Когда я вошёл в библиотеку, там уже было многолюдно. На столе бутылки с винно-водочной продукцией, пластиковые стаканчики, тарелки с нарезанными бутербродами, соки-воды, конфеты в вазочках, солёные и маринованные огурчики с помидорами, грибочки… Всего и не перечислишь! Николай Степанович поднёс мне стакан и провозгласил тост:
– Ну, Константин Сергеевич, с почином всех нас! Спасибо вам, что почтили нас своим участием! – и залпом осушил свой стакан. Все последовали его примеру. И я тоже, закусив маринованным грибочком.
Дальше началась обычная в таких случаях вакханалия. Литераторы по очереди подходили ко мне и представлялись, говорили какие-то общие фразы, жали руку. Многие пытались выпить со мной на брудершафт. Я как мог отказывался, стараясь быть вежливым, мои карманы наполнялись визитками. Наконец Николай Степанович постучал вилкой по бутылке:
– Попрошу внимания! Константин Сергеевич, от всего нашего литературного общества просим принять от нас небольшой сувенир на память. Давайте выйдем в коридор, а то тут тесновато.
Все высыпали в коридор. Меня протолкнули вперёд. Навстречу мне два человека везли на тележке какой-то короб, накрытый красной материей. Николай Степанович подошёл к тележке, откинул покрывало, и я увидел картонную пёструю подарочную коробку. «Неужели торт? – пронеслось у меня в голове». Он снял коробку, и под ней я увидел две гири… Чёрные чугунные гири.
– Вот! Это от всех нас! Каждая по пуду. Сегодня отлили, специально для вас. И гравировка с вашими инициалами имеется, – радостно объявил Наседкин.
Бурунов-Курицын развёл руки с большими медными тарелками и со всей дури ударил их друг от друга, издевательски подчёркивая торжественность момента. Потом надел на голову дурацкий колпак, из тех, что американцы надевают на голову во время вечеринок и засвистел в свистульку, которая разворачивается, когда в неё дуешь. Потом стал скакать по комнате разбрасывая конфетти.
У меня аж потемнело в глазах от неожиданности. Можно сказать, что земля ушла из-под ног. Уж чего-чего, а такого сувенирчика я никак не ожидал. Прилагая неимоверные усилия, я оскалился благодарной улыбкой и прижав руку к сердцу выдавил из себя «О, ну что вы, что вы, стоило ли беспокоиться…большое спасибо». Тут все, с чувством выполненного долга, видимо вспомнив об угощении, резво ломанулись обратно в библиотеку. Я остался в коридоре один на один с гирями. Виталик подошёл сзади и положил мне руку на плечо:
– Да уж… Я сам не ожидал, что гири будут. – С сочувствием в голосе произнёс он.
– И что мне теперь с этим делать? Ну куда я их… – развёл я руками.
– Об этом не беспокойся. Я уже договорился. Поедешь на микроавтобусе с питерскими. Там тебя уже охапка цветов дожидается. Так что не волнуйся: доставят прямо до квартиры.
– Ничего себе поездочка у меня вышла, – ухмыльнулся я, – хоть рассказ садись писать.
– Между прочим, Костя, ты должен быть мне благодарен! – Я тебе обеспечил готовый сюжет для бестселлера!
– Могу отблагодарить, хочешь одну гирю подарю?
– Нет, спасибо. У меня дома две с половиной штуки таких же подарочков. И не таких детско-юношеских, шестнадцатикилограммовых, а взрослых – по тридцать два каждая.
– С половиной?
– Да это я в шутку как-то попросил, а они буквально поняли. В благодарность за рекламу преподнесли. Я для Наседкина страничку в интернете делал.
Гири мне действительно до автобуса донесли. Я оставил свою роспись в журнале для почётных гостей. Ещё подарили ту самую антологию с автографами всех авторов, вручили удостоверение почётного члена их литературного общества, грамоту за вклад во что-то там. Ну и цветы… Букет действительно был шикарным. Светке понравится.
Я тепло попрощался со всеми. Виталик обещал скинуть мне фильм в двух вариантах: со мной в главной роли и уже смонтированный, где уже я – не я.
Меня, как и было обещано доставили к самому подъезду. Я попытался было «нечаянно забыть» гири в автобусе, но попытка оказалась неудачной. Водила заорал на весь двор: «Константин, а гири? Забирайте свои гири!». Естественно, все, кто был во дворе тут же навострили уши. Особенно старушки заинтересовались увлекательным зрелищем, как я вытаскиваю из салона гири. А ведь обещали, что до самой квартиры доставят. Водила наотрез отказался помогать с гирями, только цветы помог донести до квартиры. «Да… Тяжела ты на подъём, деревенская проза, прямо какой-то литературно-гиревой спорт получается, – думал я, когда пёр гири на четвёртый этаж.
Я пил чай на кухне, когда пришла с работы Светка. Она зашла на кухню и ахнула:
– Костя! Какая красота! Это что – всё мне?!
– А кому же, – устало улыбнулся я. Она подскочила и поцеловала меня в щёку.
– Ну, рассказывай! Где был? Как съездил? Вынес хоть что-нибудь полезное из своего путешествия? Нащупал ли своего персонажа? – ликовала Светка, порхая по кухне.
– Да как тебе сказать? Нащупал ли персонажа? Скорее я его накаркал. На свою голову… Знаешь, Света, главное, что я вынес из своего путешествия, это конечно – гири… – тихо проговорил я и посмотрел на свою подругу. Никогда не забуду её вытянувшегося от удивления лица.
– Гири? Какие гири? – открыла она рот.
– Сейчас узнаешь. – Я взял её за руку и молча повёл в комнату. Включил свет и указал пальцем на пол, где посреди комнаты на подушечке покоились две чёрные гири, перевязанные красной подарочной ленточкой.
С тех пор, когда мне грустно, или нахожусь в тупике и не знаю, куда дальше двигаться, я всегда вспоминаю то неожиданное и чудесное обретение спортивного инвентаря, ну и вытянутое в изумлении Светкино лицо, конечно.
31 марта 2022 г.
Автор публикации
