Чу! – с стылой травы поднимается холод,
Затылок морозит рассветный туман,
Ты в этих краях не видал – слишком молод,
Не слышал, как холод скрежещет от ран.
Пусть лес скован плотной белёсой вуалью –
Река уже дышит под кромкою льда,
Здесь воздух крепчает, он станет зеркальным,
Не страшись отражений, коих кажет вода.
Направо и влево – отвесные скалы,
Мы будем ждать здесь, пока скроется мрак,
Пусть небо кривится жестоким оскалом,
Нам снег не соперник, и стужа не враг.
Оставь в ножнах меч, он сейчас бесполезен,
Прильни лучше к лбом к коре синих ракит,
Псалм сонной тиши, колыбель лесных песен,
Так тополи стонут, так ива скрипит.
Река раздалась. Забирайся повыше.
Не должно нам трогать её благодать,
Пусть небо не знает, что мы его слышим,
В тревоге пусть воды не тронутся вспять.
Смотри на деревья, ты видишь – лес ходит,
И скалы шатнулись – все дрогнули ниц,
Лёд треснул, забегал в смешном хороводе,
В снежинках мелькают снаряды зарниц.
Заключительный клёкот – и замерли птицы,
Лосось хвост не бьёт о зеркальную гладь,
Раскрылись засовы загробной темницы,
Опирайся о камни и помни дышать.
Ты видишь шатры, что воздвигли эфиры?
Багряницей плывёт шестикрылый рассвет,
В руках – щит и меч, на короне – сапфиры,
И следом – дружина горящих комет.
Взмах, выпад и вздох – и рассеялся морок,
Клубами мороз отступил от полей,
Могильный туман с низких пепельных горок
Сполз, выцвел, растаял он в сонме огней.
Река пошла рябью, и бледное небо
Подёрнулось сизой сырой пеленой,
И сонм облаков, ослепительно белый,
Расплакался первой весенней грозой.
Приникнем к земле, она больше не стынет,
Подснежников строй заблудился в кудрях,
И радостный стук под замёрзшей грудиной
Согрел руки кровью, развеял весь страх.