Часть 8, пекло, главы 51-56
ХОЧЕШЬ КОФЕ?
Горячий, терпкий, неземной,
как поцелуй, который ждут –
мурашки чувствуя спиной,
напиток сей кайфуя пьют!
Ты станешь стар и вечный быт,
а с ним сосуды и хондроз,
но выйдешь в мир, а там взбодрит
в кофейне чашка сладких грез…
***
Принаистраннейшее событие ожидало меня во время посещения больницы. Поначалу всё шло как предполагалось. То есть пришел. Выждал очередь. Однако, первое, что приятно поразило – охранник, даже не дослушал, сунул листочек с номером телефона.
– Следующий .- важно бросил он, столпившимся позади меня.
Обычный или наоборот не обычный для наших дней дисковый аппарат одиноко торчал на стойке. Облезлый, но исправный. Я поднял трубку, он гудел. Подумав, что давно не пользовался таким, набрал номер, заодно прокручивая гневную тираду в уме.
– Здравствуйте, я вас слушаю. – голос в трубке прозвучал вежливо и знакомо.
Она! Стоп, а что собственно в ней такого? Перед глазами явственно всплыл ее образ. Одновременно я почувствовал энергию, силовое поле или что-то вроде того окружившее меня. Под сердцем сжалось. На лбу выступила испарина.
“Да что со мной такое?” – подумалось тогда.
– Здравствуйте. – выдавил я, в голове образовалась каша, словно ложкой перемешали мозг, заготовленные слова исчезли в мысленном хаосе. С усилием сообразил:
“Сначала представиться, затем изложить проблему”.
Что и сделал прерывающимся, как плохая связь тембром.
– Одну минуточку. – голос звучал словно моментально действующее успокоительное. – Такое бывает. Сейчас я к вам выйду.
– Спасибо. – сказал я, проваливаясь в прострацию, если бы следующий ни вырвал у меня трубку и ни отпихнул от стойки, я бы так и стоял с открытым ртом и с выскобленными до пустоты черепом, держа трубку возле уха.
***
Странное было свидание. Безымянное, если так можно выразиться. Точнее не свидание, а прелюдия к нему. Во-первых: за десять минут общения мы так и не представились друг другу, то есть я даже не спросил, как ее зовут, а сама она до этого не снизошла. Во-вторых…
– Хочешь кофе? – спросила она сияя, будто Луна, протягивая мне лист А 4 с моим описанием. – Вот, возьми.
Разумеется, я не заглянул в него ни одним глазом, сразу же убрал в папку, сунул папку в рюкзак. Понятное дело, я опешил от обращения на “ты” и приглашения “на кофе”, лишился языка, но слава богу не головы. Я кивнул. Хорошим поводом не смотреть на нее стало отыскать и прилепиться взглядом к кофемату.
***
А давно ты был с женщиной? Если речь о постели, то уже забыл, что это такое. Разумеется, воображение понеслись галопом в интимную сторону. В паху началось возрождение. Стоп! Палево…
***
Как будто специально девушка расстегнула рабочий халат, выставив на показ, обтянутые джинсами бедра и часть живота. Да-да, голого женского живота. Что-то на ней было надето укороченное, что при каждом ее жесте живот обнажался. И, разумеется, декольте. в котором теснились шары для боулинга.
В общем, я сжег себе всю слизистую этим чертовым кофе, украдкой поедая глазами женское тело на расстоянии вытянутой руки…
***
Не помню о чем мы говорили. Ее немного выпуклый живот всё время обнажался. Ноги как-то по особенному двигались, так что джинсовая ткань обтягивала их, и не только их, материал настолько плотно облегал ее тело, что просматривалась выемка под лобком. Такая, знаете, полосочка намекающая на женский половой орган.
– А давай встретимся. – как бы между прочим предложила она. – Сегодня вечером. Дай свой номер. А вообще не надо, у меня есть.
– Откуда? – глупо удивился я.
Докторша рассмеялась, живот снова обнажился, джинсы натянулись еще сильней.
– Из твоей анкеты. Ну, всё, я пошла. Вечером позвоню. Часов в семь.
– Хорошо. – сказал я вслед уплывающей красоте, отслеживая под белым халатом движения женских ягодиц – из стороны в сторону параллельно полу…
***
Я бросил пустой стаканчик в урну и слетел с больничного крыльца, где только что произошло чудо, ощущая себя чуть ли ни перышком. Еще раз оглянулся на дверь. Сквозь стекло входного ансамбля вестибюль просматривался до поста охраны в другом конце.
Возбуждающей походкой девушка шла через центр внушительного зала, и, будто почувствовала моё пристрастие, обернулась. Благодаря расстоянию я осмелел и впервые смотрел ей в глаза. Она улыбнулась и помахала рукой. Разумеется, я тоже. Вернее, рука взлетела сама.
– До встречи. – сами прошептали губы.
Молодая женщина кивнула. Что?! Нет, услышать она не могла. Тогда почему вдруг стало так стыдно, словно уличили в чем-то предосудительном? Разница в возрасте лет на двадцать? Хм, Странно. Очень всё неожиданно и странно…
ДОРОГА В ПЕКЛО
вновь утро начинается со слез
в чужом гнезде пищат мои птенцы
разбито сердце истовостью грез
счастливы матери несчастливы отцы
не исцеляет душу алкоголь
вода забвения не лечит ум
виток спирали превратился в ноль
и задыхаюсь я от тщетных дум
куда направить мысли и мечты
чего добиться если цели нет
воспоминаниям заткнуть бы рты
стереть из памяти цепочку лет
всё что достигнуто пропало зря
и дети “папа” говорят ему
она ушла я опрокинут в грязь
жизнь не нужна теперь мне одному
и нет спасения больной душе
разумность в действиях абсурдно ждать
и вот оно последнее клише
и выход найден ПРОСТО умирать
***
Приблизительно через час мы покинули лес, могучие деревья которого сообщали о невиданной мною древности растений.
Экземпляры в три, а то и в четыре обхвата, приводили меня в восторг, и попадались через каждые двадцать – тридцать метров.
В один или в два обхвата росли на каждом шагу. Это были обыкновенные деревья. Дубы и какие-то еще. Я так и не научился распознавать деревья ни в детстве, ни повзрослев.
А взрослому не досуг. Семья и работа, и ничего познавательного, кроме как раздобыть побольше денег. Редкие выходные, летом проводили на речке, где разумеется не до деревьев. А зимой, только в снегу тонуть – лазить по лесам или насмерть замерзнуть – заблудившись с дура ума.
***
По твердой земле идти гораздо удобней, чем по песку, главное не споткнуться о вылезшую на поверхность кореняку.
Корни были повсюду, извиваясь, как гигантские и не очень змеи. Приходилось или наступать на них, если они торчали не сильно или перешагивать, задирая ноги чуть ли ни на пол метра.
Несмотря на тень, в мертвом безветрии стояла самая поганая что ни есть духотища. Спасибо, хоть Солнце не прожигало в нас дыры раскаленными как шампура на огне лучами. Хотелось пить. Рот пересох, будто степной ручей в засуху.
Каза шагал плечом к плечу со мной. Мы тихо переговаривались, относительно тихо с его стороны. Сопровождавшие обезьяны не особо строжили, вероятно, убежденные, что деться нам некуда, мол, побег дело безумное, потому что бессмысленное. Может они думали, что я жажду исцеления?
Честно говоря, мысль об исцелении совершенно не вдохновляла и ни сколечко не радовала – всё равно ведь убьют. Однако, Каза время от времени заговорщицки подмигивал. Но читать сложные для понимания обезьяньи морды, язык не поворачивается называть их лицами, занятие не простое.
Не мешало бы хорошенько их изучить, чтобы правильно трактовать ту или иную гримасу. В общем, иногда, сердце екало, потому что верилось в сверхъестественное обещание, иногда, я не обращал внимания, думая. что показалось или означает иное.
Сверхъестественное обещание в моем понимании значило, а вдруг он и правда устроит побег.
***
Целый час мы тащились по лесу, обливаясь потом, спотыкаясь о корневища, а побег наш никто не устраивал. И никто не домогался нашей несчастной крови раньше назначенного времени.
На вопрос о насекомых, мол, куда они подевались Каза скривился и пожал плечами. Кстати, за всю дорогу я не видел ни одного животного, не слышал птиц.
Тишина, как после апокалипсиса. Жутко, когда такая тишина вокруг. И разумеется, не естественно. Наверное поэтому, чтобы заглушить странное природное безмолвие, мне хотелось болтать, что немного раздражало Каза…
– Береги силы. – рыкнул он пару раз.
***
Равнина за лесом, напомнила степь. Любил я леса, но большую часть жизни провел в степном краю. Да и родился, можно сказать, в степях, только за две тысяч верст от места, где прошли мои детство юность и считай вся жизнь. Вся жизнь, потому что после разрушения семейного очага, наступило моё доживание…
Не помню, говорил уже, что женился поздно, а развелся еще позднее, около пятидесяти. Какой на хрен чистый лист в пятьдесят или около того? Никакой, когда потерял семью и бизнес. Начинать заново? Да ну, бросьте. Или я действительно слабый? Как одна мне сказала, выслушав мою историю:
– Не думала, что ты такой слабый.
Слабый?! И что?! Все что ли богатыри духа? Далеко не все. Просто некоторые поумнее и как-то дотягивают, пока время ни залатает рану. В том смысле дотягивают, что не опускают руки и не теряют годами наработанные навыки. А я потерял. Не потерял, выбросил, рассуждая, что нет надобности, раз нет семьи.
И запил. Вообще-то, из-за семейных неурядиц запил я раньше, потому, собственно, и похерил работу. Проваливал сделку за сделкой, не являясь на встречи с клиентами. В один прекрасный день компаньоны возмутились, поставили условие: не пьешь – работаешь, пьешь – уходи. В итоге, переизбрали директора, то есть меня и я уехал в Москву, в охрану…
***
Вообще-то, я дисциплинированный, что касается дел, если дал слово довести начатое до конца. Работал два через два. Пил исключительно между сменами. Много пил, до беспамятства. Жить долго не собирался. Кажется, так и вышло…
***
Домой больше не возвращался. Снял комнату в столице. Жилье выходило почти в треть зарплаты. Детям, обиженный на бывшую, пересылал, только пять тысяч. На оставшуюся половину ел и пил. Ел мало, больше “жрал”. Кажется, я мечтал упиться до смерти. Искал смерть в бутылке. Почему же теперь бегу от нее?
Ну, хватит об этом. И вот, мы вышли из леса…
МОМЕНТ
Пророки ныне не почете,
но я скажу Вам просто так:
возможно завтра Вы поймете,
что каждый был вчера дурак!
О запахах. В горчичном тумане не пахло или было не до ароматов в борьбе за кислород. В пещере воняло грязным тряпьем и отсыревшим пухом. Лес пах самим собой, но его запахи подванивали, как сыр для сэндвича расплавленный в микроволновке.
Равнина благоухала растительным мускусом доведенным до кипения. Мы словно уперлись во что-то невидимое и враждебное. Во что-то такое, во что можно было окунуться, как в воду, но тс возможностью дышать.
***
Стоя, будто на границе миров, кажется, никто из нас, ни Каза, ни я, ни наш эскорт не хотели сделать и шага вперед.
Обезьяны снова сбились в толпу вокруг Седого.
– О чем они спорят? – донимал я, прислушавшегося, словно окаменевшего напарника.
Обезьяны разделились на две партии рычавшие и хрюкавшие друг на друга всё громче. По его поведению внутри полу колец, понималось, что Седой рычит громче всех и больше всех жестикулирует, пытаясь, если ни примирить, то заткнуть стороны.
Передать фонетику их речи буквами сложно, что-то вроде брр грр хрр. Может там и присутствовало что-то похожее на слова на не знакомом языке, но постоянное клокотание в гортани, превращало их в сплошное рррр, с мелькавшими иногда узнаваемыми гласными и согласными. Да, настоящий язык из кинофентези или фильмов про инопланетян.
Нас оставили в стороне без присмотра. Лес за спиной. Можно бежать. Но куда? Разумеется, к реке, чтобы покинуть этот мир. Но как? В этом мог помочь Каза.
Подойдя сзади, я похлопал его по высокому плечу, словно потрогал ходячую шубу, а когда он недовольно обернулся то, не разрывая зрительной связи, кивнул на лес.Теперь заговорщика изображал я. Каза не ответил, дернул плечом, как будто стряхнул нечто, отвернулся, внимательно слушая распри соплеменников.
***
Я понял кого напоминал Седой – Кинг Конга, только мини. Глядя на него, я еле сдерживал злорадный смех по поводу его малорослости. Мини Конг лупил себя в грудь кулаками. Голова запрокинулась. Рассерженный рев рвался из глотки и, оборвался кашлем.
Обезьяны прекратили спор. Уставились на вожака. В наступившей тишине Седой, перемежая речь с покашливанием, по киношному прорыкал, оглядел всех ужасно строгим взглядом и все согласились, закивали, часть явно удовлетворенно и часто, часть с видимым неудовольствием сделали по одному кивку.
Седой развернулся к нам, что-то по своему рявкнул.
– Пошли. – это уже Каза мне и шагнул в прозрачный, стоявший вертикально кипяток.
Две обезьяны обогнали нас, остальные тащились вслед. Ровная, как столешница местность ограничивалась, лишь горизонтом. Высохшая от зноя трава, жесткая, словно хитиновые лапки жуков царапала голени и была такой же коричневой, как большинство насекомых.
– Упустили момент. – зло пробурчал я ни к кому не обращаясь.
Но Каза понял кому я и о чем. Он по прежнему шел рядом. Впервые послышалась печаль в его рычании:
– Ты не знаешь мой мир. Поверь – всё к лучшему.
Смысл сказанной банальности не убедил меня, зато подействовал тон товарища, как мне показалось до этого, ясно выражавшего лишь досаду и гнев. Внутри будто развязался узел, перетянувший главную артерию души.
“Да, все они тут такие, только рычать и могут”. – уже без злости подумал я.
ПЕКЛО
Когда бессилие ума
отнимет силу вдохновения,
в строках унылого письма
исчезнет проблеск озарения…
– Слушай, Каз, ни хрена не пойму, почему мы не почувствовали, как нас вязали? Или это только я так напился? – это была ирония над собой и способ замаскировать тревогу, но страх никуда не делся – несмотря на полуулыбку, сидел в глазах.
– Яра. – рыкнул Каза упрямо вышагивая, ни на кого не глядя.
– Яра?! Кто это?
– Усыпляющее благовоние. – пояснил собутыльник равнодушно.
– Надо же какой спокойный. – лицо человека исказилось в гримасу не хуже обезьяньей. – И что, нас реально убьют?! А, ну да, тебе же по хрен, ты в любой момент можешь стать железякой…
– Береги силы. – посоветовал Каза, явно удерживая себя от агрессивного воздействия на спутника.
– Какие тут силы, когда ни глотка воды. Как это возможно отправиться в дорогу без воды и еды, да еще по такому пеклу!
– Терпи, скоро придем.
– Хоть ссы в ладошку… – Авангард остановился, склонил голову, изучая ковшик ладони. Он выкатил очи и приподнял брови, будто и правда намеревался осуществить сказанное.
***
В следующий час путешествия вид равнины изменился. Степь превратилась в пустыню. Серая земля потрескалась и выглядела, как одноцветная мозаика.
Мозаика с дефектами, иные пятигранники отстояли друг от друга на ширину стопы, что грозило переломом или вывихом конечности при попадании в щель.
Поднятая ногами пыль тут же оседала в безветрии. И ни единой травинки. Может это дно высохшего моря? Скорее озера, из-за отсутствия солевых отложений.
Темно серое под ногами, бледного голубое над головой – полное уныние для глаз. Хотя, с позиции сюрреализма в пейзаже присутствовала художественная привлекательность. Снизить бы только температуру градусов на двадцать и добавить жидкости в организм литра два…
Авангард и впрямь собирался опорожниться, уже полез в трусы, но помешал Каза. Вернулся, ухватил под мышку, протащил за собой пару метров, приговаривая, то есть порыкивая:
– Береги мочу. Телу она нужнее внутри.
– И как же она поможет телу находясь в нем?
– Потом! Она выйдет пОтом, охлаждая весь организм. – ответил Каза, и тут же рассмеялся. – Ты вроде человек, но тупой, как обезьяна!
Он так смеялся, что даже остановился, хлопая по коленям.
– Обезьяний бред. – бурчал Авангард Всеволодович не останавливаясь. – Пот выступит, может быть, если успеешь выпить ее горячей, как от чая…
***
Он услышал детские голоса, внезапные и пронзительные, словно сигнал подкравшегося автомобиля.
– Откуда здесь дети?! – Авангард завертелся на месте, как айтишник в игровом кресле.
Удаляясь вышагивал Каза. Еще дальше маячили спины проводников. Сзади приближались остальные попутчики, ускорившие шаг, смотревшие с подозрением. За ними серо-голубое пространство и лес казавшийся из-за расстояния почерневшей травой.
Он уже думал, что ему померещилось, когда разразился шепот. Авангард поднял глаза и увидел темные силуэты. Мальчик и девочка лет десяти, будто две грозовые тучи нависали над ним. Он почувствовал себя игрушечным человечком брошенным в песочницу.
Прислушавшись, он не мог разобрать ни слова. Но почему они шепчутся? Наверное потому, что играя в него, не хотят, чтобы игрушка узнала об уготованном ей. Серьезность с которой они перешептывались, не сулила хорошего…
***
– Эй,ты, чего стал? – его толкнули так, что он чуть ни повалился, как подпиленное дерево.
– Кажется, у меня тепловой удар. Не надо было бросать мою кепку в пещере. – с долей упрека оправдывался человек, трогая нагревшуюся, словно кастрюля на плите голову, вглядываясь прищуренными глазами в побелевшие от жары небеса…
МАНИФЕСТ
Давайте будем как быки
Быкам приказы не понятны
Хлысты им тоже мало внятны
На головах растут клыки
Давайте будем как быки
Найдем свободные поляны
Свободой той не будем пьяны
А будем делать вверх рывки
Давайте будем как быки
Не отравляться в никотине
Летать на травяном бензине
На лыжи встанем и коньки
Давайте будем как быки
Копить не деньги а здоровье
Не жрать бифштексы с чьей-то кровью
И будем духом велики!
Авангард Всеволодович натянул футболку на голову – со спины на лоб. Ткань давила под мышками. Руки неудобно и нелепо свисали от ушей. Подумав секунду, снял совсем, повязал, как бандану. Черного цвета футболка плохой вариант от Солнца. И, сто процентов обгорит спина.
Почему Жати одела на него именно черную? Вероятно, когда нет конкретики в пожеланиях, волшебство учитывает предпочтения того, для кого совершается. А потом, время на подумать не давали. Да и вряд ли бы он попросил белую, он же не знал, что будет шастать по пустыне, как верблюд. Да и кепка на что. Жалко кепку. Чертовы обезьяны!
Белые одежды Авангард не носил, потому что рыжий. В белом его розоватая кожа, казалась красной. Темные же цвета подчеркивали бледность его лица. По мнению Авангарда Всеволодовича – бледнолицый лучше, чем красномордый.
Даже, как-то, по благородному. Белая кожа в сочетании с прямым тонким носом и курчавой бородой делали Авангарда похожим на древнерусского князя. Синие широко поставленные глаза, густые сросшиеся брови усиливали сходство.
“Князь, вылитый князь! Какой-нибудь из Всеволодовичей!” – шутил иногда Всеволодович, смотрясь в зеркало.
И тут, к нему пришла идея!
***
– Я хочу в туалет. Могу я, хотя бы поссать?
– Не можешь. Это священная земля. Гадить запрещено.
– И как быть?
Терпеть. Или сходить в бутылочку.
– И где я возьму… бутылочку?
– Не знаю. Иди давай.
– Я ж обоссусь! Обоссаться, надеюсь, не запрещено?
– Иди-иди. – рявкал Седой, почесывая ляжку. – Сам иди, а то за ноги потащим.
Стоявшие вокруг него и Седого обезьяны злобились, как псы на поводке.
– Хм. – ухмыльнулся Авангард, стащил с головы футболку, вытер вспотевшее лицо, свернул ее и положил на подрумянившиеся плечи. Стал разворачиваться, чтобы пойти куда послали, но вдруг передумал…
***
– Почему здесь постоянные проблемы с удовлетворением элементарных потребностей?! Что за мир такой бесчеловечный?! Точно, что обезьяний… Но если я умер, то почему должен мучиться и после смерти?! Нет ребята, так дело не пойдет. Ссать я хотел на вас и на ваши заморочки! Меня это больше не касается! Я умер, а значит, наконец-то, освободился от ваших обезьяньих ценностей! – произнеся героическую речь Авангард Всеволодович растолкал стоявших на пути горилл, он тоже был сильный, его торс до сих пор выдавал в нем бывшего тяжелоатлета, выбравшись за их спины, отошел подальше, остановился, с гордостью глядя в серо голубую бесконечность, напоминавшую натюрморт с апельсином, широко расставил ноги…
Седой, хоть и мини конг, однако не дурак, сообразил, что хочет сделать этот человечишко и молниеносно отдал команду:
– Не дайте ему опорожниться! Убейте его!
С ревом толпа обезьян кинулась выполнять приказ предводителя. Топот тяжелых ног и жуткие рыки оглушали и разумеется отвлекали, но Авангард Всеволодович мужественно сосредотачивался на своем пенисе, схватившись за него обеими руками, чувствуя, что клапан в паху вот-вот откроется…
Солнце, будто с силой брошенный апельсин ударилось о землю. Оранжевая мякоть разлетелась по сторонам. Всё вдруг исчезло. Только ядовито пылавший свет застил глаза и будто закадычный друг заключал в свои жаркие объятья…
ПОСЛЕ СМЕРТИ
Я не боюсь, я только плачу,
Никто ведь не поплачет так, как я.
Забудут скоро, не иначе,
Когда прервется линия моя.
Мне самому зачем такая память,
Я не хочу по людям скорбью бить,
Пусть лучше помнят, что я жил стихами,
Что просто в рифму мог я говорить.
Хотя, и не особенно искусно,
В заумных фразах смыслом не петлял,
Я говорил, что без любви мне грустно,
И что за счастье душу бы отдал…
– Какой ты. – улыбалась Жвтьмира, запуская тонкие пальцы в его рыжую шевелюру.
На сказочной поляне на мягком диване он лежал головой на коленях у Смерти. К цветочному аромату примешивался запах мужской парфюмерии. Это благоухал он сам – вымытый и переодетый. На нем были точно такие же шорты и футболка, только новые. И трусы…
– Ты снова переодела меня? – Авангард принюхивался и присматривался к себе с явным удовольствием.
– Да. И помыла. Сама. Без волшебства. Только ка-а-пельку, чтобы спал. – улыбалась она, даже голосом.
– А как ты меня нашла?
– Ты сам нашелся. Я же тебе говорила, что я везде. Забыл?
– Да нет… Значит, они убили меня… – Авангард Всеволодович задумался на секунду. – А я всего-то хотел пописать и надеть на голову трусы…
– Чудак! – рассмеялась Жати, но не слишком, она словно завернулась в одеяло из тихой радости и не хотела выбираться.
– Почему чудак?! Ты знаешь, что мне нельзя загорать?!
– Знаю. – ответила она ласково, приятно шурудя у него в волосах.
– Вот, поэтому трусы на голову, а майку обратно на тело. Мы шли к местному колдуну, чтобы тот… – он вопросительно заглянул в ее глаза, излучавшие что-то светлое, однако потустороннее, – Вылечил меня…
– Ясно. – улыбнулась Жати, как бы глядя и не глядя на своего Авангарда.
– А мы где? – он снова приподнял голову, осматриваясь.
– В мечте! – пырскнула девушка, будто проснулась.
– Мне нравилось в кемпинге. Давно мечтал…
– Мечтал, а сбежал. – голос девушки отвердел, она прихватила его волосы торчавшие между ее пальцев и слегка потрепала.
– А, нет, не надо так. – попросил он капризно. – Поделай еще, как делала. Когда я был маленький, мне так мама делала. Господи, как же давно. Неужели столько лет прошло… Как быстро… Слушай, а жизнь ведь и правда пролетает незаметно.
– Наверно. – про жизнь ей было не интересно.
“А какой был?” – нужного файла в памяти не оказалось – Хм…
– Ты чего хмыкаешь – Жати легонько тряхнула задумавшегося Авангарда.
– Да, так… сам не знаю…
– Говори уже.
– Хорошая ты. Если б не была Смертью, как бы нам было хорошо вдвоем. Я бы любил тебя как последний раз в жизни!
К выражению нежности на лице девушки прибавилась печаль:
– Я тоже, но ты ведь понимаешь, что это невозможно… Не дадут… – Она прервалась, роняя одинокую слезинку на лоб Авангарда. – Всё что я могу для нас…
– Да понял я уже. – перебил Авангард, вытирая мокрое место на своем лице. Романтическое настроение пропало… – А можно тебя попросить?
– Конечно! – Жати встрепенуулась, глазки заблестели, спинка выпрямилась. – О чем?!
– Ну, чтобы подольше нам вот так…
– Хитрый да?!
– Я-а?! Почему это?
– Да. Ты. Потому что пользуешься моей слабостью.
– В каком смысле?
– Не понимаешь?
– Нет.
– Хитрый.
– Жати, мне действительно хорошо с тобой… как с женщиной!
– Я так и поняла. Но только не как с женой, а как с мамочкой.
– С чего ты взяла такое?!
– С того что ты не хочешь меня как женщину. Не хочешь, чтобы я родила твоего ребенка.
– Хочу! Очень хочу! Честное слово!
– Правда?
– Конечно. Только вот что-то не то с организмом. Честное слово впервые такое. Не знаю что с ним, может это от страха. Потому что это как бы всё, больше ведь у меня ничего не… Знаешь, лучше исчезнуть совсем, если на то пошло…
– Нее, ты не прав. То, что я тебе предлагаю это всё-таки жизнь. Потом поймешь и оценишь. Это сейчас ты думаешь, что я плохо поступаю с тобой. Ты ведь иногда мечтаешь, чтобы ни что не отвлекало от мышления. А там ты и будешь наслаждаться лишь мыслью.
– А что толку мыслить, если не с кем поделиться намысленным?
– Со мной будешь делиться.
– А ты будешь слушать? Бывшая вот не слушала. Ей было абсолютно плевать на мой внутренний мир. Как и мне на ее. Но какой у нее мир, самолюбование одно и сексуальная озабоченность…
– Буду. Мне нравятся твои мысли и твой внутренний мир. И всегда нравились.
– Но как?! Каким образом ты их знаешь?!
– Так. Я давно наблюдаю за тобой. Ты у нас в группе риска почти с рождения.
– Ладно. – прозвучало не уверенно.
– Точно?
– Да…
Приподняв левую бровь, Жати положила руку ему на живот, заскользила в сторону паха. При этом она как-то особенно улыбалась.
Авангард испугался, перехватил игривое поползновение.
– А говоришь – не хитрый.
– Солнышко, пойми, пожалуйста, я только что пережил смерть. Кстати, в очередной раз.
– Пережил?! Но ты даже не знал об этом, потому что я отключила тебя, чтоб не мучился. Нарушила, ради тебя всё, что могла. А ты не благодарный и хитрый. И не Солнышко я, а Смертушка. – На последних словах женщина смягчилась. Дальше с задором. – Кстати, видел бы ты мор… физиономию своего друга, когда я появилась перед ним из воздуха и забрала твои окровавленные останки.
– Наверное, съесть хотел…
– Плохо думаешь о друге. Похоронить он тебя хотел по-человечески.
– А что с ним стало или станет, его тоже хотели убить?
– Его не убьют. Кроме него у них там никто не умеет обращаться с Окном. Он им нужен… живой.
– Ну, слава Богу. – выдохнул Авангард устало.
Вместо боли физической, которую он должен был испытать умирая, навалилась боль душевная теперь. Ну, не так всё. Всё не так…
– Хорошо. Восстанавливайся. Пока оставлю тебя. У меня срочный пациент. – сказала она, как огрубевший душой бюрократ, строго соблюдающий инструкции и тут же исчезла.
Голова Авангарда упала на возникшую из ниоткуда подушку. Поворочавшись, он понял, что ему снова приспичило.
– Да, что за напасть. – сцедил он. – Простатит что ли обострился…
– Это нервное. Собирая тебя по кусочкам, заодно убрала и все твои болячки, кстати. – раздалось отовсюду.
“А толку”. – подумал Авангард, нехотя вставая с дивана.
То, что захотелось помыслить далее, он пресёк, а вдруг она опять подслушивает его мысли…
– Спасибо, Смертушка. – крикнул он, невесело озираясь.
Автор публикации
