Смерть близкого человека всегда заставляет задуматься над жизнью, при этом беспощадно начав философствовать. Я стоял над разрытой могилой, в которую уже отпустили гроб с телом моего брата. Тяжело смотреть как на столько близкий тебе человек уходит за ту грань, откуда нет возврата. Но увы я ничего не мог сделать с этим. Ни оживить его, ни простить его, ни сказать слов о том какой он был «хороший». Я просто стоял и смотрел на его гроб, в котором начало потихоньку разлагаться его тленное тело. Швырнув на него горсть земли, я развернулся и ушел с похорон, не пожелав слушать о его призрачно-хороших делах. Я, как и все остальные знали и понимали, что человек он был гнилой, а характер паразита, с действиями умственно отсталого идиота.
Оказавшись дома, я начал молиться и в первую очередь за себя. Конечно, человек он был не очень, но и не мне его судить. Он умер и чёрт бы с ним. Пускай его Господь осудит или оправдает, я же всего лишь человек, и я останусь при своём мнении, которое никак не связано с делами небес.
Помолившись, я открыл бар и достал оттуда старый Кагор, который привёз ещё из моей поездки в одну из святынь Московской области. Шестнадцать лет прошло с тех пор, как я приобрёл эту бутылку и всё это время оно даже не вскрывалась и на долгие года даже была забыта. Теперь, я думаю, пришло то самое время, что настаивалось так долго и так томительно создавало для меня богатый аромат винограда, сделанного не на заводе, а монахами собственноручно. Вот и пришло то время, когда труд монахов был бы выпит мною в честь того, кто уже на том свете.
Открыв бутылку, я налил вино в фужер и посмотрел его на просвет, ощущая себя каким-то великим мыслителем и ценителем благородных напитков. Но это всего лишь казалось. Я сделал глоток. «А не плохо так. Вкусненько» – подумал я, делая глоток. Но видимо крепость оказалась выше заявленного. Я списал всё на столь долгое стояние в моём баре. Но невзирая на эту крепость, я смог выпить бутылку уже к вечеру.
Уснул я моментально, и вполне спокойно спал всю ночь. Лишь сон мне снился очень странный. Я видел, как в огне мучается душа брата моего. Он горит, он страдает и от боли воет. Нет ему покоя во веке. Я слышал его крики, и видел все его страдания. Безусловно ему было хуже, чем будет мне, когда на утро я проснусь с похмельем. Я не испытывал ни сожаления, ни горести, ни счастья. Абсолютное безразличие и отстранённость от происходящего перед глазами моими.
«Так ему и надо» – вдруг подумал я, но мысль продолжить я не смог, так как был я перебит другим голосом, что произнесён был откуда-то из вне моего понимания. «Если ты простишь его, то он уйдёт отсюда туда, где счастье для него будет во веке. Если простить не сможешь, то он останется на веке тут, страдая в гиене огненной» – сказал мне этот голос, и я тут же проснулся.
Нет, похмелья не было у меня, я не смог даже понять, пил я или нет. Уж такой у меня был яркий сон. Я не мог себе ответ дать, что за сон такой ко мне пришёл. Сон был вещий с того света, или просто на просто игра мозга и вина. Но подумал я тогда: «Он мучения эти заслужил, именно за то, как он жил». И его жизнь я знал не понаслышке. И я искренне считал, что прощать не мне его необходимо. Я просто оставил всё как есть. А наказание он понёс вполне справедливое, если это действительно так, а не игра сознания моего.
Шли дни, недели, ночь за ночью. И мне всё чаще снился сон с душою брата, что мучается во сне. И уже после полугода этих снов, его мучения стали кошмаром для меня. Я пытался все забыть, набравшись крепкого вина перед сном. И вскоре мне пришлось пойти к священнику, на разговор.
Рассказав ему историю всю эту, он подумал и сказал: «Если Бог готов его простить, то и ты перестань сопротивляться. Прости и мучения твои закончены будут». Я задумался, и вдруг я осознал, что в ту самую первую ночь, меня Господь просил простить, но я не смог тогда. Смогу ли сейчас простить его? Не знаю! Но в любом случае мне стало просто пофиг на то, что было. То, что было, то прошло. То ушло и хрен бы с ним, и он прощён.
Автор публикации
