Мичман Гринчик курил на полубаке ракетного крейсера и размышлял о своей судьбе, которая была, как и положено, подобна шкуре африканской лошадки. И полоса на данный момент была чернее некуда. А первая черная полоса началась, тогда, когда его, призывника из небольшого городка из-под Харькова, посадили в самолет и, с двумя пересадками — в Москве и Хабаровске — выгрузили аж во Владивостоке.
Идиотская шутка про подводную лодку в степях Украины обретала реальность на целых три года. Он был не против послужить (собственно, тогда выбора не было), но не лишний год и не в такой дали от дома. Затем судьба понесла его еще дальше — на Камчатку, и молодой матросик приуныл совсем.
Но тут внезапно началась белая полоса. Попал служить он не на корабль с прелестями килевой и бортовой качки, не на бербазу по уши в мазуте, а писарем в секретную часть бригады противолодочных кораблей. Видимо, Родине настолько пришлось по душе его рабоче-крестьянское происхождение, хорошие отметки в школе, а также участие в политинформациях и художественной самодеятельности, что она заранее озаботилась допуском номер 2 и приготовила ему уютный стол с печатной машинкой типа «Ятрань». Служи, парень, стойко переноси тяготы и лишения, свято храни Военную тайну!
А потом белая полоса засияла нереальной белизной, засверкала, как вершина Фудзи на фоне вечернего неба. Через полгода с небольшим, начальник секретной части — древний, обросший камчатскими ракушками от киля до клотика, мичман Майор (фамилия такая!) — сделал ему предложение, от которого трудно было отказаться.
Тут стоит немного отвлечься от повествования, ибо словосочетание «мичман Майор» вызывала оторопь у всех, кому это приходилось слышать впервые, а мичман любил при этом присутствовать. Поэтому он вылавливал новичка и, улыбаясь во все 32 железных зуба (вода на Камчатке не очень живая), представлялся своей жертве и наблюдал ступор и работу военно-морской мысли в глазах визави. Не минула чаша сия и автора этих строк.
Так вот, мичман Майор предложил старшему матросу Гринчику подучиться в учебке и, в недалеком будущем, занять его место. Типа притомился он от тягот и лишений совсекретной службы, пора на покой, дорогу — молодым и все такое. Предложение было архизаманчивым. Статус начальника бригадной секретки, непыльная служба, доступ ко всем береговым благам в первую очередь, камчатский оклад, двойная выслуга… Как раз строился новый дом для планируемого перехода на Камчатку первого ракетного крейсера в ее истории, и коварный змей-искуситель намекал на свои возможности обеспечить сменщика жильем.
Окрыленный подобной перспективой, наш герой на одном дыхании получил по 2 звез-дочки на новенькие погоны (микро-вице-адмирал) и по узкой резиновой галочке на каждый обшлаг свежепошитой тужурки, а также устроил молниеносный кастинг на должность супруги перспективного военмора. В кастинге победила стройная и весьма симпатичная блондинка, такая же юная, но весьма прыткая в деле варки борща и постельных утех, столь необходимых моло-дому организму.
И вот молодая семья прибыла пред ясны очи старого мичмана, который встретил их как-то подозрительно радостно. Причина радости была простая. Мичман Майор не ушел на заслуженный дембель, а подписал еще один контракт. Не успевшему придти в себя коллеге он тут же предложил должность «еще получше» — начальника секретной части на прибывший в бригаду ракетный крейсер. Секретчиком там был старшина-срочник, годок, ожидавший себе на смену молодого писаря, но никак не молодого начальника. Хитроумный пират не собирался ни на какой дембель, а своими руками и изощренным коварством создал толкового начальника (Гринчик был толковый) на вакантную мичманскую должность, ибо негоже, чтоб секреткой на флагманском корабле флотилии командовал срочник.
Ну и с жильем получилось шикарно: выделили молодой ячейке социалистического общества аж целую отдельную каюту на плавмастерской. Две узкие койки одна над другой, стол, шкафчик, бачок умывальника, который нужно было наполнять при подаче пресной воды, и иллюминатор с видом на борт старого «полтинника» (сторожевой корабль постройки 1950-х годов). Остальные удобства — вдоль по коридору, душ по расписанию либо баня в поселке. Долг Родине отдавать вполне комфортно, а вот с супружеским долгом и прочими борщами получается не очень.
Вот об этой черной полосе мичман и размышлял, куря на полубаке поневоле родного крейсера. Черноту полосы усугублял тот факт, что указанный крейсер в данный момент находился во Владивостоке, за пару тысяч миль от заветной каюты и полной молодых сил супруги, которая, как упоминалось выше, выиграла кастинг, в том числе и благодаря своим будуарным талантам.
«Окончить работы, команде приготовиться к приборке», — прохрипела трансляция, прервав невеселые размышления. Закинув бычок в обрез (жестяной тазик вроде банного), мичман вдруг почувствовал нехорошее движение в желудке и кишечнике и осознал, что до мичманского гальюна он не добежит, а матросский носовой — вот он, рядом, только дверь открыть.
Устройство гальюна простое: ряд чаш «генуя» вдоль кормовой переборки и желоб с краниками вдоль носовой. Мичман решительно приземлился на крайнее посадочное место, вызвав недоумение приборщика — матроса трюмной национальности, который, хрюкнув от такой наглости, начал свои приборочные манипуляции с противоположной стороны помещения. И вот, как только мичманский организм приступил к облегчению, снизу раздались бульк и дзинь (или, может сначала дзинь, а потом бульк), от которых весь вышеупомянутый организм пришел в ступор.
Дело в том, что начальнику секретной канцелярии положены ключи от нее (довольно увесистые) и латунная номерная личная печать для опечатывания помещения при помощи пластилина и двух веревочек. Эти самые ключи с прикрепленной к ним на цепочке печатью и издали эти звуки, выпадая из кармана мичманских брюк и исчезая в пучине чаши «генуя».
Сказать, что черная полоса, о которой только что размышлял наш герой, мгновенно превратилась в черную космическую дыру, — не сказать ничего. Залет по Приказу ноль-десять, да еще в начале службы, да еще таким позорным образом… Мозг первые мгновения просто отказывался воспринимать столь суровую несправедливость. Но движение мысли включилось быстро. Так. Залет не такой уж смертельный: совсек-ретный документ не утерян, Военная тайна не разглашена, Родина может спать спокойно. Пострадает только кошелек мичмана на сумму, эквивалентную замене замков, его пока девствен-но чистое личное дело и пока такая же репутация. С последним совсем беда: беспроводной флотский телеграф на такие происшествия реагирует мгновенно.
Приборщик трюмной национальности, «король говна и пара», по блеклому внешнему виду мичмана понял: что-то пошло не так. И вопросительно на него посмотрел. Это была единственная спасительная фея, которая могла помочь совершить чудо.
— Тащ, там трюба нэ прямой, там колэно ест! — произнесла она на фейском своем языке, вселив в мичманское сердце надежду.
Но одной надежды мало. Отлучиться в поисках инструмента для проникновения в глубины фановой системы он не мог: фея сделала свое дело и исчезла по команде «Закончить малую приборку!». Да и куда отлучаться, корабль не лес густой, где можно наломать подходящих палок.
Пришлось приводить себя до состояния «форма одежды — голый торс» и с мужественным лицом лезть рукой в неизвестность. А неизвестность становилась все глубже и глубже. Вот уже пришлось лечь боком на хо-лодную палубу, прижаться ухом к противной чаше и даже услышать, как сталь передает плеск волн, слегка бьющих о борт корабля.
И вдруг черная-пречерная полоса стала внезапно серой: пальцы на границы доступности нащупали то самое колено и цепочку. Затаив дыхание, понимая, что шанс только один, наш спасатель медленно и осторожно стал поднимать скользкий груз, стараясь не думать о степени его загрязнения. И вот уже такой дорогой, но очень не чистый девайс лежит на ладони. Да наплевать, зато личное дело и репутация остались по-прежнему кристально чисты!
Окончательно полоса из серой в белую превратилась, когда по трансляции разнеслось: «Команде руки мыть!» и в умывальники подали пресную воду. В полной мере Гринчик пришел в себя и отмылся уже в своей каюте. На ужин не по-шел — не очень то и хотелось.
Неудобство было только одно. Кто пользовался подобной печатью, тот знает: чтобы ее прилепить на пластилин, нужно либо ее лизнуть, либо на нее плюнуть (это плохо, нет равномерного смазывания), либо плюнуть на кулак и растереть. Мичман наш не был чистоплюем каким-нибудь, он привык сурово лизать. Ох и долго отучался, помня, откуда ее достал!
А в чем наука, резонно спросите вы? А вот в чем. Мичман Гринчик все-таки стал главным береговым бригадным секретчиком, нормально отслужил свои календари и льготные, завел с победительницей кастинга двоих детишек и двоих (пока) внуков и за это время НИ РАЗУ не уронил ни ключи, ни кошелек, ни мобильник в унитаз, в лужу или, прости Господи, в щель между креслами в машине. Никогда не забывал барсетки на крыше такси, карточки в банкома-те и даже (с возрастом) очки на видном месте.
Такая вот наука на всю жизнь.
Автор публикации
Читала с интересом, отлично написали)))
Спасибо. Флотская романтика – она такая!
А я в курсе! 19 лет жила на Балтийском море. Мне это все близко