Сегодня во сне Макар впервые понял, что это сон. Наверное, в нем было короткое пробуждение, но ему вновь захотелось туда, к недосмотренному. Предчувствие желанного глотка холодной водки из хрустального стаканчика заставило его накрыться с головой и дышать так, чтобы заснуть за минуту: четыре — вдох, семь — пауза, восемь — выдох. Макару хотелось выпить хотя бы во сне. Неделю назад его выписали, и теперь он ходил к анонимным алкоголикам с женой. Ей порекомендовали как созависимой. Оказалось, она тоже аддикт, только по причине его страсти. Уже другой сон пришел под утро. Макар увидел себя мальчиком. Он стоял у дороги с сумасшедшим движением, а мимо него все время выходил в поток машин калека на костылях. Макар пытался его задержать, но он шел и попадал под колеса. Потом вставал и снова шел, чтобы вновь быть сбитым. Макар услышал, как мальчик что-то тревожно кричит калеке, и встрепенулся от собственного крика.
Жена уже ушла на работу. Сиамка Сара и пятнистый бульдог Лоск примостились у изголовья, ожидая еды. Лоск улыбался, виляя обрубком, а Сара сидела сфинксом, осуждающе уставившись на него взглядом жены.
— Ну, не надо так, Сара. Обещал же! — застонал Макар. — На занятия хожу? Хожу. Ты знаешь, что мне напоминать нельзя? Срыв начнется. Я вот запишу тебя тоже в созависимые, будешь знать… Бери этого чёрта, и пошли лучше хавать.
Зазвонил телефон. Трубка кричала женским голосом: «Это из журнала! Здравствуйте! У нас для вас хорошие вести…» Макару вдруг показалось, что в горле стало горячо, и он уловил знакомый вкус на языке. Голос продолжал: «Редакция приняла вашу повесть к печати. Вы слышите? Да? В февральском номере уже начнем. Алло! Что вы молчите?» Макар просипел:
— Я слышу. Очень рад. Что же долго так не звонили? Да ладно… Я рад, конечно. Я заеду завтра, — отключившись, он потрепал пса за ухом. — Лоск, ты один меня понимаешь. Кто бы мог подумать, они будут печатать мою повесть, Лоск! Я уже год жду, ты знаешь… Только в дурке почти забыл о ней. Тебе лучше не попадать туда, Лоск! Так! Это надо отметить. Деньги.
Узкий тонкостенный стаканчик с тяжелым дном, серебрясь и потея, плыл к губам, чтобы опрокинуть в ссохшийся рот холодную водку. И непременно сразу же нарезанная селедка с луком выпрыгивала из холодильника, укладываясь на черный хлебец. Макар до рези в веках зажмурился, чувствуя, как дрожит рука и покрывается испариной лоб. Сара повернулась от миски, опять направила знакомый взгляд в зрачки Макару. Он уже не обращал внимания. Мысли летели из черноты, из прошлого, и он уже ничего не помнил. «Денег нет. Что-нибудь придумаю. Главное — сбылось! Сбылось! Один раз ничего не изменит. Ничего. Но мне сейчас нужно выплеснуться. Разве я не заслужил? После всего…»
В ломбарде девушка записала данные паспорта, уложила его обручальное кольцо с привязанной бирочкой в целлофановый пакетик и выдала деньги. Макар не мог дотерпеть до дома. На столике у чебуречной он открыл бутылку «Финляндии» и налил полный пластиковый стаканчик. Сначала привычно почувствовал только холод, а потом брызнули слезы. Тепло поплыло вниз, лаская знакомой крепостью и горечью. Макар вгрызся в горячий чебурек, вытирая руки и слезы платком, задыхаясь от февральского ветра и снегопада. «Я дождался. Я заслужил. А потом совсем скоро выкуплю, и она не узнает. И Сара тоже. А Лоск поймет… какая я грязь…»
Он стоял у дороги с сумасшедшим движением. Мимо проносился поток машин. Это было из сна и пахло смертью. Ничего не случится. Вот сейчас он перейдет, и сразу домой, на свой квартал. Писать — всё остальное суета и прах. Ничто так не поднимало его над всем, как потерянное около года назад желание. Теперь оно выплескивалось за края словно серый февральский снег, разметанный машинами по обочине. Макар поставил бутылку в холодильник, прошел в комнату к ноутбуку, даже не обратив внимания, что Лоск не сразу выбежал встречать. Сары вообще не было видно, но она и раньше всегда появлялась вдруг.
Смерть — вот достойная тема. Как он раньше не осознавал, что может? Что давно хотел сказать… Этот утренний звонок возродил забытое в больнице. Пальцы плохо слушались, промахиваясь мимо клавиш. В освобожденном от монолога мозге, сменяя друг друга, рождались герои и героини, толпились у экрана, ожидая очереди. Гибельные сюжеты предлагали на выбор её. Разную. Да, великолепно! Это будет самое большое путешествие к смерти, заманчивое и светлое. Только не нужно соплей, лирики, лишних метафор и морали. Нужна атмосфера. Он будет писать так сухо, как это возможно. Она сама по себе уже метафорична, изумительно чиста в своей неизбежности. Рождающая благоговейный страх и почтение к щедрому и гостеприимному Аиду. Слова ложились на монитор, улетали под рамку редактора. Макар уже не чувствовал и не видел пальцев. Утреннее желание выпить сменилось другим. Сопротивляться было бесполезно. Он уже знал, чем закончит, старался успеть за мыслями и ничего не упустить.
Верный Лоск, скуля, подполз на животе и, ухватив его за брючину, потащил от стола. Макар прошел в кухню, наложил другу его любимых ребрышек. Сделал последний глоток ледяной водки, выбросил бутылку и поставил чайник на плиту. Услышав где-то в отдалении грозное урчание кошки, он не удивился — Сара его чувствовала в эти нетрезвые дни, и попадаться ей на пути было опасно. Южная кровь выпускала такие когти, что Макар боялся даже заговорить с ней. Старичок Лоск лакомство есть не стал, а как-то странно повел глазами в направлении комнаты, где стоял шкаф с одеждой, тихо тявкнул. Макар улыбнулся:
— Ага! Сам туда полезешь за ней? То-то же.
Тут, к его удивлению, сиамка, прижав уши и изобразив на холке ирокез, крадучись вышла из-за угла. Остановилась у шкафа. Она сидела и неотрывно смотрела на дверь, зло урча. Макар подумал, не заболела ли кошка, но подойти не решился, а пошел снова к столу с ноутбуком. Он уже нащупал детективное начало и хотел быстрее записать, чтобы не потерять смысл, но его отвлек телефонный звонок. Это проведывала жена с работы: — Мак, ты нашел ребрышки? — Да, вроде… — Что за вроде? Ты же вчера сам ходил за ними, у него зубы шатаются, надо было хорошо проварить… — Лера, я не помню. Да он на них и не взглянул даже… — Что-то ты мне не нравишься сегодня, а? Ладно, я буду поздно, у нас комиссия из Минздрава. Всё, обнимаю…
Кошка зарычала громче и страшнее, не отходя от шкафа, а Лоск спрятался под диван. «Да что за хтонь ей мерещится? Взбесилась она?»
У Макара кончалось терпение вместе со смыслами и градусами в крови. Он угрожающе махнул на кошку рукой, но та не пошевелилась, и он повернулся, чтобы идти к ноутбуку. Макар боковым зрением увидел, скорее ощутил, что дверь шкафа стала открываться. Боли он не почувствовал, но понял, что был удар в затылок, потому что стена, качнувшись, упала на него. Перед тем как провалиться в морок, Макар заметил занятное пятно крови на обоях, потом наступила тишина, нарушаемая только двойными толчками его сердца. И всё окутал невозмутимый уютный покой.
С высоты потолка он увидел себя, лежащего на полу, и верного Лоска, лижущего его разбитое лицо. Бледный молодой мужчина в черных очках и куртке с капюшоном наклонился к телу. Макар висел у люстры, изумленно наблюдая как в иллюминатор за происходящим. Лица незнакомца он не увидел, но его повадки, плечи и походка показались очень знакомыми. «Ну и хрен с ним», — подумал Макар. «Это я на полу?… Я, похоже, умер… Как мне теперь дальше отсюда жить?..» Обойдя стороной рычащую кошку, чужак заглянул в ноутбук, подвигал мышкой и набрал на клавиатуре короткий текст. Обернувшись, сказал в сторону уже готовой к прыжку сиамке: “Уймись, Сара…” Потом не спеша вышел прочь из квартиры. Забытый в кухне чайник надрывался свистком.
Пока везли через весь город, он перестал что-либо чувствовать, кроме сильной жажды. Настолько сильной, что язык во рту распух и отказывался шевелиться. Макар пытался выговорить единственное слово: «она». Кольцо с синюшного пальца сниматься отказывалось, все звуки доходили как будто с того конца стометровой канализационной трубы. Когда до Макара донеслось: «Сухожилие что ли подрезать?..», он захотел вскочить. Кольцо всё-таки после очередной попытки стянули, не прикасаясь к сухожилию. Как будто трогали пластмассу, когда переносили и делали что-то еще. Ни боли, ни печали, ни смысла. Только жажда.
Смeрть огляделся в прихожей, заглянул в зеркало, снял очки, оставшись в капюшоне. Кошка с собакой, как зомби, сами зашли в ванную, и он запер их там. Мужчина был высоким, крепким, лет около тридцати, с жидкой бородкой и живыми, любопытными глазами на приятных черт лице. В доме стeмнело, только в соседней комнате тускло горeл свет ноутбука. Жена Лера отпрянула от Макара, и он заметил кровь на ее губах. Смeрть хихикнул, — «А ничего красочка для такого случая…», — его голос шуршал, как целлофановый пакет на ветру. Скользнув нaд полом, мужчина вплыл в комнату.
— Ты поздно пришел! — раздался тихий голос из-за спины.
Смeрть оглянулся. Лера сидела в кресле, одетая в длинное зимнее пальто. — Мой хаоспилот всё раньше почувствовал, еще при звонке… Такси. И вот я здесь.
— Почeму же, Валерия? — нeдовольно буркнул Смерть, — скорая будет ехать еще минут восемнадцать. Всё успею… Макар, погнали… У меня еще три вызова.
Макар поднялся, усмехаясь:
— Этого я и ждал. А что, старухи кончились у вас?
— Так и знал! Сколько ни следи за внешностью, клиент всегда недоволен, — зашуршал мужчина обиженно, — Гоняюсь за тобой уже который месяц! Но ты ни минутки не можешь посидеть спокойно! Как ни приду — тебя нет дома! То на работе, то с анонимными алкоголиками, то в редакцию укатил. Однажды до полуночи тебя ждал, как дурак, а ты, оказывается, до утра на рыбалке!
— Привет, — удивился Макар. — Я еще и виноват. А что за блажь обязательно из дома забирать?
— Разнарядка такая… Хорошо, что сегодня случай подвернулся. А ты как будто не знал, что так кончится? — ехидно уточнил гость.
— Так, что теперь плакать, что ли? — усмехнулся Макар. — Лера, ты не знаешь, кто это приходил и огрел меня по голове?
— Всё должно было быть не так! — ответила жена. — Я прихожу с работы. Ты трезвый, с приготовленным ужином встречаешь уставшую любимую, ушастые накормлены… А ты сорвался! Опять… Кстати, где Сара с Лоском?..
— Не знаю…
Из ванной комнаты жалобно тявкнул бульдог.
— Стоп! Кто приходил?!
— Я из-за вас выбиваюсь из графика! — заскрипел Смерть. — А у меня, между прочим, тоже нервы! .
— Хочешь кофе? — спросила Лера.
— Что? — переспросил он. Капюшон упал на плечи.
— Кофе! Молотый, хороший! — Лера встала и сняла пальто, — есть пирожное. Угощайся. Кстати, плеснуть тебе коньяку?
— С каких пор у тебя коньяк? — удивился Макар.
— Привыкла, пока тебя ждала из психушки. Ты скажешь, наконец, кто к нам приходил? — Лера выпустила собаку и кошку из ванной. Животные сразу забились под диван. Смерть попытался сопротивляться:
— Я не могу, на сутках сегодня…
Лера отмахнулась:
— Нельзя так изводиться! Ты видел себя в зеркале? Бледный, худой. Это от переутомления! Дай пульс… Беречься надо. Расслабляться иногда, — консультировала хозяйка, уже наливая коньяк из серебристой фляжки в крохотную рюмочку. — Сходи, чтоб тебе твои косточки размяли, на массаж, ванны попринимай. И для души… Слушай, а ты никуда сейчас не торопишься? — неожиданно воскликнула она. Смерть прошуршал, что до восхода совершенно свободен. Макар ободрился:
— Тогда поехали с нами! Погуляем напоследок. Я такой клуб знаю — там до утра живой джаз!
Лера поднялась, сказала Смерти, подойдя вплотную:
— Ладно, давай продолжим там, у меня еще есть вопросы, если ты не против…
Они вернулись ранним утром, еле передвигаясь, уставшие, поддерживая друг друга. Макар упал в кресло:
— Фуу, в жизни так не гулял! Может, хоть после тебя, старик, отдохну. Ну, чё?Теперь погнали?
— А вот фиг тебе! — мстительно сощурился пьяный Смерть, садясь в другое кресло. — Не стоит у меня сегодня. Так что графоманить тебе еще довольно долго. Увы.
В ответ на поднятую бровь Леры, Смерть пояснил:
— У меня годограф! А вы меня совершенно выбили из него. Так что супруг подождет меня, а ты потерпишь. Пойду я за более дисциплинированными кандидатами… Холостыми…
Он тяжело поднялся, поправил перед зеркалом очки, накинул капюшон. У самого порога обернулся:
— В следующий раз приду внезапно. Однажды… — он икнул. — Р-ано утром… Когда, говоришь, в том клубе снова играет джаз?
Заступивший на смену врач сразу вызвал у Макара море позитива. Зайдя в реанимационный зал с лучезарной улыбкой и напевая себе под нос: «Не ходи к нему на встречу, не ходи…», стал флиртовать с медсестрой. К очередному забору крови на анализ он спросил у нее про катетер. Потом нахмурился, осмотрел катетер и пробурчал: — Дай дураку стеклянный хер… Оказалось, при установке чуть переломилась трубка. Заметить это должны были сразу, но не заметили, или отмахнулись.
— Ну что, молодой человек, нравится у нас? — наклонился он к Макару. Тот поёжился, еле двигая немым языком:
— Жаловаться пока не на что, но задерживаться не хотелось бы.
— Это правильная диспозиция, такие больные нам нужны. Поверни голову налево. Как у Леры со здоровьем?
— Спасибо, хорошо. А откуда?..
— Ну и хорошо! Не ходи к нему на встречу, не ходи…
Во время этой непринужденной беседы он выполнял манипуляции по удалению старого катетера. Потом начал вводить новый. Макар был в курсе: когда эти начинают беседовать с тобой на отвлеченные темы, то значит сейчас будет больно. По этой причине отвлечься он не смог. Сначала мужественно терпел, хотя слёзы сами катились по щекам. И в один момент не выдержал, застонал. Врач пропел:
— Да ладно.
— Ага… больно, сука!
— Зато бесплатно! А-а! У него гранитный камушек в груди…
Макар очнулся на выходе из ломбарда с начищенным до блеска обручальным кольцом на пальце. «А если и правда, взять, и стартовать со смерти?..» — эта роскошная мысль так понравилась, что Макар присвистнул. «Прожить задом наперёд. Начать со смерти — сразу одной проблемой меньше. Очнуться в доме престарелых, с каждым днём чувствуя себя всё лучше и лучше. Потом тебя выгоняют, потому что ты слишком здоров. Какое-то время ты на пенсии, потом начинаешь работать и в первый же день тебя чествуют, дарят именные часы или спиннинг…»
Внезапный карачун и последовавший за ним разворот писателя не испугал, но вначале его вывернуло “Финляндией” за углом чебуречной. А потом всё и началось. Ничего не подозревая, Макар с каждым днём ощущал прилив сил. Он уже спал без кошмаров, хотя сперва его повеселили сны, в которых калека вылезал из-под колес грузовика, пятился назад на обочину, и сразу обрывался его, Макара, детский крик. Селедка слетала с хлебца и заплывала в холодильник, хрустальный стакан удалялся от губ в черноту, прощально освобождаясь от белой королевы его горького прошлого. Проблемы разрешались сами собой. Только один день, когда Макар получил удар в затылок от незваного, но знакомого гостя, не повторился обратно, и это его беспокоило.
Тревоги по этому поводу исчезли совсем, когда однажды утром радостная жена поцеловала его как прежде, и перед Макаром пронеслось недавнее событие — уход с позором из анонимных алкоголиков. А изгнание из психбольницы, потому что он был признан симулянтом, просто потрясло его. Какое-то время Макар побыл на пенсии по инвалидности, а когда ее забрали, начал работать айтишником. Больничные листы из-за пьянок возвращались в поликлинику, на работе он все больше и больше набирал авторитета, пока не стал завотделом. Секс женой с каждым днем набирал таких высот, что Макар испугался за свою выносливость. В ванной он с удовлетворением наблюдал уменьшение живота и рост мускулатуры. Только однажды Макар с горечью увидел, как его любимая уходит от него к первому мужу, и почувствовал, как ненависть того постепенно становится наглостью владельца недосягаемого для Макара совершенства и красоты. Ухмылка, плечи, движения и повадки его что-то сильно напоминали, но другая печаль отвлекла от этих мыслей — он разлюбил писать.
Началось с того, что его выпроводили из редакции вместе с рукописью и убийственной рецензией на повесть, которую он писал пять лет. С каждым днем он все больше и больше ненавидел свои тексты, писательство становилось невыносимой повинностью, — и в один из дней Макар понял, что не напишет больше ни строчки.
Радость фейерверком взорвалась в нем от этой мысли. Он всё возрождался, работал лет десять, пока не помолодел до того, чтобы начать наслаждаться бездельем: вечеринками, сексом и вином в родной alma mater. Это подготовило Макара к старшим классам школы, когда ушла первая любовь, потом к младшим. Потом он стал карапузом и проводил беззаботные дни в играх, ни о чём не заботясь. Девять месяцев в уютном спелеосанатории с центральным отоплением и едой, поставляемой в номер, были самыми лучшими в жизни Макара.
С каждым днем в здравнице становилось всё просторнее и просторнее. И однажды Макар пересуществился в оргазм. Судорогой сотрясло тело. Он лежал в нелепой позе на полу квартиры. В кухне свистел чайник. Знакомая девушка Лера слизывала кровь, льющуюся из его разбитого лба.
Автор публикации
