Дальний Восток славится природными и морскими богатствами. Тихоокеанский флот всем своим содержанием богат уникальными военнослужащими, способными выполнять невыполняемые приказы и решать нерешаемые задачи. Об одном таком бывшем военнослужащим и пойдет речь в моем рассказе.
Так, в начале 2000 года, когда в холодную дальневосточную ночь президент России рассказал, что уходит в отставку, мичман заступил дежурить по самому важному, с его точки зрения, участку военного обеспечения. Точнее сказать, он поздравил себя ещё утром и практически в состоянии аффекта сидел за рулем своего любимого автомобильчика японского производства с встроенной холодильной камерой. Такая камера в трудные минуты приходилась ему и родным кровом и постом наблюдения и спасательной водолазной камерой, и находился он в должности водолазного инструктора Совгаванского Военно-морского района. Вода для мичмана была стихией, которая его кормила и спасала от не минуемой жажды и вдохновляла на новые приключения, которые не успел снять на свою подводную камеру великий Жак Ив Кусто. Итак, его начальник в воинском звании лейтенанта только прибыл для дальнейшего прохождения службы на Тихоокеанской флот и никак не ожидал, что после сдачи государственных экзаменов, выступления на дворцовой площади перед тысячами граждан, ему в подчинение попадет один единственный мичман. Его легкая доброжелательность сразу навела на вопрос, что мичман настоящий «Человечище», является идеальным подводным пловцом, имеющий связи практически среди всех «крабов» и других криминальных авторитетов Хабаровского края.
Сложно проверить человека, как говориться «с ходу» и лейтенант решил проверить его в работе, с задействованием систематического погружения в водные биологические ресурсы Дальнего востока. В одной из бухт Императорской гавани прекраснейшего Татарского пролива на глубине пятнадцать метров лежал затопленный понтон для подъема затонувших кораблей. Высота его составляла порядка пять с половиной метров, соответственно если в водолазном оборудовании погрузится на понтон лежащий под водой, то, как бы ни хотелось, дальше 10 метров не погрузишься. Мичман в тот день был немного грустный, вероятно он понимал, что от лейтенанта так просто не уйти и наконец-то решил доказать сам себе, что «он сможет»! Одевали мичмана в водолазное снаряжение быстро только лишь для того, чтобы он не передумал и по какой-либо причине, не убыл раньше времени к новому месту службы.
И вот погружение началось. Задраив иллюминатор, мичман как бы в последний раз попрощался глазами с лейтенантом. Морская пучина поглощала накаченное адреналином тело, и оно постепенно погружалось и погружалось в соленые воды Императорской гавани. В своих мыслях мичман уносился далеко в детство, где кружилась голова от первых успехов, вспоминалась первая любовь и первый глоток какого-то коктейля. И вдруг, на самом этом месте, ему пришло в голову показать себя с другой стороны, чтобы всем запомнилось это головокружительное погружение. Мичман практически упал на понтон на глубине 10 метров, вцепился в него всеми водолазными приспособлениями, быстро доложил о состоянии самочувствия и понял, что все пройденные этапы сложной жизни закончились. Держась одной рукой за что-то твердое, он энергично начал вытягивать на себя шланг подачи воздуха, который выходил на палубу водолазного катера и был помещен в специальный ящик. Длина шланга составляла порядка 100 метров. И этот шланг начал уходить под воду, мичман тянул, тянул, тянул и постоянно судорожно повторял – «Погружаюсь, самочувствие хорошее, погружаюсь, самочувствие хорошее». В этой стихии счастья, мичман забыл обо всех законах физики, которых возможно никогда и не знал. Лейтенант уже давно догадался, что мичман «прячется» и дал ему возможность реализовать себя полностью. Когда все сто метров водолазного шланга лежали на понтоне и мичман начал потихоньку осознавать свою непричастность к глубоководным погружениям, от лейтенанта поступила команда – «Перекрываю воздух, замеряем глубину», – «Это всё, конец!» – послышалось от мичмана из радио транслятора. Несмотря на то, что все услышали этот тяжелый вздох, пришлось для полного водолазного наслаждения переспросить – «Не понял, повтори». Мичман, уже спокойным и нежным голосом ответил – «На грунте, чувствую себя нормально, видимость ноль». Исходя из соображений «Водолаза обманувшего весь мир», судя по количеству вытянутого шланга, мичман находился примерно на глубине более 100 метров. Реально, он лежал на глубине 9 метров, обняв какой-то выступ на понтоне, и наслаждаясь изобилием излишества шлангов, он напоминал дождевого червя, ползающего в моросящий дождик по проезжей части. Конечно его «глубоководный спуск» закончился благополучно, но он начал понимать, что нанес себе глубокую психологическую травму. И с ней надо было что-то делать, как-то справиться. В этот вечер лейтенанту пришлось много выслушать о трудном детстве мичмана. С особой ценностью он рассказывал про какие-то карусели, в принципе о которых дальше пойдет речь.
Мичман начал снимать стресс. Лейтенант с комдивом видели, что необходимо вмешаться, но всё только начиналось. Уже несколько дней мичман ночевал в своем любимом грузовичке, который был припаркован в небольшом лесочке у штаба района. Командир района контр-адмирал, проезжая на службу, не подозревал о том, что один из его военнослужащих спит в холодильном отсеке грузовичка и впервые, не видя мичмана, обратил на машину все отцовское внимание и со словами – «Опять какой-то придурок, припарковался в лес», и проехал проводить очередное совещание в дом офицеров. Следует отметить, что адмирал вообще любил совещания. Мичман, как будь то, услышал слова родного отца, проснулся и допил что-то горькое, до боли напоминающее водолазный спирт которым протирают шланги. Слово шланги он произнес вслух, и снова повеяло грустью, закружилась голова. Он произнес единственное за этот день слово – «карусель».
На улице пошел сильный дождь. Надо было ехать на службу выполнять воинский долг. Собрался с мыслями, вылез из холодильника, посмотрел на старый матрац, неожиданно для себя решил его заменить. За рулем стало веселее, громко заиграла музыка, и практически без проблем выехав на трассу, мичман уже более громко произнес слово – «карусель» и надавил на педаль газа. Сильный дальневосточный ветер и дождь напоминали ему то самое погружение под воду и лейтенанта, который теперь раздвоил его личность. Водолазный спирт с пузырьками воздуха дошел до мозга мичмана и в такой карусели он увидел картину: на трассе стоит огромное животное с головой лейтенанта, эта голова постоянно кричит – «замеряю глубину, замеряю глубину» и все с каким – то протяжным у-у-у-у. Мичман подумал, что это сон и спокойно сказал, «Ну все, психологической травме конец». Пошёл на таран – это была его очередная большая ошибка. Он уже не помнил, чем закончился этот день. Ему казалось, что в его детстве появились новые люди, катающие его на карусели, они что-то кричали, кто-то дико смеялся. В этом сне появилась нежная старушка, в платочке, со слезами. Которая все причитала, – «Ромашка, что же ты наделал, что же ты наделал»!
Комдив спасательного дивизиона, где непосредственно служил мичман, был хороший человек. Добрый и правильный. Любимый всеми командир и подвести его было не то чтобы стыдно, просто не совестно. Он шёл на службу и думал о том, что после таких боевых выходов и дежурств, он скоро увидит спокойную пенсию. Почему-то немного болело сердце за мичмана. Как всегда посмотрев в сторону рынка, комдив увидел любимого мичмана, выбритого, чистого и почему то стоящего за мясным прилавком, предлагающего всем прохожим говядину. У комдива немного дернулся глаз. Мичман решил сразу и в полном объеме всё доложить. Говорит еду вчера – ветер, дождь и тут на тебе – корова на дороге, не успел свернуть и прямо в неё. И начал с таким восторгом и подчеркиванием, как будь то, хотел рассказать ту самую, дорогую детскую тайну в дергающийся глаз комдива о том, что корова была с головой лейтенанта. За последние три дня мичман первый раз улыбнулся. Со словами, – «Вот надо продать мясо, старушке убыток возместить», попросил у комдива накопившийся за дежурства отгул. Комдив, не подозревая о том, что старушка написала заявление в милицию, мичмана отпустил. И тут началась карусель. Милиция сообщила о происшедшем ДТП командиру военно-морского района контр-адмиралу Якимчуку В.П., который назначил по данному факту разбирательство и совещание в доме офицеров, причём как всегда – «Срочно!». Личный состав дивизиона спасателей был оповещен и все, вместе с лейтенантом прибыли на совещание. Для лейтенанта это было первое совещание с участием контр-адмирал и их объединяло одно, точнее один военнослужащий, имеющий отношения и к адмиралу и к лейтенанту по состоянию подчиненности. Конечно, лейтенанту тогда хотелось стать адмиралом, но он еще не знал каким. В этот раз в первом ряду сидели двое, комдив и лейтенант. У комдива продолжал дергаться глаз. Лейтенант уже знал о происшествии, но не знал, где сейчас находился мичман. Комдив как-то тихо и непонятно пробормотал об его отсутствии. В доме офицеров, как в старом драмтеатре Тихоокеанского флота пахло сыростью. Совещание началось. Драма разыгрывалась. Контр-адмирал Якимчук В. Был выдающимся оратором, единственное, что мешало понимать его грамотную речь, это систематическое упоминание матерного лексикона, отчего государственную тайну разгласить было практически невозможно. Адмирал начал просто – «Где мичман?». Тишина дома офицеров заставила услышать собачий лай на улице. Кто-то опять тихо смеялся. Комдив встал и со всей офицерской выучкой, доложил – «Товарищ адмирал, мичман в отгуле за несение дежурно-вахтенной службы». Глаз перестал дергаться, у комдива наступило практически то же состояние погружения на грунт. И ему снова и снова хотелось говорить, что мичмана отпустил он, что о корове он узнал только утром когда был на рынке, что ему очень хочется на пенсию. Внезапно комдив понял, что это все он случайно произнес вслух. Адмирал охренел. Других слов найти просто невозможно. Далее как в тумане, из адмирала летели слова: спасательный отряд, мичман сбил корову, милиция, старушка, и много еще печальных деталей, в конце четкое, и ясно-выраженное – «Мичмана уволить». Комдив даже не помнил, как он сказал «Есть уволить». Он сел на грязное кресло, посмотрел на лейтенанта своим добрым отцовским взглядом и как-то странно улыбнулся.
На следующий день мичман вернулся в спасательный отряд чуть раньше положенного по уставу времени, форма отглажена, выбрит, опрятен, выражал всем своим внешним видом желание выполнить любой боевой приказ комдива, и только перед лейтенантом было немного стыдно, возможно только потому, что он опять вспоминал корову с головой молодого офицера. В рабочем кабинете комдива мичман говорил о своем детстве, просил его не увольнять, рассказывал о своей бедной маме, затем потекла слеза, и он уже практически в бреду чуть-чуть не произнес слово – «карусель», но вовремя остановил себя и пообещал больше не подводить. Комдив его простил, но теперь у обоих немного задергался левый глаз. Комдив забрал у мичмана ключи от любимого грузовичка и со словами, – «Через месяц отдам», и отправил его наблюдать за водолазными спусками.
Месяц прошел быстро и незаметно для всех. Стало теплее на улице, настроение у всех поднялось. Окончательное разрешение психологической травмы реализовал дивизионный механик, который по своей душевной простоте пригласил всех на свой день рождение. В этот вечер мичман понял, что очень скучает по карусели. Получив долгожданные ключи от грузовичка, находясь в военной форме, несколько раз крикнул дивизионному механику “Ура”, громко включил музыку и унесся в неизвестную для всех дальневосточную даль. Водолазный спирт раскрутил карусель до невыносимой скорости и ощущение блаженного полета в любимое детство, снова кружило голову. Проваливаясь в теплую тишину, закрыв на минуту глаза, он увидел свою первую любовь, она была по – своему красивая, он начинал делать ей первое признание в любви. Неожиданно, первая любовь оказалась в форме того самого милиционера, который принял заявление от доброй старушки по факту сбитой коровы и опять, опять у милиционера была голова того самого молодого лейтенанта. Лейтенант, почему то опять все время кричал, – «Остановись, не надо, мне больно, и так протяжно и долго – «Бооольнооо!». Как закончился этот день, мичман не помнил. Утром он проснулся на новом матрасе, в своем грузовичке. Выпил что-то очень горькое из бутылки и принял решение выдвинуться на службу. На службе, то есть в дивизионе спасателей ни кого не было. Дежурный по части, немного улыбаясь, сказал мичману, что все ушли в дом офицеров на совещание. На всякий случай, мичман через дежурного просил передать комдиву, что он взял отгул. Дежурный сразу позвонил в дом офицеров и обо всем доложил кому следуте. На этот раз контр-адмирал Якимчук спокойно вызвал всех в дом офицеров по поводу совершенного мичманом наезда на сотрудника дорожно-патрульной службы, пытающегося проверить у него водительское удостоверение. У контр-адмирала дергался левый глаз, драмтеатр Тихоокеанского флота дрожал от его психологической невыносимой боли. Периодически слышались слова в виде вопросов: спасательный отряд, почему не уволили после коровы, почему пьяный за рулем, почему сбил гаишника, где мичман? В этот момент контр-адмирал вдруг представил, как мичман на рынке торгует мясом гаишника и скрытно улыбнулся, но потом понял, что это он произнес вслух начал опять жутко материться. Все военнослужащие за этот лексикон адмирала очень любили. Совещание закончилось однозначным решением – уволить!. В дивизионе спасателей разбирательство проводил лейтенант, который с глубоким предчувствием расставания с мичманом написал в выводах – «уволить по несоблюдению условий контрактной службы». Долго потом думал лейтенант над этой формулировкой, надо же так красиво кадровики придумали.
Неизвестные до настоящего времени силы вступились за мичмана. Лейтенант долго еще не понимал, почему мичмана не уволили, а комдив не хотел больше говорить на эту тему, забрав у мичмана ключи от любимого грузовичка на три месяца. Сотрудник милиции выздоровел, он оказался бывшим военнослужащим нашего гарнизона и ранее также был в воинском звании мичман. Лейтенант стал догадываться о волшебном действии водолазного спирта, которым протирают водолазные шланги. Прошло три месяца, грустных, тяжелых, изнуряющих работой. Все, в том числе и мичман, стали забывать корову и сотрудника ДПС. Мичман, как любой мужчина, скучал по машине. Дома несколько раз громко включал музыку. Но, что-то его все время останавливало от воспоминаний. Иногда обильно текла слюна и приходилось её сглатывать, это было уже не первый раз, мичман думал, что все из-за того злополучного погружения под воду. И пришло время получать заслуженный водолазный паёк. Он состоял из мяса говядины, сгущенки, разных солений и напоминал праздник. Машину комдив по-прежнему не давал, и мичман просил маму прибыть в дивизион и доложить комдиву о том, что дома нечего есть. Долго брал комдив с мичмана различные виды обещаний. Ведь он был правильный и порядочный человек, все его уважали и любили.
В целом комдиву было уже все равно, он практически был одной ногой на пенсии и отправил мичмана за пайком, прибывая в хорошем настроении. За водолазным пайком следовало ехать порядка 50 километров. Ни чего не предвещало беды. Не было дождя и ветра. Немного стало прохладно на улице. Мичман постепенно набрал скорость, и чем выше была скорость на спидометре, тем больше воспоминаний приходило в эту чудную голову. Мысли о первой любви оставляли его. Иногда вспоминал, как продал всю мякоть говядины на рынке, а кости закапывал в чьем–то огороде, как старушке вернул деньги и целовал ей руки. Как мерил форму сотрудника ДПС, с которым теперь водил дружеские отношения. Все это теперь было в прошлом. И после наставлений комдива, он был уверен, что с ним ни чего не произойдет. Уже практически подъезжая к продовольственному складу, неожиданно у дороги оказалась группа сотрудником милиции. Один, в штатском, представился сотрудником уголовного розыска, который обратив внимание на военно-морскую отглаженную форму одежды мичмана, высказал ему свое одобрение и уважительное отношение к службе на флоте. Так же неожиданно для себя сотрудник УГРО сказал, что мичман хороший парень и это его обескуражило. Мичмана попросили помощи. Показали ему дом, в котором находился неопознанный труп. Попросили данный труп отвезти в городской морг и мичман согласился. Труп положили на то самое место, где мичман постелил свежий матрац и три месяца назад на нем высыпался сам. Получив ответственную задачу, мичман забыл о пайке. Он понимал, что теперь находится под крышей правоохранительных органов. Единственное, что смущало, с ним ни кто в сопровождении не поехал. Наверное, тем лучше, подумал мичман и непроизвольно в первом попавшемся ларьке купил несколько банок крепкого по градусу иностранного коктейля. Алкоголь повышал скорость автомобиля и громкость играющего из музыкальных колонок тяжелого рока. Мичман не помнит, сколько раз ещё он останавливался по ходу движения. Наступало или точнее сказать накатывало то самое приятное, долгожданное ощущение полета любимой детской карусели. Весь мир был перед ногами безнаказанности. В поле ходили добрые коровы и поворачивали головы на идущие по дороге машины. Коровы были коровами, прошел сотрудник милиции, и у него голова была сотрудника милиции. Мичман понимал, что он выздоровел. Перед глазами стали мелькать красно-синие огоньки карусели, на которых сидела его первая любовь и она была с головой первой любви. Сквозь слова признания в любви, мичман слышал, как карусель стала задавать вопросы: – «Предъявите документы, почему вы в таком виде, откройте холодильник». И он каким-то не свойственным для него движением, открыл дверь холодильника автомашины и закричал от ужаса, на его месте, на его новом матрасе лежал труп с головой лейтенанта, и голова спрашивала, – «Почему в вашей машине мертвый человек, где сопроводительные документы на труп?» и еще много, много прозвучало разных вопросов. Как закончился этот день, мичман не помнит. Вернуться по известным уже причинам домой в этот день он не смог. Водолаз спал на старом матрасе в позе эмбриона и постоянно звал маму и лейтенанта, непонятно произносил слова – «водолазный паек». Милиционер дежурной части смотрел на мичмана и вспоминал свои годы службы на флоте. Утро в дивизионе спасателей началось прямо в доме офицеров. Да и что там говорить, контр-адмирал в драмтеатре уже собирал новую труппу спектакля. Выкрикивал всем любимые слова: дивизион спасателей, мичман, сбитая корова, милиционер, труп в багажнике, что вызывало и огорчение, и смех одновременно. Все закончилось теми же словами – «Уволить», но в это уже ни кто не верил и только один комдив знал, что всё будет не так! Кстати это было его любимое выражение! Пока разобрались, откуда у мичмана взялся труп в машине, прошло три дня. Это были сложные дни. В одну из ночей, на кровати мичмана сидел лейтенант и читал ему стихи. Практически так и закончилась эта веселая история. Мичмана на этот раз уволили. Всем стало немного легче. Через несколько мичман действительно вылечился и устроился на службу в милицию, стал сотрудником ДПС. И в один из прекрасных дней остановил автомобиль, в котором с небольшим запахом водолазного спирта сидел контр-адмирал.
Продолжения этой трагедии знают только стены драмтеатра Тихоокеанского флота. PS Рассказ написан с добрыми воспоминаниями, о совместной службе с командиром дивизиона спасателей капитаном 2 ранга Ищенко Анатолием Викторовичем.(Царствие небесное). Все совпадения с реальными событиями случайны и не несут оскорбительного характера.
Крым, Симферополь 2020 год.
Автор публикации
Практически психологический триллер.
В некоторых специфических понятиях мало разбираюсь, но в психологическом портрете мичмана и действиях его коллег, многое понятно. Читала с удовольствием и интересом.
Но удовлетворения было бы значительно больше, если текст разделить на абзацы и сделать между ними разделяющий пробел.
Спасибо и удачи в творчестве.
История, как говориться, из прошлого, из 90-х, но реальная!
Спасибо ха прочтение и высокую оценку!
Всех благ!
Спасибо за подаренный смех из Вашего Евгений рассказа. Смеялся как говорится до упаду. Браво.
Тут правда жизни, брат-поэт!