Покровом черно-синим ночь легла на степь,
Монетою златой за горы солнце закатилось
И в россыпи из звёзд жемчужный месяц креп,
Цветком посредь жилища пламя зародилось.
И в алых отблесках костра, дарящего тепло,
Расселась шебутная детвора уж в предвкушенье.
К рассказам их седой старухи так влекло,
К легендам древности, что кладезь для ученья.
Средь гривы из лесов, что цветом малахит,
В лугах, что так сочны блестят, как изумруд,
В скалистых берегах могучих, что гранит,
Промежду злАтых дюн, что ветры нанесут,
Жил грозный великан по имени Байкал.
В повинных он держал трехсот богатырей,
Несметную казну, чрез дань, он с них собрал,
И чахнет он над ней, как жадный царь Кащей.
Но дочь его краса с глазами, что сапфир,
Уж больно как вольна и своенравен нрав,
Прекрасной Ангарой дивится здешний мир,
Щедроты от отца транжирит та стремглав.
Байкал – отец седой, не раз уж дочь журил,
Что ветрено она расходует казну.
Красавица смеясь над тем, что говорил,
Спускала деньги те в бурлящую волну.
Не мог он отказать любимице своей,
И покупала та расшитые шелка,
Наряды, башмачки, монисты из камней,
Что привозили ей купцы издалека.
“Не будь суров, отец, – лишь молвила она. –
Добру зачем лежать за сотнею замков?
Монетами казна до краю уж полна,
В ней злату-серебру давно уж нет счетов.
Побалую себя обновкой я когда,
Другую часть отдам тем, кто нуждой пленён.
Богатства пусть твои, как яркая звезда,
Осветят путь для тех кто ими обделён.”
Молочной белизной прекрасного лица
И синевою глаз, и брОвями черна,
И строен её стан, косе же нет конца,
И доброю душой она наделена.
И стала Ангара зеницею очей,
Ведь больше всех богатств берёг ее Байкал,
И стражем верным он был дочери своей,
В светёлки та сидит, где воздух замирал.
Настал тот горький день, ведь дочка подросла,
Когда расстаться с ней – любимицей, отцу,
И быстрая молва уж славу разнесла,
И женихи толпой идут к его крыльцу.
Что же поделать тут, коль время не стоит,
Пора уж дочь отдать, тому из молодцов,
Который всех сильней, и дочку он вручит
Тому, кто победит в отборе, что суров.
Сошлись богатыри в борьбе за девы длань,
Ведь щеголять при всех им молодость велит,
А дева же меж них скользит, как в чаще лань,
Не люб ей не один и к сердцу не лежит.
Отец же присмотрел средь них уж жениха –
Красавца-удальца, Иркутом что зовут.
Мысль выдать за него дочурку неплоха –
Младые далеко от взора не сбегут.
Но Ангара опять не слушает отца,
Стоит всё на своем гордячка его дочь,
За лЮбого пойдёт лишь только молодца,
С упрямой девой спор отцу вести невмочь.
Богатые дары к ногам её кидал,
Словами слаще чем от диких пчёл меды
Избранник от отца её увещевал,
Всё тщетны и пусты Иркутовы труды.
И летнею порой на праздник вновь пришли
Из разных волостей – гостей несметный счёт.
Средь них был Енисей – герой из той дали,
Где средь равнин и гор свободно жизнь течет.
Он ловок и пригож, силен и тонкостан,
И широтой плеча он превзошел других.
Он деве преподнес, похожий на тюльпан,
Подснежник, что сорвал в владениях своих.
Любуясь им в бою, средь скачек, на пиру,
Расстаяло в груди, нетронутое ведь,
То сердце, воспылав, сразило Ангару,
И влюблена она в богатыря уж впредь.
И он не сводит глаз, любуясь красотой,
Он взором её враз, как солнцем ослеплён.
Байкал же хмурит бровь и гонит уж долой,
Он дочку не отдаст – жених ему дурён.
Уж больно далеко владения его,
И дочерь отпустить не может ведь Байкал,
Что будет делать он, коль бросят одного,
Не для того растил и дочь он воспитал.
И в грусти уж сплетён в светелке ей туман,
По лЮбому она печалится в тоске,
Отца же обуял из ревности дурман,
Не хочет слышать он об этом наглеце.
У малого окна сидит она подчас
И слышит иногда украдкой пенье птиц,
Которые несут любимого ей глас,
Что осветляет мрак затворенных темниц.
Уж исхудала дочь, с лица она сошла,
Но непреклонен был седой отец Байкал.
Сулит уж руку он, хоть дева не дала,
Иркуту-молодцу, которого избрал.
И пуще стерегут красавицу теперь,
Но мочи нет терпеть – свободен её нрав.
И просит та ручьи, чтоб отперли ей дверь,
И точат уж ручьи засовы все стремглав.
Отец же её спал в заботах утомлён,
С Иркутом сговорясь о свадебных делах,
Он вести разослал о браке меж племён,
И в дрёме пребывал в крепчайше-сладких снах.
Но вдруг вскричал Ольхон, что в стражниках бывал,
Что дочерь убегла – открыт уж ей засов.
И грозным ревом вмиг разверзнулся Байкал,
И болью возопил покинутых отцов:
“Останься, дочь моя, седины пожалей!”
Но мчалась Ангара в ответ ему крича:
“Ты мной ценим, отец, но мчусь уж я скорей
К тому, кого люблю!” И грозно зарыча,
Он бросил камень ввысь, чтоб дочь остановить.
Слуга его Ольхон бежит вдогон за ней,
Но в остров превратясь, что водам обходить,
Он замер навсегда, на вечно среди дней.
А камень, что тогда был брошен уж отцом,
Как аспид закрутясь, летит беглянке вслед,
Но рухнул он серЕдь Шамановым камнЁм –
От змея гребня лишь остался силуэт.
Свободно Ангара струится средь брегов,
Кидая на пути приданное своё,
О самоцветах тех и злате тех даров
Судачит испокон бывало старичьё.
И встретил Енисей, в объятьях закрутя,
Которую он ждал в отчаяньи томясь.
И слились, наконец, судьбу переплетя,
В поток единых вод, в далёкий край стремясь.
Легенде той уже минуло много лун,
Её передают уж предки молодым,
Как сказку перед сном иль песню звонких струн
В рассказах тех она, огнем горит живым.