Дом, обычный дом…

Господи, страшно-то как…Ну зачем я согласился? Вот дурак! Однако – ной не ной – возвращаться все равно нельзя. Засмеют. Тем более, что несколько ступенек в подвал уже пройдены и дверь за спиной закрыта. Наверное, сейчас стоят они за ней, в замочную скважину посмотреть по очереди пытаются – мол, не струсил ли я… Не дождутся! Все равно спущусь до самого низа, всем нос утру! Но как же все-таки страшно, господи…

Нашему детдому в прошлом году, считай, сто лет стукнуло. Старый, жуть! Васька с Петькой говорят, что здесь привидение живет. В подвале. Это вроде бы тот самый кочегар, который во время войны здесь работал. До того, как фашистская бомба в здание попала… Еще говорят, что из подвала он не выходит – ночью, мол, просыпается и большим железным ключом по трубам стучит. Тук…тук…тук… Равномерно так, с одинаковыми промежутками. Этот стук я сам слышал. В первую же ночь, как меня сюда привезли. Но призрака я, конечно, не видел – времени с моего появления пока все-таки мало прошло: неделя всего.

Сегодня вот настал момент посвящения в «свои». Петька говорит, что нас, пацанов девяти-десяти лет в семью вряд ли кто возьмет – взрослые уже. Поэтому мы здесь до самого совершеннолетия находиться будем. Значит, «своим» становиться обязательно надо. Иначе – ни ночных тебе посиделок в тесном кругу друзей под одеялом, ни страшных историй после ужина на чердаке, ни набегов за яблоками на участок нашего подсобного хозяйства. Получается, идти вниз, туда, где меня погибший больше полувека назад кочегар ждет, надо.

И ведь придумали-то как! Нужно до самого низа подвала дойти, как раз где неработающий котел стоит, и чем-нибудь тяжелым по самой большой трубе три раза коротко, затем три раза длинно, потом опять три раза коротко простучать. То есть, тем, кто за дверью сейчас, подать сигнал «SOS» – только тогда они ее и откроют.

Вот гады!

Я сделал еще один шаг, еще на одну ступеньку ниже спустился. Ничего пока не происходит, никто меня за ногу костлявой рукой не схватил. – Ну а что, – думаю, – может быть, это враки все, нет там никакого привидения. Что если меня «на слабо» проверяют. Э-эх, чего же я раньше-то об этом не догадался! И с этими мыслями почти бегом, через ступеньку, на одном вдохе вниз спустился. Встал около лестницы и рукой на стену облокотился – не видно же ничего. И вдруг пальцами выключатель нащупал. Тумблером щелкнул и сразу же под самым потолком вспыхнула одинокая лампочка.

Подвал оказался не очень большим, шагов в пятнадцать в каждую сторону. В правом углу стоял тот самый, почерневший от времени и использования, огромный котел. Рядом с ним была куча угля, из которой вертикально торчала лопата. Будто кто-то только что свою работу оставил, вздремнуть пошел.

Я внимательно в углы всмотрелся – ни одна тень не шелохнулась. Нет тут никого. Это открытие порадовало и воодушевило. Я даже к котлу подошел и его створку открыл, чтобы посмотреть, что там внутри находится. И именно в эту секунду за спиной прозвучало:

– Ну, здравствуй, Сережа…

Ужас сковал все тело льдом. Наверное, я даже зубами застучал, потому что голос сказал:

– Ты не бойся, я тебе вреда не сделаю. Я же призрак…

Если бы я понимал, что внутри топки можно спастись, то наверняка туда забрался бы. Однако котел показался еще большей ловушкой, ведь тот, кто стоял сзади меня, перегораживал путь к отступлению.

Медленно, не разгибаясь, я повернулся туда, откуда раздавался голос. Никого нет! Я повертел головой в разные стороны – нет никого!

– Я же говорил, что вреда от меня ждать не надо, – подтвердил голос, – Видишь, тело-то у меня отсутствует. Значит, и сделать я ничего не могу.

– Ага, поверил, – ответил я дрожащим голосом. – А кто же тогда по трубе ночами стучит?..

– А-а-а, это ветер. Хотя, да, страшновато от этого становится, у самого мурашки по спине бегут.

– По какой спине-то? – спросил я подозрительно у голоса.

– Ну да, все не привыкну никак, – послышался вздох. – Спины у меня тоже ведь нет. О-хо-хо…

И так грустно все это голос сказал, что, честно говоря, мне его жалко стало. Ну прямо до слез. Уже не боясь я выпрямился и два шага к центру подвала сделал.

– А вы вообще кто? – спрашиваю.

– Я-то? Я – Дом.

– Какой еще дом? – не понял я.

– Самый обыкновенный. Тот, в котором ты сейчас живешь. Детский…

– А мертвый кочегар тогда где?

– Где, где… На небе. Где же ему еще быть. – Голос снова вздохнул. – Хороший человек был Андрей Андреевич. Жалко его. Мы с ним тоже, бывало, разговаривали. Вот с тех пор, как бомба в меня попала, собеседников у меня и не было. Так что спасибо тебе, Сережа, что в гости заглянул.

– А откуда вы мое имя знаете? – я даже на уголок какого-то ящика с инструментами присел.

– Я про всех здесь знаю. Как иначе? Я же Дом – все вижу и все слышу.

– И про меня все-все знаете?

– Да, я же сказал. Жалко тебя, Сережа. Но ты не грусти, твоим родителям на облаке хорошо сейчас – они за тобой, после того как в аварии погибли, наблюдают постоянно. И любить продолжают. Говорят, что они всегда рядом будут, Даже после того, как тебя в новую семью заберут…

– Кого? Меня? – Я даже улыбнулся. – Да кто же меня, десятилетнего, большого такого возьмет-то? Дураков поди нет.

– Вот посмотришь. – Голос прозвучал совсем рядом – как будто тоже на ящик присел. – Только вот плохо это.

– Почему? – Удивился я.

– Потому что ты мой новый друг, вот – разговариваешь со мной, и ничего, не боишься, не кричишь как девчонка.

– Это потому, что ты, наверное, добрый. Добрый же?

– Обычный я – не злой и не добрый. Самый обычный Дом, каких миллионы.

– То есть вас много таких?

– А как иначе? У каждого дома душа есть. Только не каждому дано ее голос слышать. – Дом помолчал немного. – Ладно, скоро обход будет, искать вас начнут. Так что беги наверх, пока не спохватились.

– А мне бы…

– По трубе постучать? Знаю. Не переживай, я попрошу ветер, чтобы он сам «SOS» простучал. Так что, иди, Сережа. И прощай. Не увидимся мы больше…

– Почему?

– Завтра утром все узнаешь…

Я встал, зачем-то потоптался с минуту на месте и к лестнице подошел. Оглянулся, еще раз подвал осмотрел, вздохнул.

– Ну тогда спокойной ночи тебе, Дом.

– И тебе, Сережа, спокойной ночи…

И все, я протянул к тумблеру руку и свет выключил.

Как ни странно, за дверью никого не оказалось – сама она была открыта, но Васьки с Петькой не было. На цыпочках, крадучись, я прошел по коридору до мальчиковой спальни, к своей кровати подошел. Из темноты послышался хихикающий Петькин голос:

– Ну что? Видел кочегара?

– Сам ты кочегар. Спи давай, шутник тоже нашелся.

Устроился в постели и сон как-то быстро и незаметно забрал меня в свои объятья. И только после полуночи откуда-то снизу раздались три коротких, три длинных и снова три коротких удара по трубе, которые я, разумеется, уже не слышал. Мне снился Дом – большой, старый и очень грустный…

 

Утром меня пригласили к директору детдома Марье Николаевне. Оказалось, что мамина младшая сестра с мужем оформили опекунство и теперь вот приехали за мной. Тетя Наташа, вдруг ставшая мне новой мамой, постоянно плакала. Ее муж Игорь, подбадривая, улыбался.

Сборы прошли быстро. Когда я вышел из здания на улицу, оглянулся на свои окна – Петька с Васькой мне махали руками. Прощались. При этом видно было, что оба плачут…

Жалко их, бедолаг – у них-то дядей и тетей нет совсем, сироты круглые. Ну ничего, слово тогда я себе дал, что иногда приезжать, навещать буду.

Перед тем как выйти из ворот за территорию детдома, я оглянулся еще раз. И вдруг увидел слабый дымок из трубы на самой верхушке крыши – он медленно стелился по черепице и как бы формировался во что-то плотное, осязаемое. Откуда-то появилась полупрозрачная фигура человека, который одной рукой опирался на трубу, а другой рукой махал мне, словно говоря «прощай».

Дом вышел меня проводить…

Я остановился и помахал в ответ.

– С кем ты прощаешься? – Спросила Наташа.

– С Домом. Только не прощаюсь, а говорю ему «до свидания»…

И в тот же миг яркий солнечный луч прорезал небо и осветил дорожку за забором территории, будто путь показал, по которому мне предстоит идти все оставшуюся жизнь.